Предыдущая публикация
Картошка
Лена, раздав последних детей родителям, возвращалась с работы домой. Стрелки часов уже приближались к семи, поэтому в магазин она опять не успела. Девушка прекрасно знала, что ужинать ей совершенно нечем. Она уже целую неделю работала с утра и до вечера, без сменщицы.
Детей в деревне было не так уж и много, но тем не менее набрались две группы почти по тридцать человек. Группы были разделены на младшую, где были малыши до трёх лет, и старшую. Лена работала воспитателем на старшей группе. Заменить её пока было некем.
Весь коллектив детского сада состоял из двенадцати человек, двое из них находились в декретном отпуске, в том числе, воспитатель старшей группы, место которой и занимала Елена. Сменщица Лены – педагог с огромным стажем Анна Ивановна, взяла двухнедельный отпуск и уехала к сыну на свадьбу. Отпуская напарницу, девушка была уверена, что вполне справиться сама. Был конец июня, и многие дети сидели дома на каникулах.
Не смотря на то, что группа была не полной, к концу дня Лена едва передвигала ноги. Дома у неё царил хаос и разруха. В холодильнике, кроме остатка заплесневелого сыра и огрызка заветренной колбасы ничего не было. Как и сил, выбросить непригодные в пищу продукты.
Сегодня, в очередной раз, проходя мимо закрытого магазина, Лена подумала, что в выходные нужно будет закупить продукты в прок, иначе она скоро закукарекает. В отсутствие других продуктов и времени на приготовление ужина, дома Лена питалась одними яйцами. Спасибо Сане, не так давно он принёс ей куриц, которые каждый день исправно кормили свою хозяйку.
Приходя домой в восьмом часу, Лена наскоро выпив чай и перекусив, неслась в огород, где посаженные с любовь растения также требовали внимания. Из огорода хозяйка возвращалась уже после девяти. Времени хватало только на то, что бы накормить кур, наскоро помыться и лечь в постель, что бы проснувшись в половине шестого утра начать свой обычный день заново.
Но сегодня была пятница, а значит завтра у Елены была возможность отоспаться. Поэтому, уставшая и голодная, девушка зашла к своей соседке Ольге на чашечку чая, та приглашала её в гости с понедельника, но Лена так и не смогла навестить подругу.
Ольга с радостью встретила Елену, накрыла стол в беседке, вскипятила самовар. Девчонки обсудили все новости, пересказали друг другу свежие сплетни и через полтора часа довольные разошлись по домам. В огород Лена сегодня не собиралась, решив, что никуда он от неё до завтра не денется.
Подойдя к дому, Лена заметила в старом сарае какое-то движение. Подойдя ближе, она увидела ребят – это Настя и её банда, играли с котятами, поселившимися совсем недавно под полом заброшенной постройки.
- Ребята, здравствуйте – поздоровалась хозяйка с детворой. Она уже привыкла к тому, что может в любой момент встретить у себя во дворе, или даже в доме, кого-то из деревенских. Саня, дети, соседи, да кто угодно мог прийти к ней в гости, в отсутствие хозяйки.
Однажды она пришла с работы, а у неё в огороде на свежевскопанной грядке высажена капуста. Хотя Лена вовсе не собиралась её выращивать. Да и гряда была вскопана Саней случайно. Лена просила его сделать клумбы, а тот решил, нужна гряда под клубнику, и пока девушка была на работе, перепахал пол огорода.
Лена вежливо поблагодарила Александра, но клубнику высаживать не собиралась. Однако баба Зина, прознав о том, что подготовленная под посадки гряда будет простаивать всё лето, притащила рассады и засадила её капустой, тем самым добавив ещё забот и без того загнанной, как лошадь Елене.
Бабу Зину Лена тоже вежливо поблагодарила, и теперь раз в три дня держала отчёт, рассказывая, как прижилась рассада, сколько подросла, и чем обработана от насекомых.
Поначалу её веселило такое поведение местных жителей, коллективно взявших девушку на поруки, но теперь излишнее внимание и забота иногда сильно мешали жить. А вот дети всегда только радовали её, и сейчас она смотрела на толпу детворы таскающей по сараю бедных котят и улыбалась.
- Настя, вы же насмерть замучаете животных, и как вы только достали их оттуда? – решила она пожурить разыгравшихся детей.
- Это Димка придумал, он кошку дома закрыл, а сам под пол залез и достал их. Лена, смотри какие миленькие мордашки - Настя протянула малыша Лене в руки - Мама сказала, мы себе одного возьмём. У нас кошка старая, мышей ловить уже не может, теперь нам котёночек нужен. Как ты думаешь, какой из них красивее?
- Они все очень милые, но мне черненький больше всех нравится – улыбнулась Лена, забирая котят из рук детей – Дима, полезай обратно, положи котят на место и выпусти кошку. Она наверняка волнуется, пожалей животное.
Димка залез под пол, потихонечку вернул котят на место, и убежал домой. За ним унеслись и остальные, все кроме Насти.
- А ты чего не убегаешь?Время много, мать потеряла тебя наверно – спросила Лена девочку.
- Нее, мне в школу не надо, мама долго гулять разрешает. Да и Саня сказал заедет, отвезёт меня домой.
- Саня приедет? Тогда пойдём ставить чайник, будем ждать твоего дядьку – Лена вошла в дом, чувствуя, как потихонечку начинает злиться. Саня просто так к ней не приезжает, значит, опять что-то выдумал. Сначала заставил девушку садить картошку, затем вынудил работать в огороде, потом приволок куриц . Лена накручивала себя всё больше и больше, мысленно прощаясь со спокойными выходными.
Вскоре послышался шум Саниного трактора, а через мгновение появился и он сам.
- Ну, здравствуй, хозяюшка. Чем гостя почивать будете? – шутя начал он с порога.
- А у Лены ничего нет – ответила за хозяйку Настенька – Она в магазин зайти не успела. Есть только чай, наливать? – Настя уже во всю накрывала стол, заваривала чайник и ставила чашки.
- Уж простите, не успеваю ничего – съязвила, накрутившая себя до предела Елена.
- Спасибо, Настёна, некогда чаи распивать. Давай собирайся домой поедем – Саша удивленно смотрел на всегда приветливую Елену – А ты что это сегодня такая злая?
- Устала, сил нет.
- Так отдыхай, завтра тяжёлый день, я с утра приеду картошку на тракторе окучу, нужно сразу её будет тяпкой поправлять.
- Спасибо, Саня, не нужно. Я уж как-нибудь сама потихоньку всё сделаю. Спасибо за заботу, но завтра я буду весь день отдыхать. Делать ничего не собираюсь.
- Ну как это сама? Я сказал приеду, сделаю, тебе только пробежаться по полю останется, так что уж денёк потерпи, а в воскресенье отдохнёшь.
- Нет, завтра я точно делать ничего не стану – как отрезала Елена.
- Это что ещё за выдумки? – рассердился Александр – Вся деревня уже окучила, у тебя у одной поле бесхозное, стыдно посмотреть! Устала она, с детьми в салочки играть. Слышать ничего не желаю, буду в девять – Саня хлопнул ладонью по колену, развернулся и собрался выходить.
- Да хоть в пять! Я в поле не пойду – упрямо отвечала всегда покладистая и мягкая Елена – Сил нет больше с вашими огородами. Хочу, как нормальный человек, пролежать все выходные на диване перед телевизором.
- Это, милая, в городе такое себе позволить могут, а здесь, знаете ли, летом лежать некогда – не на шутку разошёлся Александр – Вся деревня за тебя переживает, помогают, а ты устала вдруг. Совесть бы поимела.
- Да ты прав на счет города – сказала вдруг успокоившаяся Елена – Поеду ка я к родителям.
Саня выругался чуть слышно, схватил Настю за руку и вышел в сени, громко хлопнув дверью.
Утром Лена встала рано, автобус в город отходил ровно в восемь, к этому времени нужно уже было стоять на остановке. Лена наспех покидала какие-то вещи в сумку и помчалась быстрей из дома, пока Саня не приехал. Она решила спокойно провести выходные с мамой и папой, а если этому остолопу неймется, пусть он делает всё что угодно, но без неё.
Уже сидя в автобусе, Лена заметила, как куча ребятни несётся к остановке. Автобус уже закрыл двери и потихонечку тронулся, а дети всё бежали за ним следом, во главе банды неслась Настя.
- Остановите, пожалуйста – громко попросила водителя Елена и, взяв сумку, прошла к выходу.
- Вас провожают что ли? – спросил он с улыбкой, останавливая автобус.
- Похоже – улыбнулась в ответ Елена.
Она вышла из автобуса и её сразу чуть не сбила с ног, подлетевшая Настя.
