Лукинский I История

1950-й год. Поезд замедлил ход у Курского вокзала и остановился, 19-летний парень спрыгнул на перрон. Воздух столицы, пропитанный паровозным дымом и послевоенными надеждами обжигал лёгкие. На груде Орден Красного Знамени, заработанный трудом - его билет в новое будущее и юрфак МГУ. Горбачев не видел поезда. Несколько месяцев назад Михаил впервые выехал за пределы деревни, чтобы съездить в Ставрополь. Несколько дней назад он приехал из села на станцию Тихорецкая, чтобы сесть в поезд Владикавказ — Москва. В старый полупустой чемодан мама уложила немного одежды и еды, проститься пришел дед Пантелей. Горбачев плакал и колотился от страха, но вот, он в Москве. Столица встретила его холодно. Общежития на Стромынке, где ютилось 10 000 нищих студентов, этажи разделённые на комнаты, комнаты разделенные на клетушки, гулкие коридоры и голоса, заштопанные брюки и голод встретили героического комбайнера, что в Москве ничего не значил. В родном Привольном не было электричества, не было р

Зима 1248 года. Князь Александр Невский, чье имя гремело от Невы до Чудского озера, стоял на коленях в Каракоруме. Год назад он также стоял на коленях перед Батыем в Сарае и песок бесконечного путешествия скрипел на зубах, смешиваясь с горечью унижения. Перед ним на золотом троне сидел император Гуюк, Повелитель Земли. Его глаза, узкие как клинки, изучали орусута без интереса. Он лениво повернул голову к сыну Батыя и что-то сказал. - Наместник Бога Неба принимает твою покорность, - перевел Сартак, - и подтверждает твой ярлык. Но помни раб: ты правишь, пока Мы позволяем. Сартак. Друг, рожденный из необходимости. Их встречи у костров, где монгольский кумыс лился рекой, а ненависть пряталась за шутками, стали хрупким мостом между жизнью и смертью. Сартак верил, что Русь можно не истреблять, а вплести в узор Золотой Орды. Невский цеплялся за эту веру, как за соломинку. - Сколько стоит унижение? - думал князь, поднимаясь с колен. Невский вспоминал крики ужаса и тишину сожженных город

На этой картине Жана Жерома изображен древнеримский рабовладельческий аукцион в самом разгаре. В центре высокого помоста находится полностью обнаженная женщина, недавно раздетая работорговцем, расположенным справа от нее, который демонстрирует ее толпе, когда они делают на нее ставку. Женщина прикрывает глаза правой рукой из-за унизительного затруднительного положения публичного разоблачения перед такой большой толпой. Другая обнаженная молодая женщина со страхом сидит у ног первой женщины, прикрывая грудь ногами в защитной позе, однако это оставляет ее прелести открытыми для толпы. Позади нее стоит пожилая одетая женщина, держащая младенца, ее окружают двое обнаженных детей, матерью которых, вероятно, она является. На ее лице выражение страха, так как она знает, что скоро будет продана на аукционе, и будет разлучена со своими детьми навсегда. За аукционным стендом двое мужчин ведут учет продаж, а ряд порабощенных наблюдает за ними из-за спины. В древние времена рабство считалось

Санкт-Петербург, 1838 год. В Зимнем дворце, где мраморные залы хранили тени великого прошлого, шестнадцатилетняя княжна Ольга, дочь Николая I, впервые осознала тяжесть царского титула. Ее красота, отраженная в позолоченных зеркалах, сравнивалась с "утренней зарей над Невой": белокурые волосы, глаза цвета балтийской лазури, стан, изгибавшийся в танце как ветви молодой ивы. Но в утонченной и надменной принцессе скрывалась девушка, чье сердце жаждало простого женского счастья. Николай Первый, железной рукой правивший империей, видел в дочери лишь инструмент политических игр. - Брак - союз ума, а не сердца, - повторял император, наблюдая, как Ольга, мечтательно сидит с томиком стихов де Мюссе́. Ее мать, императрица Александра Фёдоровна, шептала Ольга на ухо: - Мы Романовы. Мы не принадлежим себе... Весной 1839 года в Петербург прибыл эрцгерцог Стефан Габсбург, палатин (наместник) Венгрии. Его визит, задуманный как дипломатический жест, стал для Ольги вспышкой надежды. На балу в Аничко

Эта находка археологов потрясла весь мир. Впервые за 100 лет со времен открытия гробницы Тутанхамона человечество нашло новую гробницу фараона. Затерянная в лабиринтах Долины Царей, она таилась 3500 лет, прячась под слоями песка, камней и загадок прошлого. А нашли её совершенно случайно. Все знают, что фараонов хоронили в Долине царей возле Люксора, поэтому там всегда копали в течение тысяч лет, сначала грабители, потом Европа. Но почему так мало гробниц фараонов найдено? Тысячи лет. Слои грязи во время разливов Нила, землетрясения и песчаные бури, наступление пустыни, захоронили гробницы и все следы под метровыми слоями новой Земли. Гробница Тутмоса II, например, оказалась погребена под В обломками скал после оползней. Ложные пути. В древности, когда Земля еще не изменилась, грабитель могли найти к ним путь без наших спутников, детекторов и георадаров. Поэтому фараоны путали следы гробниц - строили ложные камеры, коридоры и ловушки. Саркофаг Тутмоса II нашли за ложной стеной, ко

