Социализм: взгляд троцкизма и марксизма
#троцкизм Первые три главы «Преданной революции» представляют собой «статистику», где Троцкий с удовольствием приводит выборочные данные, из которых вырисовывается следующая картина: хозяйство в Союзе сплошь отсталое и неэффективное, рабочие и крестьяне живут плохо, а все успехи и достижения, о которых рапортует правительство, дутые и липовые, ибо «известно, что органическая потребность всякой бюрократии — подкрашивать действительность». В общем, ничего такого, что нельзя было прочитать в либерально-фашистской прессе. Единственный момент, который стоит отметить:
«О „полной победе“ социализма в СССР объявлялось за последние годы несколько раз, в особо категорической форме — в связи с „ликвидацией кулачества как класса“… С точки зрения этой перспективы, в тот же срок должно было бы окончательно отмереть и государство, ибо где ликвидированы „последние остатки“ капитализма, там государству нечего делать».
Здесь Иудушка совершает типичную для троцкизма подмену понятий: низшей фазе коммунизма (известной как социализм) он приписывает качество высшей, зрелой фазы коммунизма. Отмирание государства происходит при полном коммунизме, когда окончательно изжиты все рудименты эксплуататорского общества из психики масс. Требовать отмирания государства прямо здесь и сейчас может лишь наивный анархизм. Троцкому об этом должно быть известно, но, поскольку его писания ориентированы на публику, в марксизме не искушенную, то он смело вешает «лапшу на уши» простодушным читателям.
А вот как идеолог «перманентной революции» определяет социализм:
«Социализм есть строй планового производства во имя наилучшего удовлетворения человеческих потребностей, — иначе он вообще не заслуживает этого имени».
Вот как, получается, исходя из этой логики, что социализм есть не период ожесточенной схватки между старым эксплуататорским и новым коммунистическим укладом, а некое общество всеобщего благоденствия, где плановая экономика обеспечивает всем людям «наилучшее удовлетворение потребностей»! Таким шулерским методом фокус с классовой борьбы перемещается на такую милую для мещан тему, как удовлетворение потребностей и не абы какого удовлетворения — наилучшего! А что если социалистическое государство не способно наилучшим способом удовлетворить все потребности людей по объективной причине, например экономической блокады и диверсий со стороны мирового империализма? Ах да, у теоретика «перманентной революции» в лагере империализма должна полыхнуть революция, а если этого не происходит — ну, расходимся, товарищи! Сидим и ждем, пока пролетарии империалистических стран не созреют к революции! Для некоторых «тоже коммунистов» это может стать откровением, но успехи построения коммунизма, строго говоря, не связаны с объемом продовольственной корзины, иначе не было бы побед периода военного коммунизма, выполнения плана ГОЭЛРО, победы в Великой Отечественной войне. Это популисты и демагоги готовы обещать, что облагодетельствуют всех и сразу без малейших усилий со стороны последних. Коммунисты честно говорят: мещанского рая не будет.
Но пора, наконец, перейти к ключевой, девятой, главе «Что такое СССР?». Начинается она с официальных статистических данных, которые говорят, что частнособственнический сектор хозяйства в Союзе значительно сократился и содержит в себе не более 10% населения, а удельный вес социалистического производства составит 98,5%.
«Эти оптимистические цифры служат, на первый взгляд, неопровержимым доказательством „окончательной и бесповоротной“ победы социализма, — пишет Троцкий. — Но горе тому, кто за арифметикой не видит социальной реальности!»
Троцкий призывает не доверять советским цифрам, ибо они «выведены с натяжкой». В частности, он сообщает, что, дескать, приусадебные участки колхозников приписали к социалистическому сектору. Но это ладно — «центр вопроса не здесь». В чём же? А в том, что в самом социалистическом секторе возникают буржуазные тенденции. Эти тенденции заключаются в том, что
«достигнутое повышение материального уровня страны достаточно значительно, чтобы пробудить повышенные потребности у всех, но совершенно недостаточно, чтобы удовлетворить их. В самой динамике хозяйственного подъема заложено, таким образом, пробуждение мелкобуржуазных аппетитов не только среди крестьян и представителей „умственного“ труда, но и на верхах пролетариата. Голое противопоставление единоличников колхозникам, кустарей — государственной промышленности не дает ни малейшего представления о взрывчатой силе этих аппетитов, которые проникают собою все хозяйство страны и выражаются, суммарно говоря, в стремлении всех и каждого как можно меньше дать обществу и как можно больше получить от него».
У Троцкого ветер дует, потому что деревья гнутся. Мелкобуржуазное мышление («дать поменьше, получить побольше») — самый живучий пережиток частных отношений собственности, комплекс привычек и «рефлексов», сформированных тысячами лет, абсолютное большинство из которых состояли из голода, холода и упорного труда. Собственно говоря, суть строительства коммунизма как раз и заключается в том, чтобы изжить рудименты из психики масс. Троцкий же старается представить дело так, что сам социалистический сектор экономики порождает мелкобуржуазное сознание тем, что якобы не может удовлетворить возрастающие потребности масс. Получается, что, с одной стороны, социализм, по Троцкому, — это «наилучшее удовлетворение человеческих потребностей», но, с другой стороны, когда плановая экономика начинает поэтапно обеспечивать эти потребности, Троцкий вопит о росте «мелкобуржуазных тенденций»!