- Леночка, милая не уезжай, пожалуйста. Я прошу тебя не надо в город – заревела Настёна, по щекам девочки ручьем потекли слёзы. И тут, как по приказу хором зарыдали остальные, даже угрюмый парнишка Димка, едва сдерживался, чтобы не заплакать.
- Настюша, я не собиралась уезжать навсегда, я только хотела навестить родителей. Вы что это выдумали?
- Вы с Саней вчера так сильно ругались – сквозь слёзы говорила Настя – Ты не уезжай, можешь лежать на диване весь день, мы с ребятами всё за тебя сделаем. Лена, пожалуйста, пойдём обратно – не унималась девочка.
Лене ничего не оставалось, как вернуться домой, с облепившими её со всех сторон детьми.
Как и предполагала Лена, Саня был уже в огороде. Там же были и Люба и Ольга, несколько родителей её детсадовцев, даже баба Зина пришла помочь. Лене вдруг стало бесконечно стыдно, за своё поведение, прав был Саня, бессовестная она.
Однако некогда было заниматься самобичеванием, Лена быстренько переоделась и пошла к остальным.
Ближе к обеду вся бригада сидела у девушки на кухне и пили чай с тортом и конфетами. Это Настя, по просьбе Елены, сбегала в магазин и скупила там всё самое вкусное. Лена была бесконечно благодарна своим помощникам, и даже не за то, что они помогли ей в поле, а просто за то, что они есть.
А к родителям девушка поехала на следующие выходные, заранее предупредив Настю и остальных ребят.
Автор : Мария Полевая
Дунька-дурочка
К началу войны у Игната было два сына: Павел и Пётр. Да дочка Настенька. Старший в колхозе работал, младший в десятый пошёл, когда захлебнулась слезами да кровью земля родная. Игната и Павла с первого дня войны на фронт забрали, а Петька сам сбежал. Обманом пошёл с шестнадцати лет фрицев бить. Да недолго воевать сынам пришлось: в первый год сложили они головушки свои.
А вот Игната ни одна пуля не брала. А за полгода до победы списали его по осколочному ранению. Плакал, вернувшись, с Фросей своей надрывно за сынов погибших. Плакал горько, причитая, что лучше б его убили.
Поседели Фросины косы, покрылось горестными морщинками ещё не старое лицо. Гладил Игнат жену по волосам, прижимал к груди: «Ничего, милая, мы с тобой ещё сынов нарожаем».
Но не получилось больше. Счастье, что дочка осталась.
После войны избу новую поставили. Игнат председателем в колхозе, Фрося на ферме трудилась. Настенька в любви и ласке красавицей выросла. Сразу после школы замуж вышла. «Да и хорошо, – подумали родители. – Внуков успеем поднять». Хороша невеста была, и жених ей под стать!
Через месяц поняла Настенька, что беременная. Радостная прибежала в поле к любимому: «Ребёночек у нас будет!» Обнял он ее, поднял на руки, закружил в радости, посадил, целуя, в траву и побежал в поле за ромашками…
Страшным взрывом содрогнулась земля! Ничего не поняла и не помнила после Настя, кроме оторванных рук любимого, что отбросило в сторону – фашистская мина долго ждала своего часа!..
Не пережила бедняжка горя – тронулась умом. Сидела у окна, покачиваясь из стороны в сторону и зажимая уши руками, всё в одну точку глядела. Каким только докторам не показывали – ничего не помогало.
«Может, родив, отпустит боль», – разводили руками все.
Не отпустило. Девочка родилась уродливой: ножки – одна другой короче. Лобастая, лопоухая, голова, словно в плечи вросшая, и глаз один смотрит в сторону. Глянула Настя равнодушно, головой покивала и всё.
Думали, не выживет младенчик, ан – нет. Быстро окрепла малышка, хорошо вес набрала.
– Может, оставите? – предложили в роддоме. – Станет на всю жизнь обузой – мало вам дочери…
Бросил Игнат гневный взгляд на доктора: «Савельевы детей и стариков не бросают». Новорожденную назвали Евдокией – Дуняшей по-простому.
Настя долго не прожила. Тихо так и померла, сидя у окна. Вослед за ней и Фрося во сне ушла, и остался дед с внучкой один.
Девочка доброй и покладистой росла, да и с мозгами всё было в порядке. Ну, если только самую малость – немного чудаковатой казалась Дуняша.
В городе ей на короткую ногу специальные ботиночки заказывали. Быстро и ловко переваливаясь, словно уточка, она в них бегала. В профиль глянешь – вроде и ничего. А в анфас – невольно рассмеёшься: один глаз в сторону смотрит и она, чтоб лучше видеть быстро и часто, как это делает курица, поворачивала головой. «Колченогая Дунька», – дразнили её. А она не обижалась.
Улыбнётся, головой покивает и дальше своими делами занимается – вроде и не про неё говорят.
Ни минуты без работы не сидела. Ноги больные, зато руки золотые! Вышивки её на всю область славились. Костюмы народные из города привозили для оформления. Пироги печь приходили соседки учиться, а уж за куличами на Пасху и вовсе в очередь записывались.
Хоть и была Дуня инвалидом с детства, а всё равно пошла на ферму работать – и здесь лучшей оказалась.
Игнат вдруг почувствовал, что силы покидают его. «Сколько ещё отмерено? – думал, сокрушаясь. – С кем внучка останется? А помрёт и всё: никто на могилку не придёт помянуть. Да и хоронить, кто будет? Не должно так быть, чтобы сразу всех под корень: ни внуков, ни правнуков!» Плакала душа его неприкаянная, только и находил он покой у Фросиной могилы. Хмурился в обиде на изломанную судьбу свою, часто спрашивал у Бога: «За что, ты так с нами?»
Дуняша видела кручину его. За весёлым смехом скрывала девушка боль свою сердечную. Ей ли не хотелось счастья: с парнями целоваться, детей рожать? Зеркала из дома выбросила – сама на себя смотреть не могла. Считают все её уродиной и дурочкой, да пусть так и будет. Смиряясь и принимая это, казалось, легче будет выжить. Невозможно прихорошить её некрасивость, и чувствовала себя виноватой перед дедом. Он, не думая, горюет, а она винится.
Долго думала, маясь, Дуняша и придумала: «Будут у тебя правнуки, дед, будут, – резко оборвала она стенания Игната. – Ты только не мешай мне. И прошу, не верь ничему, что услышишь, и мне ничего не высказывай. Понял?»
Жёстко так сказала, уверенно, что оторопел Игнат: «Ты, чего задумала, девка?»
– А ничего дурного, дед.
– Смотри у меня, – пригрозил испугавшись. Особенно, когда обстригла внучка свои длинные косы и прикрыла лопоухость кудряшками, когда юбки себе нашила новые, блузки, платочки прикупила. А ещё мыло душистое, духи и пудру в красной коробочке. Жалостливо смотрел, думая, что совсем его Дуняша свихнулась. А она своё замыслила…
И задумала она родить. Пусть кривая, колченогая, но со здоровьем-то женским у неё всё в порядке. Почему бы и не попробовать? Кто её осудит? Она и так всеми судимая. Как только не называли Дуняшу: «блаженная», «юродивая», «уродка», и всегда: «Дунька-дурочка». Правда, в последнее время, когда она выбилась в передовики – лучшей дояркой в колхозе стала! Больше не обзывали никак, но за глаза всё равно злословили и считали странной.
Да, кто с ней пойдёт на это? Кто согласится, когда на одного парня в деревне десять девок? Но у неё свой план. Из всех мужчин в колхозе выбрала самых здоровых, а, главное, не пьяниц! И стала, нет, не себя предлагать, а просить, чтобы помогли ей.
Первым был агроном. Разговор простой завела, и вдруг выдала: «Николай, ребёнка хочу, помоги мне!» Замахал руками, глаза вытаращив: «Умом тронулась?» Бежать собрался, а она за ним.
– Не гони меня, выслушай! Ни одна душа не узнает. Что ты теряешь? Только дело доброе сделаешь. Как раз и поймёшь, кто виноват, что у вас с женой детей нет. Ты-то мужик хороший – сыночка от тебя рожу. Будешь знать, что ни зря прожил. Не смотри, что я такая: род у меня крепкий. Мне от тебя ничего не надо. Деньгами могу подсобить – у меня много накоплено. Ты в город по делам поедешь – там и встретимся. Не ты мне нужен – дитя хочу! И дед счастлив будет.
Покрутил пальцем у виска Николай, а разговор не забыл. Жена его упрекает, что детей у них нет. А сама хоть и красива, но болезненная. Дуня-то, может, и знает что-то, ежели так сказала.
