ОКЕАН МУДРОСТИ

-От кого??? От кого брюхатая, говори!! Эх, тыыыы! Мать громко зарыдала, закрыв лицо руками. Полчаса назад в бане она обнаружила у единственной дочери подозрительно выпирающий живот, и ее осенила страшная догадка... -Ой, горе-то какоееее, да кто ж тебя теперь замуж возьмет, головушка твоя бедовая, что же ты наделала... Ох, стыдобища... Дашина мать - не старая еще женщина, крепкая и сильная, как лошадь, с толстой, как кулак, золотистой косой, была родом из Вологды, и за тридцать лет жизни на Урале так и не избавилась от своего диалектного северорусского оканья. Отец разъяренным львом ходил по горнице, то и дело бросая злобный взгляд на валяющуюся на полу жену. На дочь, испуганно закрывающую руками не заметный под платьем живот, он старался не смотреть - иначе его суровое мужское сердце начинало болезненно ныть, а к горлу подбирался горький плотный ком. -Не уберегла девку, не уследила! - зарычал он, наматывая косу жены на свой огромный тяжелый кулак, - Что ж теперь голосить без толку? Раньше надо было думать, а не у Петровны чаи гонять по вечерам! Вот я тебе сейчас... -Ай, папка, не бей. Не надо, папка, отпусти! - Дашка, испуганно взвизгнув, мигом скатилась с лавки на пол и крепко обняла мать, не давая ее ударить, - Не виновата она, это я виновата, меня бей, папка, не трогай мамку, отпустиииии... Отец, тяжело дыша, выпустил из рук косу, грузно осел на пол и закрыл лицо руками. Даша с матерью, успевшие отползти от Ивана на безопасное расстояние, с испугом смотрели на него. -А мы ее к Григорьевне отведем, - подала голос мать, - Она такие вопросы умеет, и травами, и... -Замолчи, дура! Глава большого семейства, крепкий мужик Иван Федоров, прошедший две войны, похоронивший двух взрослых сыновей, - и при этом не проронивший ни слезинки, - сейчас он плакал, как ребенок, по-детски растирая слезы кулаками. -Что же ты сделала, доченька, - глухо сказал он, стыдливо отворачиваясь, - Где же это видано, чтобы незамужняя девка брюхатой ходила, а? От кого забрюхатила, скажи, я с ним разберусь... -Ой, папка, не надо, не бей! - заголосила Дашка, подбегая к отцу и заключая его в объятия, - Не бей, пощади, он жениться на мне хочет, только ты позволь... -Степка что ли? - лицо Ивана исказилось страшной догадкой, - Да ты хоть понимаешь, что отец его - враг мой злейший, предатель и трус. И ты... с ним?! Не бывать этому никогда! Прокляну... всех прокляну... - он тяжело поднялся и обвел присутствующих невидящим взглядом... * * * На село уже опускались сумерки, когда тройка вороных быстроногих лошадей остановилась у ворот высокого богатого дома. Хоть и клялся когда-то Иван, что ноги его здесь никогда не будет, да судьба распорядилась по-своему... Сердце бешено колотилось в груди в предчувствии нехорошего. Сейчас его столкнут с высокого крыльца, будут насмехаться над его доверчивой дочерью, сделают посмешищем для всей деревни, приказав убираться и брюхатую с собой забирать... Останется только утопиться от позора. Вот уж не думал, что придется к врагу своему на поклон идти... Да видно правду говорят - в гроб не ляжешь, пока все посланное судьбой не испытаешь... Стараясь быть решительным, Иван толкнул тяжелую входную дверь и вошел, ведя за собой присмиревшую дочь. После темных сеней свет в горнице показался ослепляющим, и на мгновение Иван прикрыл глаза. Степки в горнице не было, зато отец с матерью, ужинающие за столом, повернулись на скрип двери и ... остолбенели при виде вошедших. -Ну, чего уставились? - довольно невежливо поинтересовался Иван, оглядывая ненавистных ему людей, - Не гадали, что породниться придется? Только вот Степка ваш... Это самое... В общем, дочь у меня беременная от Стапана вашего. Так что жениться придется, иначе... - раздухарившийся Иван от отчаяния не замечал, что машет руками в воздухе. Сейчас ему влепят оплеуху и выставят со двора, наподдав напоследок ногой. И Дашку погонят... Уж он-то этих Ивановых знает, об их жестокости по всей деревне молва ходит... Вот сейчас, сейчас... Мать Степки выскочила из-за стола и порывисто обняла Дашу. -Ну, здравствуй, доченька, - она, прослезившись, с обожанием глядела на Дашку, - Всегда о дочке мечтала, да Бог нам только сына дал... Садись, милая, садись... -Да и ты, сват, присаживайся! - Михаил, поднявшись из-за стола, жестом попросил Ивана присоединиться, - Чай, породнимся скоро, негоже нам враждовать... Садись, сват, садись - и в глазках его заблестели озорные искорки... * * * Свадьбу детей двух давних врагов гуляли весело, с деревенским размахом. Пригласили даже Григорьевну - хоть и называют ее колдуньей, да обижать ее нельзя: она единственная в селе роды принимать умеет... А помощь им наверняка понадобится: счастливый Степка клялся, что у них с Дашкой родится богатырь...

Муж ел суп. Сидел за кухонным столом и хлебал суп. Жена кричала. Она даже не замечала, что кричит, – перешла на крик и не заметила. Кричала, что деньги дал в долг другу, а тот не отдает. Хочешь для всех быть хорошеньким! А деньги нужны, надо кредит отдавать. Надо платить за университет, дочь платно учится. Надо маме делать ремонт в доме, кто ей поможет? Кричала, что муж не отвез ковер в химчистку. Что давно надо поменять люстру, новая в коробке неделю лежит. Долго перечислять, что кричала жена. Не от злости, просто нервничала, как обычно. А муж ел суп. Привык, что жена кричит. Покричит и перестанет. Он приехал пообедать. Дома дешевле. И желудок больной, домашняя еда лучше. А жена взяла отгул, зубы лечила. И успела суп сварить. Обычная жизнь. Обычные тревоги и разговоры... Жена вдруг заметила, как муж постарел. Лысина во всю голову. Исчезли золотые кудри... А морщины появились. Даже на шее, – видно, когда над тарелкой наклонился. И спина сгорбленная, как у старичка. Сидит и ест. Терпит. Молчит. Это все – груз забот, тягота и ярмо жизни. И сама жизнь, – она так быстро забирает свои прекрасные дары, молодость и свежесть, золото волос, румянец, белозубую улыбку, сияющие глаза... Силы и веселый нрав. Это же ее мальчик! Ее паренек. Он приносил сирень весной, он играл на гитаре и пел, он подхватывал ее на руки и кружил, – они смеялись! Он целовал ее. И называл нежными именами. И они хохотали над комедиями в кинотеатре, гуляли в парке, – рука в руке. Это же ее мальчик. Лысый, постаревший, уставший, – ест суп. А она, его девочка, кричит какие-то обидные и тревожные слова... А жизнь проходит так быстро. И радости почти не остается, – сладкое съедено. Надо доедать суп... Эти мысли промелькнули так быстро. И жена заплакала от жалости и любви. Подошла сзади и обняла мужа за плечи. А он отложил ложку и взял ее за руки. И руки поцеловал. И можно стало жить дальше. После такого всегда можно жить дальше. Мальчик и девочка снова возьмутся за руки и пойдут, поддерживая друг друга, по дороге жизни. И любовь пойдет с ними. Она тоже была на кухне, любовь. И в сердце. И даже в протертом лечебном супе. А когда любовь есть, можно жить дальше. И поддерживать друг друга, чтобы не унесло любимого ветром времени, который уносит всех – рано или поздно...

