В этой теме я публикую в комментариях свои стихи.
А я во сне свои стихи слагаю.
О вечном, о нетленном, о святом
И если в ритм порой не попадаю,
Не унываю, - попаду потом…
Фантазия сквозь яркие созвездья
Меня уносит в дальние края.
И телом, и душой уже не здесь я,
А где-то за пределом бытия.
Я улетаю в бесконечный космос,
Срываюсь в пропасть, стоя на краю.
И, падая в пространства невесомость,
Канву стиха по-всякому крою
Материализуются виденья
И мне уже как в баньке горячо!
И вот, я, как в последний день творенья,
Во сне ваяю женское плечо…
В предвиденье, предчувствии, наитье
Пытаюсь необъятное обнять
Но чувствую в ночном полузабытьи
Что сам себя пытаюсь растолкать.
И оказалось, что в паренье духа
Я для моей супруги не пророк…
Пока я ей стихи шептал на ухо,
Она меня пихала локтем в бок.
А на даче все иначе,
Там гуляют и поют.
И девчонки нас дурачат,
Обещают - не дают.
И струится сок клубничный
По малиновым щекам,
И курится дым шашлычный,
Как волшебный фимиам!
Помню ягоду в сметане,
Помню ямку на щеке,
Помню, как в горячей бане
Целовались на полке.
Ах, девчонки, ах, Наташка!
Жалко, полка не кровать,
Коль рубашка нараспашку,
Значит нечего скрывать.
Что за страсть в крови играла,
Что за власть таилась в ней?
От Ярилы и Купалы,
От языческих корней.
И в похмельной непотребе
На вакхальном сквозняке
Растворялись звёзды в небе,
Как веночки на реке.
Может ласки были грубы,
Были хриплы голоса,
Но вначале губы - в губы,
А потом глаза - в глаза.
Может, в чем-то мы не правы,
Может это о дурном,
Только дачные забавы
Пролетели дивным сном!<
Пролетели дивным сном!
А он у господа работал старшим голубем,
И был допущен к поднебесным безобразиям.
Там было весело и зелено и молодо,
А ей он слал благие весточки с оказией.
Там по ночам горели свечи золотистые,
И палисадник зарастал густой черемухой,
И набивался дом заезжими артистами,
Там были трагики и комики, и гомики.
А эта девушка, с душой больного кролика,
Так под гитару пела что-то из великого,
Что у поэта- пожилого алкоголика
В лице проблескивало светлое и тихое.
А по утрам, когда роса еще серебрянна,
И жизнь не кажется котлетой недоеденной,
Девичий голос безнадежно и растерянно
Все порывался навсегда бежать немедленно.
Так снисходительны глаза при расставании,
Что ничего уже в прошедшем не изменится.
Лишь опрометчивые ваши обещания
Чуть раздражают, как под ногтем заусеница.
А небеса мои по осени пр
А небеса мои по осени просторные!
В них пролетают к югу стаи лебединые.
Вот только голуби, как крысы, птицы сорные,
Но, по сравненью с нами, существа безвинные.
Авангард советского народа 1987 год
Когда на комбинате был я мертвою душой
И малевал призывы и плакаты
Я верил в то, что партия наш верный рулевой
И пресекал на этот счет дебаты
Я верил, что мы твердо к коммунизму держим путь
И что народ и партия едины
Ведь лозунги не могут нас так подло обмануть,
Ведь я их сам рисую, как картины
Вот как-то раз к парторгу вызывают в кабинет
На выходной велят куда-то ехать
Поскольку отмечает наш районный комитет
Большую историческую веху.
«Давай, уж, постарайся, ты ж сознательный у нас
И крепнешь в убежденьях год от году,
Мы в партию тебя рекомендуем хоть сейчас,
Ну, а наряд закроем по аккорду!»
«Спасибо» - говорю, -«Я не дорос еще пока,
Вы партией другого удостойте,
А я и так поеду, и хоть дело не в деньгах,
Но Вы наряд уж все-таки закройте…»
В субботу рано утречком
В субботу рано утречком часу этак в седьмом
По случаю такого юбилея
Везут меня, трясут меня в фургоне грузовом
На ящиках с бутылками и снедью.
К обеду подъезжаем мы к высокому крыльцу
С портретом бородатого предтечи
Уборщица с ковров сметает легкую пыльцу
И грузчики бегут уже навстречу.
Залез я на стремяночку и начал малевать
Про авангард советского народа
А снизу вышел ревностно за мною наблюдать
Какой-то зам – шестерочья порода.
Малюю я и думаю: «Какого бы рожна
Приставили ко мне соглядатая,
Неужто опрокинется могучая страна
Коль чуждая вкрадется запятая?»
К примеру лозунг взять «Мы не рабы, рабы не мы!»
Как говорится перекинуть клеммы…
С такими удареньями недолго до тюрьмы:
«Мы не рабы, но вроде как бы немы»…
Покуда малевал, по небу тучки понеслись
Закапал дождь, весь «Авангард» размыло…
Мне зам кричит : «Давай, пока слезай оттуда вниз,
Потом закончишь, чтоб те пусто было!»
А дождик пуще, к вечеру полил, как из ведра
И черными стальными кораблями
Начали «Волги» прибывать, на «Волгах» номера
С высокими партийными нулями
Начальники степенно из машин повыходя,
Повытащились из отекших кресел…
И шустрый зам над первым тут же зонтик от дождя
С холуйскою готовностью развесил.
Проследовали в залы, стали стульями греметь,
Потом азартно тосты поднимали…
Шумели… Я пошел, чтоб как-то ночь пересидеть
К охраннику у сауны в подвале.
А на столах у них восточный вывален базар,
Вся пестрота отборных этикеток…
Такой жратвы я в жизни не видал в глаза,
Я думал, что ее в природе нету…
А мы-то с хлеба все перебиваемся на квас…
Но не завидно, дудки, не завидно!
Обидно то, что все это украдено у нас
Так ловко, лицемерно и бесстыдно…
И напролет всю ночь до самой утренней поры
В обжорном и питейном гулеванье
Начальство материлось и блевало на ковры
И с девками развратничало в бане.
А утром с похмела начальству было все равно…
А я взглянул на лозунг свой вчерашний.
