Предыдущая публикация
Оставление Москвы
Маршал Жоаким Мюрат
За рекой Сетунь, на её пологом берегу высился храм Спаса Нерукотворного Образа. Впрочем, как он называется маршал Франции, Неаполитанский король, командующий авангардом французской армии Жоаким Мюрат, не знал. Он видел сияющую варварской красотой русскую церковь на фоне чёрных облаков, за ней деревья, побитые жёлтыми листьями, дрожащие на холодном ветру и Наполеона, мерящего быстрыми шагами пространство вокруг церкви. У Наполеона после Смоленска появилась такая нервная походка.
Мюрат спешился, зашёл за ограду.
- Сир, - доложил он, - сражения у стен Москвы не будет. Я лично видел неоконченные укрепления на Воробьёвых горах и на ещё одной горе, ближе к нам.
- Где армия Кутузова.
- Она не пошла ни на север, ни на юг, как мы предполагали, она двинулась на восток через Москву.
- Очень хорошо, Мюрат, очень хорошо. Значить они получили такой сильный удар под Можайском, что не смогли от него оправиться. Скоро долгожданный отдых и мир на моих условиях с царём Александром. Мир ждёт меня у ворот Москвы, Жоаким.
Мюрат молчал. Он знал, что для Наполеона Москва является какой-то мистической целью. Мюрат смотрел на возбуждённо-радостного императора и думал, что за триумфом просматривается бездна поражения, что царь Александр не заключит мир, даже если этого очень захочет, потому что война идет не с царём русских, а с русским народом, а русский народ сдаваться не хочет. Наполеон уже написал одно письмо там под Смоленском, после сражения у Валутиной Горы и ответа не получил. Армия русских не бежит, а организованно отступает, русские на своей земле и через месяц у Кутузова будет столько же войск, сколько было у него перед сражением у Можайска.
- Ты уверен, дорогой мой Мюрат, что в Москве нас не ждут никакие сюрпризы?
- Не уверен, сир. Кутузов – старый хитрый лис, всё может быть.
- Будь осторожным, Жоаким.
Мюрат, не задерживаясь, помчался вперёд к своему авангарду. Наполеон, наскоро перекусив, в сопровождении эскадрона конных егерей и эскадрона польских улан в коляске покатил к Москве.
В полдень со стороны русских прекратилась стрельба и заиграла труба, призывая к вниманию, и оттуда появились два всадника. Французы тоже прекратили стрелять. Навстречу всадникам выехал полковник конно-егерского полка де Вильнёв. Русские подскакали ближе. Один из них был молодой человек в красном гусарском мундире, лет двадцати. Он приложил руку к виску:
- Штабс-ротмистр лейб-гвардии гусарского полка Фёдор Акинфов с запиской от генерала Милорадовича к неаполитанскому королю.
- Полковник де Вильнёв. Прошу штабс-ротмистр следовать за мной.
Он проводил Акинфова до командира второго кавалерийского корпуса генерала Франсуа Себастьяни.
- Давайте ваше письмо, штабс-ротмистр, я передам Его Величеству.
- Извините, генерал, но генерал Милорадович поручил мне не только вручить лично ему письмо, но и передать кое-что на словах.
Акинфов держался спокойно и уверенно, французский язык его был безупречен.
- Ну, хорошо, - пришлось согласиться Себастьяни, - полковник, проводите штабс-ротмистра к Его Величеству.
На встречу к Мюрату поехали не спеша, шагом. Милорадович наказал Акинфову задержаться у французов как можно дольше, ибо, чем дольше он там будет находиться, тем дальше уйдёт русская армия.
Мюрат великолепно одетый, в неизменной чёрной шляпе с белыми перьями, высокий черноволосый выехал вперед своей свиты.
- Господин капитан, что вы мне хотите сказать.
Акинфов молча протянул письмо, где говорилось: «Оставленные в Москве раненые поручаются гуманности французских войск».
- Напрасно поручать больных и раненых великодушию французских войск. Французы в пленных неприятелях не видят уже врагов, - сказал Мюрат, прочитав записку.
- На словах, генерал Милорадович велел передать следующее: Если французы хотят занять Москву целою, то должны, не наступая сильно, дать нам спокойно выйти из неё с артиллерию и обозом. Иначе генерал Милорадович перед Москвой и в Москве будет драться до последнего человека и, вместо Москвы, оставит развалины.
- Мon cher ami, я не вправе принимать такие решения. Это прерогатива императора. Проводите капитана к Наполеону, полковник.
