Предыдущая публикация
Из дневника 17-летнего ленинградца Владимира Мантула.
13 января 1942 года.
В отношении питания совсем плохо в городе.
Вот уже месяц, как большинство населения не видит круп и жиров.
Это очень сказывается на психике людей.
Всюду, куда ни приглянешься, безумные взгляды на провизию...
Сам же город приобрел какую-то неестественную пустынность, омертвелость.
Пойдешь по улице и видишь картину: идет народ.
Поклажа исключительно либо вязанка дров, либо кастрюлечка с бурдой из столовой.
Трамваи не ходят, машин мало...
Дым идет только из форточек жилых квартир, куда выведены трубы «буржуек», да и то не из всех.
У многих нет даже возможности топить времянку за неимением дров.
Очень большая смертность.
Да и я сам не знаю, удастся ли пережить нашей семье эту зиму...
Хотя бы мать моя выдержала все эти лишения и дожила до более легких дней.
Бедняга, тоже старается, выбиваясь из последних сил. Ну, а много ли их у 46-летней женщины?..
Ведь она одна, фактически, нас и спасает сейчас.
То пропуск в столовую, то от себя урвет лишнюю порцию от обеда, чтобы прислать ее нам, то хлеба кусочек.
А сама живет в холоде и голоде, имея рабочую карточку, питается хуже служащего.
Неужели это все-таки долго протянется?
Впереди еще 2 месяца холодов и голода.
Позади 4-месячная блокада и голод.
Это поистине нужно быть железным...
Очень хотелось бы дождаться теплой поры, когда не надо было бы дорожить каждым горючим предметом для печи, и уехать куда-нибудь в колхоз, помогать там создавать урожай для будущего года и создать бы, по крайней мере, такие запасы, чтобы обеспечить хотя бы нормальное снабжение приличным черным хлебом для всех жителей...
Ну, ладно.
Надо, как видно, сейчас идти по воду.
Вода замерзла абсолютно везде, и нести ее придется за 4 километра из колодца.
В квартире не осталось даже капли воды, чтобы согреть чай.
Чай!
Как громко звучит это слово сейчас, когда рад и кипятку с хлебом!
Пить же чай абсолютно не с чем.
Нет ни одной крошки сладкого, и пить кипяток надо с солью.
Единственное, чего у нас хватает,— это соли.
Хотя в магазинах и ее нет, но у нас был небольшой запас — кг. около 2—3, и вот он пока тянется.
Теперь хотелось бы написать письмо маме, как раз моя тетя идет к ней, но не знаю, стоит ли передавать его с ней.
Она может его прочесть, а это весьма нежелательно.
Ну, что же, надо идти за водой... Мороз меня прямо страшит. Если дойду, то это будет великое счастье...
Владимир Григорьевич Мантула — умер от голода 24 января 1942 года.
Следующая публикация
Комментарии 4
(Что это река Фонтанка, тогда ещё не знал.)
На нем четыре скульптуры укротителей коней стоят,
И на том мосту вопрос я бабушке задал:
"Вы блокадница? И как же устоял в блокаду Ленинград?" -
"Да что рассказывать о том времени, сынок?
Дай Бог, чтобы войны никогда больше не было.
Выживали в блокадном Ленинграде кто как мог,
А кто выжил, у того душа как будто бы застыла.
Блокады той 900 почти что дней,
От холода и голода слились в одну сплошную ночь.
Казалось не будет ни конца ни края ей,
Заснуть хотелось побыстрей, уйти из жизни прочь.
Вот только по мосту с тобой мы проходили:
В блокаду на нем коней скульптуры не стояли,
По осени 41-го их сняли и в Александровском саду зарыли,
А мы военным их в землю прятать помогали.
За помощь эту по 200 граммов хлеба черного нам дали,
И этому подарку до слез мы были рады -
Блокада наступала и все, тогда, уж голодали,
Но выстояли и врагу не сдали Ленинграда!
Да, что я о блокаде все, да о ...Ещё..."Впереди появился горбатый мост через канал,
(Что это река Фонтанка, тогда ещё не знал.)
На нем четыре скульптуры укротителей коней стоят,
И на том мосту вопрос я бабушке задал:
"Вы блокадница? И как же устоял в блокаду Ленинград?" -
"Да что рассказывать о том времени, сынок?
Дай Бог, чтобы войны никогда больше не было.
Выживали в блокадном Ленинграде кто как мог,
А кто выжил, у того душа как будто бы застыла.
Блокады той 900 почти что дней,
От холода и голода слились в одну сплошную ночь.
Казалось не будет ни конца ни края ей,
Заснуть хотелось побыстрей, уйти из жизни прочь.
Вот только по мосту с тобой мы проходили:
В блокаду на нем коней скульптуры не стояли,
По осени 41-го их сняли и в Александровском саду зарыли,
А мы военным их в землю прятать помогали.
За помощь эту по 200 граммов хлеба черного нам дали,
И этому подарку до слез мы были рады -
Блокада наступала и все, тогда, уж голодали,
Но выстояли и врагу не сдали Ленинграда!
Да, что я о блокаде все, да о блокаде.
Смотри какой красивый Ленинград!
Как будто бы не был он во вражеской осаде,
Величав, галантен и всем приезжим с миром рад!"...
====================================
Виктор Моисеев "Мой Ленинградский горный. Табошар урановый"