Школу я не любил, а она – меня. Да я в нее фактически и не ходил. Прогуливал безбожно. Зато задолго до окончания школы я уже прекрасно овладел ненормативной лексикой, научился курить и цыкать сквозь зубы, как заправская шпана. Но курить меня отучили быстро – без всяких пилюль и нотаций. Однажды, когда в школе шли уроки, я скрылся в туалете и с папироской в зубах стал комментировать из окна футбольную игру в школьном дворе: – Рыжий, так тебя и эдак! Кому ты подаешь, эдак тебя и так! А ты, Длинный, трах-тарарах, совсем мышей не ловишь! Слышу – кто-то вошел. Ну, думаю, еще один такой же прогульщик, как и я. А оглянуться мне некогда – очень уж увлекся игрой. И тут меня хлопают по плечу и просят: – Оставь. Я, опять же не оборачиваясь, откусываю слюнявку и передаю через плечо с обязательной в таких случаях репликой: – Свои надо иметь. Тот не отвечает и продолжает за моей спиной докуривать мой чинарик. А я уж совсем в раж вошел. – Славка, так тебя и эдак! Не видишь, куда бьешь, эдак тебя и так?! – Ну, Дуров, пойдем – хватит. Оборачиваюсь – директор школы! Спускаемся в его кабинет. – Мерзавец, – говорит он мне, – ты что куришь? – «Беломор», – отвечаю. – Дай сюда! Я вынимаю из кармана пачку, кладу ему на стол. – Сколько тебе денег дает мать на день? Не помню уж сейчас после всех этих денежных реформ, сколько мне давала мать на обед. Мы жили бедно и всего было в обрез. Называю сумму. – А сколько стоит «Беломор»? – спрашивает. Опять называю сумму, которая сжирает весь мой дневной бюджет. – Негодяй! – говорит он, кладет мой «Беломор» в стол и вытаскивает оттуда пачку «Прибоя». – Вот что тебе, стервецу, надо курить! И тогда тебе останется хоть на булочку! Вон отсюда, чтобы я тебя больше не видел! Когда я вышел из кабинета, почувствовал, что лицо мое горит. Ведь он не ругал меня за прогул, не говорил о том, что «курить вредно». Ведь ни один дурак не станет утверждать, что «курить полезно». Он всего-навсего хотел, чтобы я имел возможность покупать себе каждый день булочку! Директор школы курит «Прибой», а его сопливый ученик позволяет себе «Беломор», который в три раза дороже! Эта беседа в одни ворота произвела на меня такое впечатление, что через несколько дней я бросил курить. И понял, какой это был грандиозный педагог. Окончательно я убедился в этом после другой истории. Однажды мы затеяли драку – класс на класс. Конечно, тут же доложили директору. Он ворвался в класс, дернул свой мундир так, что с него все пуговицы осыпались, и закричал, повышая голос по хроматической гамме: – Дуров! Сегодня ты ударил своего товарища, завтра ты ударишь своего учителя, потом – меня, потом ты убьешь члена правительства, а потом начнешь бить стекла! Все замерли. Тогда я мало чего понял. А вот позже, анализируя его тираду, до меня дошло: ну что такое член правительства? Ничто! А вот стекла после войны – это была великая проблема. Особенно – для директора школы. Да, грандиозный был педагог, наш директор! Лев Дуров "Байки на бис"

В начале 2000-х годов Лев Дуров играл главную мужскую роль в антрепризном спектакле «Афинские вечера», поставленном Театральной ассамблеей драматурга Петра Гладилина. А вот роль его тёщи в этой пьесе исполняла ведущая актриса Московского театра Сатиры Ольга Александровна Аросева. Спектакль с участием двух знаменитых актёров с неизменным успехом шёл на разных театральных подмостках по всей нашей стране. А на гастроли Лев Дуров и Ольга Аросева обычно ездили на поезде, причём размещались в одном купе. О тех поездках Лев Константинович рассказывал с присущим ему юмором: «Я на гастроли в поезд никогда не беру ни спортивного костюма, ни тапочек. Меня всегда пугает такая картина — через пять минут после отхода поезда в коридоре появляется какая-то странная спортивная сборная очень пузатых мужиков». Так вот, обычно было так: если вдруг ночью у Дурова возникало желание прогуляться в конец вагона (сами понимаете, куда и зачем), то он, за неимением своей дорожной одежды, надевал красивые, расшитые золотом тапочки Аросевой, снимал с вешалки её роскошный халат, тоже надевал его на себя и тихо-тихо пробирался по коридору… Как вы думаете, чем бы таким забавным это всё могло обернуться? Тем, что однажды, когда Ольга Александровна утром пошла в туалет умываться, она услышала себе вслед, как одна пассажирка произнесла своей попутчице такую вот реплику: — Ну надо же, в парике такая красивая, такая изящная, а ночью ты б её видела! Лысая, ножки тоненькие! Ну что ты хочешь, актриса. Преображается…

Однажды знаменитый режиссер Владимир Немирович-Данченко оказался в региональном театре оперы и балета, чтобы посмотреть балет «Пламя Парижа» о французской революции. В то время часто на спектакли приглашали рабочих и колхозников за трудовые заслуги — приобщали массы к культуре. Во время спектакля сидевший рядом с ним старик пролетарского происхождения с окладистой бородой толкнул Немировича-Данченко локтем и по-свойски спросил: «Слушай, что они все пляшут да пляшут, а петь-то когда начнут?» Не расположенный к фамильярности Владимир Иванович сухо ответил: «Это балет. В балете петь не принято». Немирович-Данченко не знал партитуры этого балета и был страшно удивлен, когда внезапно артисты на сцене вдруг запели Карманьолу: таков был замысел постановщика! Сосед заметил Немировичу-Данченко с некоторым пренебрежением: «А ты, дед, видать, тоже, как и я, первый раз в театре...».