Часть 2
Глава 3
Спортивные состязания Спартанец решил провести по игре в городки.
— Городки любил Суворов и на привалах устраивал соревнования для солдат. А знаете почему? — спросил Спартанец и сам же ответил: — Потому что городки — это глазомер, быстрота и натиск. Все эти качества нужны солдатам, нужны и вам, кадетам. Вознесенский, Лосев! Два шага вперёд! Игра один на один, две партии. При равном счёте назначается третий поединок.
Минька обомлел, а Лосев расплылся в довольной улыбке. Отчего ему не радоваться, вчера он неплохо играл в городки, в отличие от Воробья.
Помощники сложили фигуры из берёзовых чурок. Дударь кинул жребий — играть на правом поле и бить первому выпало Лосеву. Минька подумал с раздражением: «И в этом ему повезло».
Петька взял биту, прицелился, размахнулся и точным ударом выбил из города три чурки. Подобрал биту и снёс остальные под одобрительные возгласы кадет.
— Вознесенский, твоя очередь! — весело крикнул он и сдвинул на затылок фуражку.
Минька сжал в руке биту, прицелился. Эвон стоит фигура, самая простая — пушка, да только попробуй попади в неё, если сноровки нет. Он бросил палку и с разочарованием увидел, что она пролетела мимо, не задев ни одной чурки.
Кадеты рассмеялись. Не все — те, кто болел за Лосева.
— Нехорошо радоваться неудаче товарища, — одёрнул полковник. — Продолжайте, Вознесенский, у вас ещё удар.
Минька сузил глаза, размахнулся... Бита задела фигуру, она рассыпалась, но увы — за квадрат не вылетела ни одна чурка.
Довольный Лосев двумя ударами выбил и вторую фигуру —вилку. Минька снова промазал и понял, что ему, новичку, опытного Лосева не одолеть. Он, поди, весь прошлый год в городки играл, наловчился. Позор-то какой! Нельзя позволить победить выскочке и тупице. Будет гоголем ходить, командовать над всеми… житья Воробью не даст.
Минька поднял биту, прищурился и бросил её, почти не целясь. Палка завертелась в полёте, разнесла фигуру и выбила все чурки из города.
— Ура! Давай, Мишка! — закричал Сева.
Один за другим Воробей выбивал городки с первого удара. Лосев нервничал и всё чаще мазал: его бита отлетала далеко за нарисованный город или падала у черты.
— Что же вы, Лосев, соберитесь! — подбадривал Спартанец. — Вы же неплохо бросали.
По плацу прокатился вздох восхищения, когда Минькина бита за один бросок снесла, описав дугу, самую сложную фигуру — письмо, с чурками, расставленными в разных концах квадрата.
— Вот это да!
— Братцы, вы видели?!
Даже те, кто болел за Лосева, сейчас радовались за Воробья.
— Вторая партия! — объявил воспитатель.
Пока бита соперника задевала фигуры лишь краем, Минькина летела в цель, как намагниченная. Кадеты громко считали удары, и Минька понял, что уже победил.
Лосев, злой и красный, не знал, куда деваться от стыда, а Воробей ликовал. Совесть сначала скреблась под его белой гимнастической рубашкой, а потом затихла. Не ради озорства торкал, по важному делу.
Ну какой Лосев старший? Вчера у доски хлопал глазами и ждал подсказок, задачку сегодня списал, уроков не приготовил. Вот и Любарский сказал, что Петька скоро угодит в разряд «ленивых» кадет. Таким в столовой не дают пирожных, не позволяют покупать сладкое и лишают отпуска.
Минька заметил: кадеты были не такими, как сельские ребята и школьные его товарищи, говорили по-книжному красиво, называли друг друга голубчиками и миленькими, как девчонки в приюте. Когда Воробей в классе перед уроком брякнул: «Не чутко, командир идёт?» — над ним беззлобно посмеялись.
— Я же вам сказал, что он неотёсанная деревенщина, — фыркнул Лосев, — а ещё в кадеты пролез! Иди навоз убирай, мужичьё!
Минька вскочил, сжал кулаки. Вокруг стало очень тихо.
— Лосев! Встать! — вдруг загремело на весь класс. У дверей застыл бледный полковник Франц, щёки его тряслись.
— Как вы смеете унижать своего товарища? Пункт двенадцатый заповедей: оскорбление своего товарища — оскорбление всего товарищества!
Кадеты испуганно сжались. Франц наказывал беспощадно за малейшую шалость, на его дежурствах в классах и столовой стояла образцовая тишина, и не меньше десяти провинившихся кадет торчали столбом у печки.
— Лосев, идёмте со мной.
Петька поплёлся за воспитателем, понурив голову. Не появлялся он весь день, и ребята предположили, что Лосева высекли розгами и выгнали из корпуса, хотя кадет уже давным-давно не пороли, обходясь другими наказаниями, не телесными.
