Марфино счастье

Катится солнце по небу, увеличивая обороты. После долгой зимы тяжело ему, круглому, расшевелиться. Да куда деваться — ждут весну. Как тут не откликнуться! Вот и катится всё быстрее и быстрее, набирая жар. С теплом проснулась природа. Снежная шуба стала тоньше и темнее. Ручьи, прочистив голоса, побежали собирать каплю за каплей и, накопив силу, потянули за собой всё, что попалось на их пути. С талой водой уплыло и Марфино счастье. Марфой её назвал отец. Хорошее имя, говорил он, и ничего, что простое. Отец, хоть из обычных крестьян, но грамоте был обучен. Да и мечтать любил. "Будешь ты, Марфа, госпожой, как имя твоё тебе обещало, — часто повторял отец, — хозяйкой жизни своей." Ну да, госпожа. Оно и видно. Марфа поглядела на свои руки: ладошки все стертые, грубые, да от ветра красные. Хороша барыня. Хотя красотой бог не обидел. Наградил русыми косами, глазами васильковыми, яркими, фигурой стройной. Вот лишь хозяйкой себе не довелось стать. Сосватали её за Егора. Да разве же можно так, без любви и без её согласия? Марфа потерла щёку, которую зашекотала, захолодила слеза, ставшая на ветру ледяной. Нет, подумала она, не стану я жизнь ломать ни себе, ни Егору. Уйду. Пока не поздно. Жалко отца, но он должен меня понять. Поймёт, наверное, но вот простит ли? И она вздохнула. К бегству Марфа готовилась основательно. Если поймают, тут не до шуток будет. Слезами и словами прощения не вымолишь. Засекут и кинут собакам. Мысль об отце она гнала. Уповала на то, что его пожалеют, потому как работник он был — золотые руки, в любом деле. Не захочет барин себя лишать удобств. За эту мысль и держалась свято. Иначе решимость впитается вместе с остатками снега в землю, а та всё примет, проглотит и не побрезгует. Выдвигаться решила, как только на берёзе появится первый зелёный лист. Много с собой не возьмёшь — сильно приметно, да и далеко не уйти. Марфа решила, что пойдёт в тайгу, подальше от людей, там и жизнь свою с начала начнёт. Дел много, за лето надо будет себе какое-никакое жильё построить. Снова мысли к отцу вернулись. Спасибо, батюшка, что времени на меня не жалел, да не скупился делиться всем, что знал и умел. Не пропаду, решила Марфа. Спят все в избе. Наработались. Хоть из пушки пали, не проснутся. Марфа поставила босые ноги на холодный пол, по которому бежит лунная дорожка серебряным ручьём. Накинула на себя тулуп, которым накрывалась, и на цыпочках подошла к кровати, где спал отец. При взгляде на него сердце рвануло зайцем, да почудилось, будто комнату качнуло. Глаза зажгло от слёз, чтобы не зарыдать в голос; Марфа зубами прикусила косу и, схватив топор, стоящий у печи, бесшумно выскользнула за дверь. Оказавшись на улице, прежде всего постаралась успокоиться и восстановить дыхание. На переживаниях далеко не уйдёшь; мысль о том, что больше не увидит батюшку, гнала. Она тихо прошла к сараю; там, за мешками, был собран узел с самым необходимым и немного еды на первое время. А дальше? Бог не выдаст, свинья не съест. В последний раз, взглянув на тёмные окна избы, она перекрестилась и поклонилась в пояс родному дому. Затем поправила топор за поясом, чтобы не выпал, если вдруг придётся бежать, закинула узел за плечи и вышла за ворота. Из деревни она выбралась легко, без происшествий. У кромки леса в последний раз обернулась на чёрные треугольники изб, вздохнула и шагнула в новую жизнь. Марфа шла уже несколько часов, делая на отдых короткие остановки. Спешила уйти подальше, пока её не спохватились. Для себя решила, что будет идти неделю; за это время и этого расстояния хватит, чтобы уйти далеко. Да и барин, если решит погоню снарядить, не захочет так долго бродить по лесам из-за одной крепостной девки. Сейчас в поле работы много. А если она вдруг решит вернуться, то сможет назад дорогу отыскать. Хотя что её ждёт по возвращении? Смерть. Так что лучше сгинуть здесь, в лесу, чем гнать себя на верную погибель. Марфа шла уже шесть дней; поначалу она прислушивалась, не услышит ли собачьего лая. Спала урывками. Зверей она боялась меньше, чем