Там «Партия», тире а дальше грязное пятно,
И весь мой труд потерянный и зряшный…
Авача
Над бухтой Авача молочный туман
Разлился густыми клубами.
Весенние льдины слизнул океан
Шершавыми злыми губами.
В порту под погрузкой стоит сухогруз,
Неясный, как счерченный с кальки.
И волны играют размеренный блюз
На лаковых клавишах гальки.
Туман проявил фонарей медяки
И окон пустые карманы.
Но перед отплытьем спешат моряки,
Торопятся жить в рестораны.
В бездонную чашу прощальных утех
Вино, как из гейзера, плещет.
И музыка плачет, и хватит на всех
Доступных и ласковых женщин.
И пусть не невеста, и пусть не жена -
Шершавыми злыми губами
Она заласкает тебя, как волна,
И станет мадонною в раме.
Пока под погрузкой стоит сухогруз,
Тельняшку отдай, но налейся.
И, словно прилив, поднимается грусть
В п
В последнюю ночь перед рейсом.
А волны играют размеренный блюз,
И паузы в тактах длиннее.
А утром уходит в туман сухогруз
Куда-нибудь к Новой Гвинее.
На палубе стоя под Южным Крестом,
От ветра чужого горячей
Ты вспомнишь свой город на склоне крутом
И белый туман над Авачей.
Аделаида
Dm A7
Увы, моя Аделаида,
Dm
Я не маркиз и не король,
Gm A7
Но мне испанская коррида –
Пустяк и блеф, итак позволь…
Припев: Аделаида, какие руки, ноги, плечи!
Аделаида, побудь со мною в этот вечер.
Gm
Аделаида, садись ко мне в кабриолет,
Dm A7 Dm
Аделаида, увы, в ответ сказала: «Нет!»
Фонтаны били,
Часы
Часы звонили,
Автомобили клаксонами трубили.
В пылу и в раже
Хотелось даже
A7 Dm
С Аделаидой разделить свою любовь…
Аделаида, ты не любила никогда
Аделаида, увы, в ответ сказала: «Да!»
АПРЕЛЬ
С
Давай сбежим с тобой в Апрель
A7
От асфальтированных улиц,
F
Туда, где вербы окунулись
G
В разлива звездную купель.
C
Нам больше не видать нигде,
Как выплывает из тумана
Березка в белом сарафане,
Как будто лебедь по воде.
C Am
Там в Апреле - птичьи трели
Dm G
Ночь играет на свирели.
C A7
Спит природа в колыбели,
F G C G
И вовсю звенит капель.
Давай сбежим с тобой в Апрель,
Весенним паводком звенящий.
Там, как лисица в стылой чаще,
Всю зиму рыскала метель,
А нынче плещется весна,
И первый бархатный подснежник
Уже, тая дыханье, держит
В мохнатых лапах тишина.
Давай сбежим с тобой в Апрель.
Там в январе сварила вьюга
Настой от зимнего недуга -
Весны березовый коктейль.
И мы с тобой увидим, как
На ветках лопаются почки,
Деревья встали на носочки
И держат небо на руках.
Арбат 1990 года
Приписана к Арбату
отечная толпа,
Сохатый и пархатый,
богема, голытьба.
Повылезли мессии
со всех щелей Москвы,
Со всей честной России-
от Хивы, до Тувы.
Здесь пастор ищет паствы,
зовет в тмутаракань,
И людям кажет язвы
отеческая рвань.
Отстегивают уши
горластые юнцы,
Убогие кликуши,
пивные мудрецы.
Арбат, какие враки
Твоих коснулись стен!
Плывет людская накипь
Под ветром перемен.
Хлысты и монархисты
пришествием грозят.
И карикатуристы
вас вмиг изобразят.
Всего лишь за червонец,
в дерьме или в фирме,
Угодно- при короне,
угодно- при суме.
Здесь тешатся крамолой
и чешут языки
Сторонники раскола
и каменной руки.
А рядышком за красной
кремлевскою стеной,
На все согласный, гласный
содом и г
содом и геморрой.
В словесном блуде грешен
крикливый наш народ.
И тот, кто снизу- брешет,
и тот, кто сверху- врет,
И каждый врет, как дышит,
другие врут ему,
Никто уже не слышит,
не верит никому.
А мы стоим, глазея,
О, Господи, спаси
Страдалицу Рассею
от всяческих мессий,
От века золотого,
от гиблого дождя,
Спаси нас от любого
пророка и вождя!
Прикован цепями к столбу над толпой.
Багровое пламя мне ноги ласкает.
Позорный плакат над моей головой,
И кровь из-под кожи на бревна стекает.
Солома трещит, дым и пепел, и смрад,
И крошатся зубы, мой вопль зажимая.
Вот бревна занялись, и доски горят,
И плоть моя бьется, покуда живая.
Здесь жаренным пахнет, здесь хохот и свист.
Здесь судят за мысли, за слово и дело.
Лишь пепел невинен, стерилен и чист…
Да славится дух! Трижды проклято тело!
Живи, если в нору забился как крот,
Умри, если громко ударил в колокол!
Огнем выжигают распоротый рот,
На дыбу, на плаху, молчание – золото!
Кресты над кострами, нас много в веках.
Наш скрюченный пепел развеяли ветры.
Чем в норах истлеть или в затхлых гробах,
Не лучше ль сгореть на костре своей веры!?
Ах, ваше величество,блюз,
Когда я к тебе приобщался,
Мне даже Советский Союз
"Империей зла" не казался…
И мой комсомольский инстинкт
Мне был абсолютно не важен,
Когда потрясающий Кинг
Блистал в виртуозном пассаже!
Тогда мы были с ним на «ты»,
И возле нас одни красотки,
И никакой вам наркоты,
Ну, может быть немного водки...
Ах, ваше величество, блюз,
Ты более чем наслажденье!
Ты как астраханский арбуз-
Религия и убежденье.
Я был молодой сибарит
По мнению взрослых- подонок
Но только под шаффловый ритм
Любили мы наших девчонок.
Ах, ваше величество, блюз!
Ты радость, ярмо и обуза,
И маленький мой карапуз
Быть может родился для блюза.
