Предыдущая публикация
ВЛАДИМИР ДАЛЬ: МНОГО ЕЩЁ НАДО РАБОТАТЬ, ЧТОБЫ РАСКРЫТЬ СОКРОВИЩА ВАШЕГО РОДНОГО СЛОВА — 4
[ https://vk.com/public155688991 ?w=wall-155688991_198178|часть третья]
Даль в свое время подвергся резкой критике со стороны прогрессивно мыслящих публицистов за то, что не разделял всеобщей эйфории по поводу распространения грамотности («...грамота не есть просвещение, а относится к одному внешнему образованию...»). Некоторые высказывания Даля в той дискуссии были категоричны, неточны (грамота как бы становилась «виноватой»: «грамота вытесняет совесть... совесть заменяется грамотой»).
Таким средством «приурочить» образование и просвещение к родной почве, срастить их с духом, бытом и жизнью нации Даль считал народный язык. В нем видел он важную часть «воспитания внутреннего», «нравственного образования». Иностранные слова, заимствования, «чужесловы» для народной идеи, для нравственного воспитания, по Далю, не годятся («сознавая весь вред и все зло от наводнения и искажения языка чужими речениями, всяк должен противиться этому по своим силам»). И всю жизнь он вел с ними активную борьбу, нередко впадая в крайности.
Далю были не по душе «прыткие набиратели и усвоители всех языков запада», но тем не менее «чужесловы» он из языка и словаря не исключал: «Мы не гоним общей анафемой все иностранные слова из русского языка, мы больше стоим за русский склад и оборот речи... От исключения из словаря чужих слов, их в обиходе конечно не убудет; а помещение их, с удачным переводом, могло бы иногда пробудить чувство, вкус и любовь к чистоте языка». (В «Толковом словаре» — немалое количество заимствований: только тех, которые сопровождаются указанием на язык-источник, — 1420; подавляющее же большинство усвоенных «чужесловов» ссылок на источник не имеет.)
Идея «удачного перевода», обязательного национального соответствия заимствованию «пульсировала» в Дале постоянно. Он с повышенной чувствительностью — в серьезной или шутливой форме — реагировал на присутствие иностранных слов в литературном тексте. Однажды не без ехидства и удовольствия он заметил славянофилу Аксакову, прочитавшему ему подготовленную к печати свою статью: «При всем своем презрении к Европе, дорогой Иван Сергеевич, вы употребляете в своих произведениях чрезмерное количество иностранных слов».
Порой Даль терял чувство реальности, «преследуя» прочно укоренившиеся в русском языке заимствования. В 1868 году он стал горячо попрекать историка Погодина за употребление таких слов, как феодальный, аристократия, эпоха, система, форма, характер, пропаганда, сцена.
Погодин закончил полемику словами: «Наш спор становится смешным». Действительно, еще полвека назад отбушевали споры по поводу использования иностранных слов. Их «тотальное» исключение из русского языка, за которое ратовал адмирал Шишков, было квалифицировано (Пушкиным, Белинским, Бестужевым-Марлинским, другими писателями) как несостоятельное. И читатели предпочитали карамзинистов шишковистам.
Даль, хотя и отмежевывался от некоторых «ошибочных убеждений шишковских времен», («Напутное слово»), отдал дань «шишковизму». В своем словаре он «обезвреживает» иностранные слова с помощью реально существующих просторечных, областных или придуманных им самим слов. Даль немного «хитрил» и «прятал» изобретенные им слова среди народных. Это обнаружилось. И автору пришлось выслушать немало упреков по поводу помещенных в словарь «слов вымышленных или, по крайней мере, весьма сомнительного свойства». По данным Боровко, сочиненных Далем русских эквивалентов — не более 245. Среди них: небозем, глазоем (горизонт), мироколица, колоземица (атмосфера), ловкосилие (гимнастика), живуля, живыш, самодвига (автомат), насыл, насылка (адрес), самоистина (аксиома), соглас (гармония), самотность (эгоизм), носопрятка (кашне), носохватка (пенсне), пичужить (любезничать), грязевики (галоши). Даль оправдывался: они занимают в словаре скромное место, «в красной строке или в числе объясняемых слов сочиненных мною слов нет». Кроме того, некоторые из приписываемых Далю слов есть в говорах, он их только употребил в новом значении: «Если я, например, предложил вместо автомат более понятное русскому слово живуля, то оно не выдумано мною, хотя и не употреблялось в сем значении; оно есть, например, в загадке: Сидит живая живулечка на живом стулечке, теребит живое мясцо (младенец сосет грудь)».