людей, хотя весной встретить отощавшего волка сулило мало радости. Поэтому, засыпая, она прижимала к груди топор, но Бог миловал. Утром, открывая глаза, выпивала воды, съедала немного хлеба и отправлялась в путь. По исходе седьмого дня Марфа стала внимательнее смотреть по сторонам. Пора было определиться с местом, где начнёт она новую жизнь. И, словно откликнувшись на эти её мысли, Марфа услышала, как журчит вода. Где-то бежал ручей. Она вышла на открытое место и поняла: вот он — её новый дом. Перед глазами ковёр из мягкого мха словно стелился по земле, заполняя пробелы между корнями деревьев. Высокие сосны, гордо возвышавшиеся к небу, образовывали навес, сквозь который пробивались лучи солнца — мягко и уютно. Кроны деревьев пели, и было в этом пении что-то родное. Марфа почувствовала, как предательски защекотало в носу. Но она быстро справилась с волнением и пошла на шум. Недалеко тек ручей, что позвал её, или, скорее, это была небольшая речушка с кристально чистой водой. Марфа улыбнулась: она нашла то, что искала — своё место, в котором она будет и хозяйкой, и госпожой. В эту ночь Марфа спала, как убитая, отбросив все страхи и сомнения прочь. Она удобно устроилась между корнями самой большой сосны, засыпая, как всегда, в обнимку с топором, а над ней шумели сосны и шептали: «Спи, спи, Марфа, и ничего не бойся». И где-то над головой небо прочертила звезда и скрылась по ту сторону леса. Марфу разбудило пение птиц. Она открыла глаза и от испуга чуть не закричала. Поодаль, спиной к ней, сидел парень. «Нашли!» — заметалась и заголосила внутри мысль. Марфа покрепче ухватила топор, подтянула ноги и резко вскочила. — Ты кто? Как меня нашёл? — крикнула она, при этом пытаясь замахнуться топором. Парень повернул к Марфе голову, но встать даже не попытался. — Кто это вы? — он смотрел на неё с любопытством. — Я назад не вернусь, — Марфа стала наступать, замахиваясь топором. Парень продолжал сидеть и улыбаться, и в его позе было что-то такое, от чего бешено стучащее сердце Марфы стало успокаиваться. Она повертела головой, но вокруг никого не было, только этот улыбающийся парень. Птицы продолжали заливаться в ветвях деревьев, явно не испытывая тревоги; ни собачьего лая, ни людского говора слышно не было. — Я, Ермил, — снова заговорил с ней молодой человек. Немного успокоившись, Марфа стала более внимательно его разглядывать. Парень был высоким, насколько она могла судить, с изящной фигурой, но плечи выдавали силу. Светлые волнистые волосы словно впитывали солнечный свет. А глаза — яркие и глубокие, цвета изумрудных лесных озёр. Умные такие глаза, отметила Марфа. Высокие скулы, прямой нос, кожа с лёгким загаром. Странно, — подумала она и продолжила изучать его дальше. Одет он был просто, но красиво: коричневая рубаха, сверху накинут кожух, на запястьях сияли браслеты из дерева и камней. Марфа силилась понять, кем может быть незнакомец; его облик слишком не вязался ни с крестьянином, ни с барином. Может, разбойник лесной? — вдруг мелькнула мысль. — Ты кто? Тоже из беглых? — выпалила она. Парень засмеялся. — А не много ли ты задаёшь вопросов? Я — Ермил, — снова повторил он, — а тебя как зовут? — Марфа. — А что ты тут делаешь? Тут вокруг ни жилья, ни людей. Заблудилась? — Так я тебе всё и рассказала, — ответила Марфа и села поодаль на землю. Так и сидели, молча, пристально изучая друг друга. Ермил улыбался, а Марфа всё больше распалялась. Любопытство искало выхода, но не находило. Незнакомец не спешил выдавать свои секреты, да и Марфа не торопилась открывать свои. Игра в гляделки затягивалась, и тут её голодный живот подал голос. — Ну, не хочешь рассказывать — дело твоё, — сказала Марфа и встала. — Некогда мне рассиживаться, дел полно! Живот сводило от голода, да и справить нужду очень хотелось после такого-то пробуждения. Марфа бросила быстрый взгляд на свой узел, но тело снова скрутило, и она кинулась в кусты. Вдогонку ей летел весёлый смех Ермила. Когда Марфа вернулась назад, незнакомца и след простыл, словно его и не было вовсе; все её вещи были на