Заходит начальник отдела вместе с высоким начальником из ГУВД и последний произносит фразу, которая оперативникам уголовного розыска не нравится: «Вот сюда и заносите». Если оперу кого-то или что-то заносят, то оперу обычно это потом и выносить.
Четверо алкашей затаскивают в наш кабинет 40 (число я написал без ошибки) 40-литровых (и здесь с цифрами полный порядок) алюминиевых импортных фляг. У нас с опером Богдановым был самый большой кабинет в отделе. И вот сидим мы с ним и наблюдаем, как кабинет заполняется содержимым, которое является содержащим. И наполнено оно тем, чей запах ни с каким другим перепутать невозможно. Этот божественный, волшебный аромат этилового спирта высшей пробы стоит в носу любого советского опера до сих пор. Это был безопасный, содержащий комплекс минеральных веществ и микроэлементов спирт 90-х. Выпив полстакана и быстро запив водой, можно было восхищать чувством юмора незнакомых женщин до конца дня. А если не запивать, ссадины на руках и ногах можно было дезинфицировать языком неделю.
Бомжи занесли и вышли. А высокий начальник из ГУВД приказал шефу лично контролировать изъятое. Поскольку хорошо понимает, с кем имеет дело. Пока он говорил, я успел заскочить в будущее и разглядеть там фейерверк цветастых юбок, услышать звонкий девичий смех (многоголосый), крики «еще по одной» и вот ко мне уже подходит с подносом самая голосистая из цыганок – «к нам приехал, к нам приехал…».
Мы с Богдановым еще немного посидели, потом, не сговариваясь, закурили. Курили долго, пуская кольца в потолок.
- Надо проверить, - сказал он, - наполнены ли они доверху. А то потом доебутся и скажут, что выпили.
- Согласен, - сказал я, и мы закрыли кабинет. А фляги, наоборот, начали открывать.
Хрустальная влага колыхалась у самых горловин и предлагала нам с Богдановым стать козленочками. С постаревшими лицами мы закупорили фляги и продолжили писать. Богданов оторвался, посидел задумчиво и грохнул ручку о стол:
- Ничего в голову не лезет.
Признаться, и мой рапорт обретал признаки душевного расстройства. Сначала он выглядел как основа для отказного материала по мошенничеству, но в конце неожиданно появилась написанная чужим почерком фраза: «таким образом, убийство совершено…».
Покашляв, Витя, взял с моего стола пустой графин и направился из кабинета.
- Куда? – раздалось за дверью.
Начальник отдела был начеку. Он тоже знал, с кем имеет дело. Но выбора не было, ни в одно другое помещение отделения такое количество алкоголя не входило.
- За водой! – взорвался Богданов, чье привычное хладнокровие было разрушено внезапным появлением в кабинете полутора тонн бухла. – Нельзя что ли?
- Зачем тебе вода?!
- Пить!
- Чего пить?!
- Воду пить!
- Зачем тебе её пить?!
- Хочу пить!
Лица посетителей отделения пожухли. С каждой новой фразой тускнела их вера в интеллектуальные способности тех, кто защищает их покой. Они уже сомневались, туда ли припёрлись со своими заявлениями о кражах.
Богданов вернулся с тяжелым двухлитровым графином, мы снова закурили. Разведка боем показала: через дверь спирту легальной дороги нет.
Я открыл окно и жестом подозвал одного из куривших у крыльца мелких хулиганов.
Через пять минут выглянул в коридор и крикнул в сторону дежурки:
- Ко мне никто по делу Иванова не приходил?
Дежурный вытолкнул в коридор алкаша. Тот прошел мимо подозрительно осмотревшего его шефа, и я впустил его в кабинет. Потом пришли к Богданову по делу Петрова. Потом ко мне по делу Сидорова, а потом к Богданову по делу Федорова. Если бы кто-то пришел к нам еще, это выглядело бы подозрительно. Такой тяги стучать операм в промышленных масштабах свет еще не видывал. Контрабанда через наглухо закупоренную границу штука сложная....
Но конвейер пришлось остановить и по другой причине. С запозданием проявив смекалку, недалеко от нашего окна припарковалась «девятка» из управления наружного наблюдения.
- Обложили, - сказал Богданов, разглядывая машину через спину в оставленное кем-то зеркальце.
- Не ссы, они не могут пасти нас вечно, - успокоил я его.
Зато опер может сидеть в засаде вечно. Недвижим как сокол перед атакой. Опер будет терпеть до полного торжества социальной справедливости даже с диареей. Тигр уйдет из засады в рощу какать, отказавшись от охоты. Влюбленный покинет место не случившегося свидания. Опер будет сидеть в засаде до последнего, не моргая. Трава будет расти. Потом тополя скинут листву. Опер будет ждать. И начальник ушел. И «девятка» уехала.