Сам Даль предостерегал против неумелого конструирования новых слов и неоправданного переноса значений: «...где только, в применении малоизвестного слова, видна натяжка, а тем более во вновь образованном погрешность против духа языка, там оно глядит рожном», и где новое образование «противно духу языка или самому смыслу, там язык наш упорно от сего отказывается, а будучи изнасилован, дает слова тяжелые, противные слуху и чувству, без всякой силы и значенья». Сам Даль верил в собственные неологизмы и предложенные им новые значения (например, настаивал на том, что обыденный должно значить «суточный», «однодневный», литературный же язык распорядился по-другому).
Даль (как и последующие реформаторы) был, конечно, прав, что огромные словообразовательные и другие ресурсы русского языка вполне оставляют надежду на нескончаемое словотворчество — «в духе языка». Да и некоторые придуманные Далем слова (несправедливо все им сочиненное отвергнуто) способны конкурировать с заимствованиями в иносказательном, экспрессивно-художественном контексте: например, пустогруз (балласт), самоистина (аксиома), душистость (аромат), царь-жила (аорта), беложилье (нервы), художник-строитель (архитектор), безыменник (аноним), бьючий колодец (артезианский колодец).
Да и вот молодой поэт, чье языковое воспитание вполне книжное, пишет в фальшиво-бравурный предвоенный год:
Вот подойди, губами тронь —
И станет трудный «горизонт»
Таким понятным — «глазоем».
Так Даль сказал. И много тут
Спокойной мудрости. (Павел Коган)
Но и заимствования, и придуманные к ним «тождесловы» составляют очень незначительную часть Толкового словаря, главное же его богатство — язык народа, просторечные и областные слова «всея Руси».
Даль начинал, разумеется, не на пустом месте. В своей работе он использовал предшествующие лексикографические труды, и прежде всего «Словарь Академии Российской» (вышел двумя изданиями в 1789–1794 и 1806–1822 годы), «Словарь церковнославянского и русского языка» (1847 год) и «Опыт областного великорусского слова» (1852 год). Из этих словарей и разных малых словариков и списков он включил в свой «Толковый словарь» 120 тысяч слов и прибавил 80 тысяч собранных им самим. К своей части Даль сделал существенное замечание: «Не воображайте однако, чтобы прибавка эта состояла вся из слов коренных или неслыханных доселе областных выражений; напротив, девять десятых из них простые, обиходные слова, не попавшие только доселе в наши словари именно по простоте, по безвычурности и обиходности своей...» Из чего вытекает, что удельный вес противоречия в Словаре очень высок (традиционно он исследователями значительно «занижается» сравнительно с диалектизмами).
Итого в словаре Даля 200 тысяч слов: книжно-письменных, просторечных, диалектных, профессиональных, «чужесловов» и «тождесловов» к ним.
Среди литературных слов — немало церковнославянизмов (по свидетельству Мельникова-Печерского, Даль усердно изучал русские летописи, отыскивая в них старинные слова и толкования к ним). Кроме того, словарь богат фразеологическим материалом: здесь тысячи устойчивых оборотов речи.
Исключительно ценный в словаре — терминологический фонд: слова, связанные с крестьянским бытом, с ремеслами, промыслами, народной медициной, флорой и фауной. Разбросанный по разным изданиям этот материал он свел воедино. Даля по праву называют замечательным, никем не превзойденным знатоком языка и быта русского крестьянства, его склада ума и характера, его творчества, фольклора. Превосходно знал Даль и городской быт, среду мещан. «Толковый словарь» — это в большой мере и этнографическая энциклопедия, неоценимый источник сведений о народной психологии и быте России XIX века. Даль равно хорошо знал и свадебные обряды, и детали парусного оснащения судов, и конскую масть (приводит до 50 названий), и рыбную снасть. Словарь Даля по своей сути вполне мог бы иметь и другое название: «Язык и народ», «Язык и жизнь народа», «Лексико-этнографический словарь».
Собрав огромный языковой материал, Даль стал размышлять, как его расположить в Словаре. Привычный азбучный порядок был им отвергнут: «Самые близкие и сродные речения, при законном изменении своем на второй и третьей букве, разносятся далеко врозь и томятся тут и там в одиночестве; всякая живая связь речи разорвана и утрачена...» Действительно, родственные слова, к примеру звать и зов, будут разделены словами звенеть, звезда, зверь, здоровье, зебра, зелье, земля, зерно, зерцало и еще десятками и десятками других, между мука и мучной станут мулат, мультипликатор (астрономический прибор), мундир, муха и прочее. Нет, это не годится! Алфавитный словарь крайне растянут и утомителен, это не зеркало живого языка с его разнообразными, богатыми связями, а справочник. «Мертвый список слов не помощь и утеха».
Даля не устраивает и корнесловный способ группировки материала, когда объединяются однокоренные слова, часто совершенно разные по смыслу (так был составлен «Словарь Академии Российской»), группу «ведет» общий корень или более или менее произвольно устанавливаемое слово. Даль пишет: «...не только брать, бранье, бирка и бирюлька войдут в одну общую статью, но тут же будет и беремя, и собирать, выбирать, перебор, разборчивый, отборный...» И составитель словаря не на шутку встревожен: «...в каждую статью, под общий корень, войдет чуть ли не вся азбука... Второй способ, корнесловный, очень труден на деле, потому что знание корней образует уже по себе целую науку и требует изучения всех сродных языков, не исключая и отживших...»
Даль выбирает «семейный», или гнездовой, порядок расположения слов, чтобы легче можно было постигать «утраченный нами дух языка». Он берет термины из любимой им природы: слова — «птенцы», и он помещает в «гнездо», все «одногнездки» — в одно «гнездо», слова он располагает «целыми купами», как деревья в роще, производные слова — «отростки». С «натуральным» взглядом на язык переплетается антропоморфический: в словах Даль видит «очевидную семейную связь и близкое родство», в слове «не менее жизни, как и в самом человеке...»
Словарные статьи, построенные по гнездовому способу и «возглавляемые» именем или глаголом, располагаются, естественно, в алфавитном порядке. Далю, однако, пришлось пожертвовать некоторыми «родственниками»: в словарную статью не включаются приставочные образования (давать, к примеру, в одной статье, выдавать — в другой). Даль нарушил свой принцип группировки вынужденно: словарная статья — благодаря колоссальной продуктивности префиксального словопроизводства в русском языке («наплодили такое обильное потомство») — разрастается колоссально.
Гнездовой способ (с оговоркой для приставочных образований) позволил автору дать впечатляющую картину смысловых и словообразовательных связей в русском языке.
Даль, разводя слова по «гнездам», допустил ряд оплошностей, на что указали критики. Так, он в одно гнездо поместил простой и простор, тлеть и тло и в разные гнезда — дикий и дичь, знак и значок, круг и кружок. Впрочем, сам он в «Напутном слове» призывал указывать ему на ошибки, помогать совершенствовать «Словарь».
Даль назвал его толковым не потому, что он мог получиться бестолковым, а потому, что в нем растолковываются слова (так он шутил, а на титульном листе первого тома дал строгое объяснение). Толкование у Даля включает три момента: определение понятия, синонимы к слову и сведения о предмете, часто весьма подробные. Даль избегал развернутых определений, полагая, что они ведут «длинной дорогой» к пониманию слова: «При объяснении и толковании слова вообще избегались сухие, бесплодные определения, порождения школярства, потеха зазнавшейся учености, не придающая делу никакого смысла, а, напротив, отрешающая от него высокопарной отвлеченностью». Даль предпочитает объяснять одно слово другим, «тем паче десятком других». Порой выстраивается целый ряд синонимов, «тождесловов». В каждом из них есть свой, отличный оттенок значения, но их большое число помогает читателю составить верное представление о предмете. Получается еще одна «семья» — на этот раз смысловая. За синонимами следуют иллюстрации употребления слова — пословицы, поговорки, краткие авторские речения, реже — строки из народных песен, из летописей. «Примеров книжных у меня почти нет», — признавался Даль в ответ на упреки, что он пренебрегает авторитетными литературными источниками, но объяснял это тем, что у него «не достало времени рыться за ними и отыскивать их». И соглашался, что это недостаток словаря.
Ю. Костинский, к.ф.н.
Продолжение следует
Следующая публикация
Нет комментариев