Предыдущая публикация
ОБ ОБРАЗОВАННОСТИ РОССИЙСКИХ ЭЛИТ ВО ВРЕМЕНА ХРУСТА ФРАНЦУЗСКОЙ БУЛКИ И ЧУТЬ БОЛЕЕ РАННИЕ
Иронизировать не будем - будем лишь сожалеть, что отечественные, как теперь бы сказали, наработки оказались оттесненными на задний план модой на французов и прочих иностранцев, хотя войну проиграли они, а не мы. Наверное, в истории вряд ли удастся найти аналогичный парадокс обратной культурной экспансии побежденных.
ГУВЕРНЁРЫ В СТАРИНУ
Б.Григорьев
По материалам статьи А.Дунина «Гувернёры в старину в помещичьих семьях»,
см. журнал «Исторический вестник», том 117 за 1909 год.
«Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», - писал в своё время А.С.Пушкин. А.Дунин в своих исторических зарисовках конкретизирует эти «чему-нибудь» и «как-нибудь».
В начале XIX века воспитание и образование помещичьих детей перед их поступлением в гимназию или университет проходило в домашних условиях под руководством гувернёров и реже – гувернанток и всяких «мадам». Конечно, это было не от хорошей жизни, а объяснялось в основном нехваткой в России учебных заведений.
ИЗ КОГО ЖЕ НАБИРАЛИ ГУВЕРНЁРОВ?
Это были, в первую очередь, французы и реже – немцы. После них шли семинаристы, а) исключённые из семинарий за пересидку в классах или за какие-нибудь «художества» или б) окончившие курс семинарии, но не получившие приходов. В гувернёры нанимались также в) бывшие студенты, г) ссыльные, д) лица разных профессий, неудачники, проходимцы, жаждущие попасть на даровые помещичьи хлеба.
О профессиональных качествах гувернёров-иностранцев и гувернёров вообще у нас в стране существует целая литература, начало которой положил, кажется, Д.Фонвизин («Недоросль»), продолжил А.Пушкин («Дубровский» и др.), а потом эту тему развивали следующие за ними поколения писателей.
Гувернёры получали жалованье, в зависимости от достатка помещичьей семьи, от 25 до 300 рублей в год, жили на полном содержании, получали подарки, обязательные приплаты в виде белья, обуви и др. предметов одежды. Приплаты оговаривались в контрактах с обозначением качества и количества. Так вологодская семья П., нанимая гувернёра Алябьева, обязывалась в течение года выдать ему «сюртук нанковый, жилетку с мушками, дюжину рубашек, полдюжины чулок, полотенцев трое и пр. Автор статьи пишет, что оригиналов контрактов сохранилось в помещичьих архивах совсем немного: большинство их было уничтожено самими владельцами, а потом - «деревенскими Колупаевыми и Разуваевыми, купившими барские усадьбы ˮсо всею обстановкоюˮ, частью же истреблены крестьянами во время аграрного движения 1905-1906 г.г.».
Дунин приводит текст контракта орловского помещика и отставного капитана Юрасовского с французским графом де-Бланжия, заключённого в 1775 году на три года, из которого следовало: граф должен был обучать двух барчуков не только немецкому и французскому языкам, но и «славным манерам», а также за окружающими их людьми «иметь смотрение зоркое и неустанное». Де-Бланжия должен был спать вместе со своими учениками в отдельной горнице, сопровождать их в поездках и на прогулках. Капитан Юрасовский назначал гувернёру жалованье в размере 200 рублей в год, пошив платья к новому году, питание за своим столом, отдельную комнату во флигеле «со всем полным прибором». Летом в распоряжение гувернёра предоставлялась также коляска с лошадьми, а зимой - сани с двумя кучерами, лакей в ливрее и две крепостные девки «по его, графа Бланжия, выбору для смотрения за его отдельным кабинетом». Получив, что называется, полный социальный пакет, граф скромно заявляет на страницах контракта, «что я не столь за изрядным жалованьем гонюсь, сколь за благодарным приёмом».
Богатые люди приглашали гувернёров из числа самых образованных людей, а помещики победнее часто пользовались принципом «хоть и поплоше, да зато подешевле». Рассчитывали, что такие гувернёры обучали детей сносному произношению, танцам и кое-каким наукам – главное, «чтобы не зазорно было в люди выйти». После 1812 года в гувернёры в массовом порядке принимали пленных французов, бывших у себя на родине, парикмахерами, берейторами, поварами и т. п. В глухих «медвежьих» углах России и берейторы были нарасхват.
Но хуже берейторов, пишет Дунин, были гувернёры с негативными задатками. В 1815-1820 г.г. в Калужской и Курской губернии «прославились» гувернёры 60-летний немец Карл Богданыч и 35-летний француз Винтер. Богданыч страдал запоем. Напившись, он любил изображать из себя Аполлона, для чего раздевался донага и предлагал прохожим дамам для обозрения красоту своего тела. Охальника иногда избивали до полусмерти, но Богданыч, обладая геркулесовской силой, давал сдачи, ломая рёбра, сворачивая скулы и причиняя иные увечья. Нанявший его помещик приказывал его вязать и отдать на попечение доктора. Богданыч выздоравливал и, скитаясь по помещичьим усадьбам, снова находил место гувернёра.