<...>«Новая конституция, — заявляет Троцкий, — целиком построенная, как увидим, на отождествлении бюрократии с государством, а государства — с народом, говорит: „государственная собственность, т. е. всенародное достояние“. Это отождествление составляет основной софизм официальной доктрины».
Дескать, государственная собственность — это еще не общенародная собственность. С этим можно согласиться, но отнюдь не в трактовке троцкизма:
«Государственная собственность лишь в той мере становится „всенародной“, в какой исчезают социальные привилегии и различия, следовательно, и надобность в государстве. Иначе сказать: государственная собственность превращается в социалистическую по мере того, как перестает быть государственной. И наоборот: чем выше советское государство поднимается над народом, чем свирепее противопоставляет себя, как хранителя собственности, народу, как ее расточителю, тем ярче само оно свидетельствует против социалистического характера государственной собственности».
Каков марксистский взгляд на данный вопрос? Производительные силы — это орудия труда + люди, вооруженные этими орудиями. Следовательно, вопрос о построении коммунистических производственных отношений должен рассматриваться с двух сторон:
1) Обобществление средств производства, которое имеет формальную и реальную сторону. Реальное обобществление, после формального, происходит по мере развития и совершенствования системы научного централизованного планирования. Если же система планирования налажена плохо, ненаучно, то де-юре общенародные предприятия начинают функционировать де-факто как частнокапиталистические, где в роли капиталиста выступает руководство или коллектив работников. Подобная ситуация сложилась в позднем Союзе, когда из-за рыночных реформ, насаждения хозрасчета и расшатывания государства единое планирование нарушалось, отдельные предприятия и целые отрасли работали не на план, а на рынок, что порождало рыночную анархию производства.
2) Вместе с реальным обобществлением средств производства идет выстраивание коммунистических производственных отношений через сужение и сокращение рыночных механизмов, с одной стороны, и рост сознательности трудящихся масс путем культурно-политического просвещения и воспитания, с другой стороны.
Оба этих процесса сопровождаются ожесточенной классовой борьбой. Собственно, сущностью низшей фазы коммунизма является борьба старых эксплуататорских отношений (эгоизма, мещанства, невежества, тунеядства, паразитизма) и новых коммунистических отношений, которые с первобытных времён фрагментарно содержатся в эксплуататорских формациях и под воздействием науки обретают новое воплощение.
А что у Троцкого? Под маркой марксизма он проталкивает фактически убогий анархо-синдикализм, требуя, чтобы государство немедленно отмерло и передало всю собственность «народу»!
Троцкий продолжает отжигать:
«Социальное расстояние между физическим и умственным трудом за последние годы расширилось, а не сократилось, несмотря на пополнение научных кадров выходцами из низов. Тысячелетние кастовые перегородки, определяющие жизнь каждого человека со всех сторон, — полированный горожанин и неотесанный мужик, маг науки и чернорабочий — не просто сохранились от прошлого, в более или менее смягченном виде, а возродились, в значительной мере, заново и принимают всё более вызывающий характер».
Вот как, оказывается, ликвидация массовой безграмотности, организация сельских школ с бесплатным начальным образованием, рабфаков, изб-читален, издание научно-популярной литературы, газет, организация лекций и демонстраций — все эти меры советской власти ни в коей мере не способствовали преодолению пережитков старого неравенства, не сокращали разрыв между городом и деревней! У Троцкого «кастовые» перегородки возродились, принимая «всё более вызывающий характер», видимо, более вызывающий, чем в царской лапотной России! Впрочем, Иудушка ведь писал книжку не для советских граждан, а для иностранцев, поэтому не сдерживал себя во враньё!
<...>Здесь я вынужден привести объемный фрагмент текста:
«Если перевести, для наглядности, социалистические отношения на биржевой язык, то граждан можно представить как участников акционерного предприятия, в собственности которого находятся богатства страны. Общенародный характер собственности предполагает распределение „акций“ поровну и, следовательно, право на одинаковую долю дивиденда для всех „акционеров“. Граждане участвуют, однако, в национальном предприятии не только как „акционеры“, но и как производители. На низшей ступени коммунизма, которую мы условились называть социализмом, оплата труда производится еще по буржуазным нормам, т. е. в зависимости от квалификации, интенсивности и пр. Теоретически доход каждого гражданина слагается, таким образом, из двух частей, а + б, т. е. дивиденд плюс заработная плата. Чем выше техника, чем совершеннее организация хозяйства, тем большее место занимает а по сравнению с б, тем меньшее влияние на жизненный уровень оказывают индивидуальные различия труда. Из того факта, что в СССР различия заработной платы не ниже, а выше, чем в капиталистических странах, приходится сделать вывод, что акции советских граждан распределены неравномерно, и что в доходы граждан, наряду с неодинаковой платой, входит неодинаковая доля дивиденда. В то время, как чернорабочий получает лишь б, минимальную плату, какую он, при прочих равных условиях, получал бы в капиталистическом предприятии, стахановец или чиновник получает 2а + Б или 3а + Б и т. д., причем Б может, в свою очередь, равняться 2б, 3б и т. д. Различия в доходе определяются, другими словами, не только различиями индивидуальной выработки, но и замаскированным присвоением продуктов чужого труда. Привилегированное меньшинство акционеров живет за счет обделенного большинства.
