Предыдущая публикация
Пережившие ночь...
Что случилось с нами в ту ночь в горах, я так и не узнал. Было ли это явлением природы, или же объяснение нужно искать совсем в другой области. Не узнал и уже никогда не узнаю. Мне осталось недолго, я это чувствую. Чувствую и наблюдаю, как мой организм замедляется, как все реже бьется мое сердце и все медленнее течет кровь по венам. Все, как и у тех остальных, кому повезло пережить ту страшную ночь и вернуться домой. Мы выбрались, но оно оставило что-то в нас. А что-то от нас осталось там, наверху, куда мне больше никогда не попасть. Я полностью профнепригодный и не могу подняться даже на холмы Лесистого хребта, окружающие мой город Нальчик.Я не могу подходить к линиям электропередачи ближе, чем на три метра, не могу смотреть телевизор, пользоваться электроприборами. А микроволновую печь пришлось выбросить из дома после первого же включения. А еще, водя пальцем по стене, я могу найти всю электропроводку, спрятанную в ней.
Мой организм угасает, и времени осталось очень мало. Но мне не страшно. И хотя внутри сидит глубокая обида, что все так вышло, я все равно ни о чем не жалею. Я в мире с самим собой и окружающим меня миром. И я хотел бы только одного перед уходом – успеть узнать эту тайну…
Непогода тогда сгущалась пугающе быстро. Гребень, по которому я продвигался на север, нависал над ущельем, и справа, еще пару минут назад, открывался вид на хребты и снежные вершины на Востоке, подсвеченные этим странным багрянцем. А внизу виднелся ледник и наша база у его языка, тоже в багряных оттенках. Сейчас же, оторвав взгляд от тропы и посмотрев в ту сторону, я увидел только безбрежное серо-свинцовое море облаков. Я шел как по узенькому островку, последнему клочку суши, быстро погружающемуся в серую пучину, озаряемую изнутри тусклыми вспышками. Я остановился и присмотрелся внимательнее. Ветер колыхал полог облаков, создавал иллюзию волн. И этот, казалось, безбрежный океан, поглотив все вокруг, на глазах поглощал и мой, последний островок. Уже «переливаясь», завихрением ветра, через его дальний край, в миг переставший быть видимым. Мне не впервые оказываться в горах в непогоду. Доводилось видеть и море облаков сверху, но сейчас творилось что-то небывалое. Такого я не видел никогда.
Я потянулся и отстегнул от поясного ремня рацию. Присев, по старой привычке, на одно колено, и так зафиксировав тело от возможных резких порывов ветра, нажал на кнопку передачи и позвал базу. Глядя на плотный полог облаков туда, где должен был быть виден лагерь, я ждал ответа. Яркая, ярче всех остальных, багровая вспышка, озарила то самое место, куда я смотрел, заставив невольно вздрогнуть. В рации раздался, сопровождаемый треском и шипением, голос Хасановича.
- Что там у тебя, Витя? Ты поднялся?
- Давно. Прохожу гребень на север. Тут гроза идет, возможно, придется пережидать.
- Ты знаешь, как лучше, ориентируйся там. – Прозвучало после короткой паузы. Я не смог определить интонаций, на которые всегда ориентировался. Голос Хасановича буквально тонул в помехах. Здесь, на прямой видимости базы такого быть не должно, все дело, безусловно, в грозе. Вот и у ребят пропала связь, возможно, просто из-за непогоды.
Я посмотрел по сторонам. На глазах видимость тропы снизилась до шести метров. А вокруг уже ничего, кроме серой пелены. Ну, вот и меня накрыло. Сразу стало холодно, потянуло сыростью и сильно запахло озоном.
- Накрыло плотным туманом, пережидаю в орлиной полке. – Сказал я базе, нажав кнопку передачи.
- При... и дальше сплошной треск помех. – Это был голос Хасановича. Думаю, он сказал «принял». Хотя и не уверен на сто процентов. Что же такое творится со связью и с этой погодой? Я не стал больше ничего переспрашивать, при такой связи они могут просто не понять, что я говорю, возникнет путаница и станет еще хуже.
Теперь дойти до орлиной полки и укрыться там. Это совсем близко.
Углубление в скале, маленький грот, но достаточно глубокий, чтобы укрыться от ветра и дождя вдвоем, находится ближе к концу этого гребня, немного левее тропы. Под ним нет обрыва, наоборот, от края его огораживает несколько метров пологого склона морены. Почему этот грот прозвали орлиной полкой, я не знаю. Наверное, из-за высоты и вида из него на снежные вершины, кажущиеся не выше, а немного ниже грота. Такой визуальный эффект получается из-за небольшого обратного наклона пола маленькой пещерки.
Хорошо, что я так близко от него, других мест, где можно укрыться от грозы, поблизости нет. А этот запах озона и странные вспышки в облаках не оставляют сомнений в том, что надвигается сильная буря.
Прошло не менее получаса, прежде чем серый провал орлиной полки, наконец, показался совсем рядом, проглянув сквозь туман, немного правее. Я сходил с тропы уже шестой раз и все никак не мог его найти. За это время стало темнее, туман, окутавший меня, уже был настолько плотным, что я видел колебания, когда проводил перед собой вытянутой рукой. Еще больше похолодало. Я не знаю, сколько тогда было градусов, но изо рта у меня шел пар, так что думаю не больше семи. Видимость упала максимально, не больше двух метров.
Забравшись, наконец, в грот, я привалился спиной к стене и вытянул ноги. Было ощущение, что я успел в самые последние минуты и вот-вот разразится страшная буря.
Ну что же, чем быстрее она пройдет, тем быстрее я смогу двигаться дальше. Я расстегнул липучку на рукаве и отвел его в сторону, чтобы посмотреть на часы. Было без четверти час.
Я спал у себя в комнате, когда постучали в дверь. Это было почти в девять утра. Хасанович, директор альпинистской базы, был очень взволнован. Трое ребят, последняя группа этого сезона спускалась к базе с вершины Ортау. Все остальные группы уже внизу. Весь персонал и свободные гиды занимаются сборами, мы все уезжаем завтра утром, а база закрывается на зимовку. Последняя группа осталась в горах, сейчас они движутся вниз. Сеанс связи был час назад, переходили ледник. По расчетам, должны вернуться в районе трех часов дня, но связь прервалась. Буквально на полуслове. Руководитель успел сказать что-то про багровые облака, надвигающиеся с юга, и вспышки.
Больше на связь не выходят. У них две рации, не могли же обе одновременно выйти из строя.
Я вышел с ним на улицу и посмотрел в небо. С юга надвигался циклон, окутывая дальние вершины. Серые, цвета свинца, тучи, как будто подсвечивались багрянцем. Они окутывали вершины, оставляя редкие прорехи в своем плотном слое, между ними и над ущельем.
