Предыдущая публикация
Живущая в доме с разбитым окном
Наталья Павлинова /Рассеянный хореограф /
– Мам, а что за дом по первому проулку – старый такой, со стеклами разбитыми. Второй, вроде.
– А... Так это Таси, наверное. Если с побитыми-то...
– А что за Тася? И кто ей их побил?
–Тася-то... , – мать чиркнула спичкой, хотела зажечь газ, но тут стряхнула огонь, присела, что-то вспомнив, – Слушай, Андрюш, а ты с окном не поможешь ей, а? Ну, как бы, благотворительно. Чай, уж не так и дорого ее-то окно будет– маленькое же. Одна ведь она. И работу пока не найдет. Хотя..., – мать задумалась, как бы засомневалась, – Соседи говорят – не больно-то помощи она рада. Не знаю...
– Старушка что ли?
– Не-ет, что ты. Девчушка, можно сказать. Хромоногая она. Мать ее померла вот недавно, жили на ее пенсию, болела мать-то, лежала уж. Может и помнишь ты – Софья, красивая такая женщина была.
Почему-то мать считала, что Андрей должен был помнить тут всех. Но он уж давным давно из станицы уехал, появлялся тут редко, лишь по необходимости. Помнил он мало кого.
– Не помню, мам.
– А стекло-то уж давно фанерой у них закрыто зимой. Софья ведь, не выходя из дому, прожила несколько лет. Таське двенадцать было, когда она слегла, – мать вздохнула, – Мы все помогали. Всё сама девчонка. И пироги печет, и за хозяйством... До восьмого класса худо-бедно ходила ещё в школу. Ей бы работу сейчас... А где, инвалиду-то?
Андрей ездил сюда не часто. Ездил – по обязанности. Матери окна сменил давно.
Когда-то и они с другом Мишкой просто уехали отсюда в город, снимали комнату у старушки нанимались на любые работы. Стояла задача – выжить, устроиться в городе. И, чего скрывать, когда познакомился Андрей с Лизой, когда начинали они семейную жизнь, искренне радовался, что есть у нее свое жилье.
Тогда с Мишкой, можно сказать, случайно начали раскручивать они свой бизнес. Глобальных планов не было, но когда дело пошло совсем неплохо, пришел и вкус денег. Буквально за четыре года они вдруг стали владельцами оконного бизнеса. Тогда, в начале двухтысячных, эта мода на пластиковые окна сделала их довольно обеспеченными людьми.
Мишка женат не был, их райцентра ему уже было мало, и он перебрался в Подмосковье. Андрей тоже переехал с семьёй в Краснодар, но оконный бизнес его процветал по всему региону.
Росла дочка. Больше детей жена не хотела. Прожили они почти десять лет, и разошлись по обоюдному согласию. Расстройства от развода не почувствовали – стали к тому времени чужими людьми. Лишь мать Андрея переживала о разводе, но и она со временем успокоилась. С внучкой и со снохой перезванивалась. Милена, дочка Андрея, пока была поменьше, приезжала к бабушке в гости.
– Как ты один-то, Андрюш? – переживала мать, – Ведь и покушать приготовить некому.
– Мам, я имею возможность и уборку заказать, и в кафе покушать. Не переживай. Есть ведь и доставка...
Ехать сюда специально, чтоб ставить бесплатно кому-то чужому окна, Андрей совсем не хотел.
– Мам, это ж... Специальная машина нужна, а тут расстояние, время, замеры...
– Понятно, – мать вздохнула, в общем-то, понимая сына, – Ладно, я так просто спросила. Думаю – мало ли...
Андрей сегодня решил остаться у матери, переночевать. Спешить нынче ему было некуда, с собой – ноут. Но работать не хотелось, да и у матери дел было немного. Неделю назад она наняла соседа, который давно уж подрабатывал, перекапывая огород под зиму.
Стояли прозрачные осенние дни. Андрей решил прогуляться по станице. Он давно уж заметил, что когда у земли наступает короткая светлая предзимняя передышка, нападает на него некая задумчивость, как будто становится зорче сердце. А здесь, дома, особенно.
Андрей прошел по улице, отметил что-то новое, а потом, чтоб пройти по кругу, свернул в проулок. Он опять шел там, где прошлый раз проехал на машине. И опять перед глазами – старый дом с разбитым окном.
Замка на дверях, сквозь жердяной забор, он не увидел. Хата не походила на запущенную: во дворе чисто подметено, у сарая аккуратно, по-хозяйски сложен приметок сена.
И Андрей вдруг ни с того, ни с сего глазами привычно начал замерять разбитое окно. Вероятно, это уже рабочая привычка. Раз разбито, раз старое – надо менять. А тут... Треснутое стекло, старательно заклеенное скотчем, ободранная рама со слоями отошедшей, высохшей краски, с выпавшими кусками замазки.
Однако за этим окном – глиняные горшки с цветущими растениями, белые в голубой цветок ситцевые занавески. И в надломанном стекле играют лучи заходящего солнца.
Андрей даже подумал, что у него, в огромной его четырёхкомнатной квартире, с высокими потолками и великолепными окнами, стекла грязнее. А ещё карниз упал, да так и лежит одним концом на полу. Андрей закрыл свое окно концом бархатной шторы, прицепив его за оставшийся штырь, да и забыл. На бархатных шторах давно скопились волны пыли.
Давно собирался вызвать он мойщиков окон, давно собирался нанять клининговую службу, но ... Что-то в последнее время захандрил. Совсем ничего не хотелось...
