Котофеня

На обочине трассы, у старого покосившегося дорожного указателя, сидит пёс. Когда-то его шерсть была густой и красивой, но сейчас она свалялась клочьями, висит неопрятными космами. В карих глазах — тоска и надежда. Машины проносятся мимо одна за другой. Легковушки, грузовики, автобусы. Пёс провожает взглядом каждую, всматривается в окна, словно ищет что-то. Или кого-то. — Смотри, опять этот пёс, — водитель синей "Лады" кивает своему пассажиру. — Третий день уже тут сидит. — Да брось ты, Серёга! Мало ли бродячих собак по дорогам шастает. — Не скажи. Этот какой-то особенный. Видишь, как в окна смотрит? Будто ждёт кого-то. Но разговор быстро затихает — людям некогда думать о чужих проблемах. У каждого своих забот полон рот. А пёс всё сидит и сидит. Терпеливо. Упорно. Когда машин становится меньше, он медленно встаёт, обходит своё место кругом и снова садится. Ждёт. Его зовут Рэкс. Вернее, звали — раньше, в той, другой жизни. Когда у него был дом, миска с едой и любимый хозяин, который треп

Ночь выдалась тревожной. Старый деревянный сарай на краю деревни вспыхнул как спичка — никто даже не успел понять, как это случилось. Пламя взметнулось к небу рыжим столбом, разбрасывая искры. Ветер, словно издеваясь, гнал их прямо на соседние постройки. Крики разорвали тишину, и деревня мгновенно проснулась. Люди выбегали из домов кто в чём был: в накинутых наспех куртках, в домашних тапочках, с растрёпанными со сна волосами. Метались между домами, поливали водой заборы, крыши сараев — лишь бы не дать огню перекинуться дальше. — Машины доставайте! Технику! — надрывался кто-то. — Сено вывозите! — Да где пожарные-то?! Звонили кто-нибудь?! — Звонили, едут! Из райцентра едут! А тем временем маленький серый комочек, едва заметный в дыму и суматохе, полз, прижимаясь к земле, подальше от этого страшного места. Обожжённые лапки оставляли едва заметные следы на пыльной земле. Котёнок не понимал, что происходит. Ещё недавно он спал в уютном гнёздышке на сеновале вместе с мамой-кошкой. А потом с

Сергей Петрович никогда не опаздывал на деловые встречи. За пятнадцать лет в бизнесе он выработал железное правило: лучше приехать на полчаса раньше, чем на минуту позже. Сначала застряла молния на любимом портфеле – пришлось перекладывать документы в старую борсетку. Потом навигатор повел какими-то немыслимыми переулками, объезжая пробки. А в довершение всего позвонил клиент и перенес встречу на час раньше. "Чертов день!" – Сергей в сердцах стукнул по рулю, выруливая на узкую улочку. Весенний ветер гнал по асфальту обрывки газет и прошлогодние листья. Редкие прохожие жались к стенам домов, пряча лица от колючих порывов. Сергей припарковался у обшарпанной пятиэтажки, на ходу проверяя время на дорогих швейцарских часах. – Двадцать минут, – пробормотал он. – Должен успеть. Схватив борсетку, он выскочил из машины. На парня, стоявшего неподалеку, он даже не обратил внимания. И тут порыв ветра с такой силой хлопнул дверцей, что Сергей вздрогнул и выронил сумку. Та глухо стукнулась об асфал

Водитель с трудом затормозил - на дороге была россыпь щенков Антон никогда не понимал этих любителей животных – носятся со своими котиками и собачками, как с писаной торбой. Но этот вечер перевернул всю его жизнь с ног на голову. Февральская метель кружила в свете фар, превращая дорогу в бесконечный белый туннель. После двенадцатичасовой смены в офисе хотелось только одного – доехать до дома и рухнуть в кровать. Антон включил музыку погромче, чтобы не уснуть за рулем. И тут раздался визг тормозов. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда прямо перед капотом он увидел их – маленькие темные комочки, рассыпанные по заснеженной дороге. Машину повело на скользком асфальте, но каким-то чудом удалось избежать трагедии. – Твою ж, – выдохнул Антон, когда автомобиль наконец остановился. В свете фар он разглядел щенков – крошечных. Они почти не двигались, только слабо попискивали, превращаясь в сугробе в черные точки. – Да откуда вы тут взялись?! Метель усиливалась. Позади нетерпеливо засигналил

Тамара Петровна никогда не считала себя особенно сентиментальной. В свои шестьдесят пять она повидала немало и научилась относиться к жизни философски. Но сейчас, сидя в своем любимом кресле перед телевизором, она чувствовала, как сердце буквально разрывается от боли. Жалобный кошачий плач с соседнего балкона не давал ей покоя уже битый час. Она пыталась сосредоточиться на любимом сериале, но не могла уловить ни единой реплики актеров – все заглушал этот душераздирающий звук. "Мяяяяу. Мяяяяу." – доносилось снова и снова, и каждый звук был пропитан такой тоской, что становилось физически больно. В этом крике слышалось отчаяние, страх и мольба о помощи. – Да сколько же можно! – не выдержала она наконец, захлопнув окно. – Третий день уже воет, бедолага. Стало немного тише, но совесть продолжала грызть не хуже зубной боли. Как там животное? Кормят ли его? Есть ли вода? На улице стояла невыносимая жара – градусник за окном показывал +30 в тени. Тамара Петровна то и дело подходила к окну, вг