- Спасателей вызывать рано, сам понимаешь, – Сказал мне Хасанович, – нет никаких оснований. Ситуация штатная, происшествий нет. Но я беду чую, Витя, ты знаешь. Лучше тебя нет, ты один сможешь. Встреть их там. - Он указал рукой на приближающийся циклон.
Я посмотрел на него. В глазах Хасановича читался неподдельный страх. Да, он действительно чует беду. Я работаю с ним уже семь лет, и мы хорошо притерлись друг к другу.
Я вернулся вчера вечером, приведя свою группу с перевала Архимеда. Думал выспаться как следует, перед отъездом. Но видимо не судьба. Здесь мы не привыкли долго собираться или мешкать, и уже через пятнадцать минут я полностью собранный поднимался по тропе на Ортау, бросив прощальный взгляд на уже видимые сверху крыши нашей базы…
Странный треск выдернул меня из дремотного состояния. Погрузившись в воспоминания и пригревшись в гроте, я, незаметно для себя самого, уснул. Сказалась накопившаяся за последние дни усталость. Сейчас же, что-то трещало совсем рядом. Открыв глаза я увидел очень странную и страшную картину. У самого входа в грот над землей висел светящийся шар. Яркий, переливающийся багрянцем, размером немного меньше футбольного мяча. Он издавал этот неприятный треск, а по поверхности его постоянно пробегали частые всполохи. Я замер глядя на него, а он продолжал висеть над землей и едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону, как будто глядеть на меня…
Шар висел на месте, у самого входа в грот, напротив меня, едва уловимо раскачиваясь из стороны в сторону.
Кроме тресков от него исходил низкий, едва уловимый, тяжелый гул. Как будто в этом маленьком шаре сидела, удерживаемая взаперти, страшная, огромная энергия, способная разломить надвое эту гору. Такое было ощущение. Я сидел, не шевелясь, прижавшись спиной к каменной стене пещерки и боялся даже дышать.
Шаровая молния! Я много раз слышал о таком явлении, но никогда не видел его сам. Тем более так близко. Рассказывали, что поведение ее непредсказуемо, а прикосновение к человеку смертельно. Откуда она появляется, что ее порождает – неизвестно. Они приходят очень редко и практически всегда с грозой. Говорят, ее привлекает электрическое напряжение. Чаще всего они налетают на линии электропередачи. Рассказывали случаи, когда они залетали через открытые окна в дома, кружили по комнатам и, как будто не найдя для себя ничего интересного, улетали обратно. Похоже на осмысленное поведение. Страшно об этом думать. Особенно сидя в грозу в горах, выше трех тысяч и видеть прямо перед собой одну такую. Но я готов поклясться, ее поведение было именно осмысленным.
Мне было страшно до смерти. Все что я тогда понимал – это самое главное замереть и стараться совсем не дышать. И надеяться на то, что она пролетит дальше. Ведь я не мог противопоставить ей абсолютно ничего.
Так продолжалось не долго, прошло наверное всего несколько мгновений, ведь в критической ситуации время тянется очень медленно, потому что мозг начинает работать лихорадочно быстро. Повисев на месте, шар медленно двинулся ко мне. Кроме, натурально, животного ужаса, я почувствовал лицом приближающийся жар и эту страшную, запертую в нем энергию. Я почувствовал, как волосы у меня на голове, и даже ресницы и брови, зашевелились. Затылок вдавился в камень до сильной боли. И, когда казалось, еще мгновение, и она коснется меня, она вдруг остановилась и снова замерла. Я зажмурил глаза, больше не в силах выносить это яркое сияние с багровыми всполохами. Мне было очень горячо, как будто сунул лицо к раскаленным углям. Глаза под закрытыми веками болели, кожа горела, не в силах больше сдерживать дыхание я вдохнул, и ноздри тут же обожгло горячим воздухом. Она висела, наверное, в пяти сантиметрах от моего лица и смотрела на меня. Изучала. Я чувствовал это. Не знаю, что произошло бы дальше и сколько еще я смог бы выдержать этой пытки. Но тут вдруг неподалеку раздался крик и шар, мгновенно унесся прочь. Жар исчез, так же как и видимый сквозь закрытые веки, яркий свет. Наступила тишина, я открыл глаза и увидел тусклый свет грозового неба, проникающий в «орлиную полку». Крик повторился, я вскочил и рванулся к выходу. Где-то неподалеку случилась беда. Безо всякого сомнения это мои ребята, хотя я рассчитывал встретить их дальше. Больше на этих тропах никого нет.
По привычке рванув рацию, я нажал кнопку передачи и стал звать базу. Любые внештатные ситуации должны немедленно передаваться на пункт управления. Однако полная тишина эфира не нарушалась даже обычными тресками и помехами. Связи не было.
Тогда все происходило очень быстро, я и сейчас, по прошествии всего пары месяцев, помню те первые мгновения после первой встречи очень путано. Помню, что убедившись в бесполезности рации, я прицепил ее обратно на пояс, одновременно карабкаясь на выступ. Обожженная кожа лица горела, глаза, из-за обожженных век, долго держать открытыми было больно и я часто закрывал их. Впереди в третий раз раздался крик и вслед за этим самый настоящий предсмертный вопль. Так страшно кричать мог только умирающий. Я крикнул в ответ, что иду на помощь, пробираясь все дальше по тропе, в этом месте перешедшей в сыпучие крутые уклоны. Мне никто не ответил и я на миг остановился и прислушался. Вокруг была просто совершенная тишина. Обычно в горах превосходная слышимость и окружающий мир полон разных звуков. Ветер в камнях, далекое пение птиц, даже звуки бурных горных рек, как шелест, доносятся до горных вершин. Но тогда стояла глухая тишина. Густой туман заглушал далекие звуки. Я крикнул в эту тишину еще дважды, прежде чем мне ответили. На этот раз женский голос, достаточно далеко, не менее километра, прямо по тропе. И я снова рванул вперед.
Первой, кого я нашел живым, была Инна. Это ее голос я услышал. Перед ней был Юрий, он лежал на тропе лицом вниз, широко раскинув руки. Что это Юрий, руководитель похода, я узнал позднее. Тогда просто отметил про себя, что крупный мужчина средних лет, с хорошей физической подготовкой. Наткнувшись на него, я первым делом попытался оказать ему первую помощь и с трудом перевернул его. И эта картина стоит у меня перед глазами и сегодня. Ему не нужна была никакая помощь. Там, где было солнечное сплетение, зияла большая, черная дыра. Плоть по краям была обуглена до черноты. Это его предсмертный вопль я услышал тогда, и его же крики спугнули шар. Или вернее не спугнули, а привлекли.