Хорошо, что мать не видит сейчас его жилище. На просторной его кухне, у одной стены копились пакеты хламья, плита представляла собой нечто отвратительное и липкое.
Лишь картины, подлинники, которые покупал он за немалые деньги, напоминали о том, что когда-то в этой квартире было чисто, как в картинной галерее.
Когда-то...
И тут из-за угла тихо вышла женщина. Сначала Андрею показалось – хромая старушка. Тощая, в большой фуфайке, юбке, платке и калошах. В руке – лопата. Она тоже увидела, стоящего за забором Андрея, приостановилась, взглянула – лицо бледное, по-детски припухлое и немного курносое, выражает смесь растерянности, испуга и любопытства.
– Здравствуйте, – уже вынужденно поздоровался Андрей.
– Здравствуйте, – откликнулась тихо, отпустила платок ниже на лоб и двинулась к сараю.
– А я смотрю – окно разбито, – оправдывал Андрей свое любопытство, идя с другой стороны изгороди в этом же направлении, что и хозяйка, – Это профессиональное, я – оконщик.
Он ожидал, что девушка хоть что-то скажет, но она молчала, открыла сарай, зашла внутрь, а когда вышла, припадая чуток на ногу, Андрей, противореча своему предыдущему решению, зачем-то предложил.
– А хотите, я Вам новое окно поставлю? Совершенно бесплатно..., – видимо, благодать осенних дней ударила в голову, захотелось сделать что-то хорошее. Иначе, как объяснить этот порыв?
Девушка на мгновение замерла, взглянула на него большими глубокими серыми глазами, которые вдруг показались Андрею отдаленно знакомыми, а потом отмерла, как очнулась, щёлкнула щеколда, девушка помотала головой.
– Нет, не нужно, – отказалась.
– Так я ж... Я денег не возьму, не думайте. Мне б обмерять его только...
– Спасибо Вам, но не надо, – она оглянулась уже заходя в дом.
Скрипнула дверь, хлопнула и закрылась на какую-то внутреннюю железку. Боится? Неужели он ее так напугал?
Дома, уж почти уснув, он вдруг ее вспомнил. Это ж она... Ага... Точно! Он даже привстал с постели. Как мог он забыть!
"Косоногая сорока ходит просит пирожка" – кричали они ей вслед. Она маленькая ещё была совсем, а вот также смотрела на них своими большими глазенками, хотя выходила на улицу редко, но когда выходила...
Они ждали этого, дразнили ее из-за отца. Его терпеть не могли в станице многие. Имел он свое ружье, и тщательно охранял свой сад. А росли у него какие-то исключительные груши, сливы и виноград. Все это он отвозил на базар, и тогда его считали жадным спекулянтом. Соляным разрядом из ружья однажды прилетело Мишке. Он потом целый день просидел в реке, вымачивая из ранок соль.
Они мстили Таське за отца. Дразнили ее и в школе, и на улице. Это было неким увлечением и большой радостью. Соляной дробью их было не испугать, они мстили – строили козни, обдумывали планы очистки сада.
И вот однажды, притаившись за малинником, решив, что дома хозяина нет, не рассчитали – стали свидетелями неприятной картины. Отец, держа Таську за тонкую ручонку, вытащил во двор и стал лупасить веником. Она тихо пищала, подвывала, но громко не кричала.
Мальчишки застыли в кустарнике, боясь пошевелиться. Отец истязал девчонку так долго, что едва хватило сил, не броситься на защиту, а когда закончил, со злобой кинул веник, толкнул Таську и направился в дом. Она присела, где стояла, обняв красные исхлестанные ноги и тихо сидела так, подвывая и не шевелясь.
Мальчишки подождали ещё несколько минут, и решили ретироваться. Она обернулась, услышав их, шмыгнула носом и тихо смотрела, как лезут они через забор, подсаживая и подтягивая друг друга. Андрюха всё ждал, когда кликнет она отца, боялся, что не успеют они смыться, оглядывался на нее. Но она все также сидела и смотрела на них молча.
С тех пор Андрюха больше ее не дразнил, и других одергивал.
– Да чего вы... Она-то тут причем, если папаня – козел.
Того сада уж не было, может поэтому он не припомнил этот двор и сад. Там совсем все по-другому.
– Мам, а у этой Таси хромоногой ведь раньше забор был огромный и сад, да?
– Да, было... Так ведь сгорел их сад. Пожар был большой. Давно уж... Когда хозяин умер. Тогда даже говорили, что жена и подожгла. Да-а... Давняя история. Он ведь жестокий был, видать, терпела... Бедная женщина. Тася за ней столько лет ухаживала. Ох... Таська с малолетства, считай, и стряпает, и за хозяйством...
– Мам, пошли сходим вместе, замеряю раму. Я предложил, но она отказалась.
– Да. Такая она. Никогда ни у кого ничего не попросит. Разве что... Давай к тётке Анне сходим, соседке ее, с ней поговорим. Они, вроде, в дружбе.
Баба Анна сходить к Таисье, как называла она девушку, пообещала сама. Но вскоре пришла с ответом отрицательным. Нет, бесплатно не примет. Но вот, коль с работой чего подскажете – будет Таисья благодарна. А то никак не найдет она работу. Образования, считай, нет, инвалидность, да и транспортные у них проблемы тут... Где и нашла – не поездишь.