Ямщик, не гони лошадей...
Когда мне все это наскучит,
Пускай на могиле моей
Блюзмены станцуют качучу.
Тогда мы будем с ним на ты
И возле нас одни красотки
И никакой вам наркоты
Ну, может быть немного водки!..
Ах, Оля, с Вами я готов забыть о воле,
О травах на залитом солнцем поле
Об яблонях, с которых падал дым,
Я с Вами стать мечтаю холостым...
Я с вами, словно обкурился маком,
Не вижу разницы меж лобстером и раком.
Весь день грущу о сизых тополях…
И как «Ореро» путаю Вах с «Вах!»…
Ах, Оленька, не множьте мою муку!
Без Вас я начинаю путать руку.
Я снова жду Вас нынче и сюда
Любви мне не добиться без труда!
Ах, Оленька, какое это счастье
Особенно когда вокруг ненастье…
Такое лето - это дар судьбы
Давайте сходим с Вами по грибы!
И там в лесу мы с Вами под кусточком
Найдём особый смак в лесных грибочках!
И только Вы мне сможете сказать,
Где у грибочка перед, а где зад?
Ах, Оленька, как олимпиец кубки,
Я путаю где юбки, а где губки,
Но мне инстинкт поможет и любовь
Понять, где «снова» где, простите, «вновь»?</
Понять, где «снова» где, простите, «вновь»?
Ах, Питер! Если бы ты знал
Как измельчают твои чада,
То конь твой медный, от досады
Еще не так бы дыбом встал!
На прибалтийском сквозняке
Твоих бандитских подворотен.
Я стал настолько ж беспороден
Как глаз заплывший в синяке.
И как чахоточный грифон
Прожженный бытом коммунальным
Я становлюсь тут маргинальным
И погружаюсь в пьяный сон.
Иль, расправляя в темноте
Свои чудовищные крылья,
Я поднимаюсь в туче пыли
К далекой северной звезде,
И, пролетая в тишине
Над копошащейся клоакой,
Мне только хочется заплакать
Тихонько плакать обо мне.
Твои восторженные чада,
Полузасушенный кумир.
И вечная альфонсиада
Твоих салонов и квартир.
Уже не манят миражи
Твоих пластов полукультурных
Теперь от них мне просто дурно
Я больше не хочу в них жить.
Закутаться в широкий плед
Поджав озябшие коленки,
И схорониться на Смоленке
Задолго до исхода лет.
Мой голос в ванной не поёт.
И старость белая как птица
Ко мне на голову садится.
И злобно в темечко клюёт.
Затянулось бабье лето,
Но никто его не судит,
Ведь видать по всем приметам,
Что зима суровой будет.
Солнце красные, как раны,
Листья осени рисует.
И пора оклеить рамы,
Потому, что в окна дует.
На Таганке Где напитки и закуски
И рекламные плакаты до небес
Там паркуется какой-то новый русский,
Где Высоцкий парковал свой мерседес
Где-то в поисках ночлега
В переулках ветер бродит.
Если будет много снега,
Значит, будет половодье.
Сыплет листья на Манежной
Осень, словно плотник стружки.
Все грустней и безнадежней
Смотрят нищие старушки.
А на Яузе до будущего лета
Притулились на зимовку катера.
Песня осени для них еще не спета,
Рано просятся в отставку шкипера.
Бабье лето затянулось,
Как курильщик самосадом,
И туманом захлебнулось,
Или дымом, или ядом.
И деревья не случайно
Рады к стенам прислониться.
И, мне кажется, печальней
У прохожих стали лица.
Бабье лето, бабье лето, бабье лето
Просит золота у осени взаймы,
Но сметает ветер листья, как монеты.
Медяки звенят на паперти зимы.
Бабье лето в Астане!
По желтеющим проспектам
Бродят пары в тишине,
Провожая бабье лето.
Скоро белая зима
Занесёт алмазной пылью
Изумрудные дома
И сверкающие шпили.
А пока что бабье лето
Манит на реку с друзьями
Насладиться теплым светом
И вином, и шашлыками.
Бабье лето в Астане,
Всё в берёзовых серёжках
Ловит солнышко в окне
Растопыренной ладошкой
Поредевшую листву
Вяжет нитью паутины
Обжигая синеву
Гроздью гаснущей рябины
Но уже не властен Эрос,
В бабье-летней эскападе
Бабье лето, это эра
Страсти, вянущей в прохладе.
Бабье лето в Астане
Как хозяюшка хлопочет.
Дарит солнце в каждом дне.
Дарит звёзды в каждой ночи.
Только, юноша, не жди
От неё небесной манны,
Всё равно пойдут дожди,
Бабьи лета так жеманны...
И вином и шашлыками!
Если вас болячка гложет
Если хворь свалила с ног
Не грустите вам поможет
Баня, водка и чеснок.
Если вас не любит Маня
Не хотит сказать вам "Да!"
Алкоголь, чеснок и баня
Вам помогут завсегда.
Надо водки взять в стакане
Не забыв о чесноке
И попарить вашу Маню
В жаркой бане на полке.
Если друг вас предал, гнида
Не страдайте: "Как он мог?!"
Вас спасёт от суицида
Вместе водки выпить надо,
Чесночку,- чтоб закусил,
И набить хлебало гаду
Банной шайкой со всех сил!
Если рубль у вас короткий
Это тоже не беда,
На чеснок и баню с водкой
Вы найдёте завсегда!
Чесночок, парилка, водка
Утром, на ночь и в обед
Помогает очень чётко
От любых житейских бед!
В прикольном Парижском шалмане
Вблизи Елисейских полей
Сижу я с напитком в стакане
Как лучший из их королей.
Здесь та же в киосках шаверма
И те же на лавках бомжи.
И запах Маруськиной фермы
Над Сеной витая кружит
Сбылись мои страданья по Парижу!
Мне привалило счастья монпансье!
Его я обоняю, слышу, вижу.
Салют мадмуазели и мусье!
В глухих переулках Пигаля
Как будто в Москве на Тверской
Невообразимая краля
Глядит на мужчинок с тоской.