С Инной мы нашли третьего, Евгения Петровича. Это было не трудно, они шли по тропе друг за другом, растянувшись примерно на триста метров. Мы просто собрались вместе. Оба были невредимы. В какой-то момент, собрав обоих, я посмотрел на часы – была половина четвертого. Еще час и будет темнеть. И связи с базой так и нет. Я проверил вторую рацию, которая была у Евгения Петровича, она работала. На таком коротком расстоянии наши рации ловили сигнал друг друга. Значит, этот туман поглощает радиоволны. И у них и у меня связь с базой пропала в тумане. Я хотел посовещаться с ребятами, как нам быть, но они были до того напуганы, что не хотели останавливаться ни на минуту. Они видели такие же светящиеся шары. Не один, много. И. по их словам, нам нельзя было задерживаться ни на секунду…
***
Как мы не спешили с ребятами, мы не могли успеть пройти все спуски до темноты. А стемнеет сегодня еще раньше обычного, в такой-то туман.
Я невольно стал новым руководителем группы и должен был принимать решения. Теперь вся ответственность на мне. И, как руководитель, я понимал, что в темноте нам ни за что не спуститься с гребня по узкой ячьей тропе. И чем дальше мы шли, тем лучше я понимал, что как бы нам ни хотелось оказаться внизу, нам придется выбирать между возможной встречей с шаровой молнией и гибелью. Спуститься с гребня в такой туман и в темноте слишком сложно для этих двоих. Один бы я прошел. Но эти двое там погибнут, нельзя их туда вести.
Как я ни старался, мы шли слишком медленно. Они оба тормозили движение один лучше другого. И я понял, почему Юрий оказался на полкилометра впереди, когда наступила смертельная опасность. Он их попросту бросил и ушел.
Воспоминания о шаровой молнии гнали меня все вперед, страх и обожженное лицо не давали остановится. Но как ни одолевали меня сомнения, как ни пытался я спешить, времени было слишком мало. Только с наступлением сумерек мы добрались до «Орлиной полки». Тянуть было больше нельзя, нужно останавливаться.
Я свернул к гроту. Немного дальше его, есть ровная площадка, примерно три на три метра. Грот для нас троих маловат, и дело не только в этом. Сегодня я в нем уже едва не погиб. Никакой защиты от шаровой молнии в нем нет. Может быть ее нет и в палатке, но этого я еще не знаю наверняка.
- Сегодня дальше не идем, разбиваем лагерь, нужно отдохнуть и дождаться утра. – Сказал я, остановившись, наконец, на площадке.
- Как же так, Виктор? – Дрогнувшим голосом переспросил Евгений Петрович. - Мы разве не сможем дойти до базы сегодня?
- Да, — Быстро ставила Инна. – я тоже совсем не устала, можно идти до базы.
- Нам не спуститься в темноте и тумане с этого гребня. Это точная гибель для одного из вас. Или для обоих.
- Нам нельзя останавливаться, как ты не понимаешь? – Снова пошел в атаку Евгений Петрович. – Ты видел, что стало с Юрой. Что, если снова прилетят эти шары?
- Может быть прилетят, а может быть не прилетят. Я тоже сегодня сталкивался. Досталось больше, чем вам обоим. А на спусках по морене вам точно и гарантированно хана.
Я не собирался миндальничать. Так уж вышло, что я здесь с ними и должен принимать решения. Тем более, ч я в ответе за обоих, и не по своей воле. Мне некогда разводить церемонии, мне нужно, чтобы они не мешали мне работать. Но все же я почувствовал неприятный укол и мне захотелось как то сгладить ситуацию. Настолько удрученно оба замолчали.
- Ребята, простите за резкий тон. Я здесь с вами и я делаю все, что в моих силах, чтобы уберечь вас и вернуть невредимыми на базу. Поверьте, я ничуть не меньше вашего хочу спуститься отсюда. У меня до сих пор болит обожженное лицо, сегодня этот шар едва меня не убил. Но я точно понимаю, что нам с вами не спустится в темноте. У нас просто нет выбора. Остается только надеяться, что ночью ничего не случится или циклон скоро уйдет.
Они слушали меня молча и спокойно. Враждебности между нами не чувствовалось, как впрочем и дружелюбия. Ну, а почему должно быть иначе? Мы даже нисколько не знаем друг друга, а мне приходится здесь командовать. Они не возражают против моих приказов и то ладно.
И, прерывая наступившую тишину, я закончил свою речь:
- Завтра, как только светлеет, спускаемся на базу.
Никто не возразил. Евгений Петрович молча вытащил руки из лямок своего рюкзака и поставил его на землю.
- Палатку устанавливать? – Деловито, и уже совсем другим тоном спросил он.
- Да, начинайте, я помогу. Инна, у вас остались какие-то припасы?
- Немного. – Ее тон тоже стал спокойней и намного более деловым.
- Соберите все, что есть у себя и Евгения Петровича и организуйте нам общий перекус.
Она согласно кивнула и занялась делом, расстегивая многочисленные карманы рюкзака и выкладывая свои вещи.
Евгений Петрович тем временем уже расстегнул чехол палатки и раскатал нижний слой на площадке. Под ним оказалось несколько довольно крупных камней и он вытаскивал их из-под дна, засовывая руки туда. Где были самые большие бугорки. Я тоже высвободился от рюкзака, поставив его на землю. У меня с собой не было снаряжения, я вышел совсем налегке. Я собирался только встретить ребят и вернуться с ними на базу еще до вечера.
Я собрал ему дуги для палатки, пока он вытаскивал камни, и когда мы поставили нижний слой, я отошел к краю площадки, принести камни для растяжек.
Инна сидела на земле, подтащив поближе рюкзак Евгения Петровича, и раскладывала на разложенном каримате продукты.
- Расскажите, что с вами случилось. – Сказал я, обращаясь к обоим. – Мы приняли последнее сообщение от Юрия утром. Он передал, что вы переходите ледник. Потом связь пропала. Меня послали встретить вас.
- Все началось тогда, когда мы спускались с вершины. – Начал Евгений Петрович. – То есть, после рассвета. Тогда мы увидели, что с юга приближается грозовой фронт. Он двигался медленно, но все же очень заметно. Окутывая вершины и потом закрывая промежутки между ними сплошным слоем. Серые такие тяжелые тучи. Как свинцовые. Изнутри они озарялись неяркими багровыми вспышками. Фронт двигался в нашу сторону, но был намного ниже нас и, нам казалось, почему-то, что он до нас не дойдет. Так сказал и Юрий, что навряд ли такой фронт перекинется через Главный хребет, скорее всего, останется там, в Закавказье. Он вообще не придал ему значения. Ну и мы не придали и вообще забыли о нем. Это спустя много часов, уже когда мы уже спускались к леднику, мы снова увидели эти тучи. С юга над нами начали наползать те же серые свинцовые облака. С багровыми вспышками. Мы спустились за это время уже больше, чем на два километра, но все равно мне показалось, что они стали выше. Да и сейчас так кажется. Фронт расстилался по вершинам гор, там, в Закавказье вершины были ниже, здесь выше.
