Предыдущая публикация
ШИРОКАЯ МАСЛЕНИЦА
ЧАСТЬ I
АНАСТАСИЯ. ВСТРЕЧИ
1105 год
… - Вот и журавли, Амалия… Слышишь ли? Вот они… Те же, что в детстве… Уж и не чаяла услыхать их ещё; может, в последний раз… Кабы из них каждый уронил по пёрышку, да сделала я себе крылышки, да птицей на свою сторонушку… Дал Господь счастья дожить до весны…
- Ну кто тебе позволит умереть, сестра? Что ж мы без тебя делать станем? Такая у тебя дочка растёт славная; чем не невеста моему Карлу? Сейчас только и жить… А ты бы сама побереглась: слов нет, охотница ты удачливая, Андреас не нахвалится на тебя… Не из ревности говорю, а только женское ли дело по лесам, по сугробам с луком и рогатиной бегать? Ладно, с детишками с гор кататься, снежки лепить; всем весело! Да разгорячишься, холоду глотнёшь, - вот и остыла, слегла… Испугалась я за тебя тогда, веришь ли…Я ведь с тобой точно с рождения рядом живу…
- Да я-то здесь откуда? Где отчина моя? Только журавли и напоминают о ней; может, они и принесли меня на крыльях сюда?.. Да всё я забыла, - домой хочу, в Беловодье… Только мне уж вовек туда не добраться… Просьба у меня к тебе, Амалия, обещай, что исполнишь…
- Для тебя всё, что угодно, сестрица!
- Ты только выслушай… Когда меня не станет, - молчи, знаю, скоро уж! – отправь Анастасию на Русь… Сердцем чую , - жив Макарушка, ждёт меня; пусть хоть внучку увидит… Да и страшно за неё; с той поры. Как вернулся жених Греты, - нет мне покоя… Смотрит, - как убить хочет…И что ему здесь? Родных нет, невесту себе не ищет… Я уж и старую Гуту не так боюсь, как его… Летом, помнишь ли, - заманила Анастасию к себе; мы с ног сбились, отыскивая… А старуха пирожками кормила её…Только худо, что Гретой всё называла…
- И нынче она тебя с того света вытащила, не для того, чтобы ты о смерти думала… Просьбу твою выполню, чего б это не стоило, - говорю, только, чтобы успокоить тебя, и больше ни слова о смерти! Не призывай лиха на голову!
-… А верно ли говорят, что по замку призрак ходит с кинжалом в груди? …Его призрак…
- Не скажу; сама не видала, - может и ходит… Умер без покаяния, - чего ж ему не бродить?.. А ход в замок вовсе осыпался, пути отсюда нет…
-…Сейчас кажется: сколько лет я в подземелье жила, детей рожала… А как думаешь, сестра, далеко ль Бургундия отсюда? Я к тому, - нет ли о Маркуше вестей?
- Хоть он и сын тебе, Анна, но скажу: доброго ничего не услышим ничего о нём… Вечереет, да ветер с моря…Не пора ль в тепло нам?.. Андреас дома нынче; поговоришь с ним. Мне по сердцу как вы мило беседуете… Я уж грешным делом забоялась, - не сбежите ли вместе?.. Да и устыдилась мыслей таких...
-------------------------------------------------------------------------------------------------------
…Ветер переменился к утру; в прозрачном остывающем воздухе яснее стали крики птиц, улетающих к югу. Покружили, сбиваясь в клин, журавли, - над прибрежными скалами, над бурой луговиной, над свежей могилой на краю села… Уронил вожак перо с крыла, прощаясь с неуютной этой землёй, неласковой ни к людям, ни к птицам…
…Пало пёрышко на ладонь маленькой девочки с заплаканными глазами…
- Пойдём домой, дитя; все уж ушли… - грустная молодая женщина обняла девочку. - Что ж теперь… А пёрышко береги, - оно тебе на счастье… Редко у нас журавли бывают, когда ещё прилетят…
1006 год
В новолуние старая Гута жгла восковые свечи, ставила их в медную чашу с водой наговоренной, пустыми глазами вглядывалась в янтарный блеск. Что там видела слепая Гута? Слепая Гута лучше зрячего видит и прошлое, и будущее…
- Завтра же Андреас подкуёт рыжую Хромушку, Через три дня на растущей луне Андреас повезёт девчонку до Гнилого пня, до постоялого двора; при первых лучах солнца посадит её в первый возок, какой случится у ворот. Будет ей путь удачным, увидит своего деда…
Откуда же взяться какой-то повозке у Гнилого пня, на рассвете, где и днём-то мало кто проедет? Одолеет ли путь неблизкий рыжая Хромушка, когда она и по двору чуть ковыляет? Но спорить ли со старой Гутой? Старая Гута знает, что говорит…
- Будет удачным путь её… - повторяет слепая Гута, вытягивая из воды суровую нить, всю в узелках, бесконечно длинную, - будет жизнь её долгой и трудной… У кого же легка она?..