Акинфов поклонился неаполитанскому королю, и они с трубачом поехали за полковником де Вильнёв.
Мюрат смотрел им вслед и ему вспоминались атаки французской кавалерии под Смоленском и Можайском, где он чудом избежал пленения и как непоколебимо стояли русские. У него осталось меньше половины кавалеристов от того числа, что перешли Неман два с половиной месяца назад. Ещё две-три таких атаки и командовать ему будет не кем.
- Верните их.
Русские вернулись.
- Капитан, - сказал Мюрат, - я так подумал: не стоит беспокоить императора по пустякам. Я принимаю условия генерала Милорадовича и буду ехать так медленно, как только смогу. Но мой авангард уже сегодня должен быть в Москве.
- Как вам будет угодно, Ваше Величество, - скрывая торжествующую улыбку, поклонился Акинфов.
- Скажите, капитан, вы откуда родом?
- Из Владимирской губернии, Ваше Величество, но я ещё не капитан.
- Ещё будете, мы на войне. Но всё равно, я хотел бы, что бы вы передали своим московским жителям, что бы они сохраняли спокойствие…
Акинфов видел – неаполитанского короля что-то беспокоит, речь сбивчивая. Мюрату же виделись горящие русские сёла. Их жители сами поджигали свои дома и, собрав пожитки, уходили в леса, гоня перед собой скотину. Самих жителей он не видел, а горящие сёла – это страшно. Мюрат очень надеялся на счастливую звезду Наполеона и что война благополучно завершиться в Москве.
- Мирным жителям, - продолжал Мюрат, - французская армия не причинит никакого вреда, нас не надо бояться. Не будет взята ни малейшая контрибуция. Ни малейшая! Французские власти будут всячески заботиться о москвичах и их безопасности. Сам Бонапарт будет следить за этим. Лично!
- Я вам верю, Ваше Величество, - серьёзно сказал Акинфов
Мюрат посмотрел на него внимательно и произнёс:
- Холодно тут у вас. Как вы тут живёте в таком климате? А в моей родной Гаскони сейчас, наверное, жарко.
В голосе неаполитанского короля послышалась тоска.
- Надеюсь, московские жители не покинули свой город? – спросил Мюрат. - И где главнокомандующий Москвы граф Ростопчин.
- Откуда мне знать, Ваше Величество, я в действующей армии и в Москве давно не был. Граф Ростопчин на своём месте, где ему ещё быть?
- Почему ваш царь Александр не хочет мириться?
- Наверное, потому что война ещё не кончилась. Впрочем, я не знаю, Наполеон может это спросить сам.
- Да, конечно, но, по моему мнению – пора мириться.
- Это не нам с вами решать, Ваше Величество.
- Увы, капитан. Не отобедаете со мной? – неожиданно предложил Мюрат.
- К сожалению, нет, Ваше Величество. Командование ждёт моего возвращения.
- Не смею задерживать, капитан. Ещё раз говорю: французская армия будет заботиться о сохранении Москвы. И передайте самому храброму генералу русской армии моё почтение.
- От самого храброго маршала Франции.
- Merci, capitaine, - улыбнулся Мюрат.
Гаспар Гурго, ординарец Наполеона, поскакал к императору доложить о переговорах Мюрата с русскими. Наполеон утвердил условия перемирия.
В сопровождении всё того же полковника де Вильнёв, Акинфов и трубач отправились назад к арьергарду русской армии.
Проезжая мимо французского авангарда, Акинфов обратил внимание на два полка гусар. На них тёмно-синие доломаны и синие ментики, на киверах султаны чёрные, кивера у одного полка чёрные, у другого голубые.
- Это польские гусары, два полка – десятый и тринадцатый. У тринадцатого голубые кивера. Хотите, подъедим ближе? – сказал де Вильёв, заметив заинтересованность русского гусара польскими.
- Если это возможно, полковник.
- Конечно.
Проехали галопом вдоль фронтов этих полков, провожаемыми недобрыми злыми взглядами. «В двух полках вряд ли тысяча сабель наберётся» - про себя отметил Акинфов.
- Смотрят они на вас враждебно.
- Не удивительно, мы же с ними воюем, полковник.
- Мы с вами тоже, но я на вас так не смотрю.
- У русских застарелая вражда с поляками.
На нейтральной территории они простились, и каждый поскакал в свою сторону.
Встречал Акинфова аванпост лейб-гвардии казачьего полка – десять казаков. Среди них командир полка – полковник Иван Ефремович Ефремов. Он сидел на гнедом жеребце в чёрной бурке, курил трубку.