Он сделал паузу и задумался, глядя в туман.
- Мы поднялись на штурмовой лагерь вчера днем. Все было хорошо, погода стояла совершенно ясная. – Заговорила Инна, орудуя консервным ножом и откупоривая банку. – Нигде не было ни облачка. В ночь мы поднялись на вершину, Юрий был отличным проводником, зашли легко и без происшествий. Рассвет встретили на вершине. Я много смотрела вокруг, я так хотела увидеть море. Говорят, если в ясную погоду посмотреть с Ортау на юг, то можно увидеть Черное море. Ну вот и я, наконец, стояла на вершине. Но я так и не поняла, вижу я море или просто горизонт. Но грозового фронта там не было точно. И только спустя примерно час, когда мы шли вниз, мы впервые увидели те тучи.
- В общем, когда мы спустились и стали переходить через ледник, стало понятно, что скоро нас накроет. Двигались они быстро. Юрий связался с базой и передал сообщение. Сказал. Что предполагает спуститься в районе пятнадцати часов. Он с трудом поговорил с базой, связи хрипела и было почти ничего не разобрать. Он поругался на свою рацию и взял мою. Но она и вовсе уже ничего не принимала. Вернулся к своей – то же самое. Как раз к этому времени нас уже заволокло туманом. Стало понятно, что грозовой фронт создает помехи для радиоволн. Мы пошли дальше, но туман сильно замедлил наше движение. Ледник мы переходили больше часа. Наверное не меньше, чем полтора. Шли очень осторожно. Я еще там понял, что к пятнадцати мы уже не спустимся.
- Юрий все время нас торопил, но мы не могли за ним поспевать. – Воспользовалась короткой паузой Инна. Он уходил вперед, в туман, и постоянно останавливался подождать нас. Мы шли как сами по себе, хорошо тропа там сильно протоптана и хорошо видна, и набредали на него, стоящего и ждущего нас. И вот в один такой раз он стоял, повернувшись к нам, как мы увидели, что сзади, к нему приближается светящийся шар. Я крикнула ему, но он уже и сам расслышал звуки, шар издавал треск, и повернулся к нему. Ему пришлось отпрыгнуть в сторону, потому что шар пролетел там, где он стоял и не уйди он у того с пути, непременно врезался бы в него. Он крикнул нам, что это шаровая молния и что нам нужно срочно уходить отсюда.
- Мы побежали за ним, потому что он просто бросился бежать. – Продолжил Евгений Петрович. – Но шар не отставал от нас, он летал вокруг, иногда стараясь встретится с нами. Мы с Инной много раз уворачивались от него. Он как будто намеренно хотел до нас дотронуться. Пролетая мимо, он замедлялся, потом летел обратно. Иногда он сопровождал нас, просто летя за нами сверху. Юрий убежал далеко вперед, мы больше его не догоняли и он нас больше нигде не поджидал. Шар через какое-то время пропал. Долго, часа четыре наверное, мы с Инной просто шли по тропе. А может и больше, я совершенно потерялся во времени.
Юрия мы больше не видели, а через некоторое время увидели сразу три таких шара. Мы были сильно напуганы, потому что они вели себя как живые, барражировали тропу, как будто искали нас. Мы увидели их издалека, как световые пятна, и спрятались за крупными камнями. Слева от тропы был старый оползень и огромных камней. Мы забрались туда и затаились. Шары перемещаясь немного в стороны, как будто зигзагами пролетели над тропой и улетели дальше, туда, откуда мы пришли. Мы выбрались из камней, чуть не переломав ноги и как можно быстрее пошли дальше. Я не раз уговаривал Инну идти быстрее, я понимаю, что торможу движение. Наконец она согласилась и ушла потихоньку вперед. Потом я услышал крики. Ну, вы тоже их слышали. Крики Юрия. И скоро я набрел на вас и его тело.
Евгений Петрович замолчал, молчала и Инна. Палатка была давно собрана, коврики расстелены и спальники распакованы. Их было два, у меня с собой не было, но мне было и не впервые ночевать без снаряжения. У Инны был готов походный ужин.
- Так говорите, шар летал за вами? Целенаправленно?
- Да, он вел себя, как бы это правильно сказать, совершенно осмысленно. Никаких сомнений в том, что это была шаровая молния, у меня нет. И природа ее не изучена наукой. То, что видели мы с Инной, совершенно точно указывает на осмысленное поведение. И притом мы видели сразу три. И все три вели себя не хаотично, а так, как будто у них есть общая цель.
***.
Мы перекусили холодной тушенкой и гречкой, тем, что оставалось в рюкзаках у ребят, и они забрались в палатку к Евгению Петровичу.
Я сказал, что приду через полчаса и взяв обе рации, спустился к тропе, пройдя по гребню немного ниже того места, где выходил на связь с базой в последний раз. В хорошую погоду, с этого места, была прямая видимость. База, прилепившись далеко внизу к скальным склонам, занимала небольшой пятачок ровной земли. Сколько раз я смотрел отсюда на нее? Наверное, я и сам не знаю. Такая знакомая и такая родная картина. По вечерам маленькие окошки горели огоньками. Длинный корпус кафе с краю, всегда был подсвечен разноцветными огоньками. Там всегда засиживается допоздна наша братия гидов, вперемешку с туристами. Всегда негромко играет музыка, старые добрые баллады скорпов, битлы, цеппелины. А вокруг, под самые небеса, вздымались снежные пики гор. А там, еще выше, в черноте холодного ночного неба, ярко горели звезды.
Сейчас же, я не видел вокруг ничего, кроме пары-тройки метров тропы в свете фонарика. Я много раз пробовал передать сообщение, но в ответ в рации стояла глухая тишина. Радио эфир базы работает двадцать четыре на семь. Очень непривычно и неприятно было остаться в тишине и полной беспомощности так близко. Днем я смог связаться отсюда, но тогда ярус этих страшных облаков стоял между нами ниже, а сейчас все вокруг затянуто ими. Потеряв надежду, я побрел обратно к лагерю. Хасанович наверняка вышлет кого-то еще, вслед за мной. Если бы удалось связаться с базой, я сказал бы ему этого не делать. Если они пойдут ночью, то могут просто пройти мимо лагеря в темноте и будут напрасно рисковать жизнями, углубляясь в этот фронт. А искать нас там они будут долго. Без связи. Пока их самих не найдут те, кто будет подниматься за телом Юрия. Это был бы я, если бы не пошел сейчас, а теперь спустившись, я спокойно уеду в город. Все остальное уже будет не моя забота. Присев на тропе, я сложил из мелких камешков стрелку, в направлении лагеря и ниже процарапал в морене ножом надпись, что мы здесь. Посмотрел, отойдя на два шага. Нет, этого никто не пропустит. И направился к палатке. Два-три часа сна сейчас необходимы, иначе днем я могу совсем сломаться. Нам еще много чего предстоит с ребятами на этих спусках, мне необходимо быть хотя бы в минимальной форме.
