Предыдущая публикация
ОБИДА
Поминки закончились. Женщины домывали посуду на кухне, негромко переговариваясь. Мужчины столпились на крыльце и молча курили.
За столом остались соседка покойной Галины Петровны - баба Нюра и старшая дочь Надя. Чёрный платок оттенял бледность лица сорокадвухлетней, крупной, обычно жизнерадостной женщины. Она сидела, тупо уставившись перед собой на полупустую бутылку водки.
Сухонькая баба Нюра легонько тронула её за локоть:
- Надюшка, пойду я домой! Да и тебя муж заждался. Горе, что и говорить: совсем молодая ушла Галя. Всего шестьдесят три года! Какой же это возраст? Жить только бы ей сейчас! На вас на детей радоваться, да внуками любоваться! Ан нет! У каждого человека видно свой срок. И ничего тут не попишешь!
Надя быстро схватила початую бутылку, резко налила две рюмки, повернувшись к ней всем телом, тихо выдохнула:
- Давай помянем ещё раз твою подружку, баба Нюра.
Соседка пыталась её остановить:
- Хватит уже, Надежда! Горе конечно, но его водкой не зальёшь. Домой иди. Утро вечера мудренее.
Но молодая женщина оттолкнула её руку, схватила рюмку и расплескав, опрокинула в рот противную тёплую жидкость. С непривычки задохнулась, раскашлялась, сунула в рот лимон и, утирая хлынувшие слёзы, почти просипела:
- Не могла она на нас радоваться. Не могла! Это мы её убили, баба Нюра. Мы её дети! До смерти довели! Равнодушием своим.
Бабушка всплеснула руками:
- Наденька! Что ж ты такое говоришь? Знаешь, как Галя вас любила? Особенно, когда мужа Павлика похоронила. Так и говорила, что защитника своего она потеряла. Если бы не вы, её дети, впору за ним на тот свет идти.
Надя кончиком платка утёрла слёзы:
- Вот! А мы, четверо детей, не смогли защитить её. Помнишь, год назад, младший зять, Машкин Илья по пьяни поднял на неё руку. По лицу ударил! Её, которую папа пальцем никогда не трогал!
Машка, конечно, на него наорала, а потом матери брякнула, что незачем было её мужа провоцировать, когда он выпивши. Что так недолго и до развода их семью довести.
Мама прибежала ко мне и пожаловалась, плакала навзрыд. Уж очень обидело, что живут вместе с ней в её доме, да её же зять побил, а дочка отругала.
Я с Машей говорить стала, та на дыбы:
- Что вы все лезете, моего мужа воспитываете? думаешь сладко, когда промеж супругов тёща стоит? Забирай мать и живи с ней сама!
Я и напомни, что у них с Ильёй ни кола, ни двора! Живут с матерью в её доме и над ней же измываются. В общем поругались мы.
А мама обиду не могла забыть и переживала сильно. Задела её наглость младшего зятя и предательство Машки. Вдруг почувствовала, что без мужа некому защитить её от наглости Ильи. Но у неё же два сына!
- Надя, пусть покажут Ильюшке его место! Он должен понять, что я в семье уважаемый человек! И не то, что бить, даже голос на меня повышать нельзя!
Пришлось мне братьям тут же обо всём рассказать и предупредить, что в воскресенье мама нас всех ждёт. Детей, защиту свою! Кровиночек, которых вырастила. Нужно, чтоб зять понял своё недостойное поведение.
Мама вечером домой пришла и зятю сказала с порога:
- Ну, подлец, будешь иметь дело с моими сыновьями!
А назавтра была она с утра радостная, довольная, что по её желанию вышло! Затеяла пироги, накрыла стол! С дочкой и с зятем не разговаривает. Ждёт мести! Взгляд гордый надменный!
Мы с моим мужем с утра здесь, я маме помогала готовить и на стол накрывать. Машка-то забастовку объявила. Злится, что без её согласия мама всех созвала. А деваться-то ей с мужем некуда! Зять съёжился в углу. Знает кошка, чьё сало съела!
Приехал старший брат Семён с женой Дашей. Маму поцеловал, с Ильёй поздоровался и сидят про рыбалку разговаривают. Тут второй братик Саша с благоверной явился, маму приобнял. Илья и ему руку суёт.
Сели за стол. А там накрыто на славу, и беленькая истекает слезой. Мама весёлая и довольная: ещё бы по одному зову все дети явились её защищать от супостата!
Только прямо праздник получается, а не разбирательство обиды! Зять суетится, наливает. Все пьют, крякают, угощаются.
А мать – то ждёт, когда состоится суд над негодным зятем, ведь сыновей для того и пригласила, для этого свою обиду им рассказала.
Но мужики пока молчат, а зять, знай им подливает, да угощает. Пиво приволок и рыбки сушёной, вкусной.
Сидела я, сидела, да вижу братики мои, защитнички мамины, от водки краснеть начали, рожи у них поплыли. Напоит он их, и весь суд насмарку! А мама - то ждёт!
Собралась с духом, наконец-то! Старшая дочь я или не старшая? Как рявкну на подлеца, что ужом извивается вокруг шуряков:
- Илья, как тебе не стыдно руку на мать поднимать?
Аж на визг сорвалась:
- Да мы тебе!
И тишина вокруг. Сыновья мамины, братики мои, меня не поддержали, молча пьют, а на меня даже глаз не скосили. А этот подлец уж третью запотевшую бутылку в руках держит, наливает в их рюмки и бормочет:
- Мы с Галиной Петровной одна семья и сами как-нибудь разберёмся.
Я взвилась:
- Ты хотя бы перед ней извинился!