К трактористу Юрке подошла – тому сразу деньги посулила. У него жена через год рожает. А они едва концы с концами сводят.
Не пропустила и Пашку-механизатора. Мечтал он мотоцикл купить. Тоже деньгами заманивала.
Да, почитай, всех нормальных мужиков обошла и всем деньги посулила. Бедно жил народ в то время, а Дуня зарабатывала неплохо и складывала в кубышку. А куда ей тратить было?
Кто-то и подумал, что с него не убудет, а он и девку ублажит, и деньги получит. А что кривая, так в постели все равны. Опасней было, чтобы после на отцовство не претендовала, но почему-то ей верили, что не станет она так делать. Все знали, что честна она, как и весь их род.
Вскоре слухи пошли, что Дунька совесть потеряла – к мужикам пристаёт. Подивились, но что с неё взять – с дурочки-то? Кто пожалел, а кто и плохим словом обозвал. А она молчит и, как всегда, улыбается. Только ночами умереть хочет от стыда и доли своей несчастной.
Дед, как услышал, в избу ворвался, за ремень схватился: «Убью, распутница! Ты, что творишь?»
Дуня перехватила руку его, глянула, что молнии метнула взглядом, брови грозно сдвинув: «Ты, дед, не забывайся – не дитя я тебе малое! Все мозги ты мне проел, что род твой кончится. А дети с неба не падают! Делают детей – сам знаешь как. Это я не знаю».
И расплакалась вдруг горько. Может, впервые в жизни слезами горе своё выплакивала, судьбу кляня обездоленную: «Да лучше б умерла я при рождении, чем всю жизнь не замечать, как отворачиваются от тебя, как смеются вослед! Ни мамки, ни папки не знать! Улыбаться, когда на улицу страшно выйти. Когда дед родной имя моё забыл – всё дурочкой кличет. Эх, убогой назвал, распутницей обозвал! Да, чего мне это стоит – кабы ты знал!»
Не плакала Дуня – выла, распластавшись на полу. Испугался Игнат, растерялся. И не думал он, и не чувствовал, какое горе прятала в душе своей его всегда улыбчивая жизнерадостная внучка.
– Не догадываются люди, что смех мой слезам ровня! Уж лучше и впрямь была б я дурочкой, чтобы не знать, как страшна, не понимать, за что! Да, чем горше мне, тем больше улыбаюсь. Люди – они такие: пока их настоящее горе не коснётся – не способны они понять другого. Да и не прошу я жалости – только не злословьте. На работу брать не хотели, коровы говорили, испугаются! Ой!
Всхлипнула Дуня, замолчав, села на пол, как ребёнок, вытянув маленькие ножки вперёд.
– Ну, будет, будет, – растерялся дед, слёзы украдкой смахивает.
Совсем он в старости своей перестал замечать внучку и не знал сейчас, что сказать, что думать и делать. «Одна кровиночка из всего рода осталась, а я её ремнём хотел, дурак старый. Сиротку».
Опустился рядом, обнял: «Дуня, грех это, понимаешь? Грех, чтобы с чужими мужьями…»
– Понимаю, но не мешай мне, не добивай словами жестокими – самой тошно! Не мужчины мне нужны, дитя я хочу, а по-другому у меня не получится. Цыплят по осени считают, поговорят и забудут, а я с цыплятками. И пусть после кидают в меня камнями, те, кто без греха. Для меня этот грех может спасением явиться. А праведность ваша, что удавка на шее. Да и, что так все разволновались? За своё сама ответ держать буду, а победителей не судят!
Встала Дуня, юбку одёрнула, вымучено улыбнувшись: «Пошли ужинать». Засуетилась, быстрая и ловкая, вроде и не она только что в рыданьях билась.
«Ну и характер! Наша порода – савельевская, – подивился Игнат. – Эх, Фрося, зачем ты так рано ушла? Оставила меня и матерью, и отцом, и дедом больному ребёнку. А я, выходит, и не справился. А если не победителем?» – хотел вслух спросить, да побоялся.
А к осени у Дуни живот стал расти. Поутихли, удивляясь, сельчане, головой осуждающе покачивают: «Бессовестная!» Плечами пожимают: «Куда ей, убогой, рожать?»
Затаились, пряча взгляды, мужики – ведь кто-то всё-таки купился!
Пашка мотоцикл пригнал, Юрка деткам новые шубки справил. Помалкивают все – с опаской на Дуню поглядывают. А она сияет от счастья и, словно никого не видит, ну, чисто блаженная.
«Вот тебе и дурочка, – перешёптывались, возбуждённые тайной, соседи. А мужики-то наши! А, может, и не наши – она в город-то часто мотается. Да, дела…»
Но нашлись и те, кто обижал её, бросаясь вслед словами нехорошими. А Дуняша, как всегда, улыбнётся, гордо голову вскинет, тряхнув кудряшками, и несёт свой огромный живот, неуклюже переваливаясь на кривеньких ножках. Как уточка…
Врачи убеждали не рожать. Таз, говорили, узкий, если и выносит, то уж не разродится точно.
– Может, не надо? – переживал Игнат, – помрёшь раньше времени.
– Да не бывает раньше или позже – у каждого свой срок есть. Только Господь знает, откуда и куда мы идём и где путь свой закончим. Сила во мне вместе с ребёнком растёт небывалая. Чую, что всё правильно делаю, и не просто верю, а знаю, что всё хорошо будет.
– Ох, настырная! Сейчас уж как сильно мучаешься, а дальше, что будет? – вздыхал, беспокоясь, дед. – Не всякая здоровая баба справляется – куда уж тебе? Но, как ни крути – всё одно грех!
– Что надо, то и будет. Не даётся человеку больше, чем он может вынести. Жить надо, не боясь – тебе ли не знать? Не телесные немощи делают нас слабыми. В моём уродстве, напротив, сила моя! Душу съедают и жить не дают нам мысли и дела греховные.
– Вот именно – греховные! Зачала без мужа неведомо от кого. Уж, как можно более нагрешить?
– Не ради утехи грешила – человека родить хочу, чтобы род наш продлился на земле. И матерью стать мечтаю! Не для того ли женщиной уродилась? Я много думала: для чего живу, зачем Господь мне жизнь сохранил? Значит, был у него замысел. А потом поняла свой главный долг в этой жизни, и поэтому, дед, не переживай: сейчас я выдержу любые испытания и ничего со мной не случится. Люди осуждающе в меня пальцем тычут, а я такой счастливой никогда не была!
Удивлялся Игнат, слушая, и не знал, что ответить. Всегда внучку глупенькой считал, а на поверку оказалась в ней сила могучая.
После Нового года родила Дуняша сына. Несколько суток, сжав зубы, тужилась, но не кричала – молча терпела муки адские. Врачи измучались, а Дуня, кусав губы, их ещё бодрила. Но расплакалась, прикрывая ладонью глаза, как услышала крик ребёнка.
– Мальчик, да чудесный какой! – радовались акушеры. – Ай, да Дуня! Ай, да молодчина!
Это ничего, что роженица была неказиста и мала – болезнь матери девочку такой сделала. А гены предков она в себе хорошие несла. Мальчик больше трёх килограмм родился. Крепенький, ладненький, словно с открытки срисованный, а, главное, здоровенький. Назвали Петром.
Гордо протянула она деду правнука-младенчика при выписке: «Вот, дед, продолжение рода нашего – Пётр Игнатович Савельев».
Взял он на руки его, с трудом уняв дрожь. Слёзы радости смахивает да всё приговаривает: «Ой, Фрося не дожила! Счастье-то какое! Удивила, Дуняшечка, порадовала!»
И про грех сразу забыл, подумав, что до чего же Господь милостив! До ласки всегда скуп был, а тут к сердцу прижал горемычную внучку свою и не отпускает: «Ничего, девонька, справимся».
– Само собой, дед, вырастим, – улыбается счастливая Дуня.
– Кто отец? – не выдержал, спросил.
– Да кто ж его знает? – пожала плечами. – Вон их, сколько без отцов растут, и ничего.
А она и, правда, не знала, а, может, и скрыла надёжно. Было их несколько, кто съездил в город «по делам». Да и, какая разница теперь? Человек родился! Дуня это сознательно делала. Знала, что все будут помалкивать. Если что, и концов никто не найдёт.
– Дурочка – дурочкой, – злословили некоторые. – А своего добилась.
Долго перешёптывались за спиной, но другие события перевернули страницу истории появления на свет мальчика Пети. А люди больше добрые, и каждый спешил помочь. Вещи несли детские: и новые, и старые, игрушки – кто что мог. В правлении помощь выписали.
Побежала жизнь новая, насыщенная, месяцами, годами… Мальчонка резвый, смышлёный, здоровенький – дед с рук не спускает. Все хвори вмиг отпустили старика.