- Ну, что?
- Мюрат обещал двигаться медленно, Иван Ефремович.
- Добро.
Штабс-ротмистр поскакал к генералу Милорадовичу докладывать об успехе предприятия. Вскоре арьергард русской армии выстроился в походные колонны и направился к Дорогомиловской заставе.
Коляска с Наполеоном въехала на Поклонную гору. Под горой в боевом порядке стоял десятый гусарский полк. На вершине императора встречали Мюрат и ещё несколько генералов.
- Этот холм – Воробьёвы горы?
- Нет, сир, - сказал Мюрат, - это Поклонная гора, а Воробьёвы горы вон там сзади нас справа.
- Ну, всё равно, - сказал Наполеон.
Перед ним внизу лежал огромный город: разноцветные купола церквей, в основном золотые, на фоне чёрных туч, крыши дворцов, утопающих в начинающих желтеть листве садов и вдали на горизонте угадывались башни Кремля.
- Вот, наконец, этот знаменитый город. Древняя столица русских царей.
Наполеон достал подзорную трубу и стал разглядывать Москву через неё.
- Ровно двести лет назад на этом холме стояли войска гетмана Ходкевича, - сказал генерал Сокольницкий. – В Кремле голодал польский гарнизон. А вон там за рекой напротив Кремля произошла битва с русскими. Тогда полякам не повезло, битву проиграли.
- Зато сейчас повезло, - сказал Наполеон, не отрываясь от подзорной трубы. – Поляки отомщены, генерал. Польша будет свободной.
- Казаки! Казаки! – встревоженно закричали конные егеря, конвой императора.
Сзади, со стороны Воробьёвых гор из леса неожиданно выехали отряды всадников. Генералы и маршалы заволновались. Наполеон навёл на конницу подзорную трубу.
- Нет, - сказал он, - это наши драгуны. Мюрат, пошлите офицера в Москву, скажите, что я буду ждать бояр с ключами от города вон у тех ворот. Как называются ворота, д’Идевиль?
- Ворота Дорогомиловской заставы Камер-Коллежского вала, сир, - ответил его секретарь-переводчик.
- Да, вот у них. Коня мне, едем к Москве. Выстрелите из пушки, пусть знают, что я пришёл.
Солдаты Великой армии шагали радостные: ещё немного и они в Москве, а это конец похода. Наконец-то можно спокойно отдохнуть, наконец-то после всех лишений солдаты достигнут мира и изобилия, никаких битв больше не будет, ни этих пушек, ни ядер, ни русских штыков и от злых русских крестьян не получишь вилы в бок за какую-то паршивую курицу. Москва – это мир, скорый мир. Солдаты верили, что впереди их ждут тёплые дома и сытая жизнь. Для русских Москва священна. Ну не сожгут же русские свою древнюю столицу как последнюю деревню? Хотя до и после Смоленска русские сжигали всё.
Ворота Дорогомиловской заставы прикрыты, по бокам их расположены высокие деревянные башенки с чёрными двуглавыми орлами наверху.
Солдаты Великой армии, прокричав: «Да здравствует, император!» ожидали у ворот неизвестно чего.
Наполеон в спокойном расположении духа ходил слева от ворот вдоль Дорогомиловского вала в ожидание покорности от городских властей и выноса ключей от древней русской столицы. Городские власти со сдачей ключей явно не торопились. Наполеон приказал расстелить карту Москвы прямо на дёрне и с интересом стал изучать её. Особенно его поразили грандиозные строения Воспитательного дома, созданного для приёма и призрения подкидышей и бесприютных детей. Наполеон здесь же распорядился создать такой же и для той же цели в Париже.
Время шло, ничего не происходило. Мюрат посылал в Москву офицеров один за другим. Безрезультатно. Они, возвращаясь, утверждали только одно: «Москва пуста».
- Русские, наверное, не знают, как сдавать города, - успокаивал себя император. - Для них всё это вновь.
- Москва пуста, - доложили ему.
- Москва пуста? Что за невероятное известие! Надо туда проникнуть. Идите и приведите ко мне бояр. Немедленно.
Свита императора стояла молча: где взять бояр в пустом городе?
Наполеон стал шагать вдоль вала более нервно.
- Генерал Дюронель, - сказал Наполеон после долгого раздумья. – Вы назначаетесь военным комендантом Москвы. Поезжайте в город и составьте депутацию, которая принесет мне ключи. А вы, Деннье, - обратился он к офицеру Генерального штаба, - поезжайте выяснить ситуацию, сообщите сведения о ресурсах и представьте мне отчет.