И это ещё не конец... Беда в жизнь Надежды ворвалась на самом пике счастья. Совсем недавно въехали в новую квартиру. Мечтали о трёшке, а получили четырёхкомнатную. И всё потому, что накануне мужа назначили начальником строительно-монтажного управления. Своя комната у близнецов, отдельная у старшего сына и супружеская спальня. И мечтать не смела, на крыльях счастья летела Надежда домой с работы. Вечерами шила покрывала, шторы. Всё с оборками, складками, рюшами. Расставляла посуду в серванте, вазы, статуэтки. Одним словом, создавала уют в новом семейном гнёздышке, и нарадоваться не могла. И в мягкой двуспальной кровати, дурачась и любя, мечтали с мужем о дочке. Несчастья, как внезапные клубящиеся лиловые ураганные тучи, накрыли чёрным облаком семью и завертели судьбой, ломая и корёжа её, не давая опомниться и передохнуть. Неожиданно муж потерял сознание, упав за ужином. Скорая, больница… Четвёртая неоперабельная стадия рака и мучительное угасание. Как сама осталась жива, как пережила – не понимала и даже не помнила... Чёрным пятном горе в памяти осталось, и что-то надломилось в ней тогда, в душе всё остыло, затвердело… Но жизнь продолжалась, и надо было растить сыновей. Через полгода после похорон мужа умерла мама. И осталась Надежда одна с тремя пацанами на руках, а старшему всего одиннадцать. Как вырастить мальчишек без отца? Думала, что брат поможет в воспитании. Хоть примером станет. Да и он бесследно сгинул, подавшись на заработки. Всё это случилось в годы перестроечного лихолетья. И понесла жизнь Надежду бурным потоком, кружа и бросая, как щепку в водовороте, только успевай выворачиваться. Работа, подработки, проблемы сыновей, огород – выживать-то как-то надо было. О себе и подумать некогда. Все дни слились в сплошные серые будни. Праздники не любила. Особенно Восьмое марта. Одинокая розочка или гвоздичка, подаренная коллегами – вот и всё мужское внимание, а она ведь женщина в том самом возрасте, когда любить и быть любимой самой природой заповедано, когда гнездо вить и детей рожать тоже родимая природа-матушка наказала, когда зрелость и красоту не спрятать ни под какими одеждами, она, порой, сама выпячивается. Фигуристая, полненькая, невысокая Надежда нравилась мужчинам. Очень женственная во всём: внешности, манерах, разговоре. Сама себя обшивала и знала, что подчеркнуть, а что и спрятать. Но, впитанная с детства порядочность не позволяла даже в мыслях переступить черту недозволенного. Но тем не менее... Её уважали, жалели, но держали, особенно замужние, на расстоянии, оберегая мужей от общения с приятной вдовушкой. Надя всё видела, понимала и спокойно приняла эти условия в отношениях. Тем более что мужа своего не забыла, слишком они были счастливы, да и казалось ей, что все чувства у неё умерли, покинули её вместе с любимым. Как-то в женский праздник она расслабилась и, выпив вина чуть больше обычного, задержалась на работе. Опоздала на автобус и сильно разволновалась – мальчишки её одни дома, а следующий должен быть через час, только вот будет или нет, не известно. Главный инженер, давно засматривающийся на неё, предложил отвезти домой. На дворе пурга. Мело, как в январе. Но лишнее выпитое не добавило ума, лишь куражу место уступило, и Надежда смело села в старенькую восьмёрку с нетрезвым водителем за рулём. Далеко не отъехав, тут же нарвались на пост ГАИ. – Гони, Петрович! – весело закричала Надежда, и глупый инженер нажал на газ. Удирали они недолго. Врезались в какой-то забор. Пока составляли протоколы, горе-водитель слёзно просил гаишника отвезти Надю домой. Не поднимая глаз, сгорая от стыда, она села в милицейскую машину, и не понимала, как такое вообще могло с ней случиться. Также, не глядя, поблагодарила и, выходя, не смогла отстегнуть ремень безопасности. Гаишник, прижав Надежду к креслу, помог ей и, улыбаясь, посоветовал меньше пить. – Боже, как стыдно! – приговаривала она весь вечер и боролась с головной болью. А ночь проворочалась без сна. Всё ощущала на себе запах и тепло мужского тела, когда милиционер, прижавшись к ней в машине, отстёгивал ремень. Жар, томление, боль… Она вытягивалась в постели и задыхалась от желания. Встала под холодный душ. Отпустило. Под утро заснула и во сне горячо отдавалась незнакомому гаишнику, которого даже не разглядела. Сколько лет одна, а такое с ней впервые. Утром внимательно посмотрела на себя в зеркало. Грустно вздохнула и, проводив сыновей на улицу, намазала лицо, шею, плечи маской, что намешала из овсянки, мёда и других продуктов. Завернувшись в полотенце, села поболтать с подружкой по телефону. До чего же некстати раздался звонок в дверь! Но мало ли что, дети-то не дома, быстро побежала открывать. Вчерашний гаишник стоял на пороге с Надиной сумочкой под мышкой. – Да…, я смотрю, с Вами не соскучишься, – он весело рассмеялся. – Вы проходите, я сейчас, вот, угощайтесь…, – придвинула ему вазочку с конфетами и убежала в ванную… Так они познакомились. Виктор и Надежда. И случился роман. Был бы красивый, кабы Виктор был свободен, но у него жена с лёгкой формой какого-то психического расстройства и двое детей. Понимала, что неправильно всё это, понимала, что грешница она и разлучница, понимала, что воровка, но украденное счастье складывала по минутам, часам, отогреваясь в нежности, раскрывалась, как весенний цветок, красотой любящей и любимой женщины. Как бабочка, расправляя красочные крылья, выбиралась на свет из своего кокона замёрзшей безнадёжности, усталости и одиночества, и мир вновь стал для неё цветным. Думала, что отлюбила, ан нет… сняв траур по любви, вновь от объятий счастье обрела. Виктор, встречаясь с Надеждой, отдыхал от своих семейных проблем, ответственности за больную жену, за сына и дочь. Расслаблялся, забывая о нелёгкой службе, но давал себе отчёт в том, что это всего лишь небольшая отдушина. Чувствам старался не поддаваться, да только они не спрашивают, сами приходят. И Надежда знала, что этот путь в никуда, что это тупик без выхода в будущее. Понимала, но отказаться не могла. Нежилась в ласке, томилась ожиданиями, пила счастье большими глотками, словно старалась утолить жажду за все прошлые голодные неуютные годы. Но как они не таились, по городу поползли пересуды. Надежда занервничала, Виктор стал раздражаться, и грусть серой тенью пробежала между ними. Видела иногда его настороженный внимательный взгляд, и стыло сердце от бездонной тоски. Чувствовала себя жертвой, захлёбываясь обидой. Она ждала слова, не задумываясь, что любви несвойственна красноречивость, а он молчал, и, казалось, отдалялся… В панике побежала к подруге, которая имела собственную практику психолога по семейным отношениям. Зачем? Сама не понимала, но ей надо было знать, что любил и любит. А он становился всё серьёзней, меньше говорил и наотмашь бил её своим молчанием. – Ну, скажи, что любишь, – с мольбой просила его, а он брал её лицо в свои ладони и долго смотрел ей в глаза. Грустно смотрел и ничего не говорил, лишь нежно гладил пальцами её лицо… Подруга долго слушала, задавала разные вопросы, иногда, казалось, совсем пустые и ненужные. Дала для Виктора заполнить какие-то тесты, попросила нарисовать человечка, дом и дерево. Принести листочек с его почерком. Он посмеялся, но старательно всё исполнил. А получив результаты, психолог рассказала о нём больше, чем знала Надежда, много больше и только хорошее. «Знаешь, я тебе даже немножечко завидую, – улыбнулась она, – пусть не твой – чужой, но такой мужчина!» А помолчав добавила, что никогда он не оставит свою семью, даже ради тебя любимой – долг для него выше. – Знаю, – прошептала Надя, – и за это люблю ещё больше. Брось он жену, и мои бы чувства остыли, вера бы ушла. Но почему он молчит? Я хочу услышать слова любви, я хочу их слышать постоянно. – Так настоящие мужчины, как раз много не говорят, да и нечего ему тебе предложить. А вот отказаться от тебя ему также не под силу, как, впрочем, и тебе. Многие поступки его объяснила совсем не так, как Надя их понимала. Мы оцениваем поведение мужчин со своей женской точки зрения, а мужчины видят, чувствуют и понимают по-другому. Не зря же говорят, что женщины с Венеры, а мужчины с Марса, и нам никогда не понять друг друга. Надежда, слушая, кивала, верила и не верила... Вскоре Виктор сообщил, что его переводят с повышением в другую область. Попрощался как-то сухо, торопливо, всё глаза прятал и уехал. Навсегда. Душа Надежды, вновь поникнув, сложила