Предыдущая публикация
У ведьмы в услужении..
Нежданно-негаданно остался Ефрем один с тремя детьми. Тяжело переносил он внезапное свое вдовство, сразу как-то всё разладилось в хозяйстве. Как назло, неурожайный год выдался и зима лютая. Младшие девочки есть просят, а чем их кормить - Ефрем не знал. Столярничал и отвозил изделия в город – тем и жили. Денег не хватало, и нищета поселилась в избе.
Старший сын Иван был уж подросток – отца опора. Всё, что ни делал, в его руках спорилось. Средняя дочь Маша – баловница и шалунья. Пятилетняя Дуняша была ласкова и послушна.
Однажды отправился Ефрем на ярмарку и прихватил с собой Машу. Та давно жаловалась, что Ивана отец с собой берёт, а её никогда. Рано утром уехали они, но после обеда не вернулись. Солнце уже нырнуло за заснеженный горизонт, а Ефрема с дочерью всё не было. Метель металась по деревне, погружая дома в белый дым. В такую непогоду и заплутать немудрено. Забеспокоился Иван, отправил Дуняшу к соседке, а сам собрал мужиков, и пошли они на поиски.
Не увлекали Дуняшу ни сказки соседки, ни котёнок. Вся она обратилась в слух. Но за стенами лишь метель стонала. Даже собачий лай не оглашал округу, и отец с сестрой по-прежнему ни возвращались. Маленькое сердечко девочки сжималось от ужаса. Где же её родные затерялись во мраке?
После мучительных часов ожидания, с улицы раздались крики. Дуняша метнулась прочь из избы, соседка даже не успела накинуть на неё пальтишко. Сквозь проносящиеся мимо колкие снежинки, она увидела бредущего по дороге отца. За ним шли мужики. Иван вёл уставшую лошадь. Но взгляд её нигде не мог отыскать фигуру сестры. Только сейчас обратила она внимание, как шагает её отец – сгорбленный – будто согнувшись под непосильной ношей. На нём не было шапки, и снег набивался в волосы, уши и глаза, а он ничего этого не замечал.
Оказывается, Маша заснула и выпала из саней, а отец не сразу заметил это. А когда заметил, развернулся назад, но девочки уж не нашёл. Может, её замело снегом или она проснулась и пошла не в ту сторону.
Долго обсуждала деревня ту странную историю, строили догадки, ходили искать Машу, но всё тщетно.
Весной, когда сошли снега, поиски тоже не дали результата, даже то, что от неё осталось – найти не могли. Она словно испарилась той ненастной ночью.
Иван и Дуняша ужасно горевали из-за потери сестры: больше никто не будет шалить, придумывать новые игры, вечерами рассказывать истории. Вся Машина короткая жизнь так страшно закончилась.
Меж тем дела отца пошли в гору. Он заключил выгодный договор с торговцем, и тот покупал у него столярные шедевры. Они пришлись по вкусу местным богатеям, и от заказов отбоя не было.
Пять лет минуло с тех пор. Про Машу не было никаких известий. Ефрем с детьми переехал жить в город – теперь он владел столярной мастерской. Дело его ширилось, а доходы умножались. Нанятые умельцы изготавливали мебель, а в новенькой лавке продавались мелочи для дома. Он с детьми жил теперь в добротном особняке и даже нанял прислугу.
Иван во всём помогал отцу, теперь он и сам уж взрослый парень. А еще он всё чаще задумывался о женитьбе.
Отец подыскал ему невесту – единственную дочь зажиточного купца. Но Иван хотел сам выбрать себе суженую, не по богатству, а по сердцу. Однако Ефрем уговорил его хотя бы познакомиться с Настей.
А девушка оказалась красавица, каких поискать, и нрав весёлый. Иван ей тоже приглянулся – дело к свадьбе покатилось. Так всё ладно да гладко складывалось в жизни Ефрема – счастье и достаток рядом с ними вровень шли…
Но только не знает человек, где его беда настигнет…
Внезапно занемог Ефрем, да так, что с кровати уж встать не может. Чувствуя свой последний час, призвал он к себе детей.
– Скоро предстану я перед Богом и буду держать ответ за грехи свои, – начал он. – Но перед этим должен я покаяться в страшном грехе своём, который камнем лежит на сердце все эти годы. Ходил я как-то по лесам в надежде напасть на след зверья. Голод той зимой стоял страшный, вы и сами помните. Но только тихо и пусто было в чаще. Вдруг вышел я к одинокой избушке. Подивился я тогда этому сильно. Сколько ходил в тех местах, а её не помню. Дымок из трубы вьётся – значит, живёт кто-то. Из любопытства постучался я в дверь. Она сразу же распахнулась. И тут взгляду моему явилось существо настолько безобразное, что я чуть не пустился наутёк. То ли старуха, то ли старик – не разберёшь. Космы всклокочены, глаза чёрные страшные… смотрят на меня недобро.
