Предыдущая публикация
ПИСАТЕЛЬ АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ В ГОСТЯХ У ЛЕТЧИКОВ 34 ИАП 6 ИАК ПВО НА АЭРОДРОМЕ ВНУКОВО.
ОЧЕРК «ТАРАН».
14 августа 1941 года подмосковный аэродром Внуково посетила делегация журналистов, среди которых был знаменитый писатель Алексей Николаевич Толстой со своей помощницей и супругой. Видимо писатель заканчивал свой знамениты очерк "Таран", по этому посетил летчиков 34-го истребительного авиаполка 6-го истребительного авиационного корпуса ПВО. В этом полку служил командир звена, старший лейтенант Виктор Александрович Киселев, командир совершивший в ночь с 9 на 10 августа 1941 года в районе г. Наро-Фоминска третий ночной таран в Битве за Москву ( после легендарного тарана Петра Еремеева в ночь на 29 июля 1941 года и тарана Виктора Талалихина в ночь с 6 на 7 августа 1941 года).
На фото:
Писатель Алексей Толстой в гостях у летчиков 34 ИАП. Внуково. Беседует с В. Киселевым. Аэродром Внуково. Август 1941 г. (Автор Лоскутов Сергей Иванович)
А.Н. Толстой выступает перед летчиками 34-го истребительного авиаполка 6-го истребительного авиационного корпуса. Аэродром Внуково. Август 1941 г. (Автор Лоскутов Сергей Иванович)
Писатель А.Н. Толстой, секретарь писателя Н. Озерская, корреспондент «Красной звезды» Дмитрий Медведовский беседуют с летчиком В. Киселевым. Аэродром Внуково. Август 1941 г. (автор Халип Яков Николаевич)
Писатель А.Н. Толстой, секретарь и его супруга Людмила Ильинична беседуют с летчиком В. Киселевым. Аэродром Внуково. Август 1941 г. (автор Халип Яков Николаевич)
А.Н. Толстой с командиром 34 ИАП 6 ИАК ПВО майором Л.Г. Рыбкиным у самолета МиГ-3. Аэродром Внуково. Август 1941 г. (Автор Лоскутов Сергей Иванович)
Статья А.Н. Толстого «Таран» была опубликована в «Красной Звезде» 16 августа 1941 г. :
«Cлавяне никогда ничего не поймут в воздушной войне – это оружие мужественных людей, германская форма боя», – так сказал Гитлер. Но слова словами, а факты фактами.
Бомбардировку с пикирования и парашютный десант фашистская авиация заимствовала от советской авиации. За полтора года европейской войны и за семь недель воздушных боев на Восточном фронте фашистская авиация не выдвинула никаких новых достижений. Несмотря на хвастливое заявление Гитлера, она ведет себя отнюдь не мужественно.
Отчего это происходит? Происходит это от признания немцами превосходства боевых качеств советских летчиков. Тут уже ничего не поделаешь – ворон соколу не товарищ...
...На днях я был в авиачасти, на боевом аэродроме, чтобы поговорить с летчиком-истребителем Виктором Александровичем Киселевым. Дня за два до этого он таранил и сжег немецкий бомбардировщик, причем сам отделался легкой царапиной на щеке. Правда, машина его погибла.
Идем по огромному полю, кое-где можно различить замаскированные истребители. Дежурные машины наготове, в них сидят летчики, повесив впереди себя меховой шлем с наушниками. Около звеньевого – в траве, на коленях – телефонист, не отрывающийся от трубки. Трава по-осеннему желтая, мирно подувает ветерок, и мирно плывут тучи. Здесь же, на поле, производят ремонт машин: к одному самолету подъехал грузовик с маленьким подъемным краном, на котором висит новый мотор, у другой машины сменяют крылья. Приземляются и уходят огромные транспортные самолеты. Кое-где под ветвями низенькие палатки-шалаши, в них на сене одеяла, подушки и книги, здесь живут летчики. Обедают они на поле, за длинными столами. Автобус-кухня развозит сытные завтраки, обеды и ужины.
По полю к нам идет не спеша Виктор Киселев, вписавший свое имя в список героев воздуха. Он смуглый от солнца и ветра, как все здесь на аэродроме. Подойдя, рапортует комиссару, что явился. Затем стоит, застенчиво поглядывая на нас серыми веселыми глазами. Среди приехавших – женщины, и он несколько стесняется, что у него на щеке царапина. Показывает, вынув из кармана, трофеи: железный крест, снятый со сгоревшего фашиста, финскую медаль и разрывную пулю германского тяжелого пулемета.
- Товарищ Киселев, расскажите, как вы его таранили?
- Вышло это не совсем удачно, – говорит он, наморщив лоб. – Я уверен – таранить можно так, что свой самолет непременно останется цел. Погорячился, и получилось не как хотел. Практики не было. – Он скромно улыбается, комиссар смеется. – Патроны у меня кончились, противник пробил мне масляный бак и радиатор, мотор у меня вот-вот должен заклиниться. Ну, конечно, азарт, не хочется его упустить. Подхожу к нему снизу, чтоб царапнуть его винтом по хвостовому оперению, – рассчитать можно правильно, чуть-чуть только задеть кончиками винта. Струя масла залила у меня козырек, плохо вижу. Подкрался, в это время струя воздуха от самолета бросает мой истребитель кверху. Тут я погорячился. Таранил его сверху, врезался ему в левый бок.