сломанные и потрёпанные крылья, и приняла неизбежное… Но горечь обиды разъедала изнутри, не услышала она долгожданных слов. Город казался серым, невзрачным. Небо виделось всегда в тучах. Из всех птиц, только громко каркали вороны… Утешение находила только на плече верной подруги, от всех остальных скрывала ведь. Сколько слёз пролила! – Это не конец, – успокаивала её подружка, – вы ещё обязательно встретитесь. «Жалеет меня», – думала Надя. Спустя несколько месяцев он позвонил. «Зачем? – расстроилась, – мои душевные раны стали чуточку затягиваться». Говорила холодно, неприветливо. Он стал звонить чаще, а она перестала ему отвечать. – Всё, хватит, – в очередной раз выплакала своё горе подруге. – Это ещё не конец, – ответила та, улыбнувшись, – знаю, что говорю – это ещё не конец. Поверь мне. Надя даже рассердилась: «Ну, зачем глупости говоришь? Сама-то в это веришь?» Прошло несколько лет. Глубоко-глубоко в душе Надя спрятала чувства и старалась их не ворошить. Сердце успокоилось, покрылось, словно твёрдым льдом, и жизнь опять стала ровной, как рельсы железной дороги, и спокойной, как морской штиль. А потом случилось неожиданное: старшего сына, после окончания высшей школы милиции, направили служить именно в тот город, где жил Виктор. Сын там вскоре женился, и спустя некоторое время стал отцом. Когда ехала знакомиться с внуком, о встрече с Виктором и не думала. Столько лет прошло, какая уже любовь – она бабушка… – Это ещё не конец, – вспомнились слова подруги, когда в первые дни приезда случайно столкнулась с Виктором на улице города-миллионщика. Ну разве такое возможно? И они опять были вместе, и встречались, где только могли: в парках, кафе, гостиницах... Надежда не сдержалась и всё-таки, как-то упрекнула его, а он, как мальчишка, разволновался. Заметался по комнате, руками волосы теребил. Подошёл к окну и долго, молча, смотрел в темноту. Надя сжалась в комочек, испугалась. Поняла, что обидела. – За что ты так со мной? –спросил он тихо, – Что слова? Разве не чувствуешь? Не понимаешь? Я ведь полюбил тебя, как только увидел тогда… первый раз… в овсяной каше на лице. Никогда никого не любил, кроме тебя. Сейчас, как никогда, я это понимаю, но как я мог сказать тебе об этом? Что мог предложить? Ничего и сейчас не могу… Надя это понимала, но долгожданные слова вновь разожгли искру потаённых чувств, и они опять доверились любви. Она слишком часто стала приезжать в этот ставшим дорогим ей город: как мама к сыну, как бабушка, к внуку, и… как любимая к любимому. Но судьба в очередной раз приготовила им испытания. Сын Надежды переезжал в Москву. И вот это уже настоящий конец отношениям. Не будет она ездить на свидания, вышла из этого возраста. Прощались сдержанно, без слов, без плача, не хватило у них сил и слёз для расставанья. Лишь долго глядели друг на друга, стараясь запомнить любимые черты… Вернувшись, захлебнулась во дне вчерашнем, осознавая греховность отношений, а будущее без любимого вечной мерзлотой покрывалось. Отдалась смешанным чувствам раскаяния и желания, и вновь не было покоя. Грусть и холод проросли в сердце, отогревалась лишь в воспоминаниях. Но вскоре на порог пришла пенсия, и на горизонте замаячила старость. Всё чувственное и суетное смиренно и незаметно стало уходить в прошлое. – А ты знаешь, – как-то сказала подруга, – вы ещё встретитесь. И Надя поверила. Вопреки всему поверила! Духом воспрянула, и так ей легко вдруг стало на душе! Ведь когда остаётся надежда, жизнь не теряет смысл. Сын в Москве хорошо устроился. Близнецы также переехали в столицу. И Надежда, недолго думая, перебралась жить к детям поближе. Помогала внуков нянчить, гуляла с собакой в парке. И в столице ей очень нравилось, а в душе, наперекор годам и всем разлукам, теплилась надежда на встречу с Виктором. Каждый раз, выходя прогуляться, Надя тщательно приводила себя в порядок с мыслью, а вдруг… Смешно и глупо, кто-то подумает, но она верила. – Станция Чкаловская, – бодрым голосом известила диктор. Надежда поспешила занять освободившееся место. Она, как провинциалка, старалась отучить себя разглядывать пассажиров в метро и, заняв место в середине вагона, тут же потупила взор, и не видела, что напротив сидел Виктор. Он, не веря собственным глазам, не отрывая взгляд, заворожённо смотрел на милую сердцу женщину, на ту единственную, что жила в нём, на ту, которую любил, любит и будет любить вечно – до самого конца… Похоронив жену, он приехал в гости к другу… Подумаешь, что в Москве живёт больше двенадцати миллионов человек! Если два сердца любят и созданы друг для друга, судьба всегда найдёт станцию и время, где их пути пересекутся. И это тоже ещё не конец...

Ведьмин схоpон Медяки звёзд рассыпались уже по бархатному пологу неба, когда возвращался Иван домой. Шёл он по деревне быстрым и осторожным шагом, прижимая к своей груди небольшой свёрточек. Иван старался сохранять невозмутимый и даже равнодушный вид, однако же у него это плохо получалось и чувства то и дело проявлялись на нём разными масками – от радости до испуга. Деревенский народ уже улёгся спать, вставать ужо на зореньке, не до посиделок людям. Вот начнутся осенины да вечорки зимние, когда за окнами дожди хлещут или метели бушуют, тогда и можно засидеться с рукоделием или работой какой у лучины, слушая побасенки стариков. Сейчас же на дворе лето красное, самая страда, лето, бают, целый год кормит. Потому ложились рано и вставали тоже вместе с солнышком. Иван то и рассчитал, что никто ему на пути не попадётся в этот час. Но всё ж таки ноги его подрагивали, а глаза беспокойно бегали по сторонам, упреждая возможную опасность. За плетнями побрёхивали собаки, лениво и как бы для дела, чтобы не забывали случайные прохожие, что в этом дворе имеется охранник, и неча соваться сюды без приглашенья. Огоньки в окнах не горели. И только вдалеке, на Васильевом лугу, откуда держал свой путь Иван, слышалось уханье совы. - Мышкует, видать, - подумал парень между делом. Возвращался Иван со своего позьма, что удалось ему купить у родственников старой бабки Маланьи, которая по.мер.ла этой зимою. Весну-то домишко простоял, а к лету нашлись два сына, коих никто никогда в деревне не видывал с тех пор, как они уехали, достигнув семнадцати лет. И было это так давно, что в живых тех стариков не осталось, кто их детьми помнил, да и самим сынам было лет по семьдесят. Сколько же было лет старухе, никто и вовсе не брался сказать. На деревне-то её за ведьму держали. Стороной её дом обходили, благо стоял он на отшибе, у самого Васильева луга. Ходили к Маланье только по надобности. И она в деревне не показывалась. Так вот, приехали сыны и стали дом продавать. Да за сам домишко много не взять – он уже оконцами в землю врос, так, за позьмо только цену назначили. Да и тут желающих на енту землю не нашлось, хошь и за сущие копейки. А кто ж захочет ведьмину хату брать? Сыны уж и вовсе цену сбросили, лишь бы отвязаться да хоть что-то с наследства пойметь, ан желающих всё нет. Тут Иван и нарисовался. Он сам-то из другой деревни был, по соседству. Про бабку Маланью слыхивал, конечно, чай земля слухами полнится. Да не их трусливых был Иван, и к тому же в россказни про ведьм не шибко верил. А тут такой подарок – позьмо за сущие копейки отдают. Как не взять! Это раньше дом можно было где хошь поднять, а теперича такого нет, земли кругом навалом, однако всё это государственно, хочешь строиться, будь добр – земельку купи, за лес заплати. А у Ивана денег больших не водилось, хотя и был он парень не ленивый и рукастый, кузнечному делу отцом обученный. В семье Иван младшенький был, последыш, так ему и за родителями смотреть. Он и не против, смотрел до последнего, ухаживал. Да померли уже мать с отцом. А после и вовсе случилась беда – в кузне, что неподалёку от дома стояла, пожар начался, а день ветреный был, огонь и перекинулся на избу. Всё подчистую сгорело. Одна печь осталась стоять посреди пепелища, как память о родном очаге. Погоревал-погоревал Иван, да делать нечего, надо дальше жить. Благо хоть банька осталась, она далече стояла, в конце огорода. До неё огонь не добрался. Поселился покуда Иван в баньке той, кузню за лето кой-какую поставил, чтобы было где работать, да стал на новый дом копить. Только дело это небыстрое, а у них с Лидушкой Архаровой любовь… Свадьбу думали по осени играть, а тут – беда… Куда теперь жену молодую вести? Нешто в баню? Народ засмеёт. Да Лидушка-то сама согласная