Мужчинки её потрясают
Своим гениальным айкю
А мне до айкю не хватает
Каких-нибудь пары экю
Как юная дева краснея,
Я ей промурлычу «Адье!»
Пока ж я тихонько пьянею
Как вечный Жерар Депардье.
Вопрос: «Почему я не дома,
В родной златоглавой Москве?»
Гудит, как хмельная истома
В пытливой моей голове.
В том распадке, где лысуха
плещет звёздами в реке.
Где на кладке капалуха
Притаилась в сосняке.
Где таёжные туманы
На берёзовой косе
И брусничные поляны
Отражаются в росе.
Где охотники ружьишком
Тешат гибельную страсть.
И пора кедровым шишкам
В осень яблоком упасть.
По затерянной протоке
Где халеи на песке.
Я скользил среди осоки
В деревянном обласке
Доводилось мне, ребята,
Под журчание и свист
На тайменных перекатах
Кинуть лесочку внахлыст.
Угощаться хлебом-солью
И не чувствуя беды
Натыкаться у засолья
На звериные следы
Ощущать как в божьем храме
Всю земную благодать.
Пить спиртягу с егерями
И в зимовьях ночевать.
В том доме запах благовонных трав
Мешался с дымом дорогой сигары,
Мерцаньем спиритических забав
И флером антикварных будуаров.
Хозяйка в розоватом кимоно
С лепной осанкой прима-балерины,
Актриса позабытого кино
Под вечер утешалась кокаином.
И возникал давно ушедший век,
Любовь, как сон, как юность воскресала,
И отражался прошлогодний снег
В остатках недопитого бокала.
Пергамент склеротических морщин
Разглаживался кожею блестящей,
И череда взволнованных мужчин
Казалась явной, пряной, настоящей.
И в полумраке запредельных грез
Она гуляла с кем-то по Парижу,
И цвет её распущенных волос
Был, как румянец, красновато-рыжим.
И спутнику красавцу-усачу
Она давала губы, как конфету,
И нищему седому скрипачу
Бросала в шляпу мелкую монету.
В плену дурмана, кружев и цветов,
Она парила в сладостной ист
Она парила в сладостной истоме,
Взбивая пыль старинных городов
И позабыв, совсем забыв о доме.
А в доме крысы шарят по столу,
Хлопочет надоедливая муха,
Который день лежит там на полу
Без погребенья мертвая старуха.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 47
А я во сне свои стихи слагаю.
О вечном, о нетленном, о святом
И если в ритм порой не попадаю,
Не унываю, - попаду потом…
Фантазия сквозь яркие созвездья
Меня уносит в дальние края.
И телом, и душой уже не здесь я,
А где-то за пределом бытия.
Я улетаю в бесконечный космос,
Срываюсь в пропасть, стоя на краю.
И, падая в пространства невесомость,
Канву стиха по-всякому крою
Материализуются виденья
И мне уже как в баньке горячо!
И вот, я, как в последний день творенья,
Во сне ваяю женское плечо…
В предвиденье, предчувствии, наитье
Пытаюсь необъятное обнять
Но чувствую в ночном полузабытьи
Что сам себя пытаюсь растолкать.
И оказалось, что в паренье духа
Я для моей супруги не пророк…
Пока я ей стихи шептал на ухо,
Она меня пихала локтем в бок.
А на даче все иначе,
Там гуляют и поют.
И девчонки нас дурачат,
Обещают - не дают.
И струится сок клубничный
По малиновым щекам,
И курится дым шашлычный,
Как волшебный фимиам!
Помню ягоду в сметане,
Помню ямку на щеке,
Помню, как в горячей бане
Целовались на полке.
Ах, девчонки, ах, Наташка!
Жалко, полка не кровать,
Коль рубашка нараспашку,
Значит нечего скрывать.
Что за страсть в крови играла,
Что за власть таилась в ней?
От Ярилы и Купалы,
От языческих корней.
И в похмельной непотребе
На вакхальном сквозняке
Растворялись звёзды в небе,
Как веночки на реке.
Может ласки были грубы,
Были хриплы голоса,
Но вначале губы - в губы,
А потом глаза - в глаза.
Может, в чем-то мы не правы,
Может это о дурном,
Только дачные забавы
Пролетели дивным сном!<
...ЕщёА на даче все иначе,
Там гуляют и поют.
И девчонки нас дурачат,
Обещают - не дают.
И струится сок клубничный
По малиновым щекам,
И курится дым шашлычный,
Как волшебный фимиам!
Помню ягоду в сметане,
Помню ямку на щеке,
Помню, как в горячей бане
Целовались на полке.
Ах, девчонки, ах, Наташка!
Жалко, полка не кровать,
Коль рубашка нараспашку,
Значит нечего скрывать.
Что за страсть в крови играла,
Что за власть таилась в ней?
От Ярилы и Купалы,
От языческих корней.
И в похмельной непотребе
На вакхальном сквозняке
Растворялись звёзды в небе,
Как веночки на реке.
Может ласки были грубы,
Были хриплы голоса,
Но вначале губы - в губы,
А потом глаза - в глаза.
Может, в чем-то мы не правы,
Может это о дурном,
Только дачные забавы
Пролетели дивным сном!
А он у господа работал старшим голубем,
И был допущен к поднебесным безобразиям.
Там было весело и зелено и молодо,
А ей он слал благие весточки с оказией.
Там по ночам горели свечи золотистые,
И палисадник зарастал густой черемухой,
И набивался дом заезжими артистами,
Там были трагики и комики, и гомики.
А эта девушка, с душой больного кролика,
Так под гитару пела что-то из великого,
Что у поэта- пожилого алкоголика
В лице проблескивало светлое и тихое.
А по утрам, когда роса еще серебрянна,
И жизнь не кажется котлетой недоеденной,
Девичий голос безнадежно и растерянно
Все порывался навсегда бежать немедленно.
Так снисходительны глаза при расставании,
Что ничего уже в прошедшем не изменится.
Лишь опрометчивые ваши обещания
Чуть раздражают, как под ногтем заусеница.
А небеса мои по осени пр
...ЕщёО птицахА он у господа работал старшим голубем,
И был допущен к поднебесным безобразиям.
Там было весело и зелено и молодо,
А ей он слал благие весточки с оказией.