Гляжу, юбка-то бабья и говорю:
– Пустите бабушка погреться.
А зачем говорю, и не знаю – самому-то мне бежать хочется. А она, дескать, проходи мил человек. Я уж и не хочу ни в какую, а ноги сами к ней в дом идут. Внутри жутковато так: всюду книги, травы разные по стенам развешены, и котелок большой на огне булькает. Всё, как в сказках бабкиных. Тут понял я – в логово колдуньи попал. Она меня у огня усадила, ходит вокруг: цок-цок, словно копытцами стукает. У меня аж мороз по коже…
А старуха выспрашивает:
– Откуда и как живёшь?
Я вроде и рассказывать-то не хочу, а язык сам болтает. Про вдовство своё, про нищету, голод и дочерях с сыном.
– А ты отдай мне кого-то из деток своих в помощники. Я за то заплачу щедро, как тебе и не снилось. И оставшиеся дети сыты будут всю жизнь.
Хихикает так мерзко и с ноги на ногу переступает. Цок-цок...
Я отказался, конечно. Как можно дитё родное отвести к этой безобразной старухе?
А она говорит:
– Подумай. А как надумаешь, то знаешь, где найти меня. Нет ничего для меня слаще, чем, когда за деньги продают родного человека!
И хихикает так гаденько...Ушёл я от старухи, и долго ещё в ушах стояло её хихиканье. А зима навалилась на нас снегами да морозами. Всё тепло из избы выдувает, топить не поспеваешь. До города не доберёшься – сугробы не пускают. А коли и доедешь, никому не нужны табуретки и игрушки, что я изготовил – всем только еда нужна. Голодно людям, а зиме той конца и края не видать. Запасы на исходе и попросить не у кого – у всех одна беда.
Гнал я от себя эту мысль окаянную, а она всё преследовала меня, как муха назойливая. И не так уж ужасна та старуха, и ничего страшного нет, коли будет моё дитё у ведьмы в услужении. Зато в тепле и сытости. Выучит знахарство заодно и иные полезные знания. Можно будет навещать иногда… И узнать бы для начала, какова цена моего прегрешения.
Иван был мне всегда первый помощник, без него никак не обойтись. Дуняша совсем мала, какой толк от неё колдунье? А вот Маша возрастом подходящая, нравом бойкая – не пропадёт у ведьмы. Поехали мы с ней на базар, я на последние копейки платок ей купил – пусть порадуется. Сам почти ничего не продал, как и всегда той зимой. Обратно поехали через лес, мол, дорогу сократить. Маша, ничего не подозревая, вертела свой новый платок. Подъехали к дому колдуньи, я пригласил дочь погреться у своей знакомой.
Как зашли, старуха давай радоваться и пританцовывать вокруг нас. Цок-цок. Маша испугалась и в слёзы. Сердце у меня ёкнуло, и хотел было хватать дочь да бежать оттуда. Но колдунья протянула мне сумку набитую золотом.
– Бери, – говорит. – Больше голод вам не страшен. А про среднюю дочь забудь. Моя она теперь. Будет мне служанкой и ученицей. А как последний час настигнет меня, то передам ей дар свой бесценный. Хотя… дар ли это? Может, проклятие?..
Тут старуха призадумалась, а меня ослепило то золото из сумки. Схватил я ее и прочь из той избы.
Ехал я лесом тёмным, сани как по маслу летят. А на сердце тоска. Как и в прошлый раз, хихиканье колдуньи в ушах звенит, только теперь вперемешку с Машиным плачем.
«Да, что ж я за изверг такой?.. – думаю про себя. – Дочку нечистой силе отдал. Душу продал и Машу – дочь свою – сгубил!»
Развернул сани и обратно поехал. А ветер вдруг завыл и усилился. В лицо снег повалил, и лес потонул в белой мгле. Кружил я, кружил, но так и не нашёл ведьминого логова. Только был её дом, а сейчас уж и нет, словно замело его. Потом я много раз пытался найти то место, но всё тщетно. Золото с умом расходовал, в оборот пустил, благодаря ему и возвысился. Часть его так и лежит в той сумке под кроватью. Вот такая история моего злодеяния. Простите меня дети, коли сможете, а нет – так и поделом мне...