Когда я тихо забрался в палатку, первым делом понял, что никто не спит. Неровное дыхание с глубокими озабоченными вздохами Евгения Петровича, заглушалось всхлипами Инны. Она плакала в тишине. Да, наверное, иначе и быть не могло. День ужаса и чрезмерных физических нагрузок. Гибель Юрия. Неопределенность и страх предстоящей ночи. Таких перегрузок не выдержит и психика здорового мужика, не то, что девушки. Пусть выплачется.
Я прилег с краю, вытянувшись всем телом, и сразу почувствовал холод. Здесь, на такой высоте тепло не бывает никогда, даже в разгар лета. Потому что когда не греют солнечные лучи, чувствуется нисходящий холодный воздух с ледяных вершин. Сейчас же, осенью, когда горы и без того остывают после лета, в сегодняшнем в густом тумане и сырости, я почувствовал, как у меня начинает дрожать все тело, лежа без движения. И понял, что не смогу заснуть в эту ночь.
С трудом заставив себя расслабиться и унять дрожь, я задумался обо всем произошедшем сегодня.
Проснулся я посреди ночи, вынырнул из кошмарного сна в не меньший кошмар. Мои зубы застучали, я схватился за плечи и сел на своем месте. Меня колотила крупная дрожь, до того я промерз. И в этот самый момент, прямо на моих глазах, свод палатки слева от меня осветился, как будто приближающимся фонарем. Я сразу понял что это, еще до того как услышал уже знакомое потрескивание. Свод озарялся все ярче и, наконец, не встречая никакого сопротивления, прямо сквозь тент, в палатку влетела шаровая молния.
В последующем я узнал от Хасановича, что дыра в ткани осталась диаметром всего с пятирублевую монету. Ровная-ровная, со слегка под плавленным краем. Я же помню дальнейшее плохо. Как бесконечный жуткий кошмар. Шар дотрагивался до меня четыре раза. До Инны и Евгения Петровича тоже по нескольку раз. От прикосновения я терял сознание, проваливался куда-то, где мне было не легче, чем наяву. Полностью отсутствовало ощущение времени. Когда я приходил в себя, я ощущал страшную боль в тех местах, куда получил прикосновение и видел шар, кружащий под сводом палатки. Ребята издавали страшные крики, наверное и я тоже.
Когда закончилась эта, казавшаяся бесконечной, пытка, я не знаю. Помню, как пришел в себя, шара не было, я вокруг было светло. Так светло, как может быть только ясным днем. Гроза прошла, тучи стянуло с гор. Рация время от времени передавала сообщение базы и я не сразу, но смог до нее дотянуться. Болело все тело, а в обожженных местах боль была просто нестерпимой. Я смог ответить базе, передал наши координаты и снова отключился. И в следующий раз я пришел в себя только в палате клинической больницы.
Ожоги, оставшиеся на нас все были четвертой степени, обугливание. У меня четыре касания, по одному на каждой ноге, на правой руке и одно на животе. У Евгения Петровича три, у Инны – пять. Ей пришлось тяжелее всех, она пришла в себя только через неделю, пережив клиническую смерть в больнице. Нас вытащили и спасли, благодаря переданным координатам. А тем, кто шел за нами ночью – не повезло. Хасанович все таки отправил за мной еще двоих. Их нашли неподалеку. У обоих глубокие ожоги в солнечное сплетение. Они немного не дошли до моей стрелки, их встретили раньше.
Я чувствую, мне осталось недолго, организм работает все хуже. То же самое у Инны и Евгения Петровича. Мы не спаслись, мы всего лишь пережили ту страшную ночь.
И больше всего, перед уходом, мне хочется узнать одно – что же это такое. И в какой области нужно искать ответы на мои вопросы.
Нальчик. Ноябрь, 2024г.
(ссылку на канал автора оставим в комментариях)
Кроме тресков от него исходил низкий, едва уловимый, тяжелый гул. Как будто в этом маленьком шаре сидела, удерживаемая взаперти, страшная, огромная энергия, способная разломить надвое эту гору. Такое было ощущение. Я сидел, не шевелясь, прижавшись спиной к каменной стене пещерки и боялся даже дышать.
Шаровая молния! Я много раз слышал о таком явлении, но никогда не видел его сам. Тем более так близко. Рассказывали, что поведение ее непредсказуемо, а прикосновение к человеку смертельно. Откуда она появляется, что ее порождает – неизвестно. Они приходят очень редко и практически всегда с грозой. Говорят, ее привлекает электрическое напряжение. Чаще всего они налетают на линии электропередачи. Рассказывали случаи, когда они залетали через открытые окна в дома, кружили по комнатам и, как будто не найдя для себя ничего интересного, улетали обратно. Похоже на осмысленное поведение. Страшно об этом думать. Особенно сидя в грозу в горах, выше трех тысяч и видеть прямо перед собой одну такую. Но я готов поклясться, ее поведение было именно осмысленным.
Мне было страшно до смерти. Все что я тогда понимал – это самое главное замереть и стараться совсем не дышать. И надеяться на то, что она пролетит дальше. Ведь я не мог противопоставить ей абсолютно ничего.
Так продолжалось не долго, прошло наверное всего несколько мгновений, ведь в критической ситуации время тянется очень медленно, потому что мозг начинает работать лихорадочно быстро. Повисев на месте, шар медленно двинулся ко мне. Кроме, натурально, животного ужаса, я почувствовал лицом приближающийся жар и эту страшную, запертую в нем энергию. Я почувствовал, как волосы у меня на голове, и даже ресницы и брови, зашевелились. Затылок вдавился в камень до сильной боли. И, когда казалось, еще мгновение, и она коснется меня, она вдруг остановилась и снова замерла. Я зажмурил глаза, больше не в силах выносить это яркое сияние с багровыми всполохами. Мне было очень горячо, как будто сунул лицо к раскаленным углям. Глаза под закрытыми веками болели, кожа горела, не в силах больше сдерживать дыхание я вдохнул, и ноздри тут же обожгло горячим воздухом. Она висела, наверное, в пяти сантиметрах от моего лица и смотрела на меня. Изучала. Я чувствовал это. Не знаю, что произошло бы дальше и сколько еще я смог бы выдержать этой пытки. Но тут вдруг неподалеку раздался крик и шар, мгновенно унесся прочь. Жар исчез, так же как и видимый сквозь закрытые веки, яркий свет. Наступила тишина, я открыл глаза и увидел тусклый свет грозового неба, проникающий в «орлиную полку». Крик повторился, я вскочил и рванулся к выходу. Где-то неподалеку случилась беда. Безо всякого сомнения это мои ребята, хотя я рассчитывал встретить их дальше. Больше на этих тропах никого нет.