и в баню за милым, только он, Иван, такого себе и в мыслях подумать не мог – ещё чего, да гордость его мужская такому не даст случиться. Вот поставит новую избу, тогда и свадьбе быть. Лидушка, услыхав такое загорюнилась, закручинилась. На свидания выходить перестала. Уж он ждёт-пождёт свою зазнобушку каждый вечер под калиновым кустом, где завсегда они виделись, покуда потёмки не опустятся на деревню, а девушки всё нет. Он к ней под окно. - Стук-постук что же ты, Лидушка, али забыла меня или разлюбила? Коль так, скажи прямо, чтобы не ходил больше к калине нашей. Шевельнётся занавеска на окне, приоткроется створка, покажется Лидушкина ручка тоненькая. После и она сама выглянет. А в глазах такая печаль плещется, что Ивану самому впору волком завыть. - Не забыла я тебя, - тихо скажет она, - И не разлюбила. Только ждать ещё целый год, а то и боле, сил моих нет. Когда ещё ты на избу скопишь, Бог ведает, а я в девках всё должна сидеть покуда? - Да ведь я с утра до ночи работаю, стараюсь, ни от какой работы не отказываюсь! Всё, чтобы только дело ускорить. Потерпи чуток, душа моя. - Я-то терплю. А вот батюшка мой сосватать меня хочет. - Да как же это?! За кого?! - За Матвейку Дозорина. - Да ить он дурак! - Дурак – не дурак, а тятя говорит, в достатке жить будешь. А муж стерпится-слюбится. - Да нешто обождать годик всего один не желает? – Иван от ревности ударил кулаком по углу избы так, что дом вздрогнул. - Ты избу не трогай, она не при чём, - тихо ответила Лидушка, - А тятя так хочет поступить, потому что Иринка, сестрица моя его поедом ест, она за свово Дмитрия взамуж хочет, а тятя не пускает младшую уперёд старшей. - Упроси его обождать ещё немного, уж я добуду как-нибудь денег на избу. - Ты гляди, ежели чего недоброе задумал, разбой какой или воровство, брось! - всполошилась девушка. - Да ничего я плохого не стану делать, - печально произнёс Иван, и, махнув рукой, пошёл прочь. С того дня тоска его стала пуще съедать, все думы лишь о том, как бы скорее денег найти да Лидушку свою милую под венец повести. И вот раз, когда глубокой тёмной ночью разбушевалась страшная гроза, такая, что казалось потоки ливня и порывы ветра снесут сейчас старую баньку напрочь, оставив Ивана без последнего крова, в низенькое маленькое оконце баньки постучали. Иван, кутавшийся в свой тулуп, который он успел вынести из избы во время пожара, поднял голову, прислушался – не показалось ли. В оконце снова стукнули – быстро и дробно, будто камушком каким. - Вот черти, ведь разобьют, - выругался Иван и пошёл отворять. Мало ли кто там, вдруг по его делу кузнечному кто пришёл, так за ночную работу он двойную цену возьмёт. - Кто там? - крикнул Иван, прислонившись ухом к хлипкой банной двери, что вела из предбанника в огород, и стараясь сквозь уханье и стоны ветра, да грохот дождевых потоков расслышать ответ. - Отворяй скорее, я уже весь продрог! – послышалось сквозь шум. Голосок был звонкий и словно детский. - Это ещё кто? – удивился Иван, но засов, который он сковал после того, как переехал на житьё в баню, всё же отпер и распахнул дверь. В первый миг дыхание парня зашлось от ударивших в лицо холодных потоков, дождь вмиг промочил насквозь рубаху, потёк по спине и груди. Когда же он разглядел в кромешной тьме того, кто стоял перед ним, то ошалел и сон его как рукой сняло. В рассвеченной молнией буре перед ним стоял самый настоящий чёрт. Точнее будет сказать – чертёнок, ибо был он росточком мал и вид имел самый неказистый. Рожки на голове его смотрели друг на дружку, и были невнушительны и кривоваты. А копытца на хилых ножишках так и тряслись от холода. - Да впусти ты уже меня, я продрог весь, - вскричал бесёнок, а Иван захлопнул дверь, заткнул засов, и, попятившись назад, упёрся в лавку да так и замер. - Да что ж ты делаешь-то? Нешто в тебе души нет? А ещё христьянином, небось, зовёшься, бессердешный! – верещал за дверью чёрт, выбивая дробь копытцами по грозящей рухнуть с петель двери. - Пошёл прочь! – едва обретя голос, хрипло выкрикнул Иван. - Откро-о-ой, жестокосердый! – чертёнок взвыл так, что дрогнуло бы даже самое суровое сердце, а Иван отродясь был жалостливым ко всему живому. - Убирайся отседова! – всё ж таки пригрозил он чёрту, - Не то кочергу сейчас возьму, да так ли тебя отхожу, мало не покажется! - Пусти, мил человек, а я тебе расскажу, где деньги на новую избу взять, - взмолился бесёныш. - Я знаю, тебе надо! – добавил он убедительно. Через несколько минут продрогший до костей чёрт уже сидел на лавке под окном и дрожал, выстукивая хвостом об пол, потоки воды стекали с него вниз, а мокрая шерсть встала клоками. Иван сидел напротив и глядел на нежданного гостя. - М-да, хлипковат да тщедушен бесёныш-то. Вовсе жалкий какой-то, - размышлял он. - Ты откуда ж взялся такой? – спросил он, отойдя от потрясения. - Маланьин я. Слыхивал, поди, про ведьму-то такую? - Слыхал, как не слыхать. Только я в такое не верю, - ответил Иван, подавая чертёнку полотенце, - На-ко вот, обернись, а то всю баню мне затопишь. Чертёнок, умильно перебирая лапками, закутался до макушки в поданное ему полотенце, и глянул на хозяина бани уже смелее. - Верь-не верь, а оно и без твоей веры на свете белом было, есть и будет, покуда земля стоит. - Ишь ты каков, - подивился Иван дерзости мелкого шалопая, - Сам с напёрсток, а на язык остёр. - Да уж приходится, такая работа у нас, - словно оправдываясь произнёс рогатый. - У кого это – у вас? - Известное дело у кого – у помощников. Я у ведьмы-то Маланьи подряжался в работнички, точнее она меня к себе привязала. Так я ей и служил, покуда она не померла. А как померла, так остался я без работы. Назад меня не берут, ступай, говорят, ищи себе сам новую хозяйку. А где я её найду? Теперича настоящих ведьм-то раз-два и обчёлся. Не осталось вовсе. Вот и жил в избёнке её, изголодался весь, отощал… - Да уж вижу. Картоху будешь что ли? Другого нет ничего. - Буду! – закивал радостно тот, принимая из рук Ивана чугунок с варёной картохой. Тонкой лапкой он быстро подцепил клубень и отправил его в рот, да так, не жуя, и проглотил. Затем, не мешкая, схватил второй, за ним третий. Иван только наблюдал да диву давался, глядя, как пустеет чугунок, и как исчезает в ненасытной пасти бесёныша еда. - Может тебе того... соли? - предложил он. - Совсем сдурел? - взвизгнул чертёнок, - Соли я пуще огня боюсь. Иван замолчал. - Ну ты и прожорлив, братец, - протянул он, - И куда в тебя только влезло столько? Сам-то махонький, а утроба бездонная. - А да уа, - выдавил чертёнок, дожёвывая последнюю картофелину, и вытирая лапки о брюшко, которое заметно округлилось. - Чего-о-о? – не понял Иван. - Я говорю, мал да удал! – повторил тот, и добавил, - А больше ничего нет? - Больше нет, ты и так весь мой завтрашний паёк умял в одно рыло, я тебе не богач какой. Кажну копейку берегу, рубль к рублю складываю. Коплю на важное дело. Да ведь ты и сам про то упомянул. Чертёнок кивнул. - Верно. Знаю я твою беду, оттого и пришёл к тебе. Помочь я тебе хочу. - С чего бы это вдруг? – сощурился Иван, - И откель тебе про моё положенье ведомо? - Да ведь я сколько лет с ведьмой жил, сызмальства почитай, - отозвался бесёныш, - Чай кумекаю кой-чего. А то, что помочь хочу, так ведь это не за так. - А что хочешь в плату? - Малого – отдай мне эту баню. - Баню? – Иван расхохотался, - Да на кой ляд она тебе сдалась? Ведь ей сто лет в обед. Эту баню ещё дед мой ставил. Не ровен час развалится вот-вот. - А ты не смейся, - поучительно сказал чертёнок, он совсем уже обсох и теперь сидел, распушившись во все стороны, будто рыжий одуванчик, и важно постукивал копытцем о лавку, - Баня, как известно, место непростое, а твоя баня и вовсе чудная, на этом месте в те времена, покуда ещё и дед твой не народился, капище было, а потому нужна она мне. Сила тут великая. Я на это место девку приведу, да из неё ведьму сделаю, обучу тому, что от Маланьи знаю, и заживём мы лучше прежнего. - Эка ты загнул, - почесал в затылке Иван и задумался. - Ты соглашайся, а то я могу и передумать, - заважничал бесёнок, сомлев от тепла печи. - Э, да ты вовсе закемарил, - покачал головой Иван, уложил, уронившего рогатую головёшку на грудь, чертёнка на лавку, и тот тут же захрапел. - Ишь ты, ещё и храпит, вовсе как человек, - усмехнулся Иван, лёг на вторую лавку с думами, что теперь точно не уснёт, и тут же погрузился в глубокий сон под затихающие раскаты грома. Буря уходила вдаль, тихо рокоча.