– Уборщицей она пошла бы, только чтоб не далеко, и график чтоб под наш транспорт, а то всем в шесть утра уборку подавай, а как доехать-то, коль первый автобус от нас в восемь. Вот и мается девчонка. На инвалидскую-то не больно проживёшь нынче, – ратовала баба Аня.
Андрей пообещал узнать, хоть и понимал, что тут, в этом регионе, знакомых у него практически не осталось. Но попытаться что-нибудь найти было можно.
Андрей уехал из станицы вовремя. Бабье лето, как капризная бабенка, обернулось и стало вдруг снежным. Бесился ледяной ветер, нахлёстывал стены мелкой водяной пылью, протяжно-нудил в водосточной трубе, которая висела рядом с окном спальни Андрея.
Работа отвлекала. А ещё Андрей заказал маленькое окно. Заказал на глаз, без замеров. Но вечерами нападала неимоверная тоска. Серая мгла затягивала небо, закрывала видимые раньше крыши домов.
Он лежал у себя в квартире и думал о том – как же дует сейчас в то старое оконце с разбитым стеклом. Впрочем, там примерно такие и другие окна. И если б хозяйка дала разрешение, он поменял бы ей окна во всем доме. Благотворительно – платой за украденные из ее сада в детстве фрукты.
Странная она, эта Тася. Некрасивая, несчастная, совсем уж бедная, а такая гордая. Наверное, это сочетание качеств и вызывало у него интерес. Может, настолько чванливая и глупая? Или трусливая? Или ...
Работу уборщицы ищет, а от новых окон в доме отказывается. Уборщицы... Тапки его прилипали к полу. Надо взять швабру... Вот и ему б уборщицу ...
Окно легко зашло в его джип. И уж через неделю Андрей ехал в станицу к матери. Так часто он к ней никогда не ездил.
– Мам, а я окно все же привез.
– Какое окно?
– Для Таисьи этой вашей.
– Вот те на! – мать всплеснула руками, – Так она ж отказалася.
– Ну, может, увидит, так понравится.
– Не знаю, – мать качала головой, сомневалась, – Опять что ль к Анне идти? Так ты из-за этого приехал-то?
– Не надо никуда ходить. Я сам. Я вот и работу ей нашел, спрошу заодно – согласна или нет?
– А что за работа?
– Уборщицей. Но в городе. С проживанием. Правда, временная.
– Ох, не знаю, не знаю... Ну, поди. Коль получится...
Андрей поехал на машине. Выгрузил окно, смело зашел в калитку. Ни одна хозяйка не откажется, увидев такое окно. Он специально взял именно само окно, а не инструмент, как делать привычнее и логичнее.
Над печной трубой стоял дым, значит хозяйка дома. Морозило и этот морозец почему-то придавал уверенности и бодрости.
Андрей постучал, но за дверью долго никто не откликался. Потом скрипнула дверь, шаркнула деревянная задвижка.
– Баб Ань, ты? – раздался голос из-за двери.
Половицы скрипнула, скульнула дверь, и все стихло. Андрей внёс окно в сенцы и встал перед комнатной дверью, не зная, что делать дальше. Он постучал в комнатную дверь и объяснил, что он вовсе не баба Аня.
– Минуту...
В комнате послышалось метание, слышно было, как хозяйка хлопает дверцей шкафа, наверняка, спешно натягивает на себя одежду. Андрей стоял в тёмных сенях, ждал. Наконец, решительно распахнулась дверь, серые боязливые глаза вцепились в него. Он даже не признал ее – каштановые волнистые волосы распущены, лицо такое нежное, почти детское. Сейчас перед ним она стояла не в длинной юбке и фуфайке, как в прошлый раз, а в трико и вязаной тонкой кофте.
– Не бойтесь, грабить не буду, – выпалил он, – Разрешите? – он вытащил оконную раму, оклеенную защитной бумагой, – Вот, – он поставил раму на пол.
– Что это?
– Окно Ваше. Знаю, знаю...Вы отказались прошлый раз. Но ведь вон погода, что творит, и я подумал ... В общем... конечно, дом выстудим немного, не сезон сейчас для установки окон, но ведь и теплее будет. Это я Вам гарантирую.
– Мне не нужно, я же говорила. Мне нечем Вам заплатить. Я без работы сейчас...
– Так и не надо платить. У меня бизнес оконный. Почему я не могу помочь соседям матери? Считайте, что Вы стали победителем акции " Окно в подарок".
– Нет, – девушка стояла перед ним и, по всей видимости, вид нового окна ее ничуть не заставил передумать, – Нет. Так нельзя. Очень жаль, но Вы зря... В общем, зря старались. Простите...
– Да Вы что? – Андрей был искренне огорчён и удивлен, – Может Вы думаете, что это долго? Я выломаю старое и поставлю вам новое окно за пару часов, и, я взял все, для откосов, если позволите. Ваши цветы...
– Нет, я не могу так... Когда будут у меня деньги, я займусь домом, но не сейчас... , – она была так напряжена, что Андрей физически почувствовал это – она очень ждала, когда он уйдет.
Он подхватил окно, вышел в сени.
– Скажите, а могу я это окно у Вас оставить? Оно мне теперь не нужно, а Вы, когда надумаете..., – он уже собирался приставить его к стене.
– Нет, пожалуйста заберите его, – девушка шла следом, припадая на ногу, как бы выпроваживая из дома незваного гостя.
– Ой, я чуть не забыл, – Андрей притворился ничего не понимающим, поставил все ж таки раму на пол, – Я ж работу Вам нашел!
– Работу? – она посмотрела уже мягче.
