Предыдущая публикация
Газета Серп и молот, 1979 год. Кириллов Марк Александрович.
Кириллов Марк Александрович
Передо мной маленькая, пожелтевшая от времени фотография. На ней молоденький, обстриженный, светлоглазый солдат. Серая шинель, перетянутая солдатским ремнем, шапка-ушанка с красной звездой. На фотографии сделана надпись простым карандашом:
«На память дорогим родителям от сына Марка. 10 ноября 1943г., г. Красноярск, в день отъезда на фронт».
Этот голубоглазый солдат – мой дядя. Маленькая фотография – часть того, что осталось на память о нем. Мой дядя погиб под Киевом зимой сорок четвертого. Было ему в ту пору только восемнадцать лет… Из воспоминаний своей бабушки, Прасковьи Кондратьевны, я узнала не все о его недолгой жизни и смерти, но этого небольшого рассказа мне хватило, чтобы ясно представить жизнь человека, его стремления, мечты.
Кириллов Марк Александрович. Год рождения тысяча девятьсот двадцать пятый. Год вступления в комсомол – тысяча девятьсот тридцать девятый. Это лишь краткие биографические данные. Но они говорят о многом.
Темной тучей закрылось яркое солнце. Памятное воскресенье сорок первого года. Сохранилась фотография, на которой стоит дата: «22 июня, 1941г.». На фотографии маленькие четырехлетние девчушки-двойняшки. Они беззаботно улыбаются, глаза их наполнены детским счастьем. Они еще очень маленькие, они еще ничего не понимают, не знают, что в этот день свершилось одно из самых страшных злодеяний человечества. Марку было тогда шестнадцать лет. Не знаю я, о чем он мечтал, но черный фашистский паук вполз на советскую землю, оборвал мечты, сделал жесткими и решительными мысли паренька. На фронт ему еще было рано, он учился в школе, а в свободное время помогал дома по хозяйству. Его можно было видеть то в огороде, где он помогал матери, то на покосе, среди мирно шелестевших трав, то на берегу озера у лодок и рыболовных снастей. Рано в ту военную пору взрослели дети… очень рано…
Как и у всех мальчишек той грозной поры, голова его была занята единственной мыслью: как бы попасть на фронт. Первая попытка окончилась неудачно. Семнадцатилетнего паренька, несмотря на настойчивую просьбу, просто-напросто отправили домой. Марк стал работать в лесничестве. Забот и хлопот хватало. Нужно было объезжать свои лестные участки, помогать по хозяйству, заменяя больную мать и часто уезжавшего отца, который тоже работал в лесничестве. Однажды, занимаясь чем-то по хозяйству, Марк заметил над верхушками деревьев струйку голубоватого дыма. Дым все больше и больше расстилался над тайгой. Было это в августе сорок второго года. Горел Мичкурюп, горел участок Марка. Недолго думая, Марк вскочил на коня и поскакал в сторону пожара. Лошадь с наездником мчалась по лесной ухабистой дороге, упрямо пробиралась сквозь кустарники и осинник, через валежник, пни и сучья. Лицо исцарапано, одежда изорвана, но всадник упрямо мчится к месту пожара. И вдруг… лошадь оступилась, и, качнувшись в селе, уставший юноша падает на землю, падает неудачно, на острый сук, торчащий из пня, о который споткнулась лошадь. Марк сломал себе ребро при падении с лошади, вдобавок он простудился и заболел. А пожар в Мичкурюпе люди все-таки затушили.
«На память дорогим родителям от сына Марка. 10 ноября 1943г., г. Красноярск, в день отъезда на фронт».
Этот голубоглазый солдат – мой дядя. Маленькая фотография – часть того, что осталось на память о нем. Мой дядя погиб под Киевом зимой сорок четвертого. Было ему в ту пору только восемнадцать лет… Из воспоминаний своей бабушки, Прасковьи Кондратьевны, я узнала не все о его недолгой жизни и смерти, но этого небольшого рассказа мне хватило, чтобы ясно представить жизнь человека, его стремления, мечты.
Кириллов Марк Александрович. Год рождения тысяча девятьсот двадцать пятый. Год вступления в комсомол – тысяча девятьсот тридцать девятый. Это лишь краткие биографические данные. Но они говорят о многом.