Дуняша и Иван, конечно, простили отца. А через день после этого признания, Ефрема не стало. Иван организовал его проводы в последний путь. А когда все скорбные дела были закончены, брат и сестра остались одни в притихшем доме.
Иван сказал:
– Нужно срочно искать Машу. Не знаю, как и с чего начать, но не можем мы спокойно жить и наслаждаться своим благополучием, покуда сестра коротает свои юные годы в чаще леса да в компании страшной старухи!
– Верно говоришь, – согласилась Дуняша. – Только, как найти дом той ведьмы? Судя по всему, место то заколдованное.
Неожиданная помощь пришла от невесты Ивана, когда он поведал ей историю своей пропавшей сестры.
Она сказала:
– Так у меня бабушка в этих делах сведущая. Она обязательно что-то подскажет.
Настя отвела своего жениха к бабушке и та, качая седой головой, поведала им такие секреты, что простому люду неведомы.
– Жилище ведьмы лесной можно найти, только, если она сама того пожелает. А ежели нет, то можно жизнь потратить, но так и не отыскать его. Однако ж на каждое колдовство всегда найдётся иное – более сильное! Я вас научу, как разыскать то место.
Лесной воздух источал ароматы трав, сосновых веток и полевых цветов. Иван и Дуняша ступили в зелёный чертог леса, и солнце протянуло к ним свои лучи сквозь листву. Казалось невероятным, что в этом наполненном покоем лесу затаилась чья-то чёрная душа.
Дуняша начала читать молитвы, которым научила её Настина бабушка, а Иван поджёг специально приготовленный пучок сухих трав. Хрупкие стебельки не горели, а тлели, испуская тонкую струйку дыма. Дымок тянулся куда-то в чащу и там растворялся во мраке. Они пошли в сторону, которую указывал дымок.
Вдруг лес утратил своё дружелюбие. Ветки больно били по лицу, а ветер угрожающе завыл меж стволов деревьев. Порывы, словно стремились затушить пучок травы в руках Ивана. Но дымок, сбиваясь на какое-то время, вновь вытягивался белёсой нитью, указывая верное направление. Слова молитвы срывались с Дуняшиных губ и уносились в тёмные чащобы. А там уже что-то хрустело и жалобно выло, злобно рычало. Словно молитвы эти тревожили чей-то вековой покой. Но девушка не обращала на это внимания и, как велела Настина бабушка, продолжала шептать молитвенные заклинания.
А дым вёл их всё глубже в лесные дебри. Вдруг Иван споткнулся о корень, внезапно появившийся из земли. И рассыпался пучок травы. Ветер разметал сухие стебельки и потушил тлеющие искры.
Но Иван достал из-за пазухи ещё один пучок, заготовленный бабушкой.
Привёл-таки их дымок к зарослям малины. И вдруг перестал он тянуться тонкой струйкой, а разлился по кустам сизым туманом. Иван пригляделся и увидел в глубине малинника избушку. Она сливалась с лесом и была практически незаметна. Но чем дольше он смотрел на неё, тем чётче становились её бревенчатые стены. И вот уже непонятно, как можно было не заметить этот дом, что так явственно выступал из колючих зарослей.
Дверь резко распахнулась и наружу выскочила старуха. Дуняша спряталась за спину брата, увидев это отвратительное существо. Чёрные провалы глазниц зияли на морщинистом лице, щедро украшенном бородавками, беззубая яма рта злобно кривилась, когда ведьма с отвращением втягивала воздух крючковатым носом. Она яростно махала руками, отгоняя от себя паутину дыма. Её длинные ногти, загнутые, как у хищной птицы, со свистом лезвий рассекали воздух.
– Зачем пришли? – крикнула она громким голосом.
Взгляд её шарил где-то поверх их голов, будто не видя.
– Пришли за сестрой своей, – отвечал Иван. – Вот твоё золото. А то, что израсходовано, она уже отработала! – Он швырнул перед ведьмой сумку.
Бабка вдруг захихикала и позвала Машу:
– Выходи, Мария! Тут пришли за тобой! Пойдёшь ли с ними, али нет?
Из дома вышла девушка, в которой они узнали свою сестру. Но только щёки ее были бледны, будто солнечные лучи никогда не касались их, а под глазами залегли серые тени.
– Маша! – радостно воскликнула Дуняша и устремилась к сестре, забыв молитву.
В тот же миг взгляд колдуньи, шаривший поверх голов, вдруг жадно впился в лицо Ивана.