– Да... Работу. Уборщицы. Пойдете?
– Ну... Я... А где это?
– В Краснодаре, но не пугайтесь. С проживанием и всего на пару недель, а может и меньше. В общем, фронт работ осилите, и можете возвращаться сюда, домой. Оплата – сорок тысяч, уборки много, сразу скажу...
– Да? – она явно заинтересовалась, глаза забегали.
– И ещё питание за счёт работодателя.
– Интересно, а где уборка? Это что? Офис, производство или...
– Квартира. Четыре комнаты, грязь неимоверная, хозяин – сущая свинья.
Они встретились глазами, она поймала его лёгкую улыбку.
– Это Вы о себе, да?
Андрей не ожидал такой интуиции.
– О себе, – повинно кивнул, – Но сразу скажу: хоть живу и один, но интим не предлагать, – пытался шутить, – Никаких ухаживаний и заигрываний, лишь деловое партнёрство. Плачу за уборку, ну, может и за готовку чуток... Но это на Ваше усмотрение.
Она опустила голову, он не видел ее глаз, никак не мог понять, что она по этому поводу думает. Прошло несколько секунд, она подняла голову, помотала головой мелко:
– Нет, простите. Но я не могу...
– Почему?
– Хозяйство и..., – она замолчала.
– Ну, две недели и мама моя Ваше хозяйство присмотрит, или баба Аня, мы договоримся. Но мне очень уборка нужна, понимаете? Не хочется, чтоб свои знали, какой я там навёл ... в общем, разговоров не хочу. А Вы моему бомонду человек чужой, от Вас не улетит. Да и земляки, считай... Выручайте, Таисья.
– Ну, я не знаю. Я не умею, наверное, как надо...
– Вы? – он провел рукой вокруг, – Вы умеете. Видели б Вы мое хозяйство! В общем, я даю Вам время подумать до завтра. И очень надеюсь на Вашу помощь. Соглашайтесь, Таисья. Очень выручите. А то мне уж и домой идти не хочется. Только матери это моей не говорите.
Он подхватил окно и направился к двери.
– Постойте. Оставьте, оставьте окно-то. Если я соглашусь, пусть оно будет в счёт оплаты тогда. А если нет – завтра заберёте, – сказала, махнув рукой,– Я подумаю...
В полдень дня следующего они выехали в Краснодар.
– Скажите, Вы это из жалости что ли? – встретила она его утром, и получив отрицательный ответ, опять спросила, – Тогда зачем?
Рядом сесть не захотела, сидела сзади. Запихнули ее большой, для двух недель, но лёгкий не по размеру, чемодан в багажник. Ехали молча. Андрей почему-то все еще переживал, как бы она не раз думала, не заставила его повернуть, а она, по всей видимости, его стеснялась. В большой машине, как летучая мышка, забилась в угол.
Пуховик бежевый, в котором ее саму найти было трудно, платок, какие-то совсем не по сезону туфли из-под длинной юбки. Больше похожа на престарелую цыганку, чем на молодую девицу. А он ещё думал сводить ее для начала в кафе. Ладно, зачем ему это? Главное, чтоб дома навела относительный порядок. И ему – гора с плеч, и ей – заработок. А через пару недель свезет, как говорят у них в станице, ее обратно, поставит окно и гудбай.
Хотя настроение Андрея, загоревшееся было по дороге на малую родину, когда вез он окно, потухло. Тогда думал он, что вот подарит человеку некую радость, и возрадуется сам... Но... особой радости от подарка он не увидел, скорее наоборот– неприятие.
Да и сейчас Таисья ничуть не сглаживала ему тоскливую осеннюю дорогу, грустно смотрела в окно, односложно отвечала на вопросы и молчала. Наверное, угрюмая девица. Ещё бы, с таким-то папашей, с больной долгие годы матерью... Да, жизнь у девчонки – не приведи никому. Хотя... молодая ведь, все впереди, чего бы унывать-то?
Ну, да – инвалид. Так и они – не мрачные личности. У Андрея на производстве работал парень без стопы – юморист от Бога.
Он вспоминал свою жену, ее наряды, которые каждый год были уже устарелыми, и менялись на новые, ее желание казаться всегда жизнерадостной. Даже если на душе – тоска, она должна была казаться всем счастливой. Ее смысл жизни был в этой фразе – "казаться всем благополучной". От этого Андрей и устал.
Но, как и все семейные пары, они взаимоопылялись, и сейчас и Андрей уж пытался соответствовать – казаться всем успешным, уверенным в себе и счастливым. Он любил добротную одежду, хорошие машины и рестораны. Счастливым не был, но об этом никто не догадывался. Гостей он в дом не звал – там его одиночество и тоска явно определялись.
– Не пугайтесь. Пальто можно и в Вашу комнату, а то тут у меня ещё..., – вешалка его была завещана тряпьем, – Вот Ваша будет комната, располагайтесь. Уж простите, бардак, но поэтому Вас и привез.
Она осматривалась очень спокойно, раздевалась. Достала из чемодана свои домашние тапки и пошла осматривать квартиру. Делала она это молча, и лишь возле картин остановилась, потрогала раму пальцами из длинных вытянутых рукавов свитера.
– Как за ними ухаживать? Я не знаю. Такие...
– Раму можно и влажной, а само полотно сухой, наверное, тряпкой. Да, не волнуйтесь. Если что, ругать не буду. Давайте, наверное, чаю попьем. Пироги тут мамины...