По привычке рванув рацию, я нажал кнопку передачи и стал звать базу. Любые внештатные ситуации должны немедленно передаваться на пункт управления. Однако полная тишина эфира не нарушалась даже обычными тресками и помехами. Связи не было.
Тогда все происходило очень быстро, я и сейчас, по прошествии всего пары месяцев, помню те первые мгновения после первой встречи очень путано. Помню, что убедившись в бесполезности рации, я прицепил ее обратно на пояс, одновременно карабкаясь на выступ. Обожженная кожа лица горела, глаза, из-за обожженных век, долго держать открытыми было больно и я часто закрывал их. Впереди в третий раз раздался крик и вслед за этим самый настоящий предсмертный вопль. Так страшно кричать мог только умирающий. Я крикнул в ответ, что иду на помощь, пробираясь все дальше по тропе, в этом месте перешедшей в сыпучие крутые уклоны. Мне никто не ответил и я на миг остановился и прислушался. Вокруг была просто совершенная тишина. Обычно в горах превосходная слышимость и окружающий мир полон разных звуков. Ветер в камнях, далекое пение птиц, даже звуки бурных горных рек, как шелест, доносятся до горных вершин. Но тогда стояла глухая тишина. Густой туман заглушал далекие звуки. Я крикнул в эту тишину еще дважды, прежде чем мне ответили. На этот раз женский голос, достаточно далеко, не менее километра, прямо по тропе. И я снова рванул вперед.
Первой, кого я нашел живым, была Инна. Это ее голос я услышал. Перед ней был Юрий, он лежал на тропе лицом вниз, широко раскинув руки. Что это Юрий, руководитель похода, я узнал позднее. Тогда просто отметил про себя, что крупный мужчина средних лет, с хорошей физической подготовкой. Наткнувшись на него, я первым делом попытался оказать ему первую помощь и с трудом перевернул его. И эта картина стоит у меня перед глазами и сегодня. Ему не нужна была никакая помощь. Там, где было солнечное сплетение, зияла большая, черная дыра. Плоть по краям была обуглена до черноты. Это его предсмертный вопль я услышал тогда, и его же крики спугнули шар. Или вернее не спугнули, а привлекли.
С Инной мы нашли третьего, Евгения Петровича. Это было не трудно, они шли по тропе друг за другом, растянувшись примерно на триста метров. Мы просто собрались вместе. Оба были невредимы. В какой-то момент, собрав обоих, я посмотрел на часы – была половина четвертого. Еще час и будет темнеть. И связи с базой так и нет. Я проверил вторую рацию, которая была у Евгения Петровича, она работала. На таком коротком расстоянии наши рации ловили сигнал друг друга. Значит, этот туман поглощает радиоволны. И у них и у меня связь с базой пропала в тумане. Я хотел посовещаться с ребятами, как нам быть, но они были до того напуганы, что не хотели останавливаться ни на минуту. Они видели такие же светящиеся шары. Не один, много. И. по их словам, нам нельзя было задерживаться ни на секунду…
***
Как мы не спешили с ребятами, мы не могли успеть пройти все спуски до темноты. А стемнеет сегодня еще раньше обычного, в такой-то туман.
Я невольно стал новым руководителем группы и должен был принимать решения. Теперь вся ответственность на мне. И, как руководитель, я понимал, что в темноте нам ни за что не спуститься с гребня по узкой ячьей тропе. И чем дальше мы шли, тем лучше я понимал, что как бы нам ни хотелось оказаться внизу, нам придется выбирать между возможной встречей с шаровой молнией и гибелью. Спуститься с гребня в такой туман и в темноте слишком сложно для этих двоих. Один бы я прошел. Но эти двое там погибнут, нельзя их туда вести.
Как я ни старался, мы шли слишком медленно. Они оба тормозили движение один лучше другого. И я понял, почему Юрий оказался на полкилометра впереди, когда наступила смертельная опасность. Он их попросту бросил и ушел.
Воспоминания о шаровой молнии гнали меня все вперед, страх и обожженное лицо не давали остановится. Но как ни одолевали меня сомнения, как ни пытался я спешить, времени было слишком мало. Только с наступлением сумерек мы добрались до «Орлиной полки». Тянуть было больше нельзя, нужно останавливаться.
Я свернул к гроту. Немного дальше его, есть ровная площадка, примерно три на три метра. Грот для нас троих маловат, и дело не только в этом. Сегодня я в нем уже едва не погиб. Никакой защиты от шаровой молнии в нем нет. Может быть ее нет и в палатке, но этого я еще не знаю наверняка.
- Сегодня дальше не идем, разбиваем лагерь, нужно отдохнуть и дождаться утра. – Сказал я, остановившись, наконец, на площадке.
- Как же так, Виктор? – Дрогнувшим голосом переспросил Евгений Петрович. - Мы разве не сможем дойти до базы сегодня?
- Да, — Быстро ставила Инна. – я тоже совсем не устала, можно идти до базы.
- Нам не спуститься в темноте и тумане с этого гребня. Это точная гибель для одного из вас. Или для обоих.
- Нам нельзя останавливаться, как ты не понимаешь? – Снова пошел в атаку Евгений Петрович. – Ты видел, что стало с Юрой. Что, если снова прилетят эти шары?
- Может быть прилетят, а может быть не прилетят. Я тоже сегодня сталкивался. Досталось больше, чем вам обоим. А на спусках по морене вам точно и гарантированно хана.
Я не собирался миндальничать. Так уж вышло, что я здесь с ними и должен принимать решения. Тем более, ч я в ответе за обоих, и не по своей воле. Мне некогда разводить церемонии, мне нужно, чтобы они не мешали мне работать. Но все же я почувствовал неприятный укол и мне захотелось как то сгладить ситуацию. Настолько удрученно оба замолчали.
- Ребята, простите за резкий тон. Я здесь с вами и я делаю все, что в моих силах, чтобы уберечь вас и вернуть невредимыми на базу. Поверьте, я ничуть не меньше вашего хочу спуститься отсюда. У меня до сих пор болит обожженное лицо, сегодня этот шар едва меня не убил. Но я точно понимаю, что нам с вами не спустится в темноте. У нас просто нет выбора. Остается только надеяться, что ночью ничего не случится или циклон скоро уйдет.
Они слушали меня молча и спокойно. Враждебности между нами не чувствовалось, как впрочем и дружелюбия. Ну, а почему должно быть иначе? Мы даже нисколько не знаем друг друга, а мне приходится здесь командовать. Они не возражают против моих приказов и то ладно.
И, прерывая наступившую тишину, я закончил свою речь:
- Завтра, как только светлеет, спускаемся на базу.
Никто не возразил. Евгений Петрович молча вытащил руки из лямок своего рюкзака и поставил его на землю.