Там по ночам горели свечи золотистые,
И палисадник зарастал густой черемухой,
И набивался дом заезжими артистами,
Там были трагики и комики, и гомики.
А эта девушка, с душой больного кролика,
Так под гитару пела что-то из великого,
Что у поэта- пожилого алкоголика
В лице проблескивало светлое и тихое.
А по утрам, когда роса еще серебрянна,
И жизнь не кажется котлетой недоеденной,
Девичий голос безнадежно и растерянно
Все порывался навсегда бежать немедленно.
Так снисходительны глаза при расставании,
Что ничего уже в прошедшем не изменится.
Лишь опрометчивые ваши обещания
Чуть раздражают, как под ногтем заусеница.
А небеса мои по осени просторные!
В них пролетают к югу стаи лебединые.
Вот только голуби, как крысы, птицы сорные,
Но, по сравненью с нами, существа безвинные.
Авангард советского народа 1987 год
Когда на комбинате был я мертвою душой
И малевал призывы и плакаты
Я верил в то, что партия наш верный рулевой
И пресекал на этот счет дебаты
Я верил, что мы твердо к коммунизму держим путь
И что народ и партия едины
Ведь лозунги не могут нас так подло обмануть,
Ведь я их сам рисую, как картины
Вот как-то раз к парторгу вызывают в кабинет
На выходной велят куда-то ехать
Поскольку отмечает наш районный комитет
Большую историческую веху.
«Давай, уж, постарайся, ты ж сознательный у нас
И крепнешь в убежденьях год от году,
Мы в партию тебя рекомендуем хоть сейчас,
Ну, а наряд закроем по аккорду!»
«Спасибо» - говорю, -«Я не дорос еще пока,
Вы партией другого удостойте,
А я и так поеду, и хоть дело не в деньгах,
Но Вы наряд уж все-таки закройте…»
В субботу рано утречком
...ЕщёАвангард советского народа 1987 год
Когда на комбинате был я мертвою душой
И малевал призывы и плакаты
Я верил в то, что партия наш верный рулевой
И пресекал на этот счет дебаты
Я верил, что мы твердо к коммунизму держим путь
И что народ и партия едины
Ведь лозунги не могут нас так подло обмануть,
Ведь я их сам рисую, как картины
Вот как-то раз к парторгу вызывают в кабинет
На выходной велят куда-то ехать
Поскольку отмечает наш районный комитет
Большую историческую веху.
«Давай, уж, постарайся, ты ж сознательный у нас
И крепнешь в убежденьях год от году,
Мы в партию тебя рекомендуем хоть сейчас,
Ну, а наряд закроем по аккорду!»
«Спасибо» - говорю, -«Я не дорос еще пока,
Вы партией другого удостойте,
А я и так поеду, и хоть дело не в деньгах,
Но Вы наряд уж все-таки закройте…»
В субботу рано утречком часу этак в седьмом
По случаю такого юбилея
Везут меня, трясут меня в фургоне грузовом
На ящиках с бутылками и снедью.
К обеду подъезжаем мы к высокому крыльцу
С портретом бородатого предтечи
Уборщица с ковров сметает легкую пыльцу
И грузчики бегут уже навстречу.
Залез я на стремяночку и начал малевать
Про авангард советского народа
А снизу вышел ревностно за мною наблюдать
Какой-то зам – шестерочья порода.
Малюю я и думаю: «Какого бы рожна
Приставили ко мне соглядатая,
Неужто опрокинется могучая страна
Коль чуждая вкрадется запятая?»
К примеру лозунг взять «Мы не рабы, рабы не мы!»
Как говорится перекинуть клеммы…
С такими удареньями недолго до тюрьмы:
«Мы не рабы, но вроде как бы немы»…
Покуда малевал, по небу тучки понеслись
Закапал дождь, весь «Авангард» размыло…
Мне зам кричит : «Давай, пока слезай оттуда вниз,
Потом закончишь, чтоб те пусто было!»
А дождик пуще, к вечеру полил, как из ведра
И черными стальными кораблями
Начали «Волги» прибывать, на «Волгах» номера
С высокими партийными нулями
Начальники степенно из машин повыходя,
Повытащились из отекших кресел…
И шустрый зам над первым тут же зонтик от дождя
С холуйскою готовностью развесил.
Проследовали в залы, стали стульями греметь,
Потом азартно тосты поднимали…
Шумели… Я пошел, чтоб как-то ночь пересидеть
К охраннику у сауны в подвале.
А на столах у них восточный вывален базар,
Вся пестрота отборных этикеток…
Такой жратвы я в жизни не видал в глаза,
Я думал, что ее в природе нету…
А мы-то с хлеба все перебиваемся на квас…
Но не завидно, дудки, не завидно!
Обидно то, что все это украдено у нас
Так ловко, лицемерно и бесстыдно…
И напролет всю ночь до самой утренней поры
В обжорном и питейном гулеванье
Начальство материлось и блевало на ковры
И с девками развратничало в бане.
А утром с похмела начальству было все равно…
А я взглянул на лозунг свой вчерашний.
Там «Партия», тире а дальше грязное пятно,
И весь мой труд потерянный и зряшный…
Авача
Над бухтой Авача молочный туман
Разлился густыми клубами.
Весенние льдины слизнул океан
Шершавыми злыми губами.
В порту под погрузкой стоит сухогруз,
Неясный, как счерченный с кальки.
И волны играют размеренный блюз
На лаковых клавишах гальки.
Туман проявил фонарей медяки
И окон пустые карманы.
Но перед отплытьем спешат моряки,
Торопятся жить в рестораны.
В бездонную чашу прощальных утех
Вино, как из гейзера, плещет.
И музыка плачет, и хватит на всех
Доступных и ласковых женщин.
И пусть не невеста, и пусть не жена -
Шершавыми злыми губами
Она заласкает тебя, как волна,
И станет мадонною в раме.
Пока под погрузкой стоит сухогруз,
Тельняшку отдай, но налейся.
И, словно прилив, поднимается грусть
В п
...ЕщёАвача
Над бухтой Авача молочный туман
Разлился густыми клубами.
Весенние льдины слизнул океан
Шершавыми злыми губами.
