Продолжение Легендарного романа Руслана Бабаева "Дорога в Ад"
Глава 5
Лежа на нарах в камере предварительного заключения, Стас перебирал в памяти события того злополучного дня. Факт того, что он окажется здесь – для него не был неожиданностью.
Предчувствие не обмануло его. Звериное чутье, проснувшееся в нем после той кошмарной ночи, когда он застрелил Крюкова и последовавшие за этим события навсегда обострили в нем это шестое чувство, предупреждающее об опасности.
Вещие сны и видения, приходящие к Стасу, так же не раз предостерегали его от поступков, несущих зло. Но он игнорировал послания судьбы, и она наказывала его за это. А тот сон, в котором он упал с высоты в темное подземелье, и огромная змея впилась ему в горло – разве это не было предзнаменованием беды?
Тяжело вздохнув, он присел на нарах. Сквозь решетку в крохотном окошке стал просачиваться сумеречный утренний рассвет. Что несет ему грядущий день?
Конечно же, Стас знал, что участь его будет решаться не здесь, а в следственном изоляторе, в который его вместе с попутчиками, скорее всего, отправят сегодня же. Их, наверняка, как и его, держат в разных камерах, чтобы, говоря на языке следствия, не было сговора в показаниях.
Ближе к полудню, после томительного ожидания, дверь с грохотом открылась.
– Задержанный, на выход! – раздался громкий голос военнослужащего в форме внутренних войск.
Стас, сложив руки за спиной, вышел в коридор. Из соседних камер вывели еще нескольких задержанных, в том числе и Джафа с Ризо.
– Все к выходу! – крикнул один из конвоиров, поведя стволом автомата.
Во дворе их ждал автозак, в который их в спешке погрузили.
– Сидеть молча, не переговариваться! – со злобой в голосе предупредил старший из сопровождающих, расположившийся напротив решетчатой двери крытого кузова спецмашины, за которой сидели задержанные.
Стас знал таких ребят: именно ненависть к отбросам общества, каким был сейчас и он, двигала их поступками. Такие как они, не задумываясь, исполняли все, что было предписано инструкциями. Стас лишь переглядывался с друзьями, пытаясь понять, какой версии придерживаться на допросах. Ризо попытался было что-то сказать ему, но грозный окрик приподнявшегося с места конвоира пресек эту попытку.
Зона встретила вновь прибывших заключенных весьма сурово: на каждого выходившего из спецмашины обрушился град ударов резиновыми дубинками. Видимо, здесь таким образом было принято встречать новых зэков, дабы сразу подчинить их своей жестокой дисциплине.
Стас, прикрывая голову сумкой с вещами, рванулся вслед за прошедшими до него этот варварский ритуал. Несколько ударов пришлись ему по спине и по скрещенным рукам. Боли он не чувствовал – видимо нервное напряжение и быстрота происходящего заглушали ее.
Спустя какое-то время, после оформления сопутствующих документов и предварительного допроса, прибывших распределили по камерам. Стоя перед дверью своего будущего жилья, куда его подвел надзиратель, Стас напрягся – как - то встретят его обитатели этой хаты?
Появление нового заключенного для постояльцев – всегда событие. Кто он по жизни, как поведет себя, войдя в камеру – все это вызывало у зеков огромный интерес; и, несомненно, от первого впечатления зависело и дальнейшее отношение сокамерников к новенькому. Незыблемое правило на зоне – просканировать, выражаясь современным языком, нутро вновь прибывшего подследственного.
Для Стаса, знающего все законы преступного мира не понаслышке, это было не ново. Сколько раз он так же встречал вновь осужденных на правах хозяев!
Открыв железную дверь, сержант подтолкнул Стаса вперед:
– Принимайте новосела, граждане зэки.
Конвоир, указав Стасу на пустую кровать, повернулся и запер за собой дверь.
– Оп-паньки! – спрыгнул с верхней полки молодой урка, видимо, исполняющий роль шестерки при каком-то местном авторитете. – У нас гости!
Стас окинул взглядом камеру. Заключенных было человек пять-шесть. Лицо одного из них, здоровенного верзилы, показалось ему знакомым.
– Кто такой? Как звать? – Спросил тот, тоже вглядываясь в лицо вошедшего.
– Меня зовут Стас.
– Стас говоришь, – прохрипел верзила, приближаясь к нему, – ты, случаем, пару лет назад не гнил на зоне в Пугачеве?