Как тут глянула на меня Машка, аж взглядом испепелила. Встала из-за стола и принесла ещё одну холодненькую поллитровочку. Вот значит, как они здорово подготовились!
А Илюха улыбается сахарно:
- Сейчас ещё по одной жахнем и все вопросы миром решим.
- Хватит мужиков спаивать, домой-то как мы поедем?
Младшая Лена на своего тоже ворчать начала. Жёны на мужей набросились. Про суд над хулиганом Ильёй все забыли.
А зять-то хитрый, сам тварюга в этот раз не пил. Поэтому клятвенно обещает, что всех отвезёт к их подъезду, и каждого даже в квартиру занесёт. А нужно будет, и ботинки снимет!
Рассмешил всех, а Машка уже тащит из холодильничка ещё одну поллитровочку и с прищуром на меня смотрит. Со зла я тоже схватила полную рюмку и замахнула!
Что мне больше всех нужно? Они все добренькие и весёлые, а я злюка поганая?
Снохи тоже выпили и песню решили затянуть о судьбе одинокой рябины, но Машке, главной запевале некогда: они с мужем снуют из кухни в зал – родственников обслуживают. Илья как настоящий официант – каждому старается услужить. Ишь, какими внимательными хозяевами первый раз в жизни оказались! А мужики довольные: водку хлещут и закусывают.
Вдруг замечаю, что мамы среди нас нет. Сунулась в кухню, в её комнату, во двор. Нет нигде! Думаю, поди, к бабе Нюре ушла. А на сердце осадок неприятный, как – будто что-то неправильно получилось!
Ладно, как теперь получилось, так и получилось. Разберёмся завтра.
Нам со старшим братом в одну сторону. Зять нас бережно усаживает в свою машину, с младшими прощаемся и покатили.
И вдруг вижу, как по тротуару медленно бредёт сгорбленная маленькая фигурка. Мамочка наша! Куда идёт - непонятно. Седые прядки выбились из-под скромного платочка, даже кухонный фартук забыла снять! Такого с нею отродясь не случалось!
Хотела вскрикнуть, машину остановить, к ней кинуться, но на Илью глянула – сидит за рулём, как каменный. А когда мимо мамы, а его тёщи, уже проехали, шутить начал, веселить нас.
Вечер тихий и ясный, водочка к размягчению души располагает, и я успокаиваюсь: все-таки семья, а в семье всякое может случиться. Как в народе говорят: всё быльём порастёт, да забудется!
Сегодня же с мужем поговорю, чтоб её к нам в дом забрать. Или лучше завтра? Нет, завтра похмелье будет, только поругаемся: какому мужику хочется, чтоб тёща в его доме жила? Точно, послезавтра порешаем, на свежую голову.
Утром, только встала, сразу к маме. Машка дуется, со мной не разговаривает, а Илья, как ни в чём не бывало: уже в лёгком подпитии - за вчерашнее вынужденное воздержание навёрстывает.
Мама в своей комнате лежит на кровати, не сняв одежды. Как была в платочке и домашнем фартуке, так и спит.
Даже сердце у меня защемило. Называется, вырастила детей! Правду говорят: маленькие детки – маленькие бедки. Наклонилась, в щёчку поцеловала, а она, видимо вчера так умаялась, что даже не проснулась.
Вечером с работы я опять к ней. Машка меня увидела и сразу ехидно спросила:
- Ты у нас теперь жить будешь?
- Я не к вам пришла, а к маме в дом.
Ох, как же злобно глаза её полыхнули! Жаль, что из-за дурака Ильи, между нами, сёстрами, чёрная кошка пробежала.
Маму нашла в огороде, около яблоньки, которую папа посадил. Фигурка её, как мне показалось, совсем усохла и состарилась.
Мне улыбнулась. Но как-то грустно.
- Здравствуй, Надя.
А я ей, даже с мужем не советуясь, сразу предложила:
- Мама, а давай ты у нас поживёшь! Я за тобой пришла!
Она глянула какими-то водянистыми глазами и тихо сказала:
- Здесь мой дом, где мы с твоим отцом жили. И отсюда я никуда не пойду. Здесь и помирать буду.
Я обняла ее худенькие плечи. Как будто одни косточки под пальцами!
- Что уж сразу и помирать?
Она отвернулась, посидела, потеребила меж усталых и неровных пальцев какую-то тряпицу и выдохнула:
- Покуда нужна буду - Бог жизни даст! А не нужна – так и помереть не страшно! Худо при жизни всем чужой оказаться!
С трудом поднялась, тряпку бросила:
- Пойдём чай пить, дочка.
Пришли на кухню, а Маши и Ильи там след простыл: сидят в гостиной, телевизор смотрят и печеньем хрустят. Значит, они сами по себе, а мы сами, как хотим?
Только через неделю сестрёнка с мамой помирилась! То ли совесть проснулась, то ли им идти некуда было?
Постепенно всё вроде в норму пришло, только мама стала гаснуть на глазах. Вот и нет теперь её. С обидой она и умерла.
Как могли мы не заступиться за мать? Баба Нюра! Да ты, поди, сама всё знаешь, а я тебе рассказываю. Надоедаю!
- Конечно, знаю! Но надо же тебе душу облегчить, кому-то рассказать! Кому, как не мне?
Встала, подошла к портрету с траурной лентой:
- Хороших ты, Галя, детей вырастила! Добрых, да совестливых: ни один себе простить не может, что тебя один раз в жизни обидели! И каждый из них свою маму любит! Сегодня, уже четвёртый раз одно и то же слушаю, как они себя перед тобой считают виноватыми!
Автор: Наталья Руф
Следующая публикация
Комментарии 10