В порту под погрузкой стоит сухогруз,
Неясный, как счерченный с кальки.
И волны играют размеренный блюз
На лаковых клавишах гальки.
Туман проявил фонарей медяки
И окон пустые карманы.
Но перед отплытьем спешат моряки,
Торопятся жить в рестораны.
В бездонную чашу прощальных утех
Вино, как из гейзера, плещет.
И музыка плачет, и хватит на всех
Доступных и ласковых женщин.
И пусть не невеста, и пусть не жена -
Шершавыми злыми губами
Она заласкает тебя, как волна,
И станет мадонною в раме.
Пока под погрузкой стоит сухогруз,
Тельняшку отдай, но налейся.
И, словно прилив, поднимается грусть
В последнюю ночь перед рейсом.
А волны играют размеренный блюз,
И паузы в тактах длиннее.
А утром уходит в туман сухогруз
Куда-нибудь к Новой Гвинее.
На палубе стоя под Южным Крестом,
От ветра чужого горячей
Ты вспомнишь свой город на склоне крутом
И белый туман над Авачей.
Аделаида
Dm A7
Увы, моя Аделаида,
Dm
Я не маркиз и не король,
Gm A7
Но мне испанская коррида –
Dm
Пустяк и блеф, итак позволь…
Dm A7
Припев: Аделаида, какие руки, ноги, плечи!
Dm
Аделаида, побудь со мною в этот вечер.
Gm
Аделаида, садись ко мне в кабриолет,
Dm A7 Dm
Аделаида, увы, в ответ сказала: «Нет!»
Dm
Фонтаны били,
Dm
Часы
...ЕщёАделаида
Dm A7
Увы, моя Аделаида,
Dm
Я не маркиз и не король,
Gm A7
Но мне испанская коррида –
Dm
Пустяк и блеф, итак позволь…
Dm A7
Припев: Аделаида, какие руки, ноги, плечи!
Dm
Аделаида, побудь со мною в этот вечер.
Gm
Аделаида, садись ко мне в кабриолет,
Dm A7 Dm
Аделаида, увы, в ответ сказала: «Нет!»
Dm
Фонтаны били,
Dm
Часы звонили,
Gm
Автомобили клаксонами трубили.
В пылу и в раже
Dm
Хотелось даже
A7 Dm
С Аделаидой разделить свою любовь…
Припев: Аделаида, какие руки, ноги, плечи!
Аделаида, побудь со мною в этот вечер.
Аделаида, ты не любила никогда
Аделаида, увы, в ответ сказала: «Да!»
АПРЕЛЬ
С
Давай сбежим с тобой в Апрель
A7
От асфальтированных улиц,
F
Туда, где вербы окунулись
G
В разлива звездную купель.
C
Нам больше не видать нигде,
A7
Как выплывает из тумана
F
Березка в белом сарафане,
G
Как будто лебедь по воде.
C Am
Там в Апреле - птичьи трели
Dm G
Ночь играет на свирели.
C A7
Спит природа в колыбели,
F
...ЕщёАПРЕЛЬ
С
Давай сбежим с тобой в Апрель
A7
От асфальтированных улиц,
F
Туда, где вербы окунулись
G
В разлива звездную купель.
C
Нам больше не видать нигде,
A7
Как выплывает из тумана
F
Березка в белом сарафане,
G
Как будто лебедь по воде.
C Am
Там в Апреле - птичьи трели
Dm G
Ночь играет на свирели.
C A7
Спит природа в колыбели,
F G C G
И вовсю звенит капель.
Давай сбежим с тобой в Апрель,
Весенним паводком звенящий.
Там, как лисица в стылой чаще,
Всю зиму рыскала метель,
А нынче плещется весна,
И первый бархатный подснежник
Уже, тая дыханье, держит
В мохнатых лапах тишина.
Давай сбежим с тобой в Апрель.
Там в январе сварила вьюга
Настой от зимнего недуга -
Весны березовый коктейль.
И мы с тобой увидим, как
На ветках лопаются почки,
Деревья встали на носочки
И держат небо на руках.
Арбат 1990 года
Приписана к Арбату
отечная толпа,
Сохатый и пархатый,
богема, голытьба.
Повылезли мессии
со всех щелей Москвы,
Со всей честной России-
от Хивы, до Тувы.
Здесь пастор ищет паствы,
зовет в тмутаракань,
И людям кажет язвы
отеческая рвань.
Отстегивают уши
горластые юнцы,
Убогие кликуши,
пивные мудрецы.
Арбат, какие враки
Твоих коснулись стен!
Плывет людская накипь
Под ветром перемен.
Хлысты и монархисты
пришествием грозят.
И карикатуристы
вас вмиг изобразят.
Всего лишь за червонец,
в дерьме или в фирме,
Угодно- при короне,
угодно- при суме.
Здесь тешатся крамолой
и чешут языки
Сторонники раскола
и каменной руки.
А рядышком за красной
кремлевскою стеной,
На все согласный, гласный
содом и г
...ЕщёАрбат 1990 года
Приписана к Арбату
отечная толпа,
Сохатый и пархатый,
богема, голытьба.
Повылезли мессии
со всех щелей Москвы,
Со всей честной России-
от Хивы, до Тувы.
Здесь пастор ищет паствы,
зовет в тмутаракань,
И людям кажет язвы
отеческая рвань.
Отстегивают уши
горластые юнцы,
Убогие кликуши,
пивные мудрецы.
Арбат, какие враки
Твоих коснулись стен!
Плывет людская накипь
Под ветром перемен.
Хлысты и монархисты
пришествием грозят.
И карикатуристы
вас вмиг изобразят.
Всего лишь за червонец,
в дерьме или в фирме,
Угодно- при короне,
угодно- при суме.
Здесь тешатся крамолой
и чешут языки
Сторонники раскола
и каменной руки.
А рядышком за красной
кремлевскою стеной,
На все согласный, гласный
содом и геморрой.
Арбат, какие враки
Твоих коснулись стен!
Плывет людская накипь
Под ветром перемен.
В словесном блуде грешен
крикливый наш народ.
И тот, кто снизу- брешет,
и тот, кто сверху- врет,
И каждый врет, как дышит,
другие врут ему,
Никто уже не слышит,
не верит никому.