Едва Стас успел кивнуть, как страшный удар в переносицу сбил его с ног. Он тщетно пытался встать: гора мышц и слепой ярости нависла над ним, нанося удар за ударом. Теряя сознание, Стас услышал крик одного из заключенных:
– Остановись, Тайсон! Ты убьешь его! Тебя закроют пожизненно!
«Тайсон», – пронеслось в теряющем реальность мозгу Стаса. – Ну, конечно, это ты. Твои фотографии мне показывала Люба. Милая Любаша! Какой болью я плачу за твою любовь…».
Сознание стало угасать. Стас уже не чувствовал ударов. Его безжизненное тело обмякло, а разум окутала всепоглощающая тьма. Она была такая же сладкая, как и любовь той женщины, за которую он теперь расплачивался.
Брызги холодной воды в лицо вернули его к реальности. Открыв глаза, Стас увидел расплывчатые фигуры двух тюремных надсмотрщиков, склонившихся над ним. Поодаль стояли несколько заключенных, укрывающих за собой Тайсона.
– Гражданин Челобанов! – прокричал один из надзирателей, вглядываясь в помутневшие и опухшие от кровоподтеков глаза – Что произошло?
Наученный горьким опытом предыдущего заключения и зная воровской закон, который гласил: «Ментовского шестерку на пику», Стас, с трудом двигая опухшим языком, еле слышно произнес:
– Упал я…
Лежа без движения в больничной палате, Стас перебирал в памяти события того кошмарного дня. Кто бы мог подумать, что их пути с Тайсоном когда-то пересекутся. Судьбу не обманешь. Как гласит непреложная истина – за все в этой жизни надо платить.
Сильная боль в грудной клетке от трех сломанных ребер, перебитый нос и многочисленные синяки и ссадины доставляли Стасу невыносимые страдания.
Но еще большую боль он испытывал от того, что не смог дать отпор Тайсону и оказался втоптанным в грязь перед местными зеками. Стас знал, что ему теперь будет нелегко себя реабилитировать в их глазах, поскольку первое знакомство было для него крайне унизительным.
– Что, братан, досталось тебе? – послышался голос лежащего на соседней кровати заключенного. – Кто это тебя так отоварил?
С трудом повернув голову, Стас оглядел соседа. Перед ним был типичный образец урки, прописавшегося в стенах столь мрачного заведения, как зона. Желтый цвет лица, давно не видевшего солнца, потухший взгляд и нервное подергивание щеки говорило о его болезненном и подавленном состоянии.
– Да какая теперь разница, – ушел от ответа Стас, – сломанный нос уже не исправишь. А ты сам-то чо здесь паришься?
– Да поясница задолбала. Болит. Видать, от травмы. Как-то двое блатных по беспределу завалили меня и пинали до тех пор, пока я не вырубился. Видно, почку повредили.
– А что лепилы гонят?
– Говорят, у меня еще и камни в них. А от ударов, похоже, эти камни повредили почечную ткань. Суки поганые. Да и печень ноет, сил нет. Господи! Сколько болезней на свете!
– Да уж ни говори! – вмешался в разговор еще один пациент, немолодой заключенный в перекошенных на носу очках, лежащий на другой стороне от Стаса. – Вот у меня ревматизм. Мослы болят – сил нет. Особенно здесь, на киче. Кругом бетон, а для больных, как я – это просто хана.
– Нашли чем напрягать, – раздался сиплый голос еще одного зека, неподвижно лежащего на спине, – Я вон с дыркой в пузе лежу и то не кипишусь.
– А шо случилось-то? – с интересом спросил урка с желтым лицом, приподнявшись на койке.
С презрением взглянув на спросившего, раненый зек пробурчал: – Шконку с новым жильцом не поделили. Почесали друг друга кулаками, а этот урод возьми, да и заточкой мне в бок. Хорошо, все обошлось. Кишки только продырявил, сука.
– Да-а, – отрешенно произнес немолодой пациент, отложив книгу и сняв очки. – Если прикинуть, человек с самого рождения находится в зоне риска. Сотни болезней преследуют его, начиная от простуды и кончая раком.
– Эт ты прав. – Вмешался в разговор еще один, лежащий на противоположной стороне палаты, зловещего вида заключенный с жилистыми руками и мутными глазами. – Я вон на воле был врачом - патологоанатомом, и знаю, о чем идет базар. – Произнес он беспристрастным голосом, от которого у слушающих его зеков пробежали мурашки по коже.