Лето 1375 года сковало Тверь кольцом множества врагов. Волга и Тьмака у крепостных стен Тверского Кремля текли тихо, ожидая потоков крови. Великий город, возведённый на берегах Волги, дышал страхом. Его князь, Михаил Тверской стоял на стенах, вглядываясь в горизонт, где поднимались столбы от сожженных Москвой деревень, где катила тяжелая московская конница. Он знал: Дмитрий Московский не простит ему ярлыка, вырванного в Сарае. И жалел, что отказался от 5 туменов мангышлакской орды, что предлагал Мамай в Сарае. Москва вела на Тверь весь Север своего нового союза, к вторжению в Тверское княжество присоединился и Новгород, вечный враг в схватке за Торжок. Тверь была последним шипом, вонзившимся в плоть растущей Москвы. И у нее не было шансов, тверской князь уже проиграл первую битву, у стен своего Микулина, этот тверской город на границе Дмитрий Донской сжёг. К полудню войска Севера дошли до Твери и обтекали крепость людской рекой. Суздальцы, москвичи, новгородцы, ярославцы, нижего

1374 год. Косой дождь хлестал по стенам Переяславля, словно смывал грехи князей, собравшихся под низкими сводами церкви Юрия Долгорукого. Воздух густел от запаха мокрой шерсти, воска и страха. Здесь крестили Боголюбского и Невского, сегодня крестили сына Дмитрия Донского. Крестили, и боялись гнева Золотой Орды. Сергий Радонежский опустил младенца в купель. Тело игумена худое и сгорбленное, казалась воплощением Руси - измождённой, но не сломленной. Вода, ледяная как смерть, заставила младенца закричать. - Будь воином, - сказал старец, - будь надеждой, будь верой. Нарекаю тебя Юрием, во имя святого Георгия Победоносца. Отец, стоявший рядом, сжал рукоять меча. Крещение наследника было вызовом. Орда больше века требовала, чтобы русские князья присылали сыновей в Сарай в качестве заложников. И впервые князь Руси отказался. - Хан Мамай зовёт тебя врагом, - шепнул Дмитрию князь Владимир Серпуховской. - Твой съезд петля на шее Москвы. - Посмотрим. - пробормотал московский князь. Крещ

1374 год. Дмитрий Московский прижал горячий лоб к холодному окну и смотрел, как ветер гоняет листья на крышах Кремля. Позади часы споров и пора решать. Но великий князь продолжал слушать тихий голос митрополита Алексия: "Они все хотят твоей земли, твоей головы... Ты должен сжечь Тверь, иначе погибнет Москва". Но Дмитрий Донской не хотел жечь Тверь и в его голове крутились все эти сложные годы... 12 лет прошло, как маленький Дмитрий получил ордынский ярлык, стоя на коленях в Сарае. На удерживаемую часть татарской дани 12 лет он возвращал Москву времен Ивана Калиты, татарским золотом он возвращал Москве силу. Первой ласточкой стал белокаменный Московский Кремль, строительство началось в 1367 году. Дмитрий, юноша с первой щетиной на щеках, смотрел, как каменотёсы вбивают глыбы в землю. - Зачем? - спросил он митрополита. - Дерева в лесах полно, а камень дорог. Учитель показал на запад: - Европа. Каменные стены не горят, их не сжечь и не пробить камнеметами. На татарское

Для Чингисхана, Батыя и Тимура небо было всем. Народы Центральной и Западной Азии жили в бескрайней Степи и смотрели в синее небо, где 6 месяцев не было ни облачка. Небо давало тепло и воду, убивало холодом и жаждой, поэтому главным языческим богом монголов и тюрков был Бог Неба Тенгри. До прихода ислама тюрки и монгольские ханы носили титул "тенгрикут", основанный на вере, что вожди от неба получили "кут" - прикосновение бога Тенгри к голове, аналога "помазания божьего" при крещении русских царей. Когда Гуюк-хан, внук Чингисхана, в 1246 году писал письмо Папе Римскому, он подписал его так: - "Под властью Вечного Неба". И хотя монгольские ханы и империя Тимура язычество поменяли на ислам, духовное почитание синего цвета, символа мистической силы, пребывающей в небесах, в Центральной Азии никогда не ослабевало. Поэтому ранним утром в Самарканде Узбекистана, я теряюсь в море синего. Синий цвет бога Тенгри льется на меня со стен, с куполов и его неба. Самарканд - один из старейши

Когда солнце поднимается над Самаркандом в Узбекистане, я сижу рядом с самым безжалостным героем Азии после Чингисхана - Тимуром или Тамерланом (Железным Хромцом). Это потому, что я нахожусь в Гур-Эмире, мавзолее Тимура, и смотрю на чёрную нефритовую плиту его гробницы. Тимур создал огромную империю на континенте за одну лишь жизнь. Его империя простиралась от России и Египта на западе, до Индии и Китая на востоке. Используя методы войны монголов и усилив их исламом, Тимур был непобедим в битвах. И оставлял горы черепов на своем пути, чтобы его боялись и запомнили. Гур-Эмир или Гробница Тимура была построена в конце его жизни в 1404 году. И здесь Тамерлана положили в похожий гроб из черного дерева. Положили вопреки его воле, ведь Тимур завещал захоронить его в Степи. Здесь лежали Тимуриды после него - два сына, два внука и последующие правители его земель. Их жизни перекликаются с историей Казанского ханства и Ногайской Орды. Здесь ходит легенда, что война с Гитлером началас