А мы стоим, глазея,
О, Господи, спаси
Страдалицу Рассею
от всяческих мессий,
От века золотого,
от гиблого дождя,
Спаси нас от любого
пророка и вождя!
Арбат, какие враки
Твоих коснулись стен!
Плывет людская накипь
Под ветром перемен.
Прикован цепями к столбу над толпой.
Багровое пламя мне ноги ласкает.
Позорный плакат над моей головой,
И кровь из-под кожи на бревна стекает.
Солома трещит, дым и пепел, и смрад,
И крошатся зубы, мой вопль зажимая.
Вот бревна занялись, и доски горят,
И плоть моя бьется, покуда живая.
Здесь жаренным пахнет, здесь хохот и свист.
Здесь судят за мысли, за слово и дело.
Лишь пепел невинен, стерилен и чист…
Да славится дух! Трижды проклято тело!
Живи, если в нору забился как крот,
Умри, если громко ударил в колокол!
Огнем выжигают распоротый рот,
На дыбу, на плаху, молчание – золото!
Кресты над кострами, нас много в веках.
Наш скрюченный пепел развеяли ветры.
Чем в норах истлеть или в затхлых гробах,
Не лучше ль сгореть на костре своей веры!?
Ах, ваше величество,блюз,
Когда я к тебе приобщался,
Мне даже Советский Союз
"Империей зла" не казался…
И мой комсомольский инстинкт
Мне был абсолютно не важен,
Когда потрясающий Кинг
Блистал в виртуозном пассаже!
Тогда мы были с ним на «ты»,
И возле нас одни красотки,
И никакой вам наркоты,
Ну, может быть немного водки...
Ах, ваше величество, блюз,
Ты более чем наслажденье!
Ты как астраханский арбуз-
Религия и убежденье.
Я был молодой сибарит
По мнению взрослых- подонок
Но только под шаффловый ритм
Любили мы наших девчонок.
Ах, ваше величество, блюз!
Ты радость, ярмо и обуза,
И маленький мой карапуз
Быть может родился для блюза.
Ямщик, не гони лошадей...
Когда мне все это наскучит,
Пускай на могиле моей
<p...ЕщёАх, ваше величество,блюз,
Когда я к тебе приобщался,
Мне даже Советский Союз
"Империей зла" не казался…
И мой комсомольский инстинкт
Мне был абсолютно не важен,
Когда потрясающий Кинг
Блистал в виртуозном пассаже!
Тогда мы были с ним на «ты»,
И возле нас одни красотки,
И никакой вам наркоты,
Ну, может быть немного водки...
Ах, ваше величество, блюз,
Ты более чем наслажденье!
Ты как астраханский арбуз-
Религия и убежденье.
Я был молодой сибарит
По мнению взрослых- подонок
Но только под шаффловый ритм
Любили мы наших девчонок.
Ах, ваше величество, блюз!
Ты радость, ярмо и обуза,
И маленький мой карапуз
Быть может родился для блюза.
Ямщик, не гони лошадей...
Когда мне все это наскучит,
Пускай на могиле моей
Блюзмены станцуют качучу.
Тогда мы будем с ним на ты
И возле нас одни красотки
И никакой вам наркоты
Ну, может быть немного водки!..
Ах, Оля, с Вами я готов забыть о воле,
О травах на залитом солнцем поле
Об яблонях, с которых падал дым,
Я с Вами стать мечтаю холостым...
Я с вами, словно обкурился маком,
Не вижу разницы меж лобстером и раком.
Весь день грущу о сизых тополях…
И как «Ореро» путаю Вах с «Вах!»…
Ах, Оленька, не множьте мою муку!
Без Вас я начинаю путать руку.
Я снова жду Вас нынче и сюда
Любви мне не добиться без труда!
Ах, Оленька, какое это счастье
Особенно когда вокруг ненастье…
Такое лето - это дар судьбы
Давайте сходим с Вами по грибы!
И там в лесу мы с Вами под кусточком
Найдём особый смак в лесных грибочках!
И только Вы мне сможете сказать,
Где у грибочка перед, а где зад?
Ах, Оленька, как олимпиец кубки,
Я путаю где юбки, а где губки,
Но мне инстинкт поможет и любовь
Понять, где «снова» где, простите, «вновь»?</
...ЕщёАх, Оля, с Вами я готов забыть о воле,
О травах на залитом солнцем поле
Об яблонях, с которых падал дым,
Я с Вами стать мечтаю холостым...
Я с вами, словно обкурился маком,
Не вижу разницы меж лобстером и раком.
Весь день грущу о сизых тополях…
И как «Ореро» путаю Вах с «Вах!»…
Ах, Оленька, не множьте мою муку!
Без Вас я начинаю путать руку.
Я снова жду Вас нынче и сюда
Любви мне не добиться без труда!
Ах, Оленька, какое это счастье
Особенно когда вокруг ненастье…
Такое лето - это дар судьбы
Давайте сходим с Вами по грибы!
И там в лесу мы с Вами под кусточком
Найдём особый смак в лесных грибочках!
И только Вы мне сможете сказать,
Где у грибочка перед, а где зад?
Ах, Оленька, как олимпиец кубки,
Я путаю где юбки, а где губки,
Но мне инстинкт поможет и любовь
Понять, где «снова» где, простите, «вновь»?
Ах, Питер! Если бы ты знал
Как измельчают твои чада,
То конь твой медный, от досады
Еще не так бы дыбом встал!
На прибалтийском сквозняке
Твоих бандитских подворотен.
Я стал настолько ж беспороден
Как глаз заплывший в синяке.
И как чахоточный грифон
Прожженный бытом коммунальным
Я становлюсь тут маргинальным
И погружаюсь в пьяный сон.
Иль, расправляя в темноте
Свои чудовищные крылья,
Я поднимаюсь в туче пыли
К далекой северной звезде,
И, пролетая в тишине
Над копошащейся клоакой,
Мне только хочется заплакать
Тихонько плакать обо мне.
Твои восторженные чада,
Полузасушенный кумир.
И вечная альфонсиада
Твоих салонов и квартир.