Петька пришёл к ужину, молчаливый и мрачный. Разговаривать ни с кем не захотел, поел каши и лёг спать ещё до отбоя, отказавшись от вечернего молока с французской булкой.
***
К первому ноября кадеты готовили праздничное представление: спектакль о Минине и Пожарском, песни, стихи, танцы и прочую самодеятельность. Роль Дмитрия Пожарского вызвался играть полковник Франц, старички говорили, что он превосходный чтец и актёр. Минька и другие ребята играли ополченцев.
Севка взялся выучить песню «Вдоль да речке, вдоль да по Казанке», а Воробей решил удивить всех фокусами. Не карточными — вырос он из этого, — такими, чтобы ребята замерли от восторга, а после бегали за ним и умоляли раскрыть секрет. Но Минька — ни-ни! Нипочём не расскажет.
Несколько дней он обдумывал фокусы, собирал реквизит, репетировал, закрывшись в пустом классе, даже Севку не пускал посмотреть. Тот, страшно заинтригованный, канючил:
— Отчего ты не хочешь показать фокус? Мишенька, дружочек, покажи-и… Я-то тебе позволяю слушать, как я репетирую.
— Нельзя, секрет, — важничал Минька и прятал за спину мячи для лапты.
Миловский обижался:
— Ну знаешь, это свинство и подлость с твоей стороны. Я тебе этого не забуду, подлецу.
Воробей смеялся и отвечал, подражая другим кадетам:
— Миловский, голубчик, сейчас увидишь — потом неинтересно будет.
— Интересно! Честное благородное слово! — Севка клялся, что он с удовольствием посмотрит и в сотый раз, но Минька не поддался уговорам.
Праздник удался на славу. Декорации, нарисованные кадетами, были не хуже настоящих театральных, как уверял Севка. Актёры играли замечательно. Когда Франц-Пожарский говорил, сдвинув брови: «Кому спасать Русь-матушку, коли не нам?» — ребята-ополченцы потрясали бутафорскими бердышами и кричали «ура», не помня себя от храбрости.
После спектакля кадетский хор спел песню «Там, где волны Аракса шумят». Минька стоял за кулисами, держа в руках старую шляпу учителя французского, и в волнении проверял реквизит.
— Вознесенский, давай, твой выход! — подтолкнул в спину старшеклассник, и Воробей очутился на сцене.
Заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Минька положил на столик шляпу, сделал таинственные пассы — из неё вылетели мячи для лапты и поплыли по воздуху, точно их погнал ветер.
— Вот так да! Братцы, я знаю этот фокус, в Питере видел. Он леску тоненькую привязал! — воскликнул кадет из первого ряда.
Минька усмехнулся, щёлкнул пальцами и отправил мяч прямо в руки недоверчивому пареньку, чтобы тот убедился: никакой лески не было и нет. Хлопнул в ладоши — и мячи попадали в зал под восхищённые возгласы и аплодисменты.
Воробей раскланялся. Как жаль, что нет у него костюма-тройки с галстуком-бабочкой, как у Гарри Гудини, заграничного фокусника.
На сцену вынесли мольберт. Воробей несколько раз мазнул кистью по листу — и на бумаге остались синие полосы. Он отошёл на несколько шагов от мольберта, а кисточка — о чудо! — продолжала рисовать сама, делая широкие мазки уже пурпурной и розовой краской.
— Картина называется «Заход солнца над Адриатикой»! — объявил Минька, открепил лист и показал зрителям абстрактный рисунок, в котором действительно угадывалось и море, и закат с багряными облаками.
Успех был оглушительным. Воробей пожалел, что командиры запретили ему делать фокус с танцующими свечами. А получилось бы красиво: плывущие под музыку горящие свечи, послушные взмахам руки. Но Дударь сказал: «Нет, Вознесенский, придумывайте номер не такой пожароопасный».
Всё вышло так, как Минька и представлял. Кадеты ходили за ним по пятам и уговаривали научить фокусам.
— Вознесенский, миленький, объясни секрет… Мы дома будем фокусы показывать.
Воробей присвистнул:
— Ещё чего! Фокусники секретов не раскрывают. Это страшная тайна! И у вас не получится, здесь особый талант нужен.
— Жадоба! Ну ты хотя бы скажи: леску привязал?
— Да, да, леску. Сначала прицепил, а потом незаметно отцепил, — соврал Минька, — а кисточку на палку привязал. Стена чёрная и палка чёрная, поэтому вы её не увидели. А ещё я фокусы с картами знаю, японские… рассказать?
Пусть книжку с волшебными фокусами у него украли на вокзале, но голова-то всё помнит!
Продолжение следует
Ольга Пустошинская
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1