Оглядев всех пронзительным, сканирующим взглядом, будто примериваясь с кого бы начать вскрытие, он продолжил:
– Вот вы, граждане уголовники, наверняка никогда не задумывались над тем, сколько специализаций среди нас – медиков. Так вот – их трудно даже перечесть.
И, прикиньте – каждый из них лечит десятки видов болезней, находящихся, если можно так сказать, в сфере его компетенции.
Возьмите, к примеру, кардиолога-хирурга. Сколько различных операций он проводит на сердце! Начиная от стентирования коронарных сосудов сердца и кончая заменой сердечных клапанов. И каждая из них может закончиться летально, т.е. смертью.
Конечно, медицина продвинулась далеко вперед, но риск всегда остается риском.
Точно также, такой исход может ожидать пациентов и при оперировании любых других органов: печени, почек, легких. Уж мне то, сделавшему тысячи вскрытий, не знать, сколько болезней могут привести к смерти!
А сколько жмуров привозят ежедневно в морги?! Тысячи. Иногда кажется, что на улицах война идет. Драки, разбойные нападения, разборки, в результате чего люди получают смертельные ножевые и огнестрельные ранения. Кошмар!
А в последнее время из-за терактов еще и осколочные раны прибавились к этому списку. А сколько людей гибнет в результате несчастных случаев? Аварии, катастрофы, природные катаклизмы. Кажется, мир сошел с ума. Просто диву даешься, как некоторые доживают до старости. Счастливчики!
Так мало того, что человечество испокон веков косят такие смертельные эпидемии как чума, холера, оспа – так еще и сами сумасшедшие люди выводят в тайных лабораториях новые вирусы. Им это нужно, видите ли, для научного исследования. Для бактериологических войн это им нужно! Твари ненасытные.
Матерно выругавшись, патологоанатом продолжил. – Смертоносные вирусы, созданные ими в результате дьявольских исканий, в частности такие, как вирусы геморрагической лихорадки Эбола, гриппов H1N1 и H5N1, калифорнийского гриппа, вызывающего пандемию и других, в том числе и СПИДа, вырвавшись из пробирок, уже уничтожают миллионы людей, заражая все новых и новых.
Если так будет продолжаться и дальше, на земле не останется ни одного человека. Все умрут от эпидемий. И ядерной войны не надо. Глупое человечество само себя уничтожит.
– Да-а, хорошего мало – Глядя в потолок, с безысходной тоской произнес раненный зэк. – Представляете, что будет, если эти падлы начнут намеренно подсылать в разные города сотни зараженных смертельными вирусами бактериологических камикадзе? Многие будут думать, что это очередное сезонное заболевание, типа простуды.
Никому и в голову не придет, что это – эпидемиологическая диверсия, которая мгновенно охватит целые города. Все население передохнет, как мухи после дихлофоса. Это же самый эффективный способ уничтожения любой страны!
– Такое ощущение, что миром правят не силы света, а силы тьмы. – Пробормотал пожилой заключенный, поворачиваясь набок и укрываясь с головой одеялом, будто отгораживаясь от всей этой заразы.
– Силы света только в раю. – Ухмыльнулся раненый урка. – Но нас вряд ли туда пустят. Таких, как мы, – провел он рукой вокруг, – ждут, не дождутся рогатые черти в аду.
– Гадом буду, – так и есть! – констатировал заключенный с желтым лицом. Затем, сев на кровати и ударив себя в грудь, неожиданно гнусавым голосом пропел строчки из известной тюремной песни: «Эх, зачем я на свет появился, эх, зачем меня мать родила?».
В больничной палате воцарилась тишина. Лишь изредка слышались вздохи осужденных, прикованных к кровати. Видно, каждый из них думал о мрачном будущем, которое ждало их впереди.
Прошло несколько дней, пропитанных болью и запахом лекарств.
Подлеченного Стаса вскоре выписали из тюремной больницы, и, чтобы избежать новых инцидентов, администрация лагеря перевела его в другую камеру.
Там уже знали о произошедшей драке, ибо новости на зоне, пожалуй, распространяются намного быстрее, чем на воле.
Один из новых соседей с любопытством спросил у Стаса:
– Послушай, кореш, а за что этот псих напал на тебя?
