Разворот книги Роберто Карнеро «Умереть за идеи». Фото: Дмитрий Цыганов
Много лет российская власть не слишком интересовалась тем, что происходит в книжной сфере. Деньги там небольшие — один миллиард евро в год с грехом пополам едва наберется (данные из презентации главреда ЭКСМО. — Прим. ред.). Учебники для школ исправно печатают, да еще не без участия одного из старых друзей президента, — ну и славно. Не читать же их? За книги «отвечает» внутри бюрократического механизма не министерство культуры (у него в ведении только библиотеки), как вроде бы можно было предположить, но почему-то министерство цифрового развития. Причем, как оказалось в 2024 году, это не только не вредно, но даже полезно: с одной стороны, айтишные чиновники никакого энтузиазма по части регуляции книжной отрасли не испытывали, ничего особенно в ней не понимая; а с другой, коль это их епархия, именно их уголок бюрократической поляны, то они берегут ее, как могут. А беречь есть что.
Почему система цензуры возникла только сейчас?
Когда российская власть окончательно свалилась в консервативный авторитаризм, то не встретила никакого политического противодействия. Весь ход трансформации режима был связан и с постепенным отказом от какой бы то ни было обратной связи, и с исключением любой реальной политической оппозиции. Единственный отпор, который власть могла получить, — в медийном поле. Не в телевизоре, но в оппозиционных традиционных медиа и не контролируемых властью социальных медиа. И вот в этих медиа лидерами общественного мнения оказались интеллектуалы, в том числе писатели. На фоне больших нефтяных доходов или обеспечения дистрибуции сирийского каптагона тиражи даже Бориса Акунина просто незаметны. Но вот проблема: у его книг миллионы реальных, живых читателей. Как и у Дмитрия Быкова, Дмитрия Глуховского, Людмилы Улицкой, Александра Гениса, Михаила Зыгаря и многих других, оказавшихся в оппозиции нынешней российской власти.
Так режим обнаружил, что в природе бывают книги, а у этих книг есть неприятные авторы, которых печатают то ли совсем безыдейные издатели (им бы только деньги зарабатывать), то ли практически вредители. И в этой сфере плохо всё: книги или вредные, или не про скрепы, писатели позволяют не просто бормотать что-то непонятное, но и оскорблять верховного главнокомандующего. А издатели не только на всё это смотрят сквозь пальцы, но еще и поощряют. И со всем этим, видимо, нужно что-то делать. Нельзя же, в самом деле, пестовать победоносную и всепобеждающую маскулинность и допускать, чтобы миллионами экземпляров печатались книги, в которых нежные мальчики влюбляются в других нежных мальчиков. Пацаны же не поймут!
Государство бьется, как берсерк, за здоровый образ жизни и увеличение плодовитости населения и прочие традиционные ценности, а в книжках — разгул наркомании, бездетности и прочего экстремизма.
У режима есть небольшая проблема: неторопливо, шаг за шагом построив авторитаризм, он забыл построить политический механизм его стабилизации. Ни партии, ни массового политического движения, ни государственной идеологии. То есть идеология-то какая-то есть, ее можно реконструировать из публичного нарратива, но основополагающего текста нет, прописанного идеологического канона нет. Общие слова из освеженной (освежеванной?) конституции не в счет, а президентский указ «Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» — вода на киселе, которую и в суд принести неудобно. У самого главного начальника уже другие заботы. Писать «Мою борьбу» или «Доктрину фашизма» ему уже некогда, он мир перестраивает. А кому еще? По рангу — некому.
А раз канонической идеологии нет, то желающих сыграть в игру «кто обгонит паровоз» и рассказать, как именно надо всем жить, — немало. Тут и привластные идеологи типа Мединского, Дугина или Малофеева, и вдохновленные государственным телевизором широкие народные массы, благодаря доносам которых генпрокуратура имеет тысячи поводов для проведения проверок. Именно доносы стали одним из двух недостающих звеньев, которые достроили систему гибридной цензуры, превратив ее в довольно эффективно работающий механизм. Как эта система цензуры выглядит?
Сооружаемая в России система цензуры, конечно, отличается от советской. Советское Главное управление по охране государственных тайн в печати имело сотни подразделений, тысячи сотрудников которых фильтровали контент не только во всех книжных издательствах, но и во всех газетах, радио, телевидении, на почте и таможне, добиваясь того, чтобы не проползло буржуазной пропаганды, клеветы и антисоветчины. А также упоминания имен и тем, о существовании которых советским людям знать было нельзя. Тарковский? Кто такой Тарковский? Нет никакого Тарковского. Только по слухам и западным голосам, пробивающимся через глушилки, можно было узнать, что режиссер решил не возвращаться в СССР из зарубежной командировки. И Любимова нету. И не было. И много, кого еще.
Владимир Мединский демонстрирует Советскую историческую энциклопедию во время презентации в Москве, Россия, 2 декабря 2024 года. Фото: Юрий Кочетков / EPA-EFE
Нет комментариев