месте. Марфа села и задумалась: молодой человек со странным именем Ермил здорово её напугал. Если он её нашёл, то и другие могут; но менять место она не хотела. Слишком хорошо здесь было. И она решила рискнуть. Марфе предстояло решить два важных вопроса, но оба — требовали немедленного решения. Хотя всё же один из них был важнее. Что она будет есть? Её скудные запасы подошли к концу. Ну что? Пора вспомнить всё, чему учил её батюшка. Марфа развязала узел и достала пару наконечников. Взяв топор, она отрубила удобную толстую ветку. Немного поколдовав над ней, она привязала к ней наконечники. Вышла вполне неплохая острога, и Марфа отправилась добывать пропитание. На ручье она пробыла около часа. Вода, ещё не прогретая как следует солнцем, была ледяной. Марфа несколько раз выходила на берег погреться и снова заходила в воду, голод загонял. Она снова и снова вглядывалась в бегущую воду ручья, пока среди камней солнечный луч, словно перстом, не указал на серебристую рыбью спину, прячущуюся среди камней. Марфа покрепче ухватила острогу двумя руками и с силой вонзила в рыбий хребет. Она подняла острогу вверх — крюки наконечников крепко удерживали тело микижи. Марфа поклонилась реке, помянула батюшку добрым словом и пошла готовить рыбу. По пути она набрала веток для костра, достала из узла огниво и принялась разводить огонь. — А ты молодец, — услышала она знакомый голос. Марфа схватилась за острогу и резко повернулась. — Эй, полегче, размахалась, — засмеялся Ермил. — Так и пораниться можно. — А ты не подкрадывайся, — отрезала Марфа. — Само выходит, здесь, в лесу, как видишь, мало развлечений, — и Ермил поднял огниво, которое Марфа уронила в траву. — Дай, помогу с этим, там вон тебе гостинец, — он кивнул головой на холщовый мешок, что лежал поодаль. — Вот ещё, — фыркнула Марфа и демонстративно отвернулась. Ермил занялся костром, а Марфа потихоньку подошла к мешку и заглянула внутрь. Как же хорошо из него пахло! Терпкий запах трав и сушёных ягод, клюквы, что перезимовала под снегом и стала сладкой, лежал там. И туесок с мёдом, и пара краюшек хлеба. Рот Марфы наполнился слюной. — Да ты поешь! — услышала она. Ермил справился с костром и сейчас жарил на ветке рыбу. Марфа оторвала от краюшки кусок и зачерпнула им мёда. Как же было вкусно! Она зажмурилась от удовольствия, схватила несколько бордовых ягод клюквы и сунула их в рот. – Ну, стала добрее? Или опять на меня с острогой или топором кинешься, Марфа? — Ермил так произнёс её имя, словно пробовал его на вкус. Марфа покраснела до самых корней волос. – Не кинусь, если не будешь подкрадываться, — и она улыбнулась. — Ты мне так и не ответил: ты кто? Откуда тут... – Я то? — Марфе показалось, что Ермил как-то замешкался с ответом, отводя глаза в сторону. — Живу я тут. Да ты вроде и сама хочешь, или мне показалось? – Нет, не показалось, — Марфа вдруг поняла, что может вполне открыто всё рассказать. — Я сбежала. Не моя это жизнь, да и можно ли её вообще жизнью назвать, когда всё силком, да против воли? Вот и ушла. Лучше в лесу одной, чем с людьми, которые не любы. Только вот батюшку жалко. Марфа опустила голову, стараясь скрыть слёзы. – Не плачь, — её обхватили две сильные мужские руки и прижали к себе так, что она уткнулась носом прямо в грудь Ермила. Нос заполнил запах трав, мха, мёда и чего-то ещё, чего-то родного и желанного. Марфа вдруг подумала, что могла бы так стоять вечно. Испугавшись этой мысли, она собралась с силами и двумя руками толкнула Ермила. – Ты что? Смотри мне! — крикнула Марфа. — Ишь, подкрался, распустил руки! – Ну ты и... — и Ермил, ничего не сказав, развернулся и пошёл прочь. «Дура!» — закончила про себя за Ермила Марфа. «Останови, догони!» — закричал внутренний голос. Но Марфа только продолжала стоять и смотреть на удаляющийся силуэт. Светило солнце, рисуя золотые линии на поверхности мягкого мшистого ковра. Марфа наклоняла голову из стороны в сторону, представляя себе свой будущий дом. С воображением у неё было всё в порядке, но пришла пора поработать руками. Она коснулась пальцем