Дюронель и Деннье в сопровождении гусар отправились в Москву. Перед разрушенным мостом через реку встретили два десятка человек, робко ожидавшие французские войска.
- Кто такие? – грозно спросил Дюронель.
Оказалось, что это московские французы и немцы.
- Мы хотим прибегнуть к защите под знамёнами Великой армии, - сказал один из них.
- И от кого вас защищать? – удивился Дюронель. – Здесь никого нет. Где люди?
- Генерал-губернатор Ростопчин сделал всё возможное и невозможное, чтобы превратить Москву в пустыню. Все ушли на восток в Рязань и далее.
- Давайте из них сделаем делегацию русских бояр, - предложил Деннье.
- Какие же это бояре? – возразил Дюронель. – Среди них не одного русского. Вас как зовут? - спросил он говорившего с ним француза.
- Жак Ламур, месье.
- Ламур? Странная фамилия. Хорошо. Так вы утверждаете, что в Москве никого из властей нет?
- Нет, месье.
- И ключей от города тоже нет?
- И никогда не было. Это не Европа, это Азия, месье. Здесь живут дикие варвары, месье. Они или убегают из своих городов или защищают их до конца с яростью зверей.
- Откуда вы это знаете?
- Я управляющий типографией, мы печатаем газеты. Я знаю, что происходит на войнах с Турцией и с горцами Кавказа.
- Ладно, - сказал Дюронель, - следуйте за мной.
Дюронель и Деннье двинулись в обратный путь, за ними робко шла делегация московских иностранцев.
- Сир, - сказал Дюронель, спешившись около императора, - это Азия, здесь не принято, как в Европе сдавать города и выносить ключи победителю. Здесь просто нет ключей. Здесь города берут штурмом или покидают их.
- Москва пуста?
- Да, сир.
- Какое варварство. Кого вы привели?
- Французы. Московские.
- Хорошо, я хочу поговорить с ними.
Ламур робко подошёл к императору и застыл в полупоклоне:
- Сир, я ваш горячий поклонник. Для меня честь говорить с великим человеком.
Наполеон брезгливо поморщился.
- Москва пуста? – сквозь зубы спросил он.
- Да, сир, - восторженно сказал Ламур. - Жителями Москвы овладел панический страх при вести о торжественном приближении Вашего Величества.
- А генерал-губернатор Ростопчин?
- Говорят, что он уехал ещё 31-го августа…
Хмурое выражение лица императора сменилось искренним удивлением:
- Как? Прежде сражения? Что за вздор вы говорите? Чепуха, не может быть.
Наполеон повернулся спиной и сделал жест рукой, что бы Ламура увели и полушёпотом произнёс:
- Дурак.
Московских французов прогнали. Д’Идевиль вышел вперёд:
- Извините, сир. У русских всё не как в Европе, у них свой календарь. Сейчас у них второе сентября, а у нас уже четырнадцатое. Это значит, что Ростопчин покинул Москву позавчера, двенадцатого сентября.
- Варвары, - пожал плечами Наполеон и позвал: - Мюрат.
- Я, Ваше Величество, - откликнулся неаполитанский король.
- Веди свой авангард в Москву, Жоаким. Я пойду следом.
- Я думаю, что вам лучше остаться здесь, сир. Скоро стемнеет. А я прослежу за русской армией.
Наполеон в раздумье зашагал вперёд-назад, вынул из кармана носовой платок, помял его в руках и положил в другой карман.
- Хорошо, Жоаким. Преследуй её до конца, хоть до самой Рязани и сообщишь мне, где она остановилась. Я буду ждать.
- Слушаюсь, Ваше Величество.
Первыми через Дорогомиловские ворота прошли польские гусары десятого полка, за ними конная артиллерия, за ними Мюрат, Себастьяни и Гурго, ординарец Наполеона, замыкал шествие конно-егерский полк и 2-я пехотная дивизия.
Город пугающе пустой. Чистые улицы, каменная мостовая, холодный ветер гонит опавшие листья и звонко цокают копыта лошадей. Покинутые мёртвые дома обывателей и дворцы московской знати окружали авангард Мюрата.
- Какой богатый город, - сказал Мюрат.
- По-восточному роскошный, - дополнил маршала Гурго.
- Париж – бедная деревушка, по сравнению с Москвой, - продолжил Мюрат. – И это мы на окраине. Какие же у них дворцы в центре?