…Карл долго шёл рядом, держал её за руку, потом отстал… Постоял немного, когда мать позвала его домой, и побежал следом. Бежал, пока телега не скрылась за холмом.
Она всё смотрела назад, пытаясь разглядеть что-то через густые дубовые ветви, - может Чёрный замок? Пока Андрей не развернул её лицом на восход:
- Назад не гляди более, удачи впереди не будет…
…Чёрный замок остался где-то далеко; Андрей плотнее завернул её в овчинную шкуру, она ладошкой потрогала на груди свои сокровища, замотанные в холстинку, - журавлиное пёрышко да ладанку с образом святой Анны и матушкиным локоном… Задремала, прижавшись к широкой спине Андрея…
Рыжая Хромушка будто помолодела, бежала прытко, забыв о годах и хромоте.
- Вишь ты, чадо… - бормотал Андреас, чуть подгоняя кобылку - Сам бы отвёз тебя на Русь, с Макаром свиделся бы… Да как Амалия одна-то?..
У Гнилого пня, при первых лучах солнца, ждала её пара бело-облачных коней, запряжённых в повозку.
Над землёй, измученной бесконечными войнами, поплыло белое облако, становясь белой птицей, а люди говорили - светлый ангел пролетел, - и был-то всего миг один, но светлели угрюмые лица, опускалась поднятая рука, отводилась наведённая стрела…
Старик с белой бородой низко склоняясь, срезал колосья, разгибался нескоро… Не заметил белого облака, опустившегося на скошенное поле.
Она без страха вошла в золотое море и оно расступилось… Ей захотелось так же ладно, рядками ставить золотые столбики… Лохматая собачонка кинулась под ноги, взлаяла беззлобно…
…Макар натужно разогнул спину, обернулся… По сжатым колосьям к нему шла девочка-ангел в белом платье, с золотыми как мёд волосами…
- Она вернулась к нам, Серко, вернулась!..
1111 год
Час полуденный, пора бы и ко двору; выходила – солнышко не играло ещё. Грибовня оттянула уж руки, а не хочется с тропы сворачивать, - так бы и брести, что сил достанет, да иволгу слушать. Жарник-сеностав к зарничнику клонится, - липы доцветают; в сырых ельниках зябнут босые ноги; берёзовые еланки греют колючей, едва отросшей отавой…
В духоту избы возвращаться нет охоты; и не то, что худо ей дома, - там те же ёлки и сосны вкруг подворья. А здесь нынче особенно привольно дышится, - дедушка недавно обмолвился: как в последний раз…
Макар не зря говорит о внучке – материна кровь; всё бы по лесам шастала, не удержишь дома…
А к чему это он сказал про последний раз? Отчего-то тревожно стало, - как же забыла о дедушке? Ей-то привольно здесь, а он один там! Обещала к полудню обернуться; вот и первой малинки собрала ему, меж грибов в лопухи завернула. Да птичьего пенья заслушалась, точно досель не слыхала…
Лесовин отпускать нынче не хотел, - или мало ему даров на пеньке оставлено? Да покружив малость, в чащобу не завёл… Пробившись сквозь пуховые заросли елушника, Настя поняла, - сбил с тропы лешак, к околице Беловодья вывел… Запахло горячей дорожной пылью, брех собачий слышен… Сквозь ветьё завиднелись тёмные стены заброшенной Леонтьевой часовни…
Ту часовню ей заповедано обходить за версту. Арина говорила: она кровью освящена… Да как обойдёшь, коли тропка легла рядышком; сама туда манит…
Близко не подошла, а уж видно, - не брошена часовня вовсе, к порогу дорожка пробита, за распахнутыми дверями свет мерцает, над пустыми провалами окон птицы белые и чёрные кружат…
...Может, кто позвал её войти… Седой служитель, - показалось: отец Мелентий, - расставляет образа у стен, рядом возжигает свечи; и тотчас подле опускается белая птица, а над ней кружит чёрная…
Мелентий девчонку точно и не замечает, а с ней говорит:
-…Святой Симеон, святая Улита, святая Варвара…
- Разве есть такие святые, батюшка?