Темной тучей закрылось яркое солнце. Памятное воскресенье сорок первого года. Сохранилась фотография, на которой стоит дата: «22 июня, 1941г.». На фотографии маленькие четырехлетние девчушки-двойняшки. Они беззаботно улыбаются, глаза их наполнены детским счастьем. Они еще очень маленькие, они еще ничего не понимают, не знают, что в этот день свершилось одно из самых страшных злодеяний человечества. Марку было тогда шестнадцать лет. Не знаю я, о чем он мечтал, но черный фашистский паук вполз на советскую землю, оборвал мечты, сделал жесткими и решительными мысли паренька. На фронт ему еще было рано, он учился в школе, а в свободное время помогал дома по хозяйству. Его можно было видеть то в огороде, где он помогал матери, то на покосе, среди мирно шелестевших трав, то на берегу озера у лодок и рыболовных снастей. Рано в ту военную пору взрослели дети… очень рано…
Как и у всех мальчишек той грозной поры, голова его была занята единственной мыслью: как бы попасть на фронт. Первая попытка окончилась неудачно. Семнадцатилетнего паренька, несмотря на настойчивую просьбу, просто-напросто отправили домой. Марк стал работать в лесничестве. Забот и хлопот хватало. Нужно было объезжать свои лестные участки, помогать по хозяйству, заменяя больную мать и часто уезжавшего отца, который тоже работал в лесничестве. Однажды, занимаясь чем-то по хозяйству, Марк заметил над верхушками деревьев струйку голубоватого дыма. Дым все больше и больше расстилался над тайгой. Было это в августе сорок второго года. Горел Мичкурюп, горел участок Марка. Недолго думая, Марк вскочил на коня и поскакал в сторону пожара. Лошадь с наездником мчалась по лесной ухабистой дороге, упрямо пробиралась сквозь кустарники и осинник, через валежник, пни и сучья. Лицо исцарапано, одежда изорвана, но всадник упрямо мчится к месту пожара. И вдруг… лошадь оступилась, и, качнувшись в селе, уставший юноша падает на землю, падает неудачно, на острый сук, торчащий из пня, о который споткнулась лошадь. Марк сломал себе ребро при падении с лошади, вдобавок он простудился и заболел. А пожар в Мичкурюпе люди все-таки затушили.
Река Мичкурюп
Немного выздоровев, Марк снова едет в военкомат, просит, чтобы его отправили на фронт. Ему еще только исполнилось семнадцать лет. Юношу из Ачинска направляют в военное училище. Проучившись там четыре месяца, неугомонный паренек добровольцем уходит на фронт. И вдруг неудача. Марка оставляют учиться в военном училище в Красноярске, в котором проучился он девять месяцев. Боялся Марк, что война быстро кончиться, что не удастся ему повоевать. Но не представлял он, что войны ему хватит слишком.
Сохранился дневник, который вел Марк каждый день. Записи осени сорок третьего года полны ожидания отправки на фронт. Ее ждут со дня на день. Все рвутся на фронт, в гущу событий, в самое пекло битвы.
Десятого ноября 1943 года минометчика Марка Александровича Кириллова в звании сержанта отправляют на Киевский фронт. В день отъезда он сфотографировался, прислал домой фотографии, которые подписал родителям, сестре Нине, брату Григорию, младшим сестренкам Гале и Вале. Марк знал, куда и зачем идет, знал, что может не вернуться оттуда.
Победоносно завершив Курскую битву, Красная Армия развернула наступление на всем Украинском фронте. Когда был освобожден Киев, фашистские войска ушли за Днепр. Но они еще удерживали важнейшие районы Украины и Молдавии. В это самое время Марк и прибыл на Киевский фронт. Он был наводчиком минометного орудия. Бой был жарким, деревню любыми средствами надо было удержать. Грохали взрывы, свистели пули, трещали пулеметы, горела под ногами земля… Небо было черным от гари, дыма и копоти. Солнце тусклой гильзой выглядывало сквозь черную занавесь дыма. Думал ли мой дядя о смерти? Вероятно, не думал, некогда было думать о смерти, была война. Падали и рвались вокруг снаряды, а один упал туда, где был миномет, где был мой дядя и его друг. Они погибли сразу, погибли оба, погибли, защищая свою землю…
Окончился бой, друзья похоронили Марка и его друга под яблонькой в саду, в украинской деревеньке Басовка, под Киевом.