- Удар был сильный? Что вы почувствовали?
- Ничего я не почувствовал. Надо было предусмотреть, а я, видишь, ударился щекой об ручку, просто говоря, по-глупому. Сразу же вражеский самолет исчез. Был в лучах прожекторов – и нет его. Мой истребитель вошел в штопор. Один виток, другой виток, третий виток. Хочу вывести его из штопора, вижу – нет, надо прыгать. Сразу ноги подобрал с педалей, приподнялся, высунулся, струей меня и перегнуло. Не могу выбраться из кабины, как прилепило.
- А ваш истребитель штопором летит вниз?
- Ага. Всего-то бой был на тысяче двести метров. Я уперся одной ногой и вывалился. Считаю до восьми, шарю парашютное кольцо, а кольца нет. Оказалось оно у меня под мышкой. Дернул, парашют раскрылся. Опускаюсь, вижу на земле горит только один самолет, а другого нет. Неужели, думаю, это мой, а противник ушел? Неприятную пережил минуту. Оказалось, горел немец. А мой истребитель, – мы его потом два дня искали, – упал неподалеку в лесу, ушел в землю, как снаряд, на поверхности торчало одно хвостовое оперение.
Вот другой рассказ, лейтенанта Катрича.
- В десятом часу утра я получил сообщение, что один самолет противника идет курсом на Москву. Взлетаю и замечаю в воздухе белую полосу, образуемую концентрацией паров. Беру направление на эту дымчатую дорожку. С высоты шести тысяч метров вижу чуть заметную точку. Противник был выше меня и далеко впереди. Надеваю маску кислородного прибора. Самолет на этой высоте ведет себя лучше, чем у земли, – это меня радует. Точка впереди растет и принимает форму самолета. Различаю опознавательные знаки, вижу стрелков в стеклянной кабине. Высота – восемь тысяч метров, дистанция – сто метров. «Теперь не уйдешь!» Прошиваю пулями от хвоста к мотору весь самолет противника. Только после этого фашисты меня заметили. Стрелок из кабины отвечает огнем. Я вновь повторяю атаку, делаю длинную очередь и вижу вспышки пламени на левом моторе противника. После третьей атаки у меня кончились боеприпасы. Стрелок хвостового оперения молчал. Я убил его. Левый мотор дымил, но бомбардировщик продолжал лететь. Он рассчитывал, что у меня скоро кончится горючее. Принимаю решение таранить.
О том, как надо таранить самолет и в каких случаях это делать, я много думал. Первое сообщение о подобных героических поступках наших летчиков меня сильно взволновало. Но они, тараня противника, теряли свой самолет. Я пришел к выводу, что можно таранить, сохранив самолет. Настало время проверить мое решение. Быстро сближаюсь с бомбардировщиком. Захожу ему с левой стороны, прицеливаюсь носом на хвостовое оперение с таким расчетом, чтобы только кончиками винта зацепить стабилизатор и киль. Расчет оправдался. Раздался легкий стук, я мгновенно убрал газ и тут же отвернул истребитель в сторону. Когда я вышел из разворота, самолет противника, перейдя в крутое планирование, быстро несся к земле. Я планирую вслед за ним. Бомбардировщик делает несколько попыток выровняться, он форсирует мотор, добивается на несколько секунд горизонтального полета, но вновь теряет управление, выходит в крутое пикирование, врезается в землю и вспыхивает.
К нему уже бегут крестьяне, работавшие в поле. Тогда я решаю идти на свой аэродром. Мотор работает безотказно, но погнувшийся винт дает большую вибрацию, самолет трясет. Посадка прошла благополучно.
Старший лейтенант Еремеев, участник многих воздушных боев, ночью атаковал фашистский бомбардировщик и расстрелял по нему весь боекомплект. К атакованному им фашисту подходил второй неприятельский самолет. Тогда Еремеев решил идти на таран. Он также, подойдя снизу, пропеллером отрубил стабилизатор и руль поворота, и фашистский бомбардировщик рухнул на землю.
К этому списку таранщиков нужно прибавить Героев Советского Союза Талалихина, Здоровцева, Харитонова и других летчиков-героев.
В истории авиации таран – совсем новый и никем и никогда, ни в одной стране никакими летчиками, кроме русских, не испробованный прием боя. Впервые на таран пошел знаменитый летчик Петр Нестеров. Это произошло 26 августа 1914 года. В этот день был протаранен первый немецкий самолет. Ныне советские летчики значительно пополнили список «подсеченных» немецких машин, открытый их славным предшественником – Петром Нестеровым. Советских летчиков толкает на это сама природа, психология русского крылатого воина, упорство, ненависть к врагу, смелость, соколиная удаль и пламенный патриотизм.
Нет, господа гитлеровские вороны, – «богатыри не вы!» Воздух принадлежит лишь смелым, сильным, талантливым, инициативным советским крылатым людям. Авиация – это русская форма боя. Небо над нашей родиной было и будет наше.
На фото: Алексей Толстой и корреспондент «Красной звезды» Дмитрий Медведовский вместе с летчиками, защищающими небо Москвы. Аэродром Внуково, Август 1941 г.
#ПоисковикиРФ #ПоискРФ #ПоисковикиМО #военнаяархеология #поисковоедвижениемосквы #ВВСРККА #судьбасолдата
Следующая публикация
Комментарии 3