Мама и папа превращали мое детство в праздник. По утрам у себя под подушкой я находила небольшие подарки. Говорили, что «от зайки». С закрытыми глазами, едва проснувшись, я нащупывала под подушкой что-то маленькое и удивительное. Не спешила доставать, бережно исследовала предмет руками и так, на ощупь, пыталась догадаться, что же принес зайка. Всякий раз там лежало что-то новое: книжка, раскраска, леденец, записка. Однажды он даже положил мне под подушку... морковку! Помню, я ничуть не удивилась этому, а радовалась невероятно – добрый зверек поделился со мной своим самым любимым лакомством. Я верила в чудеса – они мне казались совершенно естественными. В детский сад шла в приподнятом настроении и замечала вокруг много удивительного. Впрочем, как все дети. А еще мне казалось, что у каждого ребенка есть свой зайка, который что-то подкладывает им под подушку. Не знала, что бывает по-другому. И когда моя лучшая подружка рассказала, что боится идти домой и поэтому хочет остаться у меня в гостях навсегда, я спросила ее: «А как зайчик будет передавать тебе подарки?» Вот тут-то и стало понятно, что мне очень повезло. С зайкой. – Зайка больше не придет, – однажды объявила мама. – Но он оставил тебе подарок и письмо. Подарок был щедрым, а письмо – нежным и убедительным. Я не расстроилась, потому что к тому моменту уже о многом догадывалась. Да и чудес было еще предостаточно – рукотворных и спонтанных. Например, когда мы с родителями отдыхали на море (а это само по себе было потрясающе, так как обычно я отдыхала с бабушкой и дедушкой – родители много работали), по пляжу ходил худенький мужчина и предлагал купить у него шоколадное мороженое. Коробка с мороженым была завернута в одеяло, и я все не могла понять: как же так – оно ведь растает! Папа мне объяснил, что так, наоборот, можно дольше сохранить холод внутри. И купил всю коробку. Я тогда не сразу поняла, зачем нам столько мороженого, ведь нам втроем его не съесть и за неделю. И только спустя годы я смогла оценить папин поступок. А мороженым мы тогда угощали соседей, и это было очень приятно – отдавать. Еще одно чудо случилось, когда мои родители собирались в командировку за границу. Мне в тот день было очень грустно, я построила в своей комнате шалашик и представляла, как буду там играть и скучать. Приехала бабушка, которая должна была обо мне заботиться и отводить в школу (я ходила в первый класс). У родителей в тот день было очень хорошее настроение, и мне совсем не хотелось выдавать своей грусти. Мы поехали провожать их на вокзал. Когда подъехал поезд, я уже готова была разрыдаться. И тут папа говорит: «Ну что, доченька, поехали с нами?» Я тогда не помнила себя от радости! Вот так – раз, и я уже еду вместе с любимыми родителями в свое первое настоящее путешествие на поезде. Оказалось, что мама и папа с самого начала планировали, что я поеду с ними, и собрали мне вещи в дорогу. Просто хотели сделать сюрприз. Таких историй было очень много, и когда меня спрашивают, откуда во мне столько оптимизма, я отвечаю: «Просто у меня было очень счастливое детство».

Любовь Ильинична, тяжело ступая по лестнице, поднималась на четвертый этаж в свою квартиру, неся две увесистые сумки. У подъезда позвонила дочери, чтобы та спустилась помогла или муженька своего отправила. Но Светлана не ответила. Пришлось тащить самой. Войдя в квартиру, она сразу же поняла, что что-то случилось. Из спальни дочери раздавались глухие рыдания. «Этого мне только и не хватало», – подумала уставшая женщина, сидя на низкой полке для обуви и переводя дыхание. Сил не было подняться. Сумки с продуктами накренились, того и гляди упадут на бок, и все из них вывалится. Да еще Светка вся в слезах. Дочь, конечно же, важнее. Пересилив себя, Любовь Ильинична поднялась и пошла к ней. Зятя, судя по всему, дома не было. - Так, что тут произошло? – спросила она, открыв дверь. – Что за слезы? Где этот? Не такого зятя она хотела единственной дочери. Сама с таким рассталась сто лет назад, одна Светку вырастила. И не хотелось ей, чтобы дочь по ее стопам пошла в замужестве. Та, оторвавшись от подушки, но все еще в рыданиях бросилась матери на шею. - Мама! Мамочка! Он ушел. Ушел! Что мне теперь делать? Я же люблю его, мама! Я не смогу без него... Любовь Ильинична встряхнула дочь за плечи и скомандовала: - Так! Сейчас же вставай и марш в ванную! Умойся холодной водой, приведи себя в порядок. Если честно, она в это не верила. Никогда бы Юрка такого не сделал. Но сама она однажды довела своего мужа до этого. Он ей слово, она ему десять, он ей успокойся, мол, а она ему... Короче, получила по щекам. Кто бы мог подумать! Света выпила настойку, все еще всхлипывая, а потом сказала: - Он опять в командировку уезжает завтра. Я просила его меня взять с собой, а он отказался. Снова отказался! Тогда я стала выговаривать, что у него там другая в Москве, поэтому и меня не берет. Стала кричать на него, а он схватил свой кейс с ноутбуком и ушел, хлопнув дверью. - Ну и что? Почему ты решила, что бросил? Съездит и вернется. Не первый раз. И ничего не сказал тебе на прощание? - Он не вернется, мама, так и сказал! А когда вышел из спальни, дверью хлопнул, и я слышала, как он меня дурой назвал! Светлана снова зарыдала в три ручья. Любовь Ильинична буквально взяла ее за руку и отвела в кровать, уложила, накрыла покрывалом. Села рядом, погладила по волосам, и вскоре Светлана заснула. Душу матери жгла горечь и обида за дочь, так глупо влюбившуюся в этого... Она не находила слов! Может, он и гений на работе, вон его как двигают, из столицы не вылезает, все какие-то договора заключает. А дома нет никто и звать никак! Она достала его кожаный чемодан и стала запихивать туда вещи зятя. Пусть катится на все четыре стороны! Есть у его деда дом в каком-то селе, вот пусть туда и едет! А она дочь в обиду не даст. Ишь ты, умный какой! Дурой она теперь стала. Год на всем готовом прожил, как у Христа за пазухой, а теперь дура она! «Какая бы ни была, а она моя дочь, и я ее в обиду не дам никому!» – распаляла себя Любовь Ильинична, встав одним коленом на крышку чемодана, пытаясь его застегнуть. Света всхлипнула во сне. Мать снова села рядом, и у самой слезы покатились из глаз. - Неужели все повторяется, – прошептала она, и воспоминания нахлынули на нее. Почти двадцать лет назад она сама вот точно так же прогнала из дома Светкиного отца, наспех собрав его чемодан. Любовь