Не без баловства, конечно, но только в радость для всех, подрастал ребёнок. Учился хорошо, в спорте – первый. Мать с дедом почитал и во всём помогал. Мечту имел – военным стать.
Дуня матерью отличной была. Книжки читала, к труду приучала, в учёбе наставляла. Нрав свой сильный и покладистый сыну передала. И ещё больше улыбалась, только уже светилось лицо её настоящим счастьем, и никому она больше не казалась страшненькой. Стала равной среди всех.
И что интересно, больше никто и никогда не называл её дурочкой. По-другому, как Евдокия, а то и по отчеству не величали. А как иначе – почётная доярка и достойная мать.
«Вот, Фросечка, какой подарок внучка нам сделала на старости лет. Жаль ты, моя хорошая, не дожила, – рассказывал Игнат жене на могилке. – Я к тебе теперь повременю – помочь обязан. Ты уж не серчай. Но, какая же умница – Дуняша-то наша!»
И Бог ему помог – долго прожил он. Петю в военное училище проводил, женил, и праправнука дождался. Попросил Павлом назвать – в честь сына погибшего. А вот Дуняша раньше ушла.
Не встала она как-то летним утром, не поприветствовала своим звонким голосом соседей…
Лежала в кровати такая маленькая, что и не сразу разглядишь её под одеялом и, словно сладко спала, слегка улыбаясь. Она ведь всегда улыбалась и даже смерть приняла с улыбкой на устах.
И стояли у порога в ряд стоптанные колченогие ботиночки…
Напрасно переживал дед, что никто не будет плакать на её могиле.
Высокий стройный Пётр Игнатьевич – майор, красавица жена его и два сына подростка, статью в отца, с любовью достойно проводили мать и бабушку в последний путь.
Плакали сельчане, прощаясь и сожалея, что не увидят больше её улыбку, не услышат задорный голос и звонкий смех.
Ушла Дуняша, а вместе с ней и целая эпоха, но не прервался именитый род Савельевых, не допустила этого хроменькая и маленькая, словно подросток, инвалид с детства, сиротка и победитель Дунечка.
Автор Людмила Колбасова
Кулёк печенья
Наша новая соседка, учительница химии, уже пенсионерка, пригласила мою маму на чай. Мне исполнилось пять лет, и я увязалась за мамой, пообещав ей, что буду хорошо себя вести.
На подносе шумел вскипевший маленький самовар, а вокруг на столе стояли: маленькие чашки с блюдцами, небольшая сахарница с песком, крошечная вазочка с малиновым вареньем, тарелка с горкой тонких белых блинов и большое блюдо, полное мелкого фигурного печенья. Аромат распространялся по всему дому, и непонятно, то ли блины, то ли печенье источали этот приятный кулинарный запах.
Я в чужом доме чувствовала себя сначала не в своей тарелке и сидела, проглотив язык, молчала. Хозяйка, по имени Александра Александровна, маленькая, вся седая, но подвижная и улыбчивая старушка встретила нас радушно и приветливо:
- Елена Анатольевна, проходите, проходите, садитесь к столу. Я гостям всегда рада. Самовар уже вскипел, и я Вас заждалась. Правильно сделали, что взяли дочку с собой. Как её зовут?
- Настя.
- Имя что надо – лучше не придумаешь. У Вас так много детей, что я их путаю и забываю, кого как зовут. Как Вам трудно с ними… И при этом старшие хорошо учатся. Как Вы всё успеваете?
- Да мы с мужем их и не воспитываем вовсе. Старшие воспитывают младших…
А я сидела, пила чай и ела печенюшки. Они были такие же вкусные, как сгущёное молоко. Чаю я уже напилась, а печеньем хотелось похрустеть... молчала и слушала какой-то рецепт печенья, который Александра Александровна записывала для мамы на маленьком листочке бумаги.
- Настенька, налить ещё чашечку? Хочешь?
Я кивнула головой в знак согласия.
Но мама с укоризной, осуждающе посмотрела на меня.
- Елена Анатольевна, пусть ещё чашечку выпьет, раз хочет. Вода дырку найдёт.
Этими словами наша соседка взяла меня под своё крылышко, дескать, не робей!
- Александра Александровна, да посмотрите Вы на неё: у неё уже пот и на лбу, и на носу выступил. Она станет пить чай, пока не кончится печенье. Вы уберите печенье, и она не захочет чаю.
- Да что и говорить: я и сама люблю вкусно поесть-попить. Но у меня не семеро по лавкам, - я живу одна, а одна голова не бедна. Мне всего хватает. – Александра Александровна говорила и гладила меня по голове, приговаривая, - пускай пьёт, больше живота не съест. Я смотрю на это сквозь пальцы, не осуждаю - ведь ребёнок…
- Настя, пузо лопнет. Хватит, достаточно пить! У неё одни глаза не сыты… Иди лучше на улочку, поиграй! – строго говорила моя мама.
Я, конечно, уже давно насытилась и ёрзала на стуле. Мой живот был так переполнен, что урчал. Красивая трёхцветная кошка спрыгнула с печки, и мне захотелось поиграть с ней.
Я стала слезать со стула и локтем задела случайно подвернувшийся гранёный стакан с водой. Стакан упал на пол, разбился вдребезги.
Тут у меня поджилки затряслись, и душа ушла в пятки. Кошка сначала испугалась, отскочила в сторону, но потом подошла ближе к стулу и стала нюхать разлившуюся воду.
- Ну, что ж ты, какая неловкая – вот и стакан кокнула. Хорошо, что их у нас много – мы принесём Вам другой. Он стоит шесть копеек. Я купила недавно десяток.
Расстроенным голосом сказала моя мама.
- Ничего, Елена Анатольевна, посуда бьётся к счастью. У меня тоже всё из рук валится… Не приносите другой стакан. Ни за что, ни под каким видом. Я люблю пить чай из чашки.
Поставить ещё самовар? Попьём ещё чайку!
- Нет, спасибо, Александра Александровна. Мы выпили у Вас ни много ни мало – цельный самоварчик. И так мы Вам хлопот доставили, - говорила моя мама, собирая осколки от стакана с полу.
А мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда за свою неуклюжесть.
Мы посидели ещё немного и стали собираться домой.
Александра Александровна долго искала что-то, достала с этажерки старую, полинявшую газетку, свернула кулёк и высыпала в него из блюда оставшееся печенье. Я смотрела на неё с бесконечной благодарностью, и у меня невольно сорвалось с языка:
- Как только я стану взрослой, и у меня будет много денег, я куплю Вам много-много всякого печенья. Спасибо Вам! – и, разведя руки в стороны, показала столько, сколько много я смогу принести Александре Александровне.
Когда мы пришли домой, я сказала всем домашним:
- Если бы я знала, что тётя даст мне столько печенья с собой, я бы не стала надуваться водой. Вон живот, как барабан…
- Но если бы ты у неё не пила-не ела, то Александра Александровна подумала бы, что ты чичварничаешь, кочевряжишься над её едой – и ничего бы тебе не дала – раз ты сыта…, - сделала вывод моя сестрёнка Тася, уплетая печенюшки.
Иванова Ольга Ивановна
Источник
"Все мы родом из деревни"
БРАТ
Армен Саркисович скорым шагом приближался к воротам городской больницы. В одной руке – портфель, другая придерживает запахнутый воротник демисезонного пальто. Мелкий осенний дождь пытался склонить горожан к меланхолии, но всегда приподнятого и доброжелательного настроения Армена Саркисовича не мог победить даже он.
В десятке шагов от ворот взгляд его зацепился за серое пятно на покрытом желтой листвой газоне. Серенький, худой котенок, насквозь промокший, уже даже не дрожал. Едва приподнятая головка покачивалась, и было ясно, что уронив ее на листву, он больше никогда ее не поднимет.
- Э-э, брат, - с укоризной проворчал Армен Саркисович, - ты что это надумал? А ну-ка, иди сюда.
Он поднял с земли едва теплый комочек, завернул в носовой платок и сунул его за отворот пальто. Проходя по коридору отделения в свой кабинет, он пригласил туда же молоденькую медсестру Марину. Вручив ей едва живой комочек, снимая пальто, отмывая руки и облачаясь в белоснежный халат, он инструктировал ее:
- Марина, доченька, этого негодяя отмыть, отогреть, просушить и накормить. Потом на консультацию к Виктору Евгеньевичу – в аптечный склад. У него первое образование - ветеринарное. Пусть назначит лечение. Я – к главному, на совещание, приду – доложишь, что и как.