Было жутко – пустые дома окружали солдат Великой армии как покойники. Подъехали к реке. На той стороне аванпост русских казаков поил лошадей, Мюрат приказал сделать тоже самое. Казаки напоили лошадей, поправили упряжь и не спеша поехали по улице. Мюрат перешёл вброд реку у разрушенного моста и последовал за ними.
Часть Великой армии вошла в город, дошла до реки. Сапёры стали наводить мосты. Наполеон наблюдал некоторое время за наведением мостов, получая от Мюрата сообщения о положении в городе. Император приказал войскам маршала Мортье идти вслед за авангардом Мюрата и занять Кремль во избежание ограбления. В пять часов вечера Бонапарт выехал из города. Он нашёл приют в деревне недалеко от Камер-Коллежского вала в первой попавшейся избе. Там он писал приказы, назначения, предписания, утверждал репертуар парижских театров. Великий человек работал до полуночи, потом лёг спать. Ночью его покусали клопы.
Из переулка навстречу французам выехал эскадрон гусар лейб-гвардии во главе со штабс-ротмистром Акинфовым. Мюрат приказал пропустить офицера к себе. Акинфов подъехал, отдавая честь и улыбаясь при этом. Неаполитанский король улыбнулся в ответ:
- Рад вас снова видеть, капитан. Что случилось?
- Генерал Милорадович просит вас продлить перемирие до семи часов завтрашнего утра.
- Не возражаю, капитан. Вы передали мою просьбу, что бы московские жители сохраняли спокойствие?
- Сделал всё, что было в моих силах, - уклончиво ответил штабс-ротмистр.
- И как понимать этот пустой город?
- Русские в массе своей люди непокорные. Извините, Ваше Величество, но мне надо ехать.
- Разумеется, не смею вас задерживать, - холодно сказал Мюрат. – Да, капитан, как называется эта улица?
- Арбат, Ваше Величество.
Гусары обогнули казачий аванпост и их красные ментики замелькали далеко впереди. Казаки развернули коней и не спеша поехали дальше.
На углу Арбата и какого-то большого переулка у своей аптеки сидел пожилой еврей.
- Почему вы не уехали, месье? – спросил его Мюрат.
Аптекарь не понял, неаполитанский король повторил свой вопрос по-немецки.
- Я мирный человек, господин, - ответил еврей, - я не сделал никому ничего плохого и надеюсь, что и со мной ничего плохого не случиться.
- Всё правильно, месье, так и будет.
У стены дома стоял одетый как слуга человек. Мимо него проследовал полк гусар в синих ментиках и чёрных киверах, за ним ехали трое, судя по всему, высших офицера, а за ними офицер на серой лошади. Человек помахал рукой, офицер ответил. Человек смело вышел навстречу, улыбаясь. Полковник конно-егерского полка улыбнулся в ответ. Человек подошёл к нему вплотную, достал из-за пазухи пистолет и выстрелил. На лице офицера появилось удивление, он прижал руку к груди и свалился с лошади. Маршал и два генерала оглянулись на выстрел.
- Ты что наделал, мерзавец? – вскричал Мюрат, разворачивая коня.
- Убил вашего императора, - спокойно на скверном французском языке ответил человек.
- Это не император, а полковник де Вильнёв.
На лице человека изобразилась досада.
- Мне говорили, что у Бонапарта серая лошадь.
- Да, - согласился Мюрат, - как и у бедняги де Вильнёв. Тебя сейчас расстреляют.
- Зато вас на одного меньше, - человек безмятежно улыбнулся.
- Расстрелять, - приказал Мюрат.
Солдаты 2-й пехотной дивизии прикладами подтолкнули человека к стене, он не сопротивлялся, дали залп. Человек упал. Полковника де Вильнёв положили рядом.
- Потом похороним, - пояснил Мюрат.
Аванпост казаков через Арбатскую площадь проехал на Воздвиженку и скрылся за домом. Авангард Мюрата последовал за ним. Впереди 10-й гусарский полк увидел красную кирпичную стену Кремля и крепостную башню. Гусары, а за ними весь авангард радостно оживились: они увидели сердце Москвы. От башни перекинут каменный мост, упиравшийся в другую низкую белую башню.
Вход в неё завален брёвнами, досками, бочками. Гусары не обратили на это внимание и вслед за казаками свернули налево. Со стороны башни грянул не стройный ружейный залп.
Несколько гусар слетело с сёдел.
- Пся крев!
Залп повторился, лошадь забилась в предсмертных судорогах, гусары отхлынули в стороны. Подскакал Мюрат.
