Мне всегда жутко думать о том, что миллионы людей, верующих во Христа, не молятся об усопших.

Это протестанты.
Они оправдывают свою позицию тем, что в Евангелии нет прямых повелений для такой молитвы.
Как будто Христос имел целью строго регламентировать нашу жизнь. Как будто Он принёс нам не дух свободы, а новые законные требования, тысячу новых «можно» и «нельзя».
Неужели Он Сам не сказал, что Бог наш не есть Бог мёртвых, но Бог живых. Ибо все живы у Бога (Мф. 22, 32)? А если так, то разве есть запрет на молитву о живых?
Граница между живущими здесь и ушедшими «туда» протестантам представляется непреодолимой каменной стеной.
Дескать, человек прожил свою жизнь, и теперь невозможно повлиять на его участь, бесполезно Богу о нём молиться.
На самом деле граница между нами и ими весьма прозрачна.
Сквозь неё видно всё, что делается по обе стороны, если духовное зрение обладает достаточной остротой.
Неумирающее чувство любви к усопшим заставляет молиться Богу, Который и Сам есть Любовь, о милости к закончившему земную жизнь человеку.
В духовном мире, кроме Христа и Богоматери, ещё нет целых людей. Там есть только людские души. Душа без тела — это не человек, но лишь душа человека. И тело без души — всего лишь тело человека. Смерть разрывает нас на части, и снова целыми мы станем не раньше, чем начнётся Страшный Суд.
Ещё никто не выслушал из уст Христовых окончательное слово.
Никто не отослан в ад. Никто вполне не блаженствует.
Только после воскресения тел вечность вступит в свои права, и одних людей обнимет огонь, а других встретит торжествующий голос ангельских хвалений.
До этого часа души предчувствуют будущее и предвкушают, одни — радость, другие — муку.
Молитва в это время нужна как никогда.
В Апокалипсисе Христос назван, кроме прочего, имеющим ключ Давидов. Если Он затворит, то никто не отворит. И наоборот, отворённое Им никто не может затворить.
Протестанты спешат затворить для усопших двери Божьего милосердия, хотя чаша долготерпения ещё не полна, времена благодати продолжаются, и Сам Христос ещё не сказал последнего слова о конкретном человеке.
Ладно бы речь шла о людях, не молящихся вообще.
Их много таких, не могущих разлепить уста, чтобы сказать: «Господи, помилуй». Но в случае с протестантами речь идёт о людях верующих. Они читают Писание, призывают Отца, стараются исполнять волю Сына.
Исключить же из своих молитв братьев и сестёр, умерших раньше нас — всё равно, что выколоть себе глаз или отрезать руку.
Тогда нужно перестать молиться о ком бы то ни было.
Пусть каждый в полной мере отвечает за себя. Болеет человек — пусть болеет. Такова воля Божия, пусть страданием искупает грехи.
Но ведь мы так не делаем.
Мы научены носить тяготы друг друга и так исполнить закон Христов.
Мы научены вступаться друг за друга, и лучшим способом помочь, защитить, вмешаться всегда была молитва.
Церковь — это Тело. Живые и усопшие не видят один другого, как и волосы на голове не видят кожу на подошвах ног.
Но всё тело, от темени до пят, питается одной и той же кровью.
Церковь — это Лоза. Не все ягоды прикасаются друг к другу, но все питаются одним и тем же соком.
Усопшие христиане — члены того же Тела Христова.
Лишать их молитвы — то же, что отбирать хлеб у детей.
Они и беспомощны, как дети. Их глаза, во много раз превосходящие количество звёзд, сияющих на небе, из духовного мира с мольбой и ожиданием смотрят на нас.