– И я привезла, – хватилась она и метнулась в свою комнату, и оттуда уже крикнула, – А плита у вас работает?
Андрей даже удивился – голос грудной красивый.
– Конечно, только залита вся, не пугайтесь.
– Ничего, – она появилась с пакетом пирожков, – Ничего, главное, чтоб включалась.
Тут, в квартире, ей все было интересно. Она пила чай, крутила головой, как галка. Андрей понял – Таисья уже изучает фронт работ, анализирует, думает, с чего начать. И вопросы соответствующие – о горячей воде, о мусорных баках, о стиралке... Ужасается роботу-пылесосу.
Казалось, она приступила б уже сейчас.
– Так, объявляю. Вся работа с завтрашнего дня. Я с утра – уеду на свою работу, а Вы приступайте к своей. А сегодня – вечер отдыха. Могу предложить душ. Правда, там антисанитария. Белье постельное вроде есть в шкафу. А я... Я так устал, что лягу на диванчике, а в душ утром уж, перед работой.
Он нажал на кнопку стодюймового своего телевизора, Таисья заморгала глазами, смотрела на экран, не отрываясь. Андрей косился на девушку – неужто есть еще люди, которых можно удивить большим телевизором?
– Тась, а у вас-то телевидение дома какое. У матери триколор ещё. А у вас?
– А у нас уж давно не работает телевизор. Стоит, но не включается. А я... В общем, я книжки люблю, вот и не ремонтировала.
– Ясно. Если хотите, буду возвращать Вас, посмотрю. Я техникум закончил радиомеханический, так что... Это уж потом окнами начали мы заниматься.
– А окна у вас какие красивые, – она смотрела на два окна его большого зала.
На подоконниках навален мусор, даже сковорода засаленная стоит на одном. Карниз поломан, шторы – кое-как. Пара запыленных горшков для цветов с высохшими ветками и паутиной. Да ни каких-нибудь, а из европейского 3-d пластика, заказанные его помощницей откуда-то из Швеции. И все это на фоне, действительно, эксклюзивных арочных окон, сделанных по спецпроекту.
– Да уж, красота окон сейчас у меня налицо, – отшутился Андрей.
Таисья посмотрела на него скорее жалостливо, чем осуждающе.
В первый вечер посидели они недолго. Таисья, вскоре ушла к себе в комнату, а Андрей так и уснул перед включенным телевизором. А когда проснулся ночью, почему-то очень обрадовался, вспомнив, что в квартире он не один.
Видно устал он быть один.
Утром проснулся на запах горячего кофе.
– Я тут сварила Вам, как на пакете написано. Вы не против?
– Ничуть, ооо... Я и не знал, что у меня есть такой кофе. Наверное, подарил кто-нибудь.
Щедро оставив денег и предложив не экономить на моющих средствах, он уехал на работу.
А вечером дома опять ждал сюрприз – тушёное с мясом рагу, отсутствие штор на окнах и мусорных пакетов на кухне, а ещё кучками разложенные по всему залу его вещи. Тут было все. И то, что давно нужно было выкинуть, что лежало в мусорных пакетах, и совсем новые вещи.
– Извините. Я выносила мусор, а вот это ... Надо, чтоб Вы указали, что можно выкинуть, а что разложить по ящикам. Я видела хорошие ящики для таких вещей. Пластиковые. У вас и полки есть в спальне для этого.
Она, в спортивных штанах, с убранными в пучок волосами, слегка взбудораженная уборкой, растрёпанная, выглядела удивительно привлекательно.
Андрей улыбнулся, а потом схватился за голову – сколько ж она всего перелопатила за день. Вечер ушел на разбор вещей.
– Всё- всё. Я сдаюсь, – они разбирали уже восьмую кучу.
– Ну, пожалуйста, давайте разберём ещё вот эти железки. Иначе процесс мой собъется.
– Выброси все, да и делов-то...
– А если там окажется что-то нужное?
– Купим новое!
– Ну, пожалуйста, – она присела перед кучей барахла, обхватила коленки, и Андрей вспомнил ее, такую же маленькую, сидящую во дворе.
– О, Господи! Ну, давай, – он уж и сам не заметил, как начал называть ее на "ты", – Сейчас повыбрасываем все нафиг.
– Это же часы! Куда вы их в мусор? Они же идут!
– Они мне надоели, старье. Хочешь, забирай!
– Хочу. Заберу. Милые часы, зря Вы добром раскидываетесь.
– Добро... Ох уж...Надо свозить тебя в музей часов. Есть тут у нас такой. А кстати, показать тебе Краснодар? Ты была тут?
– Была, один раз, с мамой, – она сказала это как-то грустно, опустив глаза, – Но я совсем маленькая была, не помню...
– Так. Записываю в планы – экскурсия по Краснодару.
Таисья застенчиво краснела.
Господи, совсем дитя, – думал Андрей, и сам ещё, в общем-то, молодой, тридцатитрехлетний, но, казалось, такой умудренный опытом мужчина.
Вкусный ужин ждал его каждый вечер. Уже блестели окна, и белоснежной стала сантехника, которую он уж собирался менять. Неужели возможно было ее отмыть?
Но муки Андрея не прекращались – ежевечерне Таисья ходила за ним по пятам с вопросами о вещах.
– Вам всё бы выбросить! Ну, так же нельзя! Вы вообще останетесь без штанов!
– Тась, ну, вот ты мне шесть мочалок суёшь, предлагаешь выбрать. Неужто сама не можешь?