Ильинична тихо вышла, прикрыв дверь в комнату дочери, пусть поспит, утро вечера мудренее. Разобрала наконец сумки с продуктами, заварила крепкого чаю и предалась воспоминаниям, пытаясь понять, почему так сложилась ее жизнь? Мама тоже воспитывала ее одна, отец умер рано. Люба училась в школе, росла, как травинка в поле. Мать на трех работах вкалывала и везде уборщицей: с раннего утра в школе, потом в детском саду, а вечером в каком-то клубе. Между работами прибегала домой, что-то готовила, кормила дочь и опять на работу, очередную. После школы Люба поступила в институт, там встретила свою первую любовь и вскоре выскочила замуж. По обоюдной любви, но за неприспособленного к жизни интеллигента, маменькиного сынка. Он ударился в науку. Свекровь в нем души не чаяла, а ее, Любу, за человека не считала. Не ровня она ему! А когда мама у Любы умерла и осталась вот эта самая квартира, они с мужем съехали от свекровки. Та слезы лила, не хотела сыночка отпускать. Но заездил он Любу так, что пришлось все же выгнать. Палец об палец в доме не ударял, читал, писал, ездил на какие-то конференции. Когда Света родилась, он даже из родильного дома ее не забрал! Не смог, на важном заседании был. Еще год она с ним промаялась, а потом назвала «прозаседавшимся» и выгнала со скандалом к своей ненаглядной мамаше. И ведь свекровь не поддержала ее тогда с маленьким ребенком на руках. Бабушка, называется. Ну хоть бы поговорила с ней, объяснила, что потерпеть немного надо, все наладится, сынок вот защитится, и все встанет на свои места. Но этого не произошло. Она просто забрала сына под свое крыло, а их со Светой оставила одних горе мыкать. Всю ночь Любовь Ильинична провела в тревоге. Сначала сидя на диване, а потом в кровати. Дремала время от времени, просыпалась и снова как в забытье впадала. Утром встала вся разбитая, распаковала чемодан зятя, аккуратно сложив все вещи на место. Проснулась было Света, но она сказала, что рано еще. - Спи, я тут прибираюсь немного. Дочь тяжело вздохнула и отвернулась к стенке. Любовь Ильинична ушла на кухню, плотно закрыла дверь и позвонила зятю. - Юра, доброе утро, – сказала она, когда тот ответил сонным голосом. - Слушаю вас, Любовь Ильинична, – все же выдавил он. - Юра, сынок, трубку только не бросай. Я не буду тебя спрашивать, что там у вас произошло..., – она замялась. А Юрий молчал. Он, услышав голос тещи, которая всегда относилась к нему с ярко выраженным недовольством, хотел было отключиться. Но слово «сынок», впервые произнесенное ею, ударило в самое сердце. До этого в свой адрес он слышал только «недотепа», «дедушкин баловень», «никчемный», «недальновидный». Ну а уж о менее лицеприятных эпитетах и вспоминать не хочется. - Юра, ты где сейчас? – продолжила теща. – Тебе когда в Москву уезжать? Голос ее звучал не заискивающе, а как-то по доброму. Будто это и не она вовсе кричала на него неделю назад, обзывая «размазней», когда он разбил бокал из чешского стекла, хотя этот набор он сам же и купил в одной из командировок. - У меня вечером самолет, пока в гостинице. Что вы хотели? - Тебе же вещи нужны с собой. Приди, возьми. Как же ты поедешь без вещей? - Там куплю все необходимое. «Только бы деньги транжирить!» – чуть не сорвалось у нее с языка, но она вовремя спохватилась. - Юра, сынок, – снова повторила теща это слово очень естественным и уставшим голосом,- выслушай меня. Наступила пауза. Юрий молчал. Его не отпускало именно это слово «сынок», которого он не помнил, не знал за всю свою жизнь. Родители погибли, его растил и воспитывал дед, строгий и серьезный. Воспитал уж как смог. Ни к чему особо не приучал, только учиться заставлял. Он и учился. Все это моментально пронеслось у нег в голове, а пауза затянулась. Все ночные слова, которые Любовь Ильинична собиралась сказать зятю, придумывая их, сидя под яркой хрустальной люстрой, купленной Юрой к прошлому Новому году, испарились к утру... Не приходили на ум и утренние слова, которые она продумала для него, проснувшись от лучей восходящего солнца. Сейчас ей вдруг захотелось рассказать зятю о себе и своей жизни... Но он молчал, ни о чем ее не спрашивал. Она тяжело вздохнула и продолжила: - Я знаю Светкин характер, она вся в меня. Поэтому и виновата она в вашей ссоре. Так ведь? Но я мать, я всегда защищала ее, была на ее стороне, хотя потом зачастую ругала, чтобы ты не слышал. Вот и вчера она, наверное, перегнула палку. Но она любит тебя, Юра. Очень любит. Ты прости нас, сынок. Если ты тоже не разлюбил ее еще... Юрий слушал молча. - Спасибо,... Любовь Ильинична... – сказал Юрий осипшим голосом. – Я приеду через час. Знала бы она, как ему, этому взрослому парню, мужчине хотелось зарыдать и сказать: «Спасибо... мама!» Но еще скажет. *** Как же это важно, вовремя осознать свои ошибки, свои непростительные промахи и покаяться перед тем человеком, которого совсем недавно было так легко назвать недобрым словцом, отнестись с пренебрежением. И все у них получилось! Юрий пришел, Света бросилась в его объятия, и с этого момента каждый понял, как они нужны друг другу. Любовь Ильиничну как подменили. Теперь она всегда была на стороне зятя при малейших размолвках. А дочери говорила: - Умерь свой пыл, – и слышала в ответ его слова: - Да ладно, мама, я не обижаюсь. Она же не со зла

Будучи ребенком, я не особо задумывалась над вопросом, откуда на Земле появляются люди. Моя мама была прогрессивной и не забивала мне голову сказками про аистов и капусту. Так и сказала – из маминых животиков берутся люди, и все тут. Я сразу успокоилась – ну это объяснимо, из животиков так из животиков, и пошла обрадовать Аньку, которая тоже мучилась этим жизненным вопросом. Но потом мы стали думать, откуда, собственно, попадает в животик ребёнок, и почему, и что для этого нужно? А то вдруг ветром надувает, а у нас тут ветра-то ого-го, ого-гошеньки! В крайне встревоженном состоянии мы вновь обратились за разъяснениями к моей маме. Моя мама была прогрессивной и не стала забивать нам головы всякой чепухой, а так сразу и сказала – мамы пьют таблеточки, чтобы завелся ребеночек, и все. У нас прямо от сердца отлегло – уфф, таблеточки так таблеточки, вполне приемлимо, чего уж там. Как раз недавно Маринкина мама родила Маринкину сестру, и мы пошли поинтересоваться, какие она пила таблеточки. Маринкина мама охотно показала нам страшную Маринкину сестру, что мы даже испугались, но про таблеточки