лезвия топора, мысленно желая, чтобы его хватило на строительство дома. Кроме него, да ещё мечты, создать свой собственный мир у неё ничего не было. Марфа выбрала сосну, перекрестилась, плюнула на руки и ударила топором. Она работала с утра до позднего вечера, не отвлекаясь, позволяя поту стекать по щекам. Руки и спина гудели, но Марфа продолжала рубить и рубить. Поужинав рыбой, к которой она так и не притронулась утром, Марфа залезла в шалаш, который построила на первое время, и провалилась в сон, как только её голова коснулась еловых веток, которые она натаскала для тепла и мягкости. Она так устала, что не услышала шагов и не почувствовала, как вход в шалаш заслонила тень, скрыв звёзды. Ермил смотрел, как Марфа спала, и пытался унять стук своего сердца, которое давало понять, что его спокойной жизни пришёл конец. Утром Марфу разбудил стук топора. — Да что ж такое! — и Марфа, словно тигрица, выскочила из своего укрытия. Слова, которые были готовы сорваться с языка, так и остались несказанными. Ермил работал без рубахи, и Марфа отметила, как красиво он был сложен. Да и с топором обходился умело, рубил так, будто это вовсе не сосна, а тонкая ветка. Марфа взяла свой топор и встала рядом. Вскоре тишину леса нарушал разговор двух топоров. Так они и стали работать вместе. На все вопросы, кто он и откуда, Ермил отшучивался. Просто приходил рано утром и будил Марфу стуком топора, а вечером так же тихо пропадал. Поочередно ходили на рыбалку. Иногда Ермил приносил мёд и хлеб. Марфа даже пыталась подсмотреть, куда он уходит, но каждый раз теряла из виду. Вот он был — широкая спина в белой льняной рубахе мелькала между стволов деревьев, и вдруг она наталкивалась на пустоту. Он заходил за дерево и пропадал, и она оставалась стоять одна, мучимая вопросами. И только один раз Марфа услышала, или ей показалось, его смех. Ермил смеялся так весело и звонко, и этот смех катился бубенчиком по зелёному мху, но быстро пропал. Марфа тряхнула головой: «Верно показалось», — решила она. Солнце катится по небу, когда-то такое неповоротливое и обленившееся за зимнюю спячку, сейчас оно просыпалось так рано, что Марфе казалось: она не успевала прикрыть глаза, как пора было начинать новый день. Весна осталась позади, лето подходило к концу. Марфа просыпалась в новом доме — своём доме, в котором она была полноправной хозяйкой. «А ведь работает имя-то, батюшка», — с улыбкой подумала Марфа. Она часто вспоминала отца и ещё чаще благодарила. А ещё она подумала о Ермиле. Он всё так же уходил по вечерам, сколько бы его Марфа ни уговаривала остаться, но неизменно возвращался с первыми лучами солнца. «Хватит, — решила Марфа, — пришла пора поговорить». Он всё знал про неё, а она о нём ничего. Марфа вздохнула: а если перестать себя обманывать, то ей в принципе было всё равно, кем был Ермил. Да хотя бы беглым каторжником. Для себя она давно всё поняла: она просто не хотела с ним расставаться ни на ночь, ни на минуту. Её щеки порозовели — так приятна была сама мысль о Ермиле. Словно услышав эти её мысли, в дверь постучали, и в комнату вошёл Ермил. — Ну что, по грибы сегодня? — спросил он. Марфа улыбнулась. Благодаря Ермилу она точно не будет голодать зимой — грибов и ягод у неё будет вдоволь. — Давай сегодня никуда не пойдём, — сказала Марфа, — да и поговорить я с тобой хотела. — О чём? Опять будешь пытать, кто я, да откуда? — Ермил подошёл к Марфе и притянул её к себе. Он перестал скрывать, что она ему была люба, и она тянулась к нему — он это тоже видел и чувствовал. Да как открыться — не знал. Не просто это было. Но его время выходило. И он никак не мог решить: рассказать всё Марфе, а там будь что будет, или просто уйти, оставив все вопросы без ответов. Пропасть. Но как же тяжело ему будет без неё, невыносимо. Он её любил: её яркие васильковые глаза, всегда такое открытое выражение лица, вздёрнутый упрямый нос, её жажду жизни и желание быть счастливой. Нет, всё же лучше уйти. Зачем ей такой, как он? — решил Ермил. Какое с ним счастье... — Хорошо, обязательно поговорим