- Они были, они есть,, они берегут тебя, чадо… - Старик обернулся…Это не Мелентий, лицо молодо, сине-светлые глаза ласковы, а улыбка печальна…
- Зачем здесь так много птиц?
- Белые птицы – души их чистые; чёрные к умершим летят…
- А где моя птица?
- Твоей здесь ещё нет… Вот святой Макарий… - чёрная птица метнулась к белой, закрыла знакомые черты на иконе…
- Но дедушка жив!.. – в пустой часовне лишь эхо отозвалось; последняя птица, срывая старую паутину, с дико-тоскливым криком метнулась в окно. Едва крылом задела, но от лёгкого касания Настя упала…
…Под старой липой, укрывшей от зноя, сладко спится в полдень на мягкой травке. Разбудила белка, стряхнувшая вниз листок, или опять рядом вскрикнула чёрная птица… Настя протёрла глаза – сквозь ветьё всё так же темнели стены часовни… Казалось, спала так долго, а солнце, меж тем, висело по-прежнему высоко в полуденном небе…
…Тропка стороной часовню огибает; страха ни на волос… Видать и отсюда: в дверном чёрном провале – тишь да мрак непорушенный… Нет, не была она там; верно, опять лешак морочит…
С тропки через пуховики не видать, а подошла бы ближе, да пригляделась, - от ограды поваленной трава сырая чуть притоптана в бурьяне лёгкими босыми ножками, а на крылечке в пыли – перья чёрные да белые…
…Макар на пороге стоял, опираясь грузно на суковатый посох, морщась, тёр под рубахой грудь…
-…Где ж так долго, внученька? Я уж и затревожился…
- Прости, дедушка, заблукала малость, - лесовин водил меня… Да тебе худо! Из-за меня, поди? А я малинки нагребла тебе, взварю сейчас тебе…
- Допосле, Настенька… Ты, покуда посветлу, сбегай до Ариши… Холста спроси у неё белёного…
- На что тебе, деда? У нас и свой сыщется. Да и новина есть…
- Побежи до Ариши… Обещала она…
- Да по утру сбегаю, на что сей час?
- Поди…Пока тьма не пала… Так и скажи: дед, мол, просит…
«…Ну на что ему холст Аришин? Я ль худо тку? Арина хвалила...» Росяные мокрые ветки били по лицу, смывая слёзы…
«Не надо б оставлять его, Арина побранит, - никакого зелья не заварила ему… И чего вбрело в голову? Известно – старый что малый…»
…Луна заботливо стелила серебряную дорожку до самого Беловодья, до околицы. Да Настя и во тьме кромешной не сбилась бы с пути…
Нырнула в уличную калитку мимо сонной сторожи; в пустой узкой улочке колотила в дубовые ворота кулачками, босыми пятками, в голос звала Арину; побудила соседских собак…
Отворились со скрипом воротца; заспанная Лушка, жиличка Аришина, встала на пути:
- Чего пастишь, чего колобродишь ночами, честных людей побужаешь? Арина спать полегла, заутра приходи! – сзади, скуля, рвался к Насте ласковый Волчок… Лушка торопилась закрыть воротца, а с красного крыльца уже спускалась Арина. Настя скользнула под руку Лушке, рванулась во двор:
- Баба Ариша! Дедушка холста белёного просит! Ты дай мне, за ради Христа, да я назад обернусь живёхонько! Худо ему нынче, а я и зелья не поспела заварить! Ты не кори меня, - так уж торопил за холстом… - только тьма помешала заметить как побледнела Арина.
- Ну, затарандела без передыху…- проворчала Лушка…
- Лукерья, пса на цепь посади! – оборвала её Арина. – Ты, дитя, в тепло-то ступай, ножки остудишь… А я возьму что потребно, зайду к Агафье, да к Макарушке побегу…
- Аринушка, я-то с тобой! – вцепилась в неё Настя.