- Пушки! – приказал он. – Заряжай! Одну бомбой, две картечью.
Артиллеристы быстро, не обращая внимание на стрельбу из-за баррикады в воротах башни, выставили пушки на прямую наводку. Бомба разорвалась ровно в середине баррикады, разметав её, две другие пушки выплюнули картечь. Всё заволокло дымом. Когда дым рассеялся, французы увидели убитых в воротах башни, оставшиеся в живых защитники Кремля, попрыгали с моста в ров и бежали.
Мюрат въехал в ворота башни. Человек в красной рубахе под армяком попытался подняться на локтях, грудь его разворочена картечью. Мюрат, чуть нагнувшись с лошади, отдал ему честь. Человек попытался что-то сказать, но не смог, обессилил и упал на спину, глаза его остекленели.
- Зачем? – удивлённо произнёс Мюрат, подъехавшему Себастьяни. Ответа не было. Часы на кремлёвской башне пробили половину пятого.
Казачий аванпост сворачивал направо. На площади красивейший многоглавый собор. Мюрат не смог скрыть своего восхищения пред этой дикой восточной красотой. Аванпост свернул налево за этим собором.
Неизвестная улица уходила вниз к притоку реки Москвы. Мюрат видел, как через мост проехала последняя телега и стала медленно подниматься в гору. Полк казаков и эскадрон гусар в красных ментиках двинулись за ней.
Мюрат махнул рукой, и авангард французской армии стал медленно спускаться к реке.
На горе стоял гвалт. Вверх ползли кареты, коляски, телеги, все нагруженные скарбом, сверху на барахле сидели гувернантки, служанки и прочие в обнимку с самоваром или другим имуществом, рядом ехали всадники, шли крестьяне, дворяне, женщины, мужчины, своры борзых собак. Телеги скрипели на разные голоса, прыгали на ухабах и упорно двигались вверх.
Барин с дворовым человеком, матеря друг друга последними словами, упёршись плечами в задний борт гружёной доверху телеги, толкали её на подъёме, помогали лошадям.
Чека лопнула, колесо соскочило с оси, телега остановилась.
- Эй, Филька, куда глядел? Почему недосмотрел?
- Да как тут досмотришь, барин?
- Запасная есть?
- А как же?
- Я телегу приподниму, а ты колесо насадишь и чеку вставишь.
- Телега тяжёлая больно. Отойди-ка, барин, ты уже старый, я сам.
- Я старый? Да мне всего шестьдесят. Я на двадцать лет тебя старше. Я суворовский солдат. Да мы с батюшкой Александром Васильевичем Альпы преодолевали! А тут какая-то Вшивая горка! Ты договоришься у меня, Филька. Доберёмся до первой же конюшни – запорю.
- Это ещё добраться надо.
- Доберёмся.
- Вон он супостат-то.
На той стороне реки спускались всадники в синих мундирах.
- Хрен с ними, ставь колесо, Филька.
Барин рванул вверх телегу, лицо его от натуги покраснело, Филька ловко накинул на ось колесо и забил в отверстие деревянную занозу.
- Это что, чека? – тяжело дыша, спросил барин.
- Так чеку-то, Василий Корнилович, надо в кузне ставить. Как я конец у чеки загну? Доедем до Пронска-то, там уж по годному сделаем.
Телега заскрипела дальше. Догнали другую повозку, на которой среди домашней утвари и книг сидел десятилетний мальчик и три девицы от двенадцати до шестнадцати лет, их мать шла рядом, а отец их тянул за уздцы уставшую лошадь.
- О, Анри Ружен, - сказал Василий Корнилович на французском языке, - вы же француз, почему вы от них убегаете? Ваши же идут.
- Они такие же мои, как и ваши. Мы от таких как они, бежали с отцом шестнадцать лет назад.
- Что так поздно уезжаете? Что с вашей книжной лавкой?
- Лавку закрыл, книги закопал. За телегой ездил далеко. Еле нашёл под Тверью.
- И за сколько?
- Сто рублей.
- Сударь, - вмешался Филимон, - вы бы сказали барышням слезть. Лошадь ваша из сил выбивается. Падёт, как дальше поедите?
- Я вам тоже советую, месье Ружен, - сказал Василий Корнилович, - лошади-то сейчас до́роги.
Барышни с неохотой слезли, лошадь повеселела.
Авангард Мюрата догнал хвост обоза, казаки и гусары ехали справа от обоза, французы слева.
- Интересно, как улица называется? – сказал Мюрат генералу Себастьяни.