– Не могу. Вдруг тут есть самая любимая, а я выброшу! Я тут не хозяйка.
– Ты ж некоторые из них под ванной нашла, как они могут быть любимыми, если они там три года лежат?
– А вдруг вы искали какую-то из них, и не нашли, а она была любимая...
– Ооо!!! Зачем я тебя привез?
– Увезите! Но тогда погрязнете в бардаке, – бурчала себе под нос.
Эта тонюсенькая девочка с серыми глазами уже, казалось, управляла им, а он подчинялся.
В субботу он уговорил ее поехать с ним в кафе, а потом на экскурсию по Краснодару.
Погода стояла мерзкая, тянул ветер, пробивало на изморозь, только что выпавший снег набухал, жалобно хлюпая на нечищенных улицах города под ногами. Порой они сидели в машине, пережидали хлынувший дождь со снежными хлопьями.
И казалось Андрею, что совсем ему все равно, как одета Тася, и все равно, что рядом с ним, успешным и обеспеченным, хромоногая девушка. А когда разделась она в кафе, оставшись в широкой теплой цыганской своей юбке и вытянутом свитере, показалось, что она тут самая стильная, самая красивая.
А Тася стеснялась, робела и не могла расслабиться. Казалось, она ждёт, когда ж закончится эта мука, и они уйдут отсюда.
Вот только когда подошёл к нему старый знакомы Гена, случился казус– Андрей вдруг вернулся в себя прежнего.
– О, привет, Андрей Федорович. С кем это ты, познакомишь?
– Да... Да это знакомая моя с родины, домработница, – отмахнулся Андрей,– По делам ездили и вот... заехали перекусить.
Тася сидела с прямой спиной, смотрела прямо на Андрея и на его знакомого.
– Здравствуйте, – кивнула.
– Ох, каких ты домработниц выбираешь! – цокнул языком Гена, а потом провожал взглядом ковыляющую Тасю.
Андрею было стыдно перед Таисьей, а Тася как будто и не обиделась.
В художественной галерее она вдруг разулыбалась, вздыхала и вдыхала вкус прекрасного.
– Ты любишь живопись?
– Я не знаю...
Андрей все хотел сделать Тасе какой-нибудь подарок. Смотрел на ее туфли, понимал, что ноги ее мёрзнут, но, вспоминая историю с окном, не решался предложить зайти в обувной. Не хотелось все испортить одним вот таким предложением.
Но все же затянул он ее в художественный магазин. Набрал масляных красок, кистей, взял мольберт и холсты.
– Палитру берём тебе?
– Мне?
– Ну, да... Я вообще никогда не умел рисовать.
– И я... Почему Вы решили, что я...
– Вижу потенциал. И не спорь... В интернете есть уроки, займешься.
– У меня нет интернета.
– У меня есть.
– Нет-нет. Я и так сегодня работу прогуливаю, очень много ещё дел. Я не уложусь в две недели.
– Ничего, оплачу тебе – три.
И это сказано было зря. Таисья сказала, что договор есть договор, и больше договоренного она не возьмёт все равно.
Она косилась на пакет с художественным реквизитом, но в руки так ничего и не взяла.
Зато квартира Андрея превращалась в домашний уютный рай. Здесь Тася была художником. Стиралось, отмывалось, вычищалось и выбрасывалось все долго, но тщательно. Он уж и забыл, как может сверкать хрустальная люстра! На окнах опять цвели цветы. Но не те, которые были когда-то принесены сюда дизайнером, а другие – приносящие тепло откуда-то из детства. Такие, вроде, росли у бабушки.
И вечерами, по-прежнему, находились вопросы и дела к Андрею, но они его совсем не напрягали, а наоборот – летел он домой на крыльях. Здесь ждал его аромат теплого ужина, заботливая, немного излишне суетящаяся Тася, и уютная квартира.
– Андрей, а Вы давно звонили дочке?
– Да...вроде... Ну, да... Давненько...
– Извините, я сую нос, куда не надо...
– Надо. Спасибо, Тась. Сейчас наберу.
Она будет с интересом смотреть телевизор, который никогда не включала без него. Смотреть широко распахнутыми глазами и тщательно скрывать свой интерес.
– Давай фильм хороший посмотрим.
– Как хотите. Может я пойду к себе?
– Посиди ещё чуток. Мороженого хошь?
Мороженое – была ее слабость.
И смотрел он фильмы ее глазами, и один раз чуть не заплакал вместе с ней на фильме, который смотрел уж третий раз. Тася влияла на него как-то особенно.
Оказалось, что она довольно начитанна. Гораздо начитаннее его. Дочь бабы Ани возила ей книги, и она перечитала всю классику, знала стихи.
А ещё ему просто нравилось, когда он, вечером, усталый валяется на диване перед телевизором и видит в отражении большого зеркала в прихожей, как зашла она в ванную, как вышла оттуда, припадая на ногу, с полотенцем на голове в простом домашнем халатике. Такая светлая, мокрая и немного усталая. Ноги худенькие вызывали совсем не те ассоциации, какие вызывают женские ноги у молодых мужчин – он вспоминал эти же ноги, но детские, исхлестанные жёстким веником. И хотелось оберечь их, защитить, как тогда... И злился он сам на себя.
Приближался день их отъезда, а он все придумывал и придумывал задачи.
– Тась, ну, еще недельку. Вот привезут тюль, кто мне ее повесит?
– Нет, договор есть договор. Если будет нужно, дела накопятся, я ещё приеду. А пока... Я уже бездельничаю.