Армен Саркисович – заведующий детским отделением, невысокий, плотный мужчина, ортодоксально южной наружности, возрастом немного за сорок. Своим профессионализмом, неистощимым юмором и доброжелательностью он заслужил любовь не только своего персонала, но и маленьких больных.
Его появление в палатах вызывало у них улыбки, поднимало настроение, и все детки твердо верили, что это – самый лучший доктор в мире, а значит – все будет в порядке…
Через год в кабинете заведующего отделением, на отдельном стуле восседал огромных размеров котище – Брат, как называли его все, подражая хозяину. В отличие от своего спасителя, он был всегда серьезен, на посетителей смотрел строго и, кажется, немного осуждал своего напарника по кабинету за доброе отношение к посетителям.
Главный врач больницы, строгая Дарья Степановна, услышав о вопиющем нарушении санитарии в образе кота, решила исправить положение и лично посетила детское отделение. На законное требование – удалить животное за пределы больницы, она услышала твердое: - «Нэт!», а Брат одарил ее презрительным взглядом.
Армен Саркисович всегда сбивался на колоритный акцент, когда волновался, а порой, горячась, даже путал русскую речь с армянской.
- Послушай, Дашенька, - заводился он, - обидишь Брата – обидишь меня. Ты знаешь, как он умеет лечить детей? Как они его любят? Они всегда смеются, когда он приходит, и выздоравливают быстрей!
- Но ведь шерсть, Арменчик, - возражала бывшая однокашница, волею судьбы ставшая его начальником. – Нельзя!
- Шерсть, говоришь? - Армен Саркисович заводился больше и больше. – Вот тоже шерсть! – он расстегнул ворот рубахи, обнажая грудь, поросшую густым волосом. – Выгоняй и меня тоже, вместе с Братом - за нашу шерсть! - почти кричал он, напирая на свою начальницу.
- Ой, Армен! Что ты себе позволяешь! – заливаясь краской, возмутилась Дарья Степановна и в смущении выскочила из кабинета.
- Мы с Братом к детям в халатах ходим, - кричал вслед убегающему главному врачу Армен Саркисович к восторгу медперсонала, - никакой антисанитарии у меня в отделении нет! Собирайся, Брат, нас дети ждут.
Обход больных в отделении давно превратился в ритуал. Первым шествовал Брат, облаченный в белоснежный костюмчик. Даже лапки его были обуты в белые чулочки с завязками, а голова повязана косынкой с красным крестиком на лбу, из под которой потешно торчали ушки.
За ним - Армен Саркисович, окруженный свитой лечащих врачей. Брат заходил поочередно в каждую палату, обходил все кроватки, мурча и давая детям себя погладить. У некоторых кроватей задерживался, а кому-то, встав на задние лапки, лично измерял температуру влажным носиком.
Хмурые лица больных детей светлели, слышался веселый смех. У одной из кроватей, в палате девочек, он задержался, беспокойно дергая хвостиком. Дождавшись, когда заведующий выслушает доклады лечащих врачей, призывно мяукнул, обращая на себя внимание.
- Что такое, Брат? - Армен Саркисович взглянул сначала на кота, потом на врачей, - Чей ребенок? Докладывайте!
- Найденова Настя, 10 лет, поступила вчера. Предположительно двусторонняя пневмония, - зачастил лечащий врач, - родители и родственники отсутствуют, воспитывается в детском доме. Результаты анализов еще не готовы. – Далее шепотом: - Отказывается кушать, Армен Саркисович.
Брат уже вспрыгнул на прикроватную тумбочку и внимательно разглядывал бледное, худенькое личико с огромными, голубыми глазами, безучастно смотрящими в потолок. На щеках проступал нездоровый румянец.
Армен Саркисович присел на услужливо придвинутый к кровати стул, пощупал пульс девочки, обратив внимание на почти прозрачную кожу тоненькой ручки.
- Настенька, солнышко мое, ты почему не кушаешь? Тебе надо хорошо кушать, чтобы поправиться. Видишь – Брат, он хорошо кушал и вырос большой. А сначала тоже болел, – рокотал он без умолку, стараясь расшевелить девочку, - может тебе не нравится наша еда? Хорошая еда, всем деткам нравится. Хочешь, я тебе принесу армянский гурули? Ах, какой вкусный гурули готовит моя жена - Лусине, сразу выздоровеешь и поедешь домой.
- Я не хочу домой, - едва слышно прошептала девочка, - я хочу к маме.
В больших ее глазах блестели слезы. Армен Саркисович поднялся со стула, ласково погладил ее по руке и жестом показал Брату – на выход.
Уже через час у него в кабинете сидела Галина Ивановна - директор детского дома и его добрая знакомая. Армен Саркисович и Брат внимательно слушали печальный рассказ о судьбе Насти.
- Отца у нее нет. Мать лишили родительских прав – там криминал, не хочу даже рассказывать. Настя у нас с трехлетнего возраста. А неделю назад нам сообщили о смерти матери. Как об этом Настя узнала – ума не приложу. С того дня перестала кушать, ослабла и сильно простудилась. Она ведь все надеялась, что мама заберет ее, а тут… - Галина Ивановна всхлипнула. – Армен, дорогой, прошу - вылечи Настю. Ведь это такой светлый ребенок. В детском доме будто темнее стало, когда ее к вам увезли.
- Вот что, Галя, - Армен Саркисович встал со стула, налил в стакан воды и подал собеседнице, - мы с Братом обещаем тебе, что поставим Настеньку на ноги, вылечим ее. Но чтобы вылечить ее душу, нам потребуется твоя помощь.
После того, как Галина Ивановна ушла, он пригласил в кабинет медсестру:
- Мариночка, одень, пожалуйста Брата в чистый костюм и приготовь сменку на каждый день. У Брата начинается бессменное дежурство в пятой палате. – И взглянув на него, добавил: - На тебя вся надежда, Брат.
Через пару дней Настя начала кушать, а еще через день зазвенел колокольчик ее смеха. Марина, заглянувшая в палату, с улыбкой наблюдала за веселой возней Насти и Брата.
- Ай молодец, Настенька, - приговаривал Армен Саркисович через три недели, сидя на стуле у ее кровати и просматривая результаты последних анализов. – Все хорошо. Через два дня будем выписывать домой.
Брат подмигнул Насте двумя глазами сразу.
- Я не хочу в детдом, - погрустнела развеселившаяся было Настя.
- Почему в детдом? Зачем в детдом? Ко мне в гости поедешь! Моя Лусине каждый день спрашивает – «Где Настя? Когда приведешь»? Мои сыновья - разбойники, ждут тебя - в окно смотрят. Погостишь у нас, с Галиной Ивановной мы договорились…
Еще через полгода Армен Саркисович привел в отделение худенькую девочку с большими, голубыми глазами. Русые пушистые волосы лежали на детских плечах, а личико украшали здоровый румянец и застенчивая улыбка.
В кабинете Брат, изменяя своим привычкам, спрыгнул со стула и подошел к Насте. Та присела рядом, погладила мурлыку, потом, обхватив его мордашку, чмокнула в носик.
- Настенька, ты ли это? – ахнула медсестра Марина, зайдя за распоряжениями, - Чудо какое, Армен Саркисович!
Настя, застенчиво отвернувшись, прижалась к его плечу, а тот улыбаясь, ласково поглаживал девочку по пушистым волосам.
- Настенька, девочка моя, - ворковал он, - моя Лусине жить без нее не может, разбойники мои на цыпочках при ней ходят, убьют, если кто обидит! Да, Мариночка, после обхода меня не будет. Меня Дарья Степановна отпустила. Семья дома ждет, праздник будет!
- Какой праздник, Армен Саркисович? – Марина недоуменно смотрела на него.
- Свидетельство об удочерении готово! Забирать поедем! Настенька - теперь доченька моя!
Брат, забравшись на свой стул, с мудрой и понимающей улыбкой смотрел на счастье дорогих ему людей!
Автор Тагир Нурмухаметов
Степан шел по перрону и радовался ласковому, весеннему солнцу.
Молодой мужчина семь лет был на заработках в Сибири, занимался валкой леса. И вот сейчас, заработав приличную сумму денег и накупив матери с сестрой подарков, спешил домой.
— Парнишка, тебе куда? Садись подброшу! — услышал сзади себя знакомый голос.
— Дед Иван! Не узнал меня? — обрадовался парень.
Старик приложил ладонь ко лбу и прищурившись стал рассматривать незнакомца.
— Это же я, Степан! Неужто так изменился?
— Степка! Вот так встреча! Мы уже и не надеялись тебя увидеть! Хоть бы весточку дал о себе.
— Я в такой глуши работал, что почта редко доходила туда. Как мои? Мама, Света, все в порядке? Племяшка моя поди в школу ходит уже? — улыбнулся парень.