Заброшенная церковь в деревне Басовка. Источник https://stereochippie.livejournal.com/184242.html.
Прасковья Кондратьевна ждала вестей от сына. Письма приходили редкие, очень краткие, а конец в них был всегда один и тот же:
«Жив-здоров. Остаюсь, ваш сын Марк».
Изболелось сердце матери, проплакивала ночи напролет Прасковья Кондратьевна над сыновьими весточками. Не думала она, не гадала, что придет последняя, написанная чужой рукой, принесет в дом черную беду и тяжелую утрату, придет и на всю жизнь отравит жизнь матери.
В один из вечеров мой дедушка, Александр Илларионович, сидел за столом хмурый и неразговорчивый. Письмо с фронта о гибели сына он получил еще вчера. Вечер близился к концу, а он так и не решился сказать жене горькую правду. В доме были гости – охотники. Старшим из них был охотник Ярушкин. Он знал про письмо, понимал, какое горе постигло хозяев дома. Ярушкин посоветовал Александру Илларионовичу не говорить сразу и гибели сына, он считал, что Прасковью Кондратьевну нужно подготовить к такому известию. А Прасковья Кондратьевна, вероятно, и не заметила, что в этот вечер все были внимательнее к ней, чем обычно. Ярушкин много разговаривал с моей бабушкой: то он ей задавал какие-нибудь пустяковые вопросы, то расспрашивал о хозяйстве, о детях. Перед сном Ярушкин заговорил с бабушкой о Марке, спросил о том, что пишет сын, когда было последнее письмо. Еще спросив о чем-то, Ярушкин пожелал спокойной ночи и отправился спать.
Растревожилось сердце матери, забеспокоилось. И снится ночью ей сон.
…Стоит Прасковья Кондратьевна в чистом поле. Зима на дворе, снег вокруг, холодно. Поле пересекает дорога, а по дороге идут наши солдаты, тепло одетые, с автоматами. Глаза матери в строю ищут сына – нет нигде. Вот уже ряды кончаются, а сына все не видно. Наконец, увидела: Марк идет позади всех, но раздетый, босой, а на улице мороз… Ветер раздувает кудри, голубые глаза печальны, полны тоски… Сын узнал мать, поклонился ей до земли, поздоровался и ушел, чтобы никогда не вернуться…
С недобрым чувством проснулась утром Прасковья Кондратьевна. Хотела накормить завтраком охотников, но Ярушкин сказал, что они накроют на стол и уберут все сами. Затем они собрались и вскоре ушли, но Александр Илларионович остался дома., что очень удивило Прасковью Кондратьевну. Смутная, непонятная тревога закралась в ее душу. Каким-то сдавленным голосом муж спросил: «Мать, ты завтракала сегодня?». Прасковья Кондратьевна удивленно ответила: «Нет еще».
- Давай, ешь скорее.
- А в чем дело?
- Не спрашивай, все узнаешь после…
Она поела, убрала посуду, подошла к мужу. А он уже не мог скрывать в себе черную тайну.
«Нет у нас больше сына мать… Пришло письмо вчера с фронта… друзья написали…».
Она не помнила, что делала в этот миг, знала, что кричала, что плакала – и все, очнулась не скоро… Не верила она в гибель сына, не могла верить, не хотела! Кто посмел отнять у нее сына? Кто лишил ее радости? Зачем ей теперь жить?
Все дела валились из рук, если шли куда – не видела дороги, глаза застилали слезы. Вся еда, приготовленная ее руками, была солона от горьких слез. Письмо фронтовых друзей мать читала-перечитывала, обливалась слезами, а сама, всему вопреки, ждала сына. Не верила она в его смерть, не хотела она в нее верить, не могла!
Тридцать четыре года прошло с тех пор. Человек погиб, но память о нем живет. Пусть он не был героем, но он защищал нашу Родину. И он сделал все, что смог, для ее спасения. Он отдал ей самое дорогое – жизнь.
О. Столярова, село Парная
Следующая публикация
Нет комментариев