– Рожа, наверное, моя не понравилась. А за что его посадили? – задал он встречный, тревожащий его вопрос.
– Говорят, его баба с каким-то откинувшимся зэком в постели кувыркалась, пока тот чалился на зоне. Выйдя на волю, Тайсон, мучаясь предательством жены, стал бухать. Как-то по пьянке, припомнив измену, он стал очередной раз избивать ее, но, видимо, не рассчитав сил, забил свою благоверную до смерти.
Стас, обхватив голову руками, застонал:
«Бедная Люба! И твоя смерть на моей совести. О, господи! За что мне эти страдания?!».
– Постой! – вмешался в разговор еще один зек, с интересом разглядывая нового заключенного. – Уж не ты ли тот Дон Жуан, разбивший сердце его жены?
– Да, ладно, братва, – махнул рукой Стас – Что прошлое вспоминать?
То, что Стас развлекался с женой зэка, сидящего на зоне, конечно же, вызвало среди новых сокамерников определенное возмущение. Каждый мог оказаться на месте Тайсона. Для мужчины, будь он на зоне или на воле, нет большего страдания, чем измена жены.
Нет сильнее этой душевной боли, в особенности, когда мужчина представляет, как его полупьяная, потерявшая разум женщина в страстных объятиях шепчет любовнику: «Ты лучше всех» или «Мне никогда так не было хорошо».
Однако были и другие взгляды на произошедшее. Кто-то считал, что виновата по любому случаю сама женщина, ибо ни один мужчина не сможет овладеть женщиной, если она сама не захочет этого.
К примеру, ярым сторонником этого был заключенный по кличке Топор, зарубивший свою жену за измену. Когда его спросили: «А почему ты грохнул не хахаля, а жену?» он ответил: «А причем здесь хахаль? На его месте мог быть любой другой хрен».
На фоне этих взглядов поступок Стаса в какой-то мере был оправдан, тем более что Тайсона, мягко говоря, недолюбливали за его звериный характер. Кто-то даже посмеивался над этим, восхищаясь тем, что Стас завалил жену самого Тайсона. Как бы то ни было, но потихоньку отношение зэков к Стасу стало меняться.
Вскоре его признали своим. Старший по камере, тоже имевший конфликт с Тайсоном, даже назвал Стаса Челом, что, видимо, означало – настоящий мужик.
Со временем, с его легкой руки, оно стало для Стаса вторым именем.
Здесь, на зоне, каждый зэк имел свою кличку, или, на воровском жаргоне «погоняло», которое прилипало к нему на всю жизнь. Стас не был исключением, к тому же в прошлой отсидке, да и в СИЗО, его иногда называли так же – Челом, видимо, исходя из первых букв его фамилии.
Смотрящий, немногословный высокий худой человек с погонялом Сизый, пользовался большим авторитетом в камере, и то, что он сблизился со Стасом – было большой честью для последнего.
Рулевой часто беседовал с ним, видимо, ища ответы на свои неразрешенные вопросы. По сути, он был неглупым человеком, желающим познать сущность жизни, и философские размышления Стаса были ему очень близки. Его также интересовали перемены, произошедшие на воле за то время, пока он был здесь.
Как известно, в тюрьме катастрофически не хватает информации. Тюремное радио, вечно поющее одни и те же патриотические песни, да старые газеты – вот и весь источник новостей. А рассказы Стаса о последних достижениях ученых в познании тайн появления жизни на земле, о новых гипотезах рождения планет, о зафиксированных фактах встреч с летающими неопознанными объектами и многое другое вызывали неподдельный интерес у обделенных новостями обитателей камеры.
Стас на свободе любил смотреть познавательные передачи и теперь, кто бы мог подумать, эти знания ему очень пригодились.
Среди сокамерников, видящих близость Стаса со смотрящим, и слушающих захватывающие рассказы о неизведанном, – его рейтинг поднялся еще выше.
К нему стали обращаться за советами, которые в какой-то степени решали те или иные жизненные проблемы. В частности, Стас помогал писать письма осужденным для их любимых женщин. Им нелегко было находить нужные строки в скупом тюремном лексиконе. Стас, дабы их письма были более теплыми и романтичными, диктовал им стихи о любви и верности, отчего и сами заключенные становились добрее и милосерднее в этом окружающем их жестоком мире.
Продолжение следует...
Нет комментариев