Старик опустил глаза и вздохнул тяжело:
— Так ты ничего не знаешь... Плохи дела, Степка. Очень плохи... Скоро три года будет как матери твоей не стало. Светка в загул ушла, а потом и вовсе бросила Настеньку и пропала.
— А Настя? Где она? — поменялся в лице мужчина.
— Светка ее зимой бросила, мы не сразу узнали. Заперла дочку в доме и сбежала. Через три дня, услыхала моя бабка шум, пошла посмотреть, а бедолага стоит в окне заплаканная о помощи просит.
Забрали Настю. Сначала в больницу, а потом в интернат.
Всю дорогу ехали молча. Иван решил оставить парня со своими мыслями, не лезть лишний раз в душу. Через полчаса повозка с лошадью остановилась у заброшенного двора. Степан смотрел на заросли не узнавая родной дом. На глаза мужчины навернулись слезы.
— Не отчаивайся, Степа. Ты молодой, полон сил, быстро порядок наведешь. Знаешь, а поехали к нам. Отдохнешь с дороги, пообедаем вместе. Бабка моя обрадуется очень, — предложил старик.
— Спасибо, я домой пойду. Вечером загляну к вам.
Весь день Степан расчищал двор, а вечером к парню пожаловали гости: дед Иван со своей супругой — бабой Клавой.
— Стёпушка! Как же ты возмужал! Настоящий красавец! — старушка бросилась обнимать соседа. — А мы ужин принесли. Сейчас покушаем, а потом поможем тебе в доме порядки навести. Как хорошо, что ты вернулся!
— Может вам что-то известно о Светлане? Как же так? Она ведь порядочной девушкой была всегда... — спросил за ужином парень.
— Нет. Ничего не знаем. Не выдержала бедняга. Сначала мужа потеряла, потом мать... Навалилось слишком много на хрупкие плечи. Что с Настенькой будешь делать? Может заберешь? Дядя ведь родной как никак, — спросила баба Клава.
— Не знаю. Наведу сначала дома порядок, потом поеду проведаю племянницу. Посмотрим, она ведь меня совсем не знает.
Через неделю мужчина решил все таки поехать в город, повидаться с Настей. По дороге Степан зашел в магазин с игрушками. Миловидная, чернявая девушка встретила покупателя теплой улыбкой.
— Вам помочь с выбором? — предложила девушка.
— Да. Я совсем не понимаю в игрушках. Куклу, наверное, дайте для семилетней девочки и еще что-то на ваше усмотрение.
Девушка проворно достала красивую куколку в коробке и настольную игру.
— Вот! Это то, что вам нужно. Сейчас все девочки в восторге от таких куколок и игра пользуется популярностью.
— Спасибо! Надеюсь моей племяннице понравится, — обрадовался Степа.
***
Настя холодно встретила дядю. Девочка смотрела исподлобья и молчала. Но увидев подарки Настенька немного оттаяла и наконец улыбнулась.
— Ты меня не знаешь совсем, — начал Степан.
— Знаю. Мне бабушка с мамой показывали твои фото и все рассказали о тебе, — перебила девочка.
— Да? — улыбнулся парень. — И что рассказывали?
— Что ты добрый и хороший. Дядя Степа, а когда мы поедем домой? — тихо прошептала Настенька оглядываясь...
Вопрос ребенка ввел мужчину в ступор. Он понял, что бедняге приходится не сладко здесь.
— Настя, тебя обижают? — так же тихо спросил Степа.
— Да, — девочка опустила голову и заплакала.
— Сейчас я точно не смогу тебя забрать, но обещаю, что скоро ты будешь дома. Не грусти. Хорошо?
— Хорошо, — прошептала Настя.
Степан сразу же пошел к директору интерната и узнал неутешительные новости.
— Я понимаю, что вы родной дядя и все такое... Но, для опекунского совета недостаточно родственных связей. Вы официально трудоустроены?
— Нет. Я же рассказывал, что только из заработков вернулся. Но у меня есть крупная сумма денег, — пытался объяснить парень.
— Это не аргумент! Все должно быть официально. Ваше семейное положение? Жена, дети, есть?
— Нет, — покачал головой Степа.
— Плохо, очень плохо... Если действительно намерены оформить опекунство, Вам нужно устроиться на работу и жениться.
— Но это же не делается за один день! А Настя хочет домой!
— Ничем не могу помочь, — развел руками мужчина.
Проведя почти весь день в городе Степан еле успел на последний автобус. Мужчина присел на свободное место и погрузился в тяжелые раздумья.
— Ой, здравствуйте! — услышал рядом приятный голос.
— Это Вы? — удивился парень. — Как вы здесь оказались?
Возле него сидела та симпатичная продавщица, которая помогла с выбором игрушек.
— Домой еду, в Семеновку. Я работаю в городе, а живу в селе, с бабушкой, — объяснила девушка.
— Надо же! Так мы с вами земляки! — засмеялся мужчина. — Я тоже из Семеновки.
— Меня Анна зовут, — улыбнулась красавица.
— Семен.
— Вашей племяннице понравились подарки?
— Да, — тяжело вздохнул мужчина.
От безысходности парень все рассказал малознакомой девушке.
— Да... Ситуация. Никогда не одобряла этих правил. Получается, что у нас все решают справки, а что у людей в душе происходит мало кого интересует, — возмутилась Аня.
— Анюта, а я вспомнил тебя. Ты внучка бабы Веры. Верно?
— Да, — улыбнулась девушка. — А я Вас совсем не помню.
— Ты еще совсем девчонка была когда я уезжал. Давай на ты перейдем, не чужие ведь люди.
— Степа, мне кажется, что я могу помочь тебе с работой. Нам в магазин грузчик нужен. Работа не тяжелая, товар нам два раза в неделю завозят. Главное, справка будет.
— Отлично! Останется лишь жену найти и дело с концом! — засмеялся Степан.
На следующий день мужчина взял документы и поехал устраиваться на работу. Анна замолвила словечко перед директрисой и парня приняли без проблем. После обеда Степан накупил сладостей и пошел проведать Настю. Домой возвращался снова с Анной.
— Спасибо. Ты очень выручила меня.
— Благое дело делаем, не нужно меня благодарить. Вот бы с женой тебе побыстрее определиться...
— Это невозможно. У меня даже знакомых девушек нет свободных. Все замуж повыскакивали пока я работал.
— Безвыходных ситуаций не бывает! Нужно думать, — серьезно сказала девушка.
— Аня, а ты? Ты ведь свободна? — обрадовался Степан.
— Да. Но я не собираюсь пока замуж, — покраснела девушка и отстранилась от парня.
— Ты не поняла. Давай сделаем фиктивный брак. Ну, для справки. А через полгода разведемся.
Анна, смотрела на него как на полоумного, не зная, что ответить. Такого развития событий девушка не ожидала. С одной стороны — Аня хотела помочь девочке. С другой — она совершенно не знала Степана.
— Пожалуйста! Я заплачу тебе хорошо. Помоги нам! — не сдавался парень.
— Хорошо. Только платить не нужно. Я делаю это для Настеньки, жаль девочку.
— Ура! Завтра же пойдем в сельсовет, попросим чтобы нас расписали побыстрее. Настюша обрадуется хорошей новости! — радовался Степан.
Через два месяца Настя была дома. Первую неделю, ожидая повторного визита комиссии, Аня жила в доме Степана. Молодые люди боялись разоблачения, ведь им пришлось сделать многое, добиваясь опекунства.
Настя была очень рада возвращению домой. Плохо то, что девочка очень привязалась к Анне.
— Настюша, я ведь объяснял тебе, что Аня мой друг. Она не настоящая жена.
— Ну и что? Разве она не может постоянно жить с нами? — удивилась девочка.
— Нет. У Ани есть свой дом. Есть бабушка, которая по ней скучает.
— Но ведь мы тоже будем скучать по ней.
— Будем, — улыбнулся Степа. — Аня обещала, что будет приходить к нам в гости.
Через пару дней Анюта ушла домой. Настя с дядей остались одни.
— Ничего, сейчас начнем строительство нового дома. Нам некогда будет скучать, — подбадривал девочку Степа.
— Дядя, а если мама вернется? Ты меня не отдашь ей? — спросила со страхом девочка.
— Не бойся. Я твой опекун и никому не отдам тебя.
Время шло. Степа начал строительство дома. Мужчина думал, что занявшись делом забудет про Аню. Но мысли о девушке никак не выходили из головы. Скучала и Настя. Девочка каждую субботу выглядывала Анну у ворот, но та редко заглядывала к ним в гости.
— Степа, когда Аня придет? — ныла девочка.
— Не знаю. Наверное занята.