- Палатку устанавливать? – Деловито, и уже совсем другим тоном спросил он.
- Да, начинайте, я помогу. Инна, у вас остались какие-то припасы?
- Немного. – Ее тон тоже стал спокойней и намного более деловым.
- Соберите все, что есть у себя и Евгения Петровича и организуйте нам общий перекус.
Она согласно кивнула и занялась делом, расстегивая многочисленные карманы рюкзака и выкладывая свои вещи.
Евгений Петрович тем временем уже расстегнул чехол палатки и раскатал нижний слой на площадке. Под ним оказалось несколько довольно крупных камней и он вытаскивал их из-под дна, засовывая руки туда. Где были самые большие бугорки. Я тоже высвободился от рюкзака, поставив его на землю. У меня с собой не было снаряжения, я вышел совсем налегке. Я собирался только встретить ребят и вернуться с ними на базу еще до вечера.
Я собрал ему дуги для палатки, пока он вытаскивал камни, и когда мы поставили нижний слой, я отошел к краю площадки, принести камни для растяжек.
Инна сидела на земле, подтащив поближе рюкзак Евгения Петровича, и раскладывала на разложенном каримате продукты.
- Расскажите, что с вами случилось. – Сказал я, обращаясь к обоим. – Мы приняли последнее сообщение от Юрия утром. Он передал, что вы переходите ледник. Потом связь пропала. Меня послали встретить вас.
- Все началось тогда, когда мы спускались с вершины. – Начал Евгений Петрович. – То есть, после рассвета. Тогда мы увидели, что с юга приближается грозовой фронт. Он двигался медленно, но все же очень заметно. Окутывая вершины и потом закрывая промежутки между ними сплошным слоем. Серые такие тяжелые тучи. Как свинцовые. Изнутри они озарялись неяркими багровыми вспышками. Фронт двигался в нашу сторону, но был намного ниже нас и, нам казалось, почему-то, что он до нас не дойдет. Так сказал и Юрий, что навряд ли такой фронт перекинется через Главный хребет, скорее всего, останется там, в Закавказье. Он вообще не придал ему значения. Ну и мы не придали и вообще забыли о нем. Это спустя много часов, уже когда мы уже спускались к леднику, мы снова увидели эти тучи. С юга над нами начали наползать те же серые свинцовые облака. С багровыми вспышками. Мы спустились за это время уже больше, чем на два километра, но все равно мне показалось, что они стали выше. Да и сейчас так кажется. Фронт расстилался по вершинам гор, там, в Закавказье вершины были ниже, здесь выше.
Он сделал паузу и задумался, глядя в туман.
- Мы поднялись на штурмовой лагерь вчера днем. Все было хорошо, погода стояла совершенно ясная. – Заговорила Инна, орудуя консервным ножом и откупоривая банку. – Нигде не было ни облачка. В ночь мы поднялись на вершину, Юрий был отличным проводником, зашли легко и без происшествий. Рассвет встретили на вершине. Я много смотрела вокруг, я так хотела увидеть море. Говорят, если в ясную погоду посмотреть с Ортау на юг, то можно увидеть Черное море. Ну вот и я, наконец, стояла на вершине. Но я так и не поняла, вижу я море или просто горизонт. Но грозового фронта там не было точно. И только спустя примерно час, когда мы шли вниз, мы впервые увидели те тучи.
- В общем, когда мы спустились и стали переходить через ледник, стало понятно, что скоро нас накроет. Двигались они быстро. Юрий связался с базой и передал сообщение. Сказал. Что предполагает спуститься в районе пятнадцати часов. Он с трудом поговорил с базой, связи хрипела и было почти ничего не разобрать. Он поругался на свою рацию и взял мою. Но она и вовсе уже ничего не принимала. Вернулся к своей – то же самое. Как раз к этому времени нас уже заволокло туманом. Стало понятно, что грозовой фронт создает помехи для радиоволн. Мы пошли дальше, но туман сильно замедлил наше движение. Ледник мы переходили больше часа. Наверное не меньше, чем полтора. Шли очень осторожно. Я еще там понял, что к пятнадцати мы уже не спустимся.
- Юрий все время нас торопил, но мы не могли за ним поспевать. – Воспользовалась короткой паузой Инна. Он уходил вперед, в туман, и постоянно останавливался подождать нас. Мы шли как сами по себе, хорошо тропа там сильно протоптана и хорошо видна, и набредали на него, стоящего и ждущего нас. И вот в один такой раз он стоял, повернувшись к нам, как мы увидели, что сзади, к нему приближается светящийся шар. Я крикнула ему, но он уже и сам расслышал звуки, шар издавал треск, и повернулся к нему. Ему пришлось отпрыгнуть в сторону, потому что шар пролетел там, где он стоял и не уйди он у того с пути, непременно врезался бы в него. Он крикнул нам, что это шаровая молния и что нам нужно срочно уходить отсюда.
- Мы побежали за ним, потому что он просто бросился бежать. – Продолжил Евгений Петрович. – Но шар не отставал от нас, он летал вокруг, иногда стараясь встретится с нами. Мы с Инной много раз уворачивались от него. Он как будто намеренно хотел до нас дотронуться. Пролетая мимо, он замедлялся, потом летел обратно. Иногда он сопровождал нас, просто летя за нами сверху. Юрий убежал далеко вперед, мы больше его не догоняли и он нас больше нигде не поджидал. Шар через какое-то время пропал. Долго, часа четыре наверное, мы с Инной просто шли по тропе. А может и больше, я совершенно потерялся во времени.
Юрия мы больше не видели, а через некоторое время увидели сразу три таких шара. Мы были сильно напуганы, потому что они вели себя как живые, барражировали тропу, как будто искали нас. Мы увидели их издалека, как световые пятна, и спрятались за крупными камнями. Слева от тропы был старый оползень и огромных камней. Мы забрались туда и затаились. Шары перемещаясь немного в стороны, как будто зигзагами пролетели над тропой и улетели дальше, туда, откуда мы пришли. Мы выбрались из камней, чуть не переломав ноги и как можно быстрее пошли дальше. Я не раз уговаривал Инну идти быстрее, я понимаю, что торможу движение. Наконец она согласилась и ушла потихоньку вперед. Потом я услышал крики. Ну, вы тоже их слышали. Крики Юрия. И скоро я набрел на вас и его тело.
Евгений Петрович замолчал, молчала и Инна. Палатка была давно собрана, коврики расстелены и спальники распакованы. Их было два, у меня с собой не было, но мне было и не впервые ночевать без снаряжения. У Инны был готов походный ужин.
- Так говорите, шар летал за вами? Целенаправленно?
- Да, он вел себя, как бы это правильно сказать, совершенно осмысленно. Никаких сомнений в том, что это была шаровая молния, у меня нет. И природа ее не изучена наукой. То, что видели мы с Инной, совершенно точно указывает на осмысленное поведение. И притом мы видели сразу три. И все три вели себя не хаотично, а так, как будто у них есть общая цель.