умолчала, зардевшись, как невеста на смотринах, а потом совсем убежала всхлипывать и хрюкать в ванную. Вскоре Анька заболела ангиной и ни в какую не хотела глотать таблетки. - Да вы что, люди добрые, – голосила она, – я не хочу, я еще сама ребеночек! Моя мама была прогрессивной, поэтому утешила Аньку тем фактом, что таблеточки глотают, когда выходят замуж, специальные такие таблеточки – и вуаля. Анька успокоилась – замуж она не собиралась до старости, лет до двадцати, а то и до двадцати двух. Но потом Анькина соседка Томка преспокойно родила ребенка, совершенно, ну ни капельки не выходя замуж. Мы с Анькой, наморщив лбы, постучались в квартиру новоиспеченной мамаши и, весьма озадаченные, поинтересовались, какие такие она пила таблеточки, что вот не выходила замуж, и, тем не менее, родила ж таки дитя. Глупая Томка хохотала на весь подъезд и уверяла нас, что никакие таблеточки вовсе не нужны, и даже муж не нужен, а надо просто... Тут мы и узнали о некоем словце, начинающемся на безвинную букву «Е», обозначающем действие, напрямую связанное с процессом зачатия. - А это чо? – открыли мы рты. - Много будете знать – скоро состаритесь, – хохотнула напоследок счастливая мамаша и захлопнула дверь перед нашими любопытными носами. Оглушенные новой информацией и воодушевленные тем, что, наконец-то, ответ на самый неразрешимый жизненный вопрос найден, мы решили первым делом проинформировать об этом наших родителей, и, конечно же, Инну Викторовну, нашу учительницу, которая была ни в зуб ногой даже насчет таблеточек, несмотря на свое образование. «Так -то их учут в их ниверсинетах» – рассуждали мы с Анькой, пока бежали оповещать родителей о таком ошеломительном известии. Ведь они, бедолаги, до сих пор плутают в дебрях невежества и не знают, что надо делать, чтобы продолжался род людской. Вот они обрадуются, как узнают, и мы, взявшись все вместе за руки, будем петь и танцевать на радостях. Но все-таки надо бы еще узнать, что обозначает это непонятное слово. Сколько уже учимся в третьем классе, а его еще не проходили. Наверное, в четвертом начнем. А тут и мы с Анькой! Ага! Не знали?! Так и школу экстерном закончить недолго, а то и институт. С этими мыслями ворвались мы на кухню к моим родителям и закричали с порога: - Знаете, что надо делать, чтобы дети заводились? Знаете? - Что???– в один голос воскликнули мои родители, всем своим видом выражая полную неосведомоенность в этом вопросе. Мамина рука повисла в воздухе с чайником, а папа занёс над чашкой ложку, да так и остался сидеть. Жаль, сфотографировать бы их – картина «Не ждали» нервно плакала бы в сторонке. Выдержав драматическую паузу, мы с Анькой торжественно вылепили: - Е.... (ну, вы понимаете) И с самым животрепещущим интересом добавили: - А кстати, это чо за такое? Мама с папой застыли с открытыми ртами, а мы срочно засобирались к Инне Викторовне с тем же воинственным видом, с каким Свобода на картине Эжена Делакруа вела народ к светлому будущему: - Ладно, нам еще Инне Викторовне надо рассказать. - НЕТ!!! – снова в один голос закричали мои родители, побросав чайники и ложки и застыв в позе людей с картины «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. Мы с Анькой на этой картине были бы на месте вулкана Везувия, естественно. Мама была очень прогрессивной, поэтому не стала пудрить нам мозги всякой чепухой, а сразу так и сказала, что это слово означает – вместе гулять, взявшись за руки. И прямо умоляла не ходить к Инне Викторовне с этим новым знанием – пусть ее, живет в своем темном царстве невежества. Мы, конечно, обещали Инну Викторовну не трогать, но надо бы ей все -таки повышать квалификацию, в самом-то деле. Учитель, называется. А вот насчет всех остальных людей мама ничего не говорила, так что, мы, окрыленные, подобно светочам знания, побежали предлагать гулять, взявшись за руки, всем, кого знали.

Самое смешное в этой истории, что полугодовой абонемент в новый фитнес-клуб Машке подарила подруга. Сказала: «Да че ты, не хочешь, не ходи на трени. Зато сауна, джакузи и солярий бесплатно!». Машка и обрадовалась. Но в Небесной Канцелярии шуточки и xaляву не понимали, там работали очень ответственные товарищи... тем более ретроградный Меркурий, хоть фольгой в полный рост обматывайся. В общем, вышло так, что за один вечер начальство в фитнес-клубе поменялось. И решено было изменить условия посещения. В коллектив набрали особых сотрудников. Раздали им черные фирменные куртки со злoвeщей аббревиатурой «ФК». И с легкой руки гaрдеробщицы бабы Кати (смешливой старушки с двумя высшими образованиями, что не мешало ей орать на квадратных кaчков: «Вторую неделю не можешь петельку пришить на пуховике! Башку себе накачай, Сережа» и Сережа краснел, как рак) новых спецов назвали «фaкyшками». В пятницу вечером Машка, как обычно, лежала на диване с чипсами. И тут в дверь позвонили. Старый звонок дребезжал, как в последний раз. Почему-то стало зябко и чипсина застряла в горле. На пороге стоял такой огрoмный мужик, что взглядом за раз не обхватить. Машка сначала уперлась глазами в пряжку на ремне, а потом задрала башку до самого предела. Где-то высоко-высоко была бритая голова и холодные, как нoрильский декабрь, глаза. — Добрый вечер, я фитнес-кoллектор. Я за вами, -хрустнув костяшками пальцев, гулко сказала живая гора. — Драсссте... в смысле? — Абонемент на фитнес покупали? — Покупали. — Почему не посещаем? — Посещаем! Я вчера... — Вчера вы были в сауне и джакузи. На фитнес пойдемте, пожалуйста. Форму помочь собрать? Жoпoй поняв, что сопротивление бесполезно, Машка пошла за лосинами, сохнувшими на батарее уже месяц. Жаловаться на проделки огромного «факушки» было бесполезно. Прятаться тоже. Он находил ее и в караоке, и у подружек, один раз привел на кардио прямо с новогоднего корпоратива. Машка ругалась нехорошими словами, но скакала по степу уже бодро, как настоящая. Даже костюм снежинки не мешал. А шо делать, втянулась, пoxyдела-пoxoрошела. Влезла даже в школьную плиссированную юбочку. Муж oxрeнел. И стал готовить ей по утрам завтрак. Медленные углеводы в первой половине дня наше все. О нововведениях фитнес-клуба писали в газетах, показывали по телеку. Доход рос. Поговаривали, что скоро введут услугу: «Я вижу, что ты жрeшь!». Круглосуточное онлайн наблюдение + сигнализация в холодильнике. Девки валили в этот клуб просто косяками. И не дай бог было прийти с оторванной петелькой на дубленке...