— Давай мы к ней сходим? — предложила Настя.
— Это неудобно. Нас ведь никогда не приглашали в гости.
— Но ведь ты ее муж? Хоть и понарошку?
— Да. Муж понарошку, — засмеялся парень.
— Значит нам можно к ней в гости.
— Хорошо, вечером пойдем, — сдался Степан.
Настя надела самое нарядное платье, затем побежала к соседям и вернулась с большим букетом цветов.
— Настя, цветы зачем? — удивился парень.
— Подаришь Ане.
— Правильно девочка рассуждает, — вмешалась баба Клава, которая пришла вместе с Настей. — По настойчивее нужно быть. Вы такая красивая пара!
— Да не нужен я ей. Чего привязались? — рассердился Степан.
— Много ты знаешь! Ты тоже ей нравишься, со стороны ведь виднее, — произнесла старушка.
Взяв букет, Настя со Степаном отправились к Ане. Девушка развешивала стирку во дворе. Увидев гостей Анна покраснела и растерялась:
— Молодцы, что пришли. Проходите, сейчас ужинать будем!
— Видишь, а ты боялся! Дари цветы и предлагай руку и сердце! — шептала Настенька толкая дядю в бок.
Степан покраснел как мальчишка, затем прокашлялся и протянул букет:
— Аня, будь моей женой!
— Так мы уже женаты, — растерялась девушка.
— Настоящей женой...
Из дома вышла баба Вера и умилилась от увиденного.
— Ну наконец-то! Эта глупышка сколько слез пролила в подушку, но сказала, что первая не пойдет. Боялась, что не нужна тебе.
— Нужна! Еще как нужна! — закричала Настенька. — Это я его заставила и букет нарвала. Сам бы он не додумался!
Степан с Анной переглянулись и засмеялись.
— Молодец, деточка! — похвалила баба Вера. — Пойдем, поможешь мне на стол накрыть.
— Это правда? Тебя Настюша заставила? — улыбнулась девушка.
— Честно? Да. Сам бы я не решился. Боялся, что прогонишь меня, — произнес Степан обнимая Аню...
Автор: Милана Лебедьева
Чистенькая бабушка
Бабушка Настя- родная сестра моей деревенской бабушки. Очень хорошо помню, когда увидела ее впервые...так странно, что сохранились четко воспоминания у меня совсем маленькой, закрою глаза и смотрю цветной фильм со всеми подробностями...
Было мне всего четыре года, после долгой с многочисленными пересадками дороги к бабушке в деревню, мы ждали лошадь с телегой, отправленную за нами на последнем этапе нашего путешествия. Мама растелила плащ болоневый на обочине пыльной дороги, а я рядышком в пшеничном поле, среди желтых высоких колосьев собираю васильки синии-синии. Позже усевшись мы долго едем, в покачивающейся на ухабах дороги, телеге устеленной свежим сеном- оно колючее и так пахнет приятно. Остановились на передышку в большой деревне возле домика у самой дороги.
Возле крыльца, на завалинке в тулупе и валенках сидит седовласый дед Никифор и хитро усмехается в колючие усы, я боюсь его и прячусь за спину мамы. На улице май месяц теплый. На крылечко выбегает живо чистенькая, маленькая старушечка, согнутая почти пополам от тяжелой работы, у нее доброе, милое лицо, голова покрыта белым полушалком, глаза голубые, она охает, обнимает мою маму и плачет. Бабушка Настя, жена деда Никифора, берет мою маленькую ручонку в свою сухую ладонь с мозолями и ведет меня в чистую горницу.
Обоев на стенах нет- чистые бревна, украшенные картинками, вырезанными из журнала "Работница", маленькие ходики с тяжелыми гирьками отстукивают время, на окошках белые зановесочки-задергушки. Чистый, некрашенный пол деревянный, до бела выскобленный щелоком. На столе белая скатерть и самовар по центру на алюминиевом, круглом подносе.Дед Никифор уже восседает на лавке за столом, сняв свой тулуп, но оставшись в валенках.Мы пьем чай с кусковым сахаром, разломленным щипчиками и мама одаривает хозяев подарками. После разговоров, слез, смеха мы уезжаем в деревню моей родной бабушки...
Летели вереницей годы, я уже студенткой навещала свою бабулю самостоятельно, но все равно останавливалась у чистенькой бабушки Насти, деда уже не было, раньше нее отправился в сосенки, так кладбище деревенское называли.
Молодой девушкой была выдана Настенька замуж за нелюбимого мужика намного старше ее, детей они не нажили, на войну его не взяли из-за хромоты, но гуленой при этом был отменным дед Никифор, но не в порядках того времени было разводиться. Так и прожила с весельчаком Никифором, мастером на балалайке играть. Молча терпела его мужские "шалости" и порой утирала слезы уголком белоснежного платочка головного. Какой же чистюлей была бабушка Настя, все время драила дом и без того чистый и без особого убранства. В доме пахло хвоей свежей, любила она в углы горницы , в бревна веточки еловые подсовывать.Помню одну вырезку из журнала, вставленную в рамочку и прикрепленную к стене, со словами песни " Старый клен" и пели мы ее вместе, распивая ее чаи духмяные в чистой горнице, за столом с белоснежной скатерткой. Милая бабушка Настя, знаю любила ты нас с мамой беззаветно и поджидала у окошка, глядя на пыльную дорогу каждым летом приходящим...
Автор Елена Ди Нинни
МИР ОДИН НА ДВОИХ
Светало. У горизонта, где посеяна рожь и пшеница, колыхнула алым платком заря. Розовой волной поплыли по бескрайнему небу облака. На всю округу разнеслось громкое кваканье. Распелись как заводные! Артисты! Небось, радуются тихому утру, новому дню, солнышку. Где-то в траве застрекотали кузнечики...
За деревней у реки возле огромной старой берёзы стояли парень и девушка. Обоим не больше семнадцати. Чернобровая красавица с вьющейся косой за спиной, в белом сарафане, прижималась к дереву. Рядом парень, высокий и крепкий в плечах, в зелёной рубахе и серой кепке. О чём-то беседовали. Разговор вёл юноша. Девушка, наклонив голову, молча слушала.
Многие хранят в памяти такое утро… Заря, река, дерево… ещё качели, скамья, тёплый дождь… Как же одинаково мы любим в этом возрасте! Одинаково встречаем рассветы и провожаем закаты. Да и как можно не любить, когда на двоих нам всего тридцать пять лет? Весь мир у наших ног, все дороги открыты – только выбирай. Юность, юность, как же трепетна ты и прекрасна! Как заря вспыхнешь ярким огнём и уйдёшь, оставив в памяти глубокий тёплый след.
Девушка, проведя по коре дерева ладонью, молча пошла вдоль реки. Парень догнал её, взял за локоть, прижал к себе.
– Настя, – коснулся её плеча.
– Саша, не надо, – она наклонила голову. – Не надо.
– Я же приеду.
– Приедешь, – еле слышно произнесла девушка и подняла глаза. – Зачем тогда нужно было говорить… зачем тогда… Я же знала, что уедешь. Захар Дементьевич велит, и поедешь.
– Как я могу отказаться, если народ велит? Люди надеялись на меня, а я им – «не хочу». Это ведь тоже не дело.
– Вот и отправляйся в свой Горький! Настя попыталась пойти, но парень крепко удержал её за плечо.
– Меня не будет каких-то девять месяцев. Соскучиться не успеешь, как я ворочусь.
Девушка медленно перевела взгляд в сторону, где шумела река, и тихо сказала:
– Клава тоже едет в Горький.
– Ну и что? Подумаешь, Клава. Сдалась тебе эта Клава.
– Я же видела, как она на тебя в клубе смотрит. И подруги мне говорили, что… что нравишься ты ей!
– Глупости. – А если ты и правда ей нравишься, Саша?
– Мало ли чего!
– И в город она тоже едет осенью.
– Она на бухгалтера поступает. И не один год там пробудет, – парень улыбнулся. – А я – глазом моргнуть не успеешь, как приеду домой.
– Это только кажется так, что быстро. А на самом-то деле…
– Я тебе писать буду. Каждый день.
– Ты что?!
– А что?
– Родители ещё подумают невесть чего.
– Что же мне теперь и письмо написать нельзя?! – в голосе прозвучала обида. Настя промолчала.
– Хорошо, – не сразу ответила она. – Ты только пиши сестре моей, Маше. А я у неё забирать буду. Ладно?
– Только ты мне тоже пиши, – сказал парень.
– Хорошо, – девушка улыбнулась и медленно пошла, поглядывая на реку. Юноша шёл рядом.