Если принять, что советский чернорабочий получает больше, чем получал бы, при одинаковом уровне техники и культуры, в капиталистическом предприятии, т. е. что он все же является маленьким акционером, то его заработную плату придется принять равной а + б. Заработок более высоких категорий выразится формулами: 3а + 2б; 10а + 15б и т. д., что значит: чернорабочий имеет одну акцию, стахановец — 3, спец — 10; сверх того их заработные платы в собственном смысле относятся, как 1 : 2 : 15. Гимны священной социалистической собственности звучат, при этих условиях, гораздо убедительнее для директора или стахановца, чем для рядового рабочего или колхозника».
Начну с того, что сама идея перевести коммунистические отношения «для наглядности» на биржевой язык, т. е. язык спекулянтов и мироедов, — это полный нонсенс. Всё равно как переводить «Фауста» Гёте на тюремную «феню». Коммунистические отношения — полная противоположность рыночным отношениям, поэтому приравнять первые ко вторым «для наглядности» просто невозможно, получится ахинея. Правда, существует концепция «рыночного социализма», многочисленные прожекты по скрещиванию ужа с ежом, т. е. рыночной и плановой экономики. Но к марксистской науке данные изыскания отношения не имеют. К слову, сам Троцкий фактически агитирует за рынок:
«План не может опираться на одни умозрительные данные. Игра спроса и предложения остается для него еще на долгий период необходимой материальной основой и спасительным коррективом».
То же самое потом писали советские экономисты, на что Сталин был вынужден ответить работой «Экономические проблемы социализма в СССР», где, строго говоря, проблемы заключались не в экономике как таковой, а в тотальном марксистском невежестве ученых-экономистов.
Итак, Троцкий изображает коммунистические отношения таким образом: вся собственность распределяется в виде равных долей, «акций», каждому гражданину, который, наравне с зарплатой, получает некие «дивиденды» от своих «акций» и, дескать, при полном коммунизме «дивиденды» целиком вытеснят зарплату. Что конкретно в троцкистской политэкономии понимается под «дивидендами», понять сложно. Вводя этот невнятный термин, Троцкий утверждает, что раз имеет место разница в доходах советских граждан (заявление о том, что разница в зарплате в СССР выше, чем в капиталистических странах, оставим на совести Троцкого, которой он, правда, никогда и не имел), значит, размер «дивидендов» у них разный, а раз так, значит, ценность «акций» у чернорабочего ниже, чем у стахановца, следовательно, стахановец присваивает труд чернорабочего, эксплуатирует его. Просто вдумайтесь в это: стахановец эксплуатирует чернорабочего… Доводилось мне читать рьяную либералку Ханну Аренд, которая утверждала, что стахановское движение — это «рабочая аристократия», которую создали большевики, чтобы подорвать солидарность рабочих, но даже она не додумалась написать, что стахановцы эксплуатировали «обычных» рабочих, а наш «ленинский гвардеец» — додумался!
Эксплуатация — порождение отношений частной собственности, прямое (через рабский труд или барщину) или завуалированное (через выплату «зарплаты») присвоение эксплуататором плодов труда работника. Можно ли говорить об эксплуатации советских рабочих со стороны советских чиновников? Нет, нельзя. Ведь они не вступают в рыночные отношения. Советский рабочий не продавал государству свою рабочую силу, а государство не покупало рабочую силу рабочего.
<...>При коммунизме нет капитала и нет зарплаты, хотя данные словечки по старой привычке продолжают употребляться в обиходе, как и слово «деньги», хотя, строго говоря, денег при низшей фазе коммунизма уже нет в том отношении, что они лишены главного своего свойства — превращаться в капитал, т. е. отношения эксплуатации. Миллионер Корейко из «Золотого теленка» мог прятать миллион советских рублей в чемодане, но не мог его «пустить в дело».
Отличие принципов коммунистического распределения благ от рыночных состоит в том, что все духовные и материальные блага распределяются так, чтобы они служили развитию всех задатков личности каждого индивида и были доступны каждому. Но, к сожалению, в силу буржуазных привычек масс и особенно работников умственного труда, которых коробит, что «какой-то» работяга будет получать столько же благ, сколько и они, переходить сразу к прямому распределению совокупного общественного продукта по потребностям (ибо эти потребности еще необузданно мещанские) нельзя. Так что приходится распределять по труду, а вернее, по доле затраченного времени и сил на общественно-полезный труд. Каким образом происходит распределение? Распределение осуществляется пролетарским государством исходя из текущих возможностей, целей и задач развития социалистического хозяйства, построения коммунизма.
Из статьи "«Преданная революция» как образчик троцкизма" -
https://prorivists.org/93_antitrocky/
Комментарии 2