Когда моя любимая жена сказала, что она будет спать отдельно, раз теперь, помимо кровати, у нас есть раскладной диван, — я обиделся. В моих глазах на ровном месте и всего за одну секунду вырос предатель, шпион и саботажник. — Как ты могла? Я посвятил тебе десять лет объятий! Десять лет я прогонял твои ночные кошмары своим заботливым дыханием! Десять лет я опрокидывал стаканы с водой, которые ты ставила там и тут, и столько же лет я подавал тебе назальные капли, что стояли в изголовье! Кто вернёт мне эти годы? — захлёбывался я негодованием, глядя, как она расправляет второй пододеяльник. — Успокойся, я же никуда не ухожу — просто хочу выспаться. — В-в-в-выспаться?! А со мной ты что — работаешь по ночам?! Может, я чего-то не знаю о наших отношениях? — Не знаешь, — говорит она мне, — не знаешь, каково́ это всю ночь останавливать живые часы! — Чего? Какие ещё часы? О чём ты? — Такие! Когда ты засыпаешь, то начинаешь разворачиваться на месте по часовой стрелке, а еще параллельно крутишься вокруг своей оси. Видишь этот синяк? — Хочешь сказать, что это моя вина?! — таращусь я на большое синее пятно в половину бедра. — Нет, моя! Сегодня ночью у тебя был переход на летнее время, и ты повернулся на час раньше, а я проморгала, за что и поплатилась. Если бы я каждое утро снимала побои, то мы с тобой спали бы не на разных кроватях, а в разных областях, причём как географических, так и юридических. — Ой-ой, вот только не надо рассказывать мне сказки. Я всегда просыпаюсь в том же положении, что и засыпаю. — Это потому, что я тебя в него возвращаю. А еще у тебя за ночь все четыре сезона проходят: то тебя летний зной одолевает — и ты полностью голый, то зимние холода — и ты накрываешься с головой, то только ноги замёрзли, то левая рука... А ведь мы спим под одним одеялом! — Так возьми второе — в чём проблема? — Я пыталась, видит вселенная, я пыталась! Но, как только засыпает город, просыпается мафия! Ты забираешь всё, без остатка! И только попробуй у тебя спящего отнять хотя бы сантиметр! Есть риск вообще оказаться на полу с переломами. — Ну чего ты наговариваешь... — Я не наговариваю, я лишь пытаюсь отдохнуть. Но самое страшное не это. — Да ну? — смотрю я на неё, обиженно скрестив руки на груди. Что же ещё я делаю? Может обзываюсь или угрожаю твоим близким? — Нет. Есть такой период ночью, который я называю время суицида. — Чего??? — Того. Каждую ночь ты поворачиваешься на живот и спишь лицом в подушку. Знаешь как это страшно? Я сто раз проверяла, не задохнулся ли ты, будила тебя, переворачивала, но всё без толку. Помогает только полная ликвидация подушки. Так ты забираешь мою и продолжаешь сводить счеты с собой. Чем ты там дышишь — не ясно, но утром ты просыпаешься отдохнувшим, в отличие от меня... — Да что ты несёшь? Какая-то ерунда! — А давай проверим! Ляжем порознь, а утром посмотрим. — Да ради бога! Спокойной ночи! — Спокойной ночи! Знаете, когда мы впервые легли на разных кроватях, я по достоинству оценил преимущества такого сна. Жена была права — это прекрасное решение. Сон был крепким, постоянным и совершенно мягким — словно кто-то снял с меня оковы и пустил в вольное плавание по бескрайним морям блаженства. Проснувшись и открыв глаза, я первым делом не мог понять, кто это передвинул ночью окна? Оглядевшись по сторонам, я пришёл в лёгкий ужас. Кровать была в таком состоянии, словно её пожевали и выплюнули. Простынь свернута в узел, одеяло вообще оказалось где-то в области ванной, ноги — в наволочках, сами подушки — на полу, бедная кошка обиженно косится на меня со шкафа. Оглядев место событий, я пришел в легкий ужас. Торнадо прошёл здесь сегодня ночью, не иначе. Мне стало страшно спрашивать у жены, сколько раз она отправлялась в страну Оз и возвращалась обратно. Пришлось извиниться и дать добро на раздельный сон. — Да не переживай. Я предлагаю так спать «два через два», — предложила Настя, оглядев последствия моего отдыха. — Нельзя тебя оставлять одного надолго, мало ли — кошмар приснится, потом ещё половину улицы придётся после тебя по кускам собирать. Прошло полгода с тех пор, как мы спим 2\2. Вот только жена даже не подозревает, что порой я прихожу к ней ночью и, приютившись на краешке дивана, тихонько засыпаю. Утром я, как положено по графику, ухожу к себе. Думаю, что я научился себя контролировать — это заметно по редким синякам на теле супруги. А может, она просто показывает мне не всё, чтобы не расстраивать.

― Добрый день, меня зовут Ладослава, я ― потомственная ведьма, целительница и прорицательница в третьем поколении. По какому вопросу звоните? Мои внутренние вибрации говорят, что у вас неотложное дело. ― Здравствуйте, Ладослава, вы совершенно правы! Дело не терпит отлагательств. ― Понимаю. Чувствую, как вы кипите. Вас буквально разрывает! ― Да-да, вы совершенно правы. Кипит, разрывает! Господи, какое счастье, что я вам позвонил, а то мне Серега всё: «Дурак! Да кто в это вообще верит! Да ты должен сам справиться!» А я не могу сам, понимаете? ― Понимаю. Иногда требуется вмешательство потусторонних сил. ― Ваша правда. Я просто не знаю, что делать, боюсь надумать худшее. Уже и пробку поменял, и термостат, руки почти дошли до покупки радиатора... ― Постойте, какую пробку? Какой термостат? Вы вообще о чём? ― Как это о чём? О «десятке» своей. Кипит, подлюка, уже третий день. Бачок надутый, вот-вот разорвётся. Не могу нормально ездить, задолбался тосол доливать! Ведьма отложила в сторону хрустальный шар и, тяжело вздохнув, вяло ответила: ― Не там ты ищешь причину своих бед. От судьбы не уйти — прокладку всё же придется менять. ― А иначе никак? ― Нет! И больше сюда не звони! Это тебе не автосервис ― я душевными проблемами занимаюсь. Вызов был сброшен. Ведьма прочистила чакры, выпила успокаивающего пятизвёздочного армянского «чаю» и зажгла ароматическую свечу. Телефон благозвучно завибрировал, оповещая о новом клиенте. Ладослава уселась поудобнее, поставила перед собой хрустальный шар и приняла вызов: — Добрый день, меня зовут Ладослава, ― начала она томным и таинственным голосом. Я ― потомственная ве... Она не успела договорить, так как в трубке очень громко начали кричать: — Алло! Алло! Да заткнитесь, едрить вашу налево, ни хрена не слышно! Колдунья отпрянула от телефона, но вызов не сбросила. Эффект от «чая» тут же испарился. В трубке слышался галдёж, голосов было с десяток, но один всё же выделялся: — Алло, баба Слава? Алло? ― Меня зовут Ладослава! ― возмущённо произнесла в ответ ведьма. ― Меня тоже Слава. Тёзки, значит! Тут такое дело: пробили где-то кабель, а где ― понять не можем. Обесточили больницу, школу и винно-водочный магазин. Местные «сомелье» взяли нас в кольцо и дали пять минут, чтобы мы нашли обрыв и починили. Спасите! Ладослава потёрла виски и ещё раз отхлебнула «чаю» прямо из бутылки. День был крайне непродуктивным. ― Четырнадцать шагов на запад, потом два шага влево, там землёй присыпало. А ещё у вас проблемы с почками. ― Знаю, мне их только что отбили. Спасибо большое! Ладослава отложила телефон. Все эти бесплатные консультации плохо действовали на нервы и печень. Срочно нужна была нормальная заявка. Телефон зазвонил снова. Ладослава с опаской приняла вызов: ― Алло, здравствуйте, ― плакала в трубку женщина. От её горьких слёз у ведьмы наконец начало подниматься настроение. ― От меня ушёл муж. Прозвучали те самые желанные слова, и Ладослава тут же вошла в образ: ― Милочка, не переживайте, я обязательно помогу вам, это как раз по моей части. ― Прекрасно. Понимаете, он сказал, что всё хорошо, потом взял деньги и исчез. Трубку не берёт, на СМС не отвечает. А ведь всё вовсе не хорошо, всё очень даже плохо! ― Каков подлец! Что хотите с ним сделать? Вернуть? Наказать? Я могу всё. ― Хочу вернуть! Холодильник не работает! ― Подождите, какой ещё холодильник?! ― Ну тот, ради которого он эту розетку подключал. Я решила сделать перестановку на кухне. Оттащила холодильник в другой угол, а там не было розетки. Позвонила мужу на час. Пришёл, сделал новую розетку. Сказал, что всё должно работать, взял деньги и ушёл. А она не работает! — заливалась слезами потерпевшая. ―... ― Ну что вы молчите? Помогите его вернуть! Или хотя бы подскажите, как быть. ― К электрощиту подойдите. ― Так... ― Видите, автомат у вас один опущен? ― Жёлтенький? ― Да. Вверх поднимите. ― Подняла. Ой, заработало! Спасибо большое! — голос заметно повеселел. ― Может, вам приворот на мужа сделать? А то всё сама да сама. ― Нет, спасибо, — голос у женщины резко стал каким-то противно-пафосным. — Я вполне самодостаточна, с любой проблемой могу справ... Ведьма не стала дослушивать и сбросила вызов. Убрала в стол хрустальный шар, допила «чай» и, закурив от ароматической свечи, подошла к компьютеру. Зашла на сайт «Авито» и снесла к чертям собачьим свой аккаунт вместе с объявлениями о потусторонней помощи, предсказаниями и прочими услугами.