Колдунья, словно увеличилась в размерах, ветер завыл, поднимая в воздух пыль и ветки. Особо сильный порыв сбил Дуняшу с ног, и она больно ударилась о землю. Старуха протянула руки вперёд, и Иван почувствовал, как костлявые пальцы сомкнулись на его шее. Тут Дуняша, опомнившись, вновь зашептала слова молитвы. Ветер стих, осыпав их пылью, а Иван почувствовал, как ведьмина хватка на его шее исчезла, а взгляд её вновь устремился куда-то мимо.
– Так пойдёшь ли к родным, Мария? – повторила свой вопрос колдунья.
– Не пойду, – ответила Маша. – Тятька продал меня. Ивана он любил больше. Сынок – продолжатель рода! Дуняшку тоже – ласкушка и маленькое солнышко. А меня не любил. Машка вечно бедокурит, так, давайте, продадим её и заживём счастливо без этой глупой девчонки! – голос её сорвался на крик, а из глаз брызнули слёзы.
– Отца уж нет, – сказал Иван. – И он очень каялся в своём преступлении. Мы с Дуняшей не забывали о тебе, все эти годы хранили в памяти образ нашей сестрицы. Мы любим тебя и любовь наша сильнее всех злых чар! Неужели ты не чувствуешь это?!
Маша расплакалась ещё сильней.
– Я ведь тоже люблю вас! – сказала она. – Но не уйти мне отсюда. Очертила ведьма круг своей клюкой вокруг дома, и за пределы его мне не вырваться!
– Что ж я, зверь какой? – сказала вдруг колдунья медовым голосом. – Раз так сильна ваша любовь – пусть идёт.
Она стёрла ногой на земле что-то невидимое, и Маша пулей проскочила мимо неё, встав за спину брата.
А ведьма вдруг захихикала, пританцовывая на месте.
– Но только знай, Иван. Что, ежели заберёшь у меня Марию, то все ваши богатства, на моём золоте нажитые, пеплом обернутся. Не будете вы больше вкусно есть и мягко спать – нищета вернётся к вам. Хорошо про любовь языком чесать. А готов ли ты лишиться всего ради сестры? Нет ничего для меня слаще, чем, когда за деньги продают родного человека! – Она вновь захихикала, потирая ладони.
– Ничего, – отозвался Иван. – Господь всё поправит. Сестру я забираю!
Они пошли прочь из леса, оставив ведьму скрести седой затылок. Не на такой исход она рассчитывала.
Выбрались они на опушку уже затемно усталые, но довольные. Звёздная пыль усеяла небеса, и чудилось им, что откуда-то с сияющей высоты смотрят на них батюшка с матушкой и улыбаются, видя детей своих опять вместе.
Вернувшись в город, они обнаружили, что и в правду стали нищими. Весь честной народ только и обсуждал, как за одну ночь, дом, лавка и мастерская обратились в чёрную золу, полыхнули синим пламенем и исчезли в тот же миг. Говорили, что конкуренты подожгли, другие смекнули, дескать, колдовством дело попахивает. А Ивана с сёстрами приютили соседи. И осталось у них из имущества, только то, что на них надето было.
– Не отчаивайтесь, – сказал Иван. – Все знают в городе, что я к торговому делу способный. Устроюсь к кому-нибудь в лавку.
Так и вышло, работу он нашёл быстро.
Но только ещё одна печаль настигла Ивана. Настин отец больше не давал согласия на их брак. За ровню он хотел выдать дочь, а не за нищего. Как ни плакала Настя, как не умоляла, он своё гнул – не пара теперь ей Иван.
Тогда сбежала Настя из родительского дома и пришла к Ивану.
– Или буду я с тобой или в реку сигану – нет мне без тебя жизни. И любовь моя навсегда.
Обвенчались они скромно, без торжеств и нарядов и зажили тихо вместе с сёстрами.
Но разве выдержит сердце отцовское, видя, как дочь его в бедности прозябает? Быстро сменил гнев на милость купец и всех забрал к себе в дом. Иван во всём стал ему главным помощником, как всегда, подходя к делу с усердием. Настина бабушка обучала Машу ворожбе, чтобы знания, полученные у колдуньи, девушка направляла на помощь людям.
Преодолела любовь все преграды, даже чары тёмные победила, потому что сила в ней сокрыта великая, какая бы она не была: братская, сестринская, родительская или меж мужчиной и женщиной.
Всё перенесёт любовь, коли она настоящая...
Автор Анфиса Савина
Следующая публикация
Комментарии 1