***.
Мы перекусили холодной тушенкой и гречкой, тем, что оставалось в рюкзаках у ребят, и они забрались в палатку к Евгению Петровичу.
Я сказал, что приду через полчаса и взяв обе рации, спустился к тропе, пройдя по гребню немного ниже того места, где выходил на связь с базой в последний раз. В хорошую погоду, с этого места, была прямая видимость. База, прилепившись далеко внизу к скальным склонам, занимала небольшой пятачок ровной земли. Сколько раз я смотрел отсюда на нее? Наверное, я и сам не знаю. Такая знакомая и такая родная картина. По вечерам маленькие окошки горели огоньками. Длинный корпус кафе с краю, всегда был подсвечен разноцветными огоньками. Там всегда засиживается допоздна наша братия гидов, вперемешку с туристами. Всегда негромко играет музыка, старые добрые баллады скорпов, битлы, цеппелины. А вокруг, под самые небеса, вздымались снежные пики гор. А там, еще выше, в черноте холодного ночного неба, ярко горели звезды.
Сейчас же, я не видел вокруг ничего, кроме пары-тройки метров тропы в свете фонарика. Я много раз пробовал передать сообщение, но в ответ в рации стояла глухая тишина. Радио эфир базы работает двадцать четыре на семь. Очень непривычно и неприятно было остаться в тишине и полной беспомощности так близко. Днем я смог связаться отсюда, но тогда ярус этих страшных облаков стоял между нами ниже, а сейчас все вокруг затянуто ими. Потеряв надежду, я побрел обратно к лагерю. Хасанович наверняка вышлет кого-то еще, вслед за мной. Если бы удалось связаться с базой, я сказал бы ему этого не делать. Если они пойдут ночью, то могут просто пройти мимо лагеря в темноте и будут напрасно рисковать жизнями, углубляясь в этот фронт. А искать нас там они будут долго. Без связи. Пока их самих не найдут те, кто будет подниматься за телом Юрия. Это был бы я, если бы не пошел сейчас, а теперь спустившись, я спокойно уеду в город. Все остальное уже будет не моя забота. Присев на тропе, я сложил из мелких камешков стрелку, в направлении лагеря и ниже процарапал в морене ножом надпись, что мы здесь. Посмотрел, отойдя на два шага. Нет, этого никто не пропустит. И направился к палатке. Два-три часа сна сейчас необходимы, иначе днем я могу совсем сломаться. Нам еще много чего предстоит с ребятами на этих спусках, мне необходимо быть хотя бы в минимальной форме.
Когда я тихо забрался в палатку, первым делом понял, что никто не спит. Неровное дыхание с глубокими озабоченными вздохами Евгения Петровича, заглушалось всхлипами Инны. Она плакала в тишине. Да, наверное, иначе и быть не могло. День ужаса и чрезмерных физических нагрузок. Гибель Юрия. Неопределенность и страх предстоящей ночи. Таких перегрузок не выдержит и психика здорового мужика, не то, что девушки. Пусть выплачется.
Я прилег с краю, вытянувшись всем телом, и сразу почувствовал холод. Здесь, на такой высоте тепло не бывает никогда, даже в разгар лета. Потому что когда не греют солнечные лучи, чувствуется нисходящий холодный воздух с ледяных вершин. Сейчас же, осенью, когда горы и без того остывают после лета, в сегодняшнем в густом тумане и сырости, я почувствовал, как у меня начинает дрожать все тело, лежа без движения. И понял, что не смогу заснуть в эту ночь.
С трудом заставив себя расслабиться и унять дрожь, я задумался обо всем произошедшем сегодня.
Проснулся я посреди ночи, вынырнул из кошмарного сна в не меньший кошмар. Мои зубы застучали, я схватился за плечи и сел на своем месте. Меня колотила крупная дрожь, до того я промерз. И в этот самый момент, прямо на моих глазах, свод палатки слева от меня осветился, как будто приближающимся фонарем. Я сразу понял что это, еще до того как услышал уже знакомое потрескивание. Свод озарялся все ярче и, наконец, не встречая никакого сопротивления, прямо сквозь тент, в палатку влетела шаровая молния.
В последующем я узнал от Хасановича, что дыра в ткани осталась диаметром всего с пятирублевую монету. Ровная-ровная, со слегка под плавленным краем. Я же помню дальнейшее плохо. Как бесконечный жуткий кошмар. Шар дотрагивался до меня четыре раза. До Инны и Евгения Петровича тоже по нескольку раз. От прикосновения я терял сознание, проваливался куда-то, где мне было не легче, чем наяву. Полностью отсутствовало ощущение времени. Когда я приходил в себя, я ощущал страшную боль в тех местах, куда получил прикосновение и видел шар, кружащий под сводом палатки. Ребята издавали страшные крики, наверное и я тоже.
Когда закончилась эта, казавшаяся бесконечной, пытка, я не знаю. Помню, как пришел в себя, шара не было, я вокруг было светло. Так светло, как может быть только ясным днем. Гроза прошла, тучи стянуло с гор. Рация время от времени передавала сообщение базы и я не сразу, но смог до нее дотянуться. Болело все тело, а в обожженных местах боль была просто нестерпимой. Я смог ответить базе, передал наши координаты и снова отключился. И в следующий раз я пришел в себя только в палате клинической больницы.
Ожоги, оставшиеся на нас все были четвертой степени, обугливание. У меня четыре касания, по одному на каждой ноге, на правой руке и одно на животе. У Евгения Петровича три, у Инны – пять. Ей пришлось тяжелее всех, она пришла в себя только через неделю, пережив клиническую смерть в больнице. Нас вытащили и спасли, благодаря переданным координатам. А тем, кто шел за нами ночью – не повезло. Хасанович все таки отправил за мной еще двоих. Их нашли неподалеку. У обоих глубокие ожоги в солнечное сплетение. Они немного не дошли до моей стрелки, их встретили раньше.
Я чувствую, мне осталось недолго, организм работает все хуже. То же самое у Инны и Евгения Петровича. Мы не спаслись, мы всего лишь пережили ту страшную ночь.
И больше всего, перед уходом, мне хочется узнать одно – что же это такое. И в какой области нужно искать ответы на мои вопросы.
Нальчик. Ноябрь, 2024г.
П.С. Описанные события полностью вымышлены, но автор взял за исходный материал реально произошедший случай. На Кавказе, в Карачаево-Черкесии, на альпинистских сборах в 1978 году.
Спасибо за прочтение, дорогой читатель!
Автор Записки горного гида | РассказыСпасибо за прочтение, дорогой читатель!
(ссылку на канал автора оставим в комментариях)
Следующая публикация
Комментарии 3
https://dzen.ru/zapiski_gg