Винтер, в отличие от Богданыча, пил умеренно, но слыл отчаянным ловеласом. От него не ускользала ни одна горничная, а часто – и хозяйка, если «имела расположение к сантименту». В одном доме он завёл интрижку с сестрой своего воспитанника, которая стала потом притчей в языцех всего уезда. А в другом уезде он влюбил в себя богатую вдову-помещицу, а затем начисто обобрал её. Француз застал жертву в самый последний момент перед её уходом в монастырь. Вдовушка под воздействием его чар размякла, призадумалась и пустилась во все тяжкие. Получив от влюблённой вдовы первый куш, Винтер ввязался в карточную игру и все деньги спустил. Тут и всплыла его история с весёлой вдовой…
Понятно, чему могла научить такие гувернёры, но спрос был и на таких.
Кроме Богданычей и Винтеров, Дунин называет ещё один тип гувернёров – по недоразумению и приводит пример такого гувернёра.
Захудавший помещик Б., человек малообразованный, но добрый и бесхитростный, удивлявшийся, как это люди ходят вниз головами по круглой как шар земле, или как определяли расстояние до планет, на которой никто не был, французским языком не владел, но очень хотел, чтобы его дети овладели им.
- Кацапами растут! Срам! – возмущалась мать помещика.
Вопрос о «благопристойном» образовании, возникший под влиянием либеральной политики Александра I в первые годы его правления, волновал тогдашнее русское общество. Поохав и повздыхав, Б. заложил пустошь и на вырученные деньги решили нанять для своих 13-летнего Васеньки и 14-летнего Николеньки гувернёра. Но начатые было поиски подходящего учителя были прерваны вторжением в Россию войск Наполеона. Семья Б. была вынуждена покинуть родное гнездо и бежать, а когда вернулись обратно, дом и имение нашли разрушенными оккупантами.
Как-то однажды в морозный и снежный вечер, когда вся семья собралась у камелька, в дом вбежал бурмистр Михайла и сообщил, что в имение забрёл какой-то француз. Скоро связанный и замёрзший француз был извлечён из овина и представлен помещику. Француза отогрели, накормили и напоили, а потом решили, что с ним делать. Решение пришло само собой: а пусть он преподаёт французский язык сыновьям.
.
Так Пьер (так звали эту «находку») стал у Б. гувернёром. У себя во Франции он был крестьянином и бондарем. Купили грамматику, словари, и началось взаимное обучение: Васеньки и Коленьки – французскому языку, а Пьера – русскому. (Заметим в скобках, что помещик Б. стал использовать метод, считавшийся современными лингвистами самым прогрессивным и продуктивным. Б.Г.)
Б. и его мать один за другим умерли, и Пьер взял бразды управления имением в свои руки. Вася и Коля успешно осваивали науки с помощью местного поповича, но только вот с французским языком была какая-то неувязка. Местные франкоманы заметили их матери, что подростки бойко «шпарили» на языке, мало, по их понятиям, похожем на французский. Недоразумение выяснилось при поступлении Василия и Николая в Московский университет: лингвист-профессор сказал, что братья говорили на бретонском наречии. Забегая вперёд, Дунин сообщает, что закрепившаяся за братьями кличка «бретонец», сопровождала их по всей жизни. Французский прононс они потом кое-как поправили.
В системе гувернёрства, которую Дунин называл «интеллигентным Запорожьем», в котором господствовала неограниченная вольница, были и светлые стороны, и в качестве примера называет Кузьминского, преподававшего в Орловской и Курской губерниях. Выходец из дьячковской семьи, Кузьминский подвизался в основном в небогатых помещичьих семьях и относился к своим учительским обязанностям с необычайной ответственностью и со всем пылом юности.
- Я – садовник, - говорил он, - дички прививаю. Дети – мои яблоньки. Бог даст, вырастут яблоки добрые.
Педагог-самоучка, Кузьминский ненавязчиво, вопреки взглядам родителей, прививал своим ученикам гуманистические идеи, утверждая, что владеть можно вещью, а владеть человеком – большой грех. Учитель собирал народные сказки и песни и указывал своим подопечным на красоту русского народного творчества. Никто лучше его не мог подобрать для ребёнка подходящую книжку или картинку.
В одной семье барчуки разбили стоявшую в кабинете отца китайскую вазу и свалили вину на горничную. Помещик решил наказать горничную и дать ей столько розог, на сколько кусочков разбилась ваза. Кусочков оказалось 200 штук. Об этом узнал Кузьминский. Поговорив с мальчиками, он узнал правду и пришёл к помещику с просьбой отменить наказание горничной. Помещик возмутился возводимым на его чад «поклёпом», но вопрос решили сами мальчишки: они разделись донага, побежали на конюшню и попросили их наказать. Горничную «великодушно» простили, а детей своих помещик наказал жесточайшим образом, лишив их за обедом сладкого блюда.
В более зрелом возрасте Кузьминский перестал учительствовать в помещичьих семьях и стал обучать грамоте крестьянских детей. В конечном итоге один местный поп в 1822 году сделал на него донос, обвинив его в подстрекательстве крестьян к неповиновению помещикам, в атеизме и хранении «прелестных» книг. Дело было дутое, но окончилось для Кузьминского печально: его сослали в Тобольскую губернию.
Дальнейшая его судьба осталась неизвестной.
Следующая публикация
Комментарии 1