– Здрасьте! Стираешь, в магазин бегаешь, убираешь... Где тут безделье?
Но Таисья, как всегда, стояла на своем. Он переночевал у матери, а утром уже был у нее – окно можно было сделать быстрее, но он не спешил. Рядом была привычная женщина – Тася, она готовила обед, играло радио России, за окном шел тихий снег. И не хотелось никуда уезжать.
– Вот и готово.
– Оставьте, я все тут сама уберу.
– Ну, уж нет. Теперь я у тебя в работниках.
– Кстати, надо рассчитаться. Сколько я должна за окно?
– Сколько? Сейчас соображу..., – он подметал мусор возле окна, – Ага сообразил – ты должна будешь ещё раз ко мне приехать на две недели.
– Дороговато берете, Андрей,– улыбнулась Таисья.
– Так ведь и окно-то – загляденье.
Снег за новым белоснежным окном и правда делал его сказочным.
Они прощались.
– Тася, я хочу сказать тебе, что ты – удивительная девушка. Я старше тебя на шесть лет, но я многому бы поучился у тебя.
– Вы? У меня? Ну, что Вы! – она улыбалась.
– Да-да... И многим бы следовало поучиться. Вот я уверен.
Андрей ехал обратно, снег летел в стекло. Запорошенные поля, как будто в сказочном сне, мелькали за окном. И казалось – трасса, как мост, висит где-то в пространстве между небом и землёй. И Андрей тоже – висит.
Он ехал домой, в чистую свою квартиру, но возвращаться туда не хотелось. И ясно было – почему. Нужно было время, чтобы разобраться в своих чувствах, желаниях, мыслях.
Он влюблялся не раз. Ох, какое это было чувство! Будоражило, окрыляло, вдохновляло на подвиги. Хотелось доказывать свое достоинство, свою состоятельность и брутальность. А здесь...
Здесь совсем другое. Таисья знала его как бы изнутри, со всеми его недостатками, грязным бельем, тайнами и капризами. Он прожил с женой долгих десять лет, но такой близости душ и у них не было. Они красовались друг перед другом даже дома, не было расслабления.
Но и представить себя рядом с Тасей он пока не мог. Временами не мог. Что скажут люди, коллеги? Она не такая как все. Хоть куклой ее наряди, такой она не станет. И отметина эта – хромоногость, как знак. Да, она не такая, как его окружение, как женщины его окружения.
Андрей промаялся целый месяц. Он несколько дней держался, не звонил ей. Но однажды вечером, выпив пива, не сдержался, набрал.
– Тась, я скучаю по тебе. А ты?
Она положила трубку. Господи, что он творит! Скорей набрал опять – она трубку не взяла. Через неделю позвонил опять. Трубку она взяла, молчала, а он болтал, молол какие-то глупости, рассказывал о проблемах в хозяйстве, хотел насмешить.
Она слушала, и непонятно было – улыбается или серьезна?
– Тась, ты здесь? Скажи, ты хотела бы, чтоб я приехал? Ты мне очень нужна, – он говорил как будто бы о хозяйстве.
– Андрей, пожалуйста, не приезжайте. И не звоните мне больше. А для хозяйства, найдите другую женщину. Я Вас вот сейчас прошу, и больше не буду.
– Тася, – он задохнулся ее именем, – Тась, но почему?
– Вы же понимаете. Вы все понимаете. Пожалуйста, не просить объяснять то, что Вам и так понятно.
Да, уже по телефонным разговорам она поняла, что отношение его к ней, не как к домработнице.
И он полетел в станицу. Эти ее слова так испугали его. Только благодаря им он и понял, как страшно ему ее потерять. И все равно ему, что скажут люди, и все равно, как там будет дальше... Тася – его женщина, с детства, с тех самых пор, когда он начал за нее заступаться.
Он даже не поехал к матери, остановился возле дома Таси, стучал, колотил в новое окно, пока не вышла из соседнего дома баба Анна, и не сказала, что Тася нашла работу где-то в районе, сняла там комнату и уехала. Ни адреса, ни места работы соседка не знала.
– Оставил бы ты ее, Андрюша. Она человек с израненной душой.
– Это почему? Потому что отец бил?
– Ты знаешь чё ли?
– Да видели мы как-то в детстве, – Андрей упал на холодную скамейку.
– Да... И ее бил, и ножку он ей выдернул, сломал, когда маленькая была. Лечили, лечили тогда, да вот... И мать ее – бедная женщина. И померла от этого, хоть и унес ирода Бог уж. Столько страданий...
– Люблю я ее, баб Ань. Чего делать-то мне? – Андрей сидел, опершись в колени, держался за голову.
– Забудь. Постарайся забыть. Ведь изранишь, если разлюбишь, а она и так – подранок, считай.
– Тогда и я подранком стану, – он пошел к машине.
Он честно хотел забыть, уходил с головой в дела, чаще встречался с дочкой, пробовал завести роман. Но так и не смог. Весной заарканил знакомого программиста, и тот вычислил местонахождение Таси по новому номеру телефона, который он выклянчил у бабы Ани.
Она работала кассиром в небольшом супермаркете, в Таганроге. Он приехал туда, долго смотрел на нее через стекло, а потом набрал разного мороженого не глядя, какое под руку попадется, встал в очередь. Она узнала его, лишь когда пробивала мороженое, в больших глазах вспыхнул испуг, но лишь на мгновение.
– У меня нет холодильника. Куда мне мороженое деть? – спросил он.