скоро, — чуть слышно сказал он и посильнее прижал Марфу к себе. Марфу разбудило яркое солнце. Поначалу она не поняла, чем это утро отличалось от всех других, проведённых в одиночестве в лесу. В одиночестве... Марфа улыбнулась: «Не обманывай себя!» — мелькнула мысль. Какое одиночество, когда рядом с тобой всегда был Ермил? С первого дня. Ермил... Марфа снова улыбнулась, и вдруг её словно ужалила пчела. Вот что не так: солнце высоко, а её никто не разбудил. Ермил не пришёл. Страх пролез внутрь, да не просто пролез — он по-хозяйски расположился внутри. Марфа выскочила на улицу. Она обошла вокруг дома, теша себя надеждой, что Ермил всё же пришёл, но не захотел будить её и пошёл на рыбалку. Она кинулась к ручью, но его там не было. Марфа вернулась обратно к дому и решила дожидаться здесь, боясь с ним разминуться. Она уселась на крыльце и принялась ждать. Так и просидела до вечера. Марфа смотрела, как неутомимое солнце, выполнив все свои дела, уставшее, но довольное, отправилось на покой. Слушала, как смолкло птичье многоголосие, пока с ней не остались лишь шепот ветра и жалобы сосен-великанов. Она смотрела в чёрный котёл неба, что зачерпнул звёзд, да так богато, что казалось, они задевают друг друга боками. И впервые ей стало по-настоящему страшно и одиноко. Марфа уткнулась лицом в колени и заплакала. Когда первый солнечный луч показался над макушками деревьев, Марфа, полностью одетая и вооружённая топором, стояла на крыльце, полная решимости отправиться на поиски Ермила. Она направилась в ту сторону, куда обычно он уходил. «Будь что будет», — решила Марфа, — но просто сидеть и ждать она не могла. Вдруг ему нужна помощь? Марфа шла уже несколько часов; так далеко она ещё не заходила. Мох под ногами стал чавкать, красными бусинами вокруг заалела клюква. Марфа поняла, что зашла на болото. Она решила вернуться назад и обойти опасное место, но, сделав несколько неловких шагов в сторону, по пояс провалилась в липкую жижу. Паника охватила её. Каждое новое усилие выбраться только затягивало глубже. В холодной воде мелькали тени, они тянули её вниз, в глубину. Марфа перестала молотить руками и закрыла глаза. Тишина болота наполнилась эхом её собственных мыслей. И когда она уже была готова принять свою участь, кто-то с силой рванул её вверх. — Да как ты собиралась здесь жить-то одна? Тебя же ни на минуту оставить нельзя! — послышался родной голос. Марфа открыла глаза и увидела Ермила. — А ты не оставляй, — еле слышно прошептала она. — Как ты меня нашёл? Как узнал, что я здесь? — Я всё знаю, — ответил Ермил, — Я же — Леший. Он посмотрел на Марфу, пытаясь понять, дошли ли до неё его слова, но Марфа лишь всхлипнула и впала в забытьё. Когда Марфа очнулась, она поняла, что находится в своей избушке. На голове у неё лежала мокрая тряпка. — Очнулась? Ну и напугала же ты меня, — произнёс Ермил. — Ермил, — слабым голосом сказала Марфа, — я думала, что умерла, что меня Леший забрал. И она попыталась улыбнуться. — Ну насчёт умерла, это ты рановато, а вот про Лешего ты всё правильно поняла. Я Леший, Марфа, хозяин леса. Ермил посмотрел Марфе в глаза. — Не хотел я тебе говорить, думал, уйду, а ты меня забудешь. Но ты ведь настырная, отправилась искать меня. — Отправилась, потому что поняла, что не смогу жить без тебя, потому что люблю. — Да ты, кажется, не расслышала или не поняла меня, — Ермил смотрел на Марфу, не отрываясь, а она смотрела на него. Чистое синее небо её глаз контрастировало с изумрудным лесным мхом глаз Ермила. — Я поняла, — прошептала Марфа и уткнулась носом ему в грудь. В эту ночь Ермил никуда не ушёл, и в следующую ночь тоже. Первый снег кружился над лесом. Он падал на зелёный ковёр из мха и оставался лежать, переливаясь серебром. Марфа сидела на крыльце и смотрела на его полёт. Она снова была одна, нет, не совсем одна — внутри неё росла новая жизнь. Она улыбнулась. Как же обрадуется Ермил, когда вернётся. А он обязательно вернётся — он обещал. Вернётся, когда на берёзе появится первый лист. Весной, когда Лешие просыпаются. Автор: Татьяна Рамбе