- Какая разница, - пожал плечами Себастьяни.
- Яузская, - сказал, идущий рядом с французами, Ружен. – Река называется Яуза, и улица названа по ней.
- А холм этот как называется? – любопытствовал Мюрат.
- Вшивая горка.
- Странное название, неприятное. Почему так назвали?
- Почему Вшивую горку так назвали? – спросил Ружен на русском языке у Филимона.
- Что ж тут не понятного, сударь, - ответил Филимон. – Бани видели где? По Яузе. А здесь жители сидят без воды не мытые, вшами покрытые. Поэтому и Вшивая.
Ружен перевёл.
Мюрат оглянулся. Да, действительно, высоко забрались, рек не видно, ни Яузу, ни Москву.
- Это шутейно, - пояснил Филимон, - а то и вправду басурман подумает.
Мюрат выслушал перевод:
- Шутки несколько диковаты. А вы месье - француз, а уходите с русскими от французской армии.
- У меня три дочери, месье, и я бы не хотел, чтобы они близко познакомились с солдатами Великой армии.
- Зря вы так, месье. Мы же европейцы, мы несём цивилизацию в эти дикие места.
Ружен горько усмехнулся:
- Я не француз, месье, я бретонец. Мы с отцом бежали из Вандеи в девяносто шестом году.
- Тогда всё ясно. В девяносто шестом году я получил звание бригадного генерала, но не за Вандею, - сообщил Мюрат.
- А мы чуть не получили верёвку с камнем на шее именно в Вандее. Я видел, как цивилизованно, сотнями и тысячами кидали крестьян в Луару, утверждая, что утопление гуманней гильотины.
- Вы – шуан?
- Да, мой отец командовал отрядом шуанов.
- Кюре?
- Да, мой отец был священником. Он умер два года назад.
- И чем вы здесь занимались? Здесь же нет католических приходов.
- У меня книжная лавка на Кузнецком мосту.
- Забавно – разбойник торгует книгами в дикой России.
- Я не разбойник, я - роялист. Мы защищали законную власть.
- И всё же мы вам ближе, чем русские.
- Нет, месье. Тот, кто оставил родину, теряет её. Теперь моя родина – Россия. Я разделю с русскими и горечь поражения и радость победы. Я пожертвовал на русскую армию пятьсот рублей, помог, чем мог. И если наступит нужный момент, готов заплатить своею жизнью за Россию.
- Что ж, похвально, месье шуан.
Подъехал Акинфов:
- Ваше Величество, вы обещали ехать за нами, а не вместе с нами.
- Извините, так получилось, мой друг. Мы уже на вершине холма. Эта улица идёт вниз к какой-нибудь заставе?
- Да, это Таганская улица, она ведёт к Покровской заставе.
- Вот там мы придержим коней, и пождём, пока вы не отъедите на лье, месье Акинфов. Кто командует этим арьергардом?
Штабс-ротмистр показал на плотно сбитого человека с чёрными пышными усами, сидящем на гнедом коне в чёрной бурке и трубкой в руке.
- Это полковник лейб-гвардии казачьего полка Иван Ефремов.
- А ваш где полк, капитан?
- Мой полк далеко впереди, Ваше Величество.
- Спросите у полковника – знает ли он меня?
- Знает, - вернувшись от Ефремова, сказал Акинфов, - он видел вас в деле, в огне. Вас всегда можно узнать по плюмажу из белых перьев на шляпе.
Мюрат довольно улыбнулся, ему было приятно.
- Скажите, капитан, в этой короткой шубке, наверное, очень хороша на бивуаках? Передайте ему.
Ефремов выслушал штабс-ротмистра и молча снял бурку. Мюрат с удовольствием одел её, пошарил по карманам, ища, чем бы ответить любезностью на любезность, но ничего не нашёл.
- Гаспар, - обратился он к ординарцу Наполеона, - одолжите мне ваши часы.
- Зачем? – удивился Гурго.
- Я вам куплю новые, гораздо дороже.
Гурго с неохотой отцепил карманные часы и отдал Мюрат, тот через Акинфова передал их казачьему полковнику. Ефремов открыл крышку часов, посмотрел и кивком головы поблагодарил маршала.
- Ночи сейчас холодные, - сказал Ефремов штабс-ротмистру, - бурка ему пригодиться больше, чем мне часы. Бедные французы: ночевать на улице в такую пору. Им не позавидуешь.
- Почему вы думаете, Иван Ефремович, что они не будут ночевать в домах?