Уже не манят миражи
Твоих пластов полукультурных
Теперь от них мне просто дурно
Я больше не хочу в них жить.
Закутаться в широкий плед
<...ЕщёАх, Питер! Если бы ты знал
Как измельчают твои чада,
То конь твой медный, от досады
Еще не так бы дыбом встал!
На прибалтийском сквозняке
Твоих бандитских подворотен.
Я стал настолько ж беспороден
Как глаз заплывший в синяке.
И как чахоточный грифон
Прожженный бытом коммунальным
Я становлюсь тут маргинальным
И погружаюсь в пьяный сон.
Иль, расправляя в темноте
Свои чудовищные крылья,
Я поднимаюсь в туче пыли
К далекой северной звезде,
И, пролетая в тишине
Над копошащейся клоакой,
Мне только хочется заплакать
Тихонько плакать обо мне.
Твои восторженные чада,
Полузасушенный кумир.
И вечная альфонсиада
Твоих салонов и квартир.
Уже не манят миражи
Твоих пластов полукультурных
Теперь от них мне просто дурно
Я больше не хочу в них жить.
Закутаться в широкий плед
Поджав озябшие коленки,
И схорониться на Смоленке
Задолго до исхода лет.
Мой голос в ванной не поёт.
И старость белая как птица
Ко мне на голову садится.
И злобно в темечко клюёт.
Затянулось бабье лето,
Но никто его не судит,
Ведь видать по всем приметам,
Что зима суровой будет.
Солнце красные, как раны,
Листья осени рисует.
И пора оклеить рамы,
Потому, что в окна дует.
На Таганке Где напитки и закуски
И рекламные плакаты до небес
Там паркуется какой-то новый русский,
Где Высоцкий парковал свой мерседес
Где-то в поисках ночлега
В переулках ветер бродит.
Если будет много снега,
Значит, будет половодье.
Сыплет листья на Манежной
Осень, словно плотник стружки.
Все грустней и безнадежней
Смотрят нищие старушки.
А на Яузе до будущего лета
Притулились на зимовку катера.
Песня осени для них еще не спета,
Рано просятся в отставку шкипера.
Затянулось бабье лето,
Но никто его не судит,
Ведь видать по всем приметам,
Что зима суровой будет.
Солнце красные, как раны,
Листья осени рисует.
И пора оклеить рамы,
Потому, что в окна дует.
На Таганке Где напитки и закуски
И рекламные плакаты до небес
Там паркуется какой-то новый русский,
Где Высоцкий парковал свой мерседес
Где-то в поисках ночлега
В переулках ветер бродит.
Если будет много снега,
Значит, будет половодье.
Сыплет листья на Манежной
Осень, словно плотник стружки.
Все грустней и безнадежней
Смотрят нищие старушки.
А на Яузе до будущего лета
Притулились на зимовку катера.
Песня осени для них еще не спета,
Рано просятся в отставку шкипера.
Бабье лето затянулось,
Как курильщик самосадом,
И туманом захлебнулось,
Или дымом, или ядом.
И деревья не случайно
Рады к стенам прислониться.
И, мне кажется, печальней
У прохожих стали лица.
Бабье лето, бабье лето, бабье лето
Просит золота у осени взаймы,
Но сметает ветер листья, как монеты.
Медяки звенят на паперти зимы.
Бабье лето в Астане!
По желтеющим проспектам
Бродят пары в тишине,
Провожая бабье лето.
Скоро белая зима
Занесёт алмазной пылью
Изумрудные дома
И сверкающие шпили.
А пока что бабье лето
Манит на реку с друзьями
Насладиться теплым светом
И вином, и шашлыками.
Бабье лето в Астане,
Всё в берёзовых серёжках
Ловит солнышко в окне
Растопыренной ладошкой
Поредевшую листву
Вяжет нитью паутины
Обжигая синеву
Гроздью гаснущей рябины
Но уже не властен Эрос,
В бабье-летней эскападе
Бабье лето, это эра
Страсти, вянущей в прохладе.
Бабье лето в Астане
Как хозяюшка хлопочет.
Дарит солнце в каждом дне.
Дарит звёзды в каждой ночи.
Только, юноша, не жди
От неё небесной манны,
Всё равно пойдут дожди,
Бабьи лета так жеманны...
А пока что бабье лето
...ЕщёБабье лето в Астане!
По желтеющим проспектам
Бродят пары в тишине,
Провожая бабье лето.
Скоро белая зима
Занесёт алмазной пылью
Изумрудные дома
И сверкающие шпили.
А пока что бабье лето
Манит на реку с друзьями
Насладиться теплым светом
И вином, и шашлыками.
Бабье лето в Астане,
Всё в берёзовых серёжках
Ловит солнышко в окне
Растопыренной ладошкой
Поредевшую листву
Вяжет нитью паутины
Обжигая синеву
Гроздью гаснущей рябины
Но уже не властен Эрос,
В бабье-летней эскападе
Бабье лето, это эра
Страсти, вянущей в прохладе.
Бабье лето в Астане
Как хозяюшка хлопочет.
Дарит солнце в каждом дне.
Дарит звёзды в каждой ночи.
Только, юноша, не жди
От неё небесной манны,
Всё равно пойдут дожди,
Бабьи лета так жеманны...
А пока что бабье лето
Манит на реку с друзьями
Насладиться теплым светом
И вином и шашлыками!
Но уже не властен Эрос,
В бабье-летней эскападе
Бабье лето, это эра
Страсти, вянущей в прохладе.
Если вас болячка гложет
Если хворь свалила с ног
Не грустите вам поможет
Баня, водка и чеснок.
Если вас не любит Маня
Не хотит сказать вам "Да!"
Алкоголь, чеснок и баня
Вам помогут завсегда.
Надо водки взять в стакане
Не забыв о чесноке
И попарить вашу Маню
В жаркой бане на полке.
Если друг вас предал, гнида
Не страдайте: "Как он мог?!"
Вас спасёт от суицида
Баня, водка и чеснок.
Вместе водки выпить надо,
Чесночку,- чтоб закусил,
И набить хлебало гаду
Банной шайкой со всех сил!
Если рубль у вас короткий
Это тоже не беда,
На чеснок и баню с водкой
Вