Предыдущая публикация
Как водится, к фильму на «милицейскую тему» полагался консультант.
Тогдашний министр МВД Щелоков назначил таковым своего заместителя Константина Никитина, который помогал так, что почти не вмешивался в творческий процесс создания телесериала. В помощь «Жеглову» он определил генерал-майора милиции Владимира Илларионова:
— К тебе обратится актер Высоцкий. Дай ему что-нибудь из собрания «тюремной лирики», потолкуй с ним о быте и нравах послевоенного блатного мира.
«Через несколько дней, — рассказывал Илларионов, — ко мне в кабинет несколько смущенно вошел невысокого роста худой человек с запоминающимся лицом. Назвался. Я молча передал ему несколько заранее подготовленных альбомов. Поблагодарив, Высоцкий ушел.
С каждым новым приходом он задерживался все дольше, наши беседы становились все продолжительнее. Много говорили о сыщиках времен капитана Жеглова. Мне в начале 1950-х доводилось видеть их в деле... Высоцкого интересовало все: внешность сыщика, одежда, привычки, любимые жесты и слова, обращение с задержанными».
Утверждение Владимира Высоцкого прошло сравнительно легко. Устроили формальный отбор в ДК имени Горбунова. Всех кандидатов приглашали из начинающих актеров, заведомо неконкурентоспособных. Им легче потом отказывать. Во время обсуждения на худсовете Никитин поддержал пробу Высоцкого и заявил: «Пусть будет он. А если что, то это же не телепередача в прямом эфире, а фильм! Здесь можно все отснятые материалы заранее проверить, и исправить».
А вот с партнерами были проблемы. На роль Шарапова режиссер предложил Николая Губенко. Но против его кандидатуры решительно возразил Высоцкий: «Мы с Колей мажем одной краской». И предложил Ивана Бортника. Дело дошло до проб, но потом застопорилось. Говорухин заупрямился: «Я предлагаю Владимира Конкина».
— Кто такой?
— Играл Павку Корчагина. Он замечательный! Это то, что для Шарапова надо. Вы не видели его глаза, его лицо — чистое, благородное.
Сделали кинопробы. Когда их показали на центральном телевидении, ни одного голоса за Конкина не было подано, и режиссеру официально порекомендовали искать другого исполнителя. Через десять дней Говорухин сообщил, что нашел десять актеров на роль Шарапова. «Увидели мы этих «Шараповых», — рассказывали Вайнеры, — упали на пол и зарыдали, и захохотали... Он пригнал нам еще десять Конкиных, только похуже и пожиже.. Мы поняли, что в какой-то его режиссерской извилине образ Конкина засел у него навсегда..»
Плюс ко всему тем, «кто был особо боек», ерепенился и возражал против Конкина, прямо сказали: «Вопрос решен. Скажите спасибо, что мы вам Высоцкого утвердили...» Только когда уже было снято более половины картины, Говорухин вспомнил о Леониде Филатове — «это был бы тот Шарапов, какого я хотел с самого начала».
С легкой руки Высоцкого Фоксом стал Александр Белявский. Хотя худсовет уже утвердил на эту роль Бориса Химичева, но режиссер был им недоволен, считая, что внешность актера не той эпохи. Высоцкий подсказал: «Зовите Сашку Белявского — он сделает...» Владимир же подсказал ему ключ к пониманию образа бандита, нашел нужные слова: «Саш, ты не ершись. Просто играй человека, который себя уважает». Отсюда и появилась эта «кровяночка», независимый взгляд. Аналогичная ситуация была с Виктором Павловым, который сыграл Левченко.
Но особый случай — Всеволод Абдулов. Осенью 1977 года он попал в страшную автокатастрофу, и потом три недели находился в коме. «Вначале врачи вообще ко мне не подходили — знали, что случай смертельный и шансов нет, — вспоминал Абдулов. — Но я... не хотел умирать! Я ничего не соображал, но пытался им объяснить, что все-таки жить буду!»
Высоцкий подошел к режиссеру и сказал, что надо дать Севе шанс сняться, чтобы был стимул справиться с болезнью. Только так можно было привести его в себя. «И когда весной, — продолжал Абдулов, — я лежал в очередной больнице после тяжелой операции, пришел Володя со Славой Говорухиным. Они принесли мне 5 томов сценария... И оставили на листочке список ролей — на выбор. Я выбрал Соловьева. Страшные были съемки. Я не мог текст запомнить. Не мог запомнить, что Володю зовут Глеб. Но для меня решался вопрос: либо я буду продолжать жить и работать, либо — все...»
Тогда в Запорожье, в конце апреля 1978-го, за две недели до начала съемок в Одессе, будущий капитан Жеглов, но тогда еще Высоцкий, совсем неожиданно для меня сменил тему беседы и сам заговорил о том, что его по-настоящему, как он выразился, скребет за душу:
— Вот если бы мне позволили, я бы больше всего хотел сам сделать кино. От начала до конца: написать сценарий, поставить его, сыграть в нем роль, исполнить свои песни. Но им же диплом нужен!..
Он на мгновение отвлекся: «Вот Толя Васильев, наш актер, окончил режиссерские курсы, все, казалось бы, снимай. Так нет, стоп. К кому я только не обращался — и к друзьям, и к знакомым, и к незнамомым, чтобы ему все же дали возможность снять фильм...»
— А о чем бы был фильм Высоцкого?
— Да есть у меня кой-какие заготовки, планы, наброски... Что-нибудь из времен гражданской войны, может быть... Вот, если выйдет — хорошо, если нет — тогда, значит, не получилось».
Он не хотел больше углубляться в эту тему, и, может быть, даже ругал себя, что проговорился о чем-то сокровенном, еще хрупком, неокрепшем, к чему и прикасаться-то было опасно. А, возможно, просто не хотел спугнуть возможную удачу.
В тот вечер он очень спешил: во время своего выступления в запорожском Дворце спорта «Юность» резко прерывал аплодисменты, оставлял без ответа записки. Просто добросовестно отрабатывал обещанную программу. На ходу объяснил: накануне звонил в Париж Марине — 1 мая она будет в Москве. Надо успеть. Суетились администраторы, бледнели и потели, подыскивая наиболее удобный вариант маршрута Запорожье — Москва. «Володя, есть! — в комнате появился взлохмаченный Гольдман. — Сразу после концерта на поезд до Харькова, оттуда есть ночной рейс на Москву. Успеваем!»
Сразу после выступления Высоцкий выскочил за кулисы, набросил курточку, схватил куртку, дорожную сумку и кубарем покатился по лестнице. «Пока! Еще увидимся!..»
В Одессе половину своего съемочного времени, по мнению сценаристов, Высоцкий тратил на то, чтобы руководить актерами. И делал это замечательно, потому что делал это уверенно, твердо, требовательно, как настоящий лидер. Не забывая при этом щедро «расплачиваться» с людьми. Мог спеть, отвлечь, развеселить, поднять настроение и внушить желание работать.
«Он всех умел очень точно расставить, — наблюдал со стороны Аркадий Вайнер. — Умел исключительно строго им приказать на съемочной площадке, хотя и не имел никакого права на это. Был таким же актером. А все перечисленное — компетенция режиссера-постановщика. Но он умел приказывать так, будто он даже не режиссер, а директор студии. Умел попросить. И все это делалось настолько обаятельно и легко, и приятно, и мягко, что все это охотно делали».
Во второй половине июня все счастливо совпало — и желание Высоцкого попробовать себя в режиссуре, и случайно подвернувшаяся зарубежная поездка Говорухина. Станислав Сергеевич знал о режиссерских амбициях друга и предложил: Пробуй, я как раз мешать не буду». За эти несколько дней Владимир Семенович заставил всех выложиться на полную катушку. Когда Говорухин объявился на съемочной площадке, со всех сторон раздались стоны: «Он нас замучил!»
Высоцкий самостоятельно срежиссировал сцены допроса и опознания Фокса, сцену, в которой Шарапов отпускает из-под стражи Груздева. Потом еще эпизод с Васей Векшиным. Высоцкий хорошо понимал цену детали, мелочи в общем антураже, в облике героев. Видимо, сказывались уроки старого кинематографиста Иосифа Хейфица. Исполнитель роли молодого оперативника Евгений Леонов-Гладышев рассказывал, как у его героя появилась татуировка на руке. Ведь по роману Векшин колонист, несмотря на возраст, повидавший многое. Посыпались предложения: «За Родину! За Сталина!», «Не забуду мать родную»... Владимир Семенович предложил написать женское имя.
— Почему женское имя — парнишке всего шестнадцать лет?
— А в этом есть какая-то биография. Может, это его первая девушка, может, мать.
И сразу рассыпался целый букет имен: Оля, Света, Валя, Наташа, Люба, Таня, Клава, Леля... Леля! Это имя предложил Высоцкий. Все точно! — в довоенные и первые послевоенные годы это имя было очень популярным. Белое кашне морского офицера — весьма характерная деталь — появилось на шее у Васи Векшина тоже по предложению Высоцкого.
Ну, а как должен одеваться сам Жеглов?
В костюмерной Говорухин выпытывал у Высоцкого:
— Какой головной убор больше подойдет?
Высоцкий франтовато примерял кепочку:
— Как?
— Хорошо! — одобрил режиссер.
Высоцкий примерил шляпу. Говорухин сражен:
— Еще лучше! Мне и то и другое нравится.
— Мне тоже, — согласился Высоцкий. — Знаешь, что мы сделаем? — и надел шляпу на кепку. — Вот мы снимаем меня в шляпе, а когда надо — я уже в кепочке. Раз тебе и то и другое нравится!
Потом на складе Одесской студии «капитан Жеглов» долго подбирал себе пиджак, искал джемпер в полоску. Примерно так же был одет киногерой Аль Пачино в одном из фильмов, который очень нравился Владимиру.
Исполнительница роли подруги Фокса Татьяна Ткач, даже когда была не занята на съемках, специально ходила на площадку, чтобы полюбоваться на работу Высоцкого. «Я до сих пор воспринимаю эту картину... как поездку к морю и встречу с Высоцким, — признавалась актриса. — Он мне был жутко интересен! Так, как он, у нас раньше не работали. Володя приходил на площадку с вызубренным текстом, с уже выстроенной логикой каждого эпизода, с кучей своих придумок — то есть во всеоружии. И если Конкин не знал текста, очень возмущался: «Как такое вообще может быть?!»
Возвратившаяся на съемочную площадку после вынужденного простоя Светлана Светличная очень комплексовала, думала, что не потянет роль сестры убитой. «Володя меня спас, — говорила она. — Сказал Говорухину: «Слава, ты знаешь, она должна реветь... Когда приходит беда, женщина обычно начинает стирать или мыть посуду...» — это было очень точно. А еще он предложил мою героиню называть не по имени-отчеству, а просто Надюшей. И сразу стало как-то легко...»
«Каждым своим словом, взглядом, жестом Высоцкий задавал тон партнерам, — рассказывала Лариса Удовиченко (блестящая Манька-Аблигация). — Импровизировал он — импровизировали мы... Помните, она спрашивала, как писать: облигация или аблигация. Я по своей неграмотности не знала и спросила Высоцкого. Володя ответил: «Пиши: облигация». А режиссер Говорухин подслушал и ухватился: «О! Замечательно! Оставим в картине». Правда, теперь Говорухин рассказывает, что это придумал он...»
Спасибо, что хоть исполнитель роли Кирпича Стас Садальский не отрицал, что приблатненный говорок его герою придумал Владимир Высоцкий... Из подобных мелочей, как в мозаике, складывалась общая картина.
«Я заставал его всегда в наилучшей форме собранности, рабочей форме, он был необычайно перспективен и, как режиссер, и как руководитель, — говорил Сергей Юрский. — В нем ничего не было от того, что говорили: гуляка, праздный, эдакий Моцарт, который все время сочиняет песни, чуть отвлекаясь от них, небрежно делает какую-то работу, и она все равно гениальна... Этого ничего я никогда не заставал в общении с Володей. Я заставал человека трезвого, умеющего планировать и осуществлять планы, умеющего действительно быть руководителем без того, чтобы собою подменять всех остальных, контактного руководителя и контактного партнера, с которым дело иметь лично мне было необыкновенно приятно... Поэтому когда он говорил о том, что «я буду режиссером, вот куда меня ведет сейчас все», — я это не только одобрял, но и просто знал, что, да, это вполне возможно, это могла бы быть его перспектива».
Один лишь Владимир Конкин не мог скрыть своего раздражения: «Поскольку Владимир Семенович был другом Говорухина еще со времен «Вертикали», ему позволялось высказывать свое мнение по любому поводу и делать замечания всем и вся. Думаю, Высоцкий пользовался своей луженой глоткой чаще, чем это было нужно».
Жаль, Конкин — Шарапов не догадывался, что у Высоцкого была своя, очень высокая художественная корысть. Он не мог бросить просто так, на произвол судьбы то, во что вложил столько сил. Высоцкий не позволял себе выполнять свою задачу, не обращая внимания на партнера, махнуть рукой, мол, как хочешь, так и снимайся. Ему нужно было подтянуть его к своему уровню, чтобы в итоге самому не проиграть.
© Юрий Сушко. По-над пропастью.
Следующая публикация
Нет комментариев