- Посмотри, Федя, что там за дым впереди справа?
- Милорадович приказал поджечь севшие на мель в Замоскворечье баржи с зерном и сеном.
- А Ростопчин запрещал курить на улицах во избежание пожара. Сгорит Москва, помяни моё слово. Не будут французы в тепле ночевать. Да и как можно врагу отдать древнюю нашу столицу целой и невредимой? Пепелище на месте города отдать можно, а так нельзя, грешно.
В конце Таганской улице у заставы справа расположен Покровский монастырь. Пушек в бойницах его стен Мюрат не заметил, но на всякий случай, прикрываясь обозом с беженцами и русским арьергардом, приказал разведать: что там? Разведка доложила:
- Ничего. Только русские раненные солдаты и монахи за ними ухаживают.
- Там место есть?
- Есть.
- Тогда надо и наших там разместить.
Арьергард русской армии скрылся за поворотом, авангард Мюрата вышел следом через ворота Покровской заставы.
Поздним вечером два капитана-кавалериста из 3-его корпуса Великой армии Кампо и Паскаль въехали в Москву через ворота Дорогомиловской заставы в поисках изысканного ужина и прочих ночных удовольствий. Они долго блуждали по тёмному пустому городу: ни жителей, ни света, ни шума. Только у реки слышались крики. Это сапёры наводили мосты. Они вспоминали Вену: как хорошо они кутили в захваченном городе! Наконец они наткнулись на пьяного пехотного майора в сопровождении не менее пьяных солдат.
- Подскажите, господин майор, - обратился к нему Кампо, - не заметили ли вы где-нибудь здесь поблизости что-нибудь вроде гостиницы, ресторана, трактира, да хотя бы и кабака. Мы не будем уж очень разборчивыми.
Майор пьяно расхохотался:
- Какие кабаки, какие рестораны? Тут, даже ещё более пустынно, чем в Египте? Вы были в Египте, господа? Но не всё потерянно. Езжайте прямо, потом налево, затем направо. Или наоборот. Не важно. По шуму найдёте.
- И что там? – спросил Паскаль.
- Там, капитан, прекрасные французские и испанские вина, - махал руками пьяный майор. - Вина есть, а хозяев нет, что, в общем-то, облегчает…
Что облегчает, он недосказал, его разобрала бешеная икота. Капитаны поехали в темноту московских улиц.
У входа в подвал горели факелы, пьяные солдаты ходили туда-сюда. Капитаны наткнулись на пьяного полковника.
- Весело тут у вас, господин полковник.
- Да-а.
- Можно присоединиться?
- Пожалуйста, господа.
- А дамы имеются?
- Да вон одну имеют.
Со второго этажа здания раздавались отчаянные женские крики.
- Дворянка или крестьянка? – поинтересовался Паскаль.
- Я вам скажу, капитан, - ответил полковник, - что в голом виде дворянка от крестьянки мало чем отличается. Но, к сожалению, одна на всех.
- Что делать, полковник, - сказал Кампо, - мы на войне.
- Тогда слезайте с коней, и прошу за мной.
Авангард французов расположился на ночлег на берегу Симоновского ручья за селом Карачарово. Мюрат завернулся в казачью бурку и заснул у костра. Завтра он оставит авангард на генерала Себастьяни и уедет в Москву, он на Яузской улице приметил себе дом в итальянском стиле.
Русский обоз после краткого отдыха в деревни Вязовка поедет дальше, русский арьергард останется до утра.
Полковник Ефремов и штабс-капитан Акинфов выехали в поле за деревню перед ручьём. На другом берегу мерцали костры французов – не все поместились в селе. На западе небо отсвечивало розовым светом.
- Видишь, Фёдор?
- И что это, Иван Ефремович?
- Я думаю, что это Лефортово, а то и Покровка или и то и другое вместе. А вон там левее, думаю, что Замоскворечье полыхнуло от тех барж. И это только начало. Что ж пошли спать, Федя. Завтра к себе в полк, к Шевичу поедешь или со мной останешься партизанить?
- Я бы остался, но Иван Егорович приказали прибыть в полк.
- Приказы надо исполнять штабс-капитан, здесь ничего не поделаешь.
Лейб-казачий полк Ефремова вёл французов до Бронниц, пока генерал Себастьяни не понял, что перед ним, кроме казаков более никого нет. Русская армия исчезла самым таинственным образом.
https://www.litres.ru/search/?q=анатолий алексеевич гусев
ОК Группа: Рассказы Анатолия Гусева
Следующая публикация
Нет комментариев