Хозяин спирта до сих пор не был найден. Если бы он пришел и потребовал его вернуть, ну, я бы, мягко говоря, немного удивился. Нелегальным винокурам в начале 90-х в милиции и судах делали больно восьмого уровня. И тут же к нам с Богдановым потянулись опера. Они следили за оперативной обстановкой не менее чутко. Аки схимники они держали в руцах заполненные водой сосуды разного фасона и объема.
Главная проблема состояла в кипячении каждой порции воды. Спирт должен сохранять прозрачность слезы. Уровень жидкости во флягах не менялся. Закон сообщающихся сосудов был соблюден. Емкости по-прежнему были заполнены под завязку.
К вечеру в наш кабинет по неотложным делам зачастили участковые. За ними потянулись инспекторы по делам несовершеннолетних, дежурная служба и водители. Работавшие на втором этаже с отдельным входом следователи едва не пропустили срок подачи тары. Спешно подтянулись и они. Все несли нам с Богдановым воду. Мы её освящали, отпускали заявителям грехи и отправляли с богом. (Хотел сказать для усиления экспрессии, что и протягивали руки для поцелуев, но это было бы уже слишком).
На третий день мы с Богдановым решили так: щедрость имеет пределы. Даже Савва Морозов последнее не отдавал. Поэтому теперь все являлись к нам и с водой, и с бесхозными по примеру спирта вещдоками в виде кофе, сигарет и лимонада. Через неделю мы взяли у местного производителя самодельной водки «Экстра» спиртометр и с некоторой тревогой установили, что крепость сырья во всех емкостях не превышает тридцати градусов.
Криминогенная обстановка в юрисдикции отделения сошла на нет. Озверевшие участковые сбились в банды и в опорных пунктах составляли административные протоколы по примеру казаков, пишущих султанам письма. Слово «милосердие» исчезло из их лексикона, не успев туда попасть. Бомжи скрылись в теплотрассах. Семейные дебоширы бросили пить. Жены стали делать им дерзкие замечания и даже заставляли надевать тапочки. Квартирные воры мигрировали на территорию соседнего РОВД. За неделю следователями была расследована и направлена в суд месячная норма уголовных дел. Мы с Богдановым взяли на кармане жулика на вокзале, а двое других оперов задержали угонщика вместе с «москвичом». Говорят, бегом догнали. Отделение дважды шумно отпраздновало 8 марта, хотя стоял сентябрь.
Когда даже высокому начальнику из ГУВД стало ясно, что хозяин не найдется, он прибыл в возбужденном состоянии с группой где-то взятых алкашей и приказал фляги выносить. Жуя листья лавра благородного, мы с Богдановым наблюдали за этой бессмысленной суетой.
- Будем утилизировать, - фальшиво строго сообщил высокий начальник из ГУВД.
Мы с Богдановым, надувая из лавра пузыри, отреагировали спокойно. Потому что за пять минут до этого раскрутили его водителя и тот раскололся. Спирт уже был продан местному барыге для производства высококачественной водки «Экстра».
Я хотел попросить водилу, раз уж им туда дорога, вернуть спиртометр, но Богданов вовремя меня остановил.
Это были славные времена.
-------------------
Вячеслав Денисов
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 14
Как и описано в этой истории, объём возвращённого спирта совпадал, а концентрация не совсем. Впрочем, товарищ решил беседы с работниками МВД на эту тему не развивать.
Я перешёл дорогу и оказался в парке. Предвечерний ветерок гонял по тропинкам разноцветные листья, и сама природа была пропитана умиротворением и гармонией. Так я шёл, загребая листья ногами и размышляя о многом. Навстречу, щебеча о чём-то своём, шла стайка молодёжи, напомнившая мне мою собственную бесшабашную юность. "Какие прекрасные светлые лица!" - подумал я и даже не сразу понял, что вопрос "Эй, дядя, закурить не найдётся?" обращён ...Ещё"Стояла та самая, столь любимая мною, золотая осень, когда листья уже обрели свои многоцветные оттенки, но настоящие холода ещё не наступили. Я надел свой длинный, почти до земли, кожаный плащ, давным-давно привезённый из Парижа, повязал на шею шарф, подаренный когда-то любимой мною в то время женщиной, взял длинный зонт, используемый чаще как трость - и вышел в осеннее пространство. Это была моя давняя традиция - гулять в период между завершающимся днём и начинающимися сумерками, и размышлять - неважно о чём, но - размышлять...
Я перешёл дорогу и оказался в парке. Предвечерний ветерок гонял по тропинкам разноцветные листья, и сама природа была пропитана умиротворением и гармонией. Так я шёл, загребая листья ногами и размышляя о многом. Навстречу, щебеча о чём-то своём, шла стайка молодёжи, напомнившая мне мою собственную бесшабашную юность. "Какие прекрасные светлые лица!" - подумал я и даже не сразу понял, что вопрос "Эй, дядя, закурить не найдётся?" обращён именно ко мне...".
- Так, потерпевший, хватит марать бумагу! Пишите чётко и конкретно - что, где и когда с вами случилось...