- Нет, милая, поутру с Агашей приходи…
- Втемяшилось тоже старому, одурел к концу века – Лушка не могла успокоиться, ворчала недовольно, подворачивая под очеп спустившуюся косу…
- Цыц ты, баба глупая! Девчонку-то обиходь, молока хоть дай, голодная, небось… Да не обижайте сироту: знаю я вас…
… - Ну, добра ты спать… - Лушка без приязни трепала Настю в плечо. – Побудись уж: Агаша, соседка, кличет… - Настя встрепенулась: в окошке чуть серело утро. И в самом деле, заспалась во чужом-то дому, а дедушка один, голоден, небось… Выскочила на крыльцо, протирая глаза, подставила ладошку под стреху, - упала крупная капля. На улице моросило мелким дождиком. Лушка следом вышла, загородила собой дверь, точно боясь что девчонка здесь останется. Широкой грудью едва не сталкивала с крыльца…
- Поди, поди, это к полудню развеется…
…Толстая Агафья, закутанная с головой в ватолу, тёмным бочонком торчала у крыльца…
- Приберись, сирота, да идём... Простишься с дедушкой…
…Да ей всего-то пригладить волосы под берестяной венец, плеснуть из бочонка на мордаху, да за ворота. Агаша колобком катилась уж к околице. Здесь Настя нагнала её. Агафья толста, да скора на ногу, а у пролеска всё ж остановилась перевести дыхание…
«Спросить ли – куда дедушка уходит? Почто с ним прощаться?..» Почему ж Настя не спрашивает, почему соседка молчит? Куда один пойдёт дедушка, её с собой не берёт?..
Девчонка прытко скакала, да то и дело приходилось останавливаться, поджидая тяжело сопящую Агафью; а душа –то сама вперёд птицей летела – как он там, старый-то?
Та, тяжело сопя, шебуршала в мокрой траве, отыскивая батожок для опоры покрепче…
«Надо бы поспешать; там хоть Ариша и накормит, и обиходит дедушку, а всё не со мной он…» Одна Настя скорей добежала бы до Синей пади, да не гоже старуху одну бросать, зря ль та поднялась ране раннего; хоть Агафье тоже здесь все тропки ведомы, не заблудилась бы…
- Видано ль: старуху по сузёмам гонять на десять вёрст… - Агафья недовольно бубнила себе под нос, а зычный её голос далеко разносился по тиши утренней… Да и вёрст тех, коли счесть – и семи не ляжет…
- Или девка сама не допрыгала бы… У меня и ноги чуть пелёхают… Это Арина с молоду подбориста, а я-то что квашонка…
-…А чего ж ты себе думаешь: аль я без сердца вовсе? И не в домёк мне? Ей бы с Макарушкой остаться, может, хоть в последний-то час… И весь век-то по нему сохла, почитай, с измалу… Как его Гаврила брал в животы, так мы все ободворками и жили… Потом и вовсе в Киев ушёл…Чего ему в том Киеве? А она с той поры как обмерла, душу похоронила; так и замуж отдали её… Нас в один день и окрутили, на Воздвиженье-то… Муж-от ладный попался, души в ней не чаял; хоть и строгонек да ревнив был… А Макарушка воротился, она и ожила, повеселела глазками…А всё одно, - к Синей пади – ни ногой… Быват, идём по ягоды, я ей: своротим ли, глянем, как девчонку ростит? Где там, и думать не моги! А так, - Анютку где в улице встренет – всяко приласкает… Веселье какое, - несёт мне холста, снеди: снеси, говорит, сама знаешь куда… …Детки уж дорослые стали, а муж-от помер… А после по Беловодью моровая пошла, и осталась Аринушка одинёшенька в пустом дворе, всех Господь прибрал. После уж Лушка погорелая к ней прижилась, той куда деваться. Сказать, я и привела её к Арине. Всё веселей, всяко не одна в тереме. Баба вдовая, детная, да брюхатая. Поживёт, пока своё гнездо обстроит…
Вот тогда и запохаживала к Макару… Да всё не одна, опять со мной… Да чтоб с ним одной остаться, да хоть и при Анютке – да ни боже мой!.. А он, вишь, и не звал… Примет с почётом, всё на стол… Ну и всё на том… И всех речей у него – про Машеньку да про Анютку… Для Аринушки не сыскалось места в сердце у него…
Агафья остановилась отдышаться, тяжелее навалилась на клюку, та и треснула…Настя сама скоро сыскала ей другую… Завидев знакомую кривую сосёнку впереди, понеслась, не дослушав Агафьину быль…
Следующая публикация
Нет комментариев