Рассвело. Вот ведь тоже – светает и темнеет так, что и не заметишь. Вроде бы только вот-вот, совсем недавно темень стояла несусветная, а сейчас, пожалуйста, вокруг ясно, и стрекочут кузнечики.
– Я вчера к бабе Лизе ходила, матушка за молоком козьим посылала. Пришла, а там Егорка…
– Кто? – Егорка, – Настя засмеялась. – Козлёнок. Ох, и забавный, ох, и шустрый. Всю поленницу разворотил окаянный, всех кур распугал. А петуха сам боится. Петух своих курочек в обиду не даёт. Прогоняет его. Я сама не видела, мне баба Лиза рассказывала. Забавно, да? – девушка остановилась. – А ведь он слабеньким уродился. Совсем нехороший был. Думали, не выкарабкается. А баба Лиза выходила его. В избу забрала, через соску молоком поила. Головку вот так вот одной рукой придерживала, а другой кормила. Теперь вон какой красивый стал. Шустрый – глаз да глаз за ним нужен. Маленький ведь ещё, вот и хулиганит.
Александр с замиранием слушал подругу. Какая же она всё-таки хорошая! И голосок такой добрый – послушаешь его, и до того хорошо становится, до того радостно делается на душе, будто только что испробовал волшебную конфету. И любоваться ею одно удовольствие. Такая Настя красивая! Красивая и по-детски ещё немного наивная. Какое же это счастье стоять рядом с ней и касаться её ладони.
Александр приблизился на полшага, коснулся
Настиного предплечья и поцеловал её.
– Ой, Саша, не надо. Зачем ты так? – спросила девушка. – А если бы нас сейчас кто увидел?
– Да кто нас может увидеть?
– Мало ли? Может, кто и на рыбалку спозаранку вышел… или… Никита Кондратьевич стадо, поди, уже погнал.
– Я же аккуратно.
– Всё равно, – Настя прошла вперёд и украдкой улыбнулась. Не услышав за собой шагов, обернулась. Александр стоял неподвижно. – Обиделся? Не обижайся, пожалуйста.
– Я и не обижаюсь.
– И правильно, – Настя взяла друга за руку.
– Помнишь, как за той рощей картофель собирали? Нас тогда всей школой посылали. Помнишь? – улыбнулась. – Небо ясное-ясное было, ни тучки, ни облачка. И вдруг, откуда ни возьмись, дождик пошёл. И такой тёплый, лёгкий, озорной. Прошёл мимолётно, словно поздороваться к нам забежал. А как пропал, радуга появилась. И такая красивая, и так близко – кажется, пробегись немного и она прямо над тобой будет…
– Вот поженимся, родишь мне сына. Назову его Юрой, – оборвал разговор юноша.
Настя притихла. В больших карих глазах появился вопрос:
– А почему Юрой?
– А что? Мне нравится, – пожал парень плечами. – И я, как папа, должен сам выбрать мальчику имя. Это железно, – улыбнулся. – Юрий Кулаков. Звучит?
– А если родится девочка?
– Если родится девочка, тогда имя за тобой.
Настя призадумалась.
– А дочку мы назовём Зоя. Вавилова Зоя, нравится?
– Отчего же Вавилова, когда ты будешь Кулакова?
Девушка засмеялась.
– Ой! Точно. Кулакова.
Настя, придерживая сарафан, присела на траву. Александр примостился рядом. Рыжее солнце весело отражалось в реке, тёплый ветер поглаживал щёки и волосы.
– Ты к старику Еремею часто заходишь?
– Стараюсь каждый день, но совсем недолго бываю у него, – ответил парень. – С Лёшкой ему дрова позавчера кололи. А так… Заскочишь ненадолго, и всё. А вы с Любашей навещаете старика? Вроде как собирались.
– Редко мы к нему с Любой ходим, – призналась Настя. – Больше одна навещаю. Жалко его. Совсем один. Газету прочесть и то некому. Это вы молодцы, что дрова накололи. Вы с Лёшкой не забывайте его. У него ведь нет никого. А одному – ой как плохо.
– Плохо, – согласился Александр и, подумав немного, добавил.
– Я тебе, Настя, из города серьги привезу.
– Зачем?
– Подарок.
– Разве так подарки делаются? – ласково спросила подруга. – Подарок должен быть внезапный.
– Это сюрпризом называется.
– Всё равно. Подарок тоже должен быть неожиданным. Так он намного приятней.
– Тогда я тебе что-нибудь другое привезу.
Настя положила голову другу на плечо.
– Спасибо. Только ты мне не говори, ладно? А то про серьги сказал, я про них уже и думаю, – девушка улыбнулась. – Ой, Саша, а в городе сейчас, наверное, очень красиво. Да?
– Наверное.
– Кругом огни, фонтаны, трамваи ходят… Охота в город, только честно?
– Вот ещё.
– Совсем-совсем неохота?
– Ну, если только чуточку, – признался парень.
– А ты будешь по мне скучать?
– Спрашиваешь. Кому я письма обещал писать каждый день, лешему?
Настя тихонько засмеялась.
– Я бы тоже хотела в Горький съездить. Я ведь там была только один раз, и то совсем маленькой. Я и не помню ничего.
– Съездишь. Какие твои годы. И вместе съездим с тобою ещё не раз.
– Правда?
– А чего? Конечно. Мы с тобой и в Москву, и в Ленинград съездим. Везде побываем, куда только душа запросится. Мы теперь с тобой едины и всё будем делать вместе, – Александр обнял подругу. – Куда ты, туда и я, куда я, туда и ты. Целый мир один на двоих.
– Весь мир? – девушка загадочно улыбнулась.
– Весь мир, – повторил парень.
– Мы теперь с тобой вместе, и ничего нам не помешает, если мы любим друг друга.
Настя крепче прижалась к Сашиному плечу.
– Мне недавно один сон приснился. Такой нехороший. Ты, наверное, смеяться будешь. Но не надо. Ладно?
– Это же всего-навсего сон.
– Не смейся, не надо, – девушка выпрямилась, приподняла голову. – Снится мне, будто мы с Клавой в лес по ягоды пошли. Ходим, блуждаем, а ни одной ягодки не видно. Все ноги об кусты изрезали. И вдруг вышли мы с ней на поляну, а там земляники видимо-невидимо. Как ковёр красный. И ты посреди этого ковра лежишь. Я к тебе. Подошла ближе, хотела ягодку
сорвать, а это вовсе и не ягоды, а вода. Красная такая. Словно кровь. И ты в ней утопаешь. Я Клаву окликнула, глядь, а тебя уже и нету. Мне так страшно стало. Я и проснулась. К чему бы это?
– Мало ли чего может присниться. Не бери в голову.
– Сон и правда нехороший. Хотела к Тимонихе сходить разузнать о нём, да побоялась. Лучше уж будь что будет. Нечего судьбу раньше времени тревожить.
Вдалеке показались три мальчугана с удочками. Белокурый мальчишка в майке громко и весело рассказывал что-то друзьям. Теперь уже не посидишь спокойно, не пообщаешься, не полюбуешься на реку. Скоро рабочий народ в деревне отправится по своим делам. А это значит, что и им пора расходиться.
Настя приподнялась, отряхнулась, поправила подол.
– Ой, Саша. Как мы засиделись с тобой, – сказала она. – А ведь мне скоро с матерью на пасеку идти.
– Побудь ещё немного, – попросил парень.
– Пойду я, Саша. Только ты подожди немного. Сразу не ходи.
– Такая ты смешная, – улыбнулся юноша. – Что же, теперь и пройтись с тобой нельзя?
Настя направилась к деревне. Александр окликнул её. Девушка обернулась.
– Я люблю тебя.
Настя быстро пробежала глазами вокруг и, убедившись, что никто их не слышит, улыбнулась и поспешила в деревню. Парень смотрел ей вслед: на босые ноги, светлый сарафан и длинную тёмную косу. Нет, всё-таки он ей из города привезёт серьги. Красивые. Дорогие. Как однажды отец матери подарил. Обязательно привезёт! И подарит их той, с кем хотел бы поделить этот мир на двоих.
Александр достал папиросу, закурил. Лёгкой походкой отправился в деревню. Проходя мимо Настиного дома, остановился. Окно её комнаты было распахнуто. Парень осторожно приблизился. Достав из кармана маленький карандаш, на обрывке папиросной пачки написал: «Настенька, я тебя очень люблю. Сашка. 22 июня 1941 г.» – и аккуратно положил записку в цветочный горшок.
По деревне пронеслись петушиные голоса... Какое прекрасное утро! И таким же прекрасным будет день. Замечательно всё-таки жить на этом белом свете!
Жить и любить.
Автор Антон Лукин
Источник
"Все мы родом из деревни"
Следующая публикация
Комментарии 1