Михайловка — деревня небольшая, но со своим характером. Здесь все друг друга знают, все про всех всё знают, и новости разлетаются быстрее ветра. Особенно если эти новости касаются кого-то из старожилов. Степан Михалыч жил на краю деревни уже лет пятьдесят. Его небольшой домик с покосившимся забором знали все — как знали и самого хозяина: высокого, сухощавого, с вечно насупленными бровями и колючим взглядом из-под них. — Бирюк, — говорили про него соседи. — Как есть бирюк. После смерти Анны Васильевны совсем замкнулся. Анна Васильевна, его жена, умерла пять лет назад. Тихо ушла во сне — просто не проснулась одним зимним утром. С тех пор Степан Михалыч словно погас. Сын звал к себе в город, но старик отказывался наотрез: — Это мой дом. Каждый уголок, каждая вещь. Единственным существом, которому удалось пробиться через броню его одиночества, стал Рыжик. Тощий рыжий щенок появился на пороге его дома три года назад — в дождливый осенний вечер. Дрожал, скулил тихонько, глядя голодными глаза

"Мама всегда говорит - нет. Всегда. А папа, папа просто молчит". Маша сидела на подоконнике и задумчиво водила пальцем по запотевшему стеклу. За окном падал мокрый ноябрьский снег, превращая двор в серую кашу. Девять лет - это много или мало? Достаточно, чтобы понимать: взрослые часто говорят одно, а делают совсем другое. Недостаточно, чтобы смириться с этим. — Машка! Опять штаны на подоконнике протираешь? — мама на секунду заглянула в комнату. — Иди лучше уроки делай! — Я уже сделала. — Тогда почитай что-нибудь. Или порисуй. В общем, займись чем-нибудь полезным! Дверь захлопнулась. Из кухни доносился звон посуды - мама готовила ужин. Папа еще не пришел с работы. Обычный вечер. Маша вздохнула. Нет, читать не хотелось. И рисовать тоже. Хотелось просто чтобы кто-то был рядом. Не "займись чем-нибудь", а "давай поговорим". Или "расскажи, как прошел твой день". Но у мамы вечно дела. У папы - работа. А у Маши - только серое небо за окном да старый плюшевый заяц, который давно потерял одно ух

Холодное октябрьское утро. Бурый трусил вдоль реки, внимательно принюхиваясь к свежим следам. За шесть лет уличной жизни он отточил свое мастерство до совершенства — знал, где и когда можно разжиться куском хлеба, в каком дворе его не прогонят, а где лучше даже не появляться. Пёс остановился, тряхнул лохматой головой. Вот и любимое местечко — мост через реку. Здесь всегда можно найти что-нибудь съестное: то бутерброд недоеденный кто выбросит, то пакет с остатками еды. Раньше-то жизнь была совсем другой. Теплый дом, миска с едой, ласковые руки хозяйки. Но потом они уехали. Просто уехали, оставив его одного на улице. И началась другая жизнь — холодная, голодная, полная опасностей. Но Бурый не озлобился. Может, потому что помнил, как это — быть любимым. А может, просто характер такой — добрый, отзывчивый. Вдруг его чуткие уши уловили звук шагов. Пёс насторожился — в такую рань на мосту редко кто появляется. Обычно только рыбаки, но сейчас не сезон. Из утреннего тумана вынырнула высокая фи

Анна Сергеевна, работница приюта, как обычно пришла пораньше. Нужно было проверить вольеры, раздать корм, сделать уколы заболевшей кошке. Да мало ли дел в приюте с утра? Она остановилась у ворот, нашаривая в кармане связку ключей, и вдруг замерла. Возле входа, съежившись от холода, лежала собака. Большая, возможно даже породистая. Но сейчас всклокоченная шерсть свалялась в колтуны, ребра выпирали так, что можно было пересчитать каждое, на боку виднелась проплешина - то ли от травмы, то ли от болезни. - Господи, - прошептала Анна Сергеевна. - Ты как тут оказалась, бедолага? Собака медленно подняла голову. В карих глазах застыла такая тоска, что у женщины перехватило дыхание. Она осторожно протянула руку: - Ну-ну, не бойся. Свои. Собака не отшатнулась, не зарычала - только тихонько заскулила и попыталась встать. Но лапы подкосились, и она снова упала на мокрый асфальт. - Лежи-лежи, - заторопилась Анна Сергеевна, открывая ворота. - Сейчас помогу. Через полчаса собака уже лежала в теплом б

В пожарной части №17 царило временное затишье. Мелкий дождь превратился в ливень, и казалось, что сама природа решила предотвратить любые возгорания в этот день. Сергей стоял у окна, задумчиво всматриваясь в серое небо. Сорок пять лет... А кажется, еще вчера был молодым лейтенантом, полным энтузиазма и жажды подвигов. Он тяжело вздохнул, вспоминая тот последний выезд. Крики матери, плач ребенка, жар огня, обжигающий даже через защитный костюм. - Серега, хорош киснуть! - окликнул его Игорь, заглядывая в комнату отдыха. - Чай будешь? - Буду, - кивнул Сергей, отходя от окна. - Только без твоих фирменных историй про рыбалку. - Вот ты вечно так, - притворно обиделся Игорь, загремев чашками. - А между прочим, в прошлые выходные я такого леща поймал. Сергей невольно улыбнулся. Игорь всегда умел разрядить обстановку. Они работали вместе уже пятнадцать лет, и за это время напарник стал ему больше чем другом — почти братом. С того дня прошло уже две недели, но перед глазами все еще стояло испуг