– Оставь, я уберу здесь. Мы заканчиваем в девять, – вот так просто, без ломания, без истерик. Просто констатация – ты меня нашел.
До девяти он маялся в машине. Съездил, купил цветы. Он не понимал, что его ждёт. Представлял, как выйдет она из магазина, отдаст ему мороженое и отправится своей дорогой. Что тогда делать? Бежать следом, но она упрямая...
Таська, Таська... Неужто не понимает она, как дорога ему?
И когда в десятом часу, с большим пакетом она вышла из магазина с парой коллег, он не бросился навстречу с цветами, как собирался. Нашло какое-то оцепенение. Он медленно вышел из машины, и колени его дрожали.
Она огляделась, попрощалась с женщинами и направилась к нему, прихрамывая и немного улыбаясь.
– Не волнуйся так. Ты чего, Андрюш? Хорошо все. И мороженое цело, – она протягивала пакет.
Руки его были мокрые. Они поехали в гостиницу, потому что она жила не одна, снимала квартиру с девушкой на двоих. Гостиницу предложила она сама.
В первой гостинице не оказалось мест, и Андрей нервничал, что не подумал об этом раньше. Но как он мог подумать? А когда остановился перед второй гостиницей, вдруг застыл, не побежал на ресепшен.
– Что случилось, Андрей? – тихо спросила Тася.
– Тась, а я помню тебя маленькую. Я видел, как хлестал тебя отец веником.
– Да, я знаю. Я всегда тебя помнила. И не забывала. Ты тогда все оглядывался, боялся, что выйдет отец. И потом помню – ты меня от мальчишек закрыл, когда они шишками пуляться начали. И ещё в школе – я с лестницы шла, запнулась, а ты меня ухватил.
– Да? Я не помню, Тась...
– Я догадывалась. Ты и не должен помнить. Твоя жизнь насыщена друзьями, общением, событиями. Разве упомнишь хромоногую девчонку из детства? А я не забыла. Мне ведь не так часто попадались такие, как ты.
– Тась, я не пойму тебя... Тогда почему ты оттолкнула меня? Уехала, на звонки не отвечала... Если ты, если...
– Любила. И сейчас люблю. Трудно объяснить, Андрюш. Но вот послушай, я тебе сказку одну расскажу.
Она откинулась на сиденье и, глядя вперёд, начала рассказ:
– Высоко-высоко в синем небе летели два лебедя. Они всегда летали только парой, и больше всего боялись потерять друг друга. В общем, такая лебединая верность. Куда лебедь, туда и лебёдушка. И вот однажды решили они взлететь в самые высокие выси. Но перед тем как отправиться в путь, собрались сил набраться и ещё раз вблизи на землю взглянуть. Но в траве был силок. Лебедь взлетел, а вот лебёдушка попалась – билась, металась, кричала, ломала крылья.
Он летал над ней, звал. И она вырвалась всё-таки на волю. Да... Но только крылья она себе обломала – лететь не могла. И лебедь остался с ней жить в тихом болоте – затоне. Жили дружно и часто смотрели ввысь, метались и стонали от того, что мечта их не сбылась. Иногда лебедь не сдерживался, взлетал высоко, но камнем потом бросался вниз к своей лебёдушке.
И вот со временем лебеди, живя на земле, перестали смотреть в небо. Они потеряли лебединую красоту и превратились в болотных гусаков.
Тася замолчала. Андрей тоже все понял. Он молчал, глядя перед собой.
– Тась. Мы не пойдем в гостиницу. Я отвезу тебя сейчас на квартиру, и завтра ты дашь мне ответ на вопрос – выйдешь ли за меня? Только учти, это я с обломанными крыльями сейчас. Это ты зовёшь меня ввысь, а я разучился летать. Я всю зиму пытался, но я не могу без тебя совсем. Это я очень нуждаюсь в тебе, и я тебя тяну в болото. Ты подумай, стоит ли оставаться со мной? Или все же ... лететь...
Мороженое растаяло.
Он так и сделал, отвёз ее на квартиру, а сам отправился в гостиницу. Сейчас он был, как иссохший старик. Хотелось выть на луну, и луна, подстать настроению, была хмурая с прозеленью, как недоспелая груша. Он смотрел на нее из окна гостиницы, она висела низко, чуть ли не меж ветвей деревьев, там, где сиротливо чернело обветшалое пустое гнездо. Уснул он лишь под утро, буквально на час.
Проснулся и стал смотреть на часы. Звонить было страшно, и он выжидал и выжидал время.
Примерно в одиннадцать она позвонила сама.
– Ты спал?
– Конечно. Крепко спал, и ты меня разбудила.
– Так и будешь врать всю жизнь?
– А ты готова слушать мою правду всю жизнь?
Небольшая пауза, вздох и очень серьезно:
– Только правду и готова.
Он никак не мог сглотнуть ком, вставший в горле, молчал.
– Андрюш, наверное, мне две недели придется отработать.
– Не придется, я договорюсь, – наконец очнулся он.
– Нет, нет... Так неловко, – и Андрей, вспомнив с кем имеет дело, согласился. Он готов был ждать..., – Андрюш, а ведь я рисовала твоими красками. Я тебе сейчас пришлю фото моей первой картины.
На фото – дом с разбитым окном, очень похожий на дом Таси. За окном в осколках разбитого стекла бьётся лебёдушка, а над крышей летает ее друг – белый лебедь.
Комментарий без картинок и стикеров живое общение в группе! 
Следующая публикация
Комментарии 19