Предыдущая публикация
Пользительный рецепт Евдокии
«Зимой, знамо дело, позёмка метёт, особливо по вечерам глянешь в окошко, у кого и настрой жизненный от этого потускнет, а кто и с гармошкой с девками по селу, лепота, одним словом, лепота…».
Вот с такими мыслями и сидела Евдокия Андреевна в своём старом деревенском дому. А мысли – они что, их только тихонько подтолкни, а они уж разбег взяли, и Евдокия продолжала думать: «Ну, грустные думки – это отчего бывало? Да потому, что, кто старый стал, всё-то у того болит, мается сердешный али сердешная. А тут позёмка метёт, от энтого дела спина саднит, индо спасу нет, да коли бы одна спина, ноги болят, вот где оказия настоящая, как без ног-то в жизни. Вот и ложатся старики на печь русскую кости греть, легше тады им деется. Недаром в народе столь сказок про печь русскую сложено, пользительная она во всех смыслах. И хлёбово с кашей вкусное, и пойло корове натомится, и одёжу мокрую высушишь, ну, чудо ведь и есть чудо. Ну, а молодым, бывало, чего грустить – позёмка не позёмка, ничегошеньки не мешат. Жарко душе в любую стужу у молодого, любовь организм греет, и ведь на морозе целуются – всё нипочём. Девки-то, бывало, какие все румяны, парни на коленки их глядят – с ума сходют, и ну опять целоваться, а песни какие, ныне таких не поют. Дух захватывали песни – вот это и есть песня…».
Евдокия Андреевна жила теперь одна в деревне, воспоминания, что давеча явились в её голову, были настолько дальними, что всерьёз казались несбыточной сказкой. Свет у неё был, потому как поблизости ещё две деревни стояло, там народу было побольше. Было ей уже за восемьдесят, дивилась про себя, как до тех пор дожила. Ведь болезни крутили, и желчный был давно удалён, словом, два старых посылочных ящика таблеток – вот какая была её жизнь.
Ведала, что и в городах люди старые, как и она, маются, только они на людях, а она одна. Когда наступало лето, становилось Евдокии полегче, за зиму она сплела два десятка корзин, да и старый запас корзин из прошлых лет имелся. Вот и продавала она их потихоньку на базаре. Автобус в соседнюю деревню ещё ходил, что было великой радостью для стариков. Растила Андреевна на своих грядах чеснок, лук и немного картошки. Она бы и больше по крестьянской своей привычке картошки сажала, да вот никудышная стала совсем, ибо на работу сила надобна. Ох, была у неё силушка, ох была: часа три поспит, и снова весь день до ночи в работе, да не просто в работе, а в крестьянской именно работе. Сколь раз надсаживалась – и не упомнит, а отудбив, снова впрягалась в тягло жизни, и не то чтобы это была какая-то крайняя необходимость, уже давно люди на селе жили намного лучше, чем раньше, но вот привычка работать – это тоже привычка.
Говорили люди: «Ну куда, мол, тебе одной, ни мужа у тебя, ни детей». Все к ней шли денег занять, и никому никогда не отказала. Теперь же варила себе тыквенной каши с пшеном, суп без мяса варила. Твердила, что ничего жирного нутро не принимат. Но вот на диво чеснок, лук и картошка вырастали всегда у неё очень хорошие. Так как ничего острого ей было нельзя, то чеснок она продавала, лук продавала – не весь, всё же оставляла для супа.
Была уже осень, настроение у Евдокии было понурым, спасали молитвы, час она молилась утром, и час – вечером, любила читать божественные книги. Прослышала Андреевна, что в районном посёлке у дальней родни детки заболели, шибко кашляли, а врачи, конечно, пичкали таблетками. Евдокия была против этих таблеток, считала, что ежели экстренно, то, конечно, таблетками, а вот долечиваться надобно обязательно травами. Набрала в новенькую белую корзиночку луковиц со своего огорода и, пока ехала на автобусе до посёлка, вспоминала, кем ей приходятся родственники, рассуждала так: «Ну, брат двоюродный Сергей был, помер, сын Валерка, стало быть, живёт там, в посёлке, у Валерки дочки две большие замуж вышли, вот у одной из них детки-то и захворали».
Быстро нашла дом Валериной дочери Елены, та приняла хорошо, все друг друга знают. Евдокия Андреевна быстро говорила:
– Девка, кипяти молоко в большой кружке, туда луковицу мелко порежь и брось, пусть маненько покипит. Остудишь, дашь испить робятам, утром им должно полегше стать. Денька три попои обязательно, послушай старуху.
Попила чаю, и снова в свою деревню засобиралась, боясь опоздать на автобус. Елена встрепенулась:
– Тётя Дуня! Да зачем же целую корзинку-то лука принесла, да и тебе надо корзину отдать, погоди только.
Евдокия схватила за потянувшуюся было руку Елены к корзине:
– Не трог, девка, корзину я тебе дарю, моих рук это работа, в посёлке кроме меня никто боле не плетёт, а лук мой самый лучший, не сумлевайся, Лена.
Елена смущённо только и вымолвила:
– Все знают вокруг, что ваши корзины самые качественные. Мы тогда с Валерой в деревню приедем и поможем вам ивняка заготовить на корзины.
Евдокия, помолчав с полминуты, да и то взяв такой короткий роздых для какой-то заплутавшей мысли, тихо сказала:
– Эх, девка, да я уж за лето-то запасла на зиму. Ты, главное, робят лечи, я не шучу, я сурьёзно тебе баю, что энто средство помогает от кашля шибко.
К вечеру Андреевна была в своей избе, поела пирога с творогом, и за день умаявшись, после молитвы быстро заснула. Утром, поднявшись, подивилась, что крепко спала, редки для неё стали такие ночи. А через два дня позвонил ей на её простенький сотовый телефон Валера, и громко кричал в трубку:
– Ну, тёть Дунь, спасибо тебе, ведь мои-то внуки вовсе перестали кашлять.
Сварив в печи тыквенную кашу, Евдокия Андреевна потихоньку ела и думала: «Дров у меня много заготовлено, годами копились, может, Валерка приедет, розетку починит, вроде, обещал…»
Автор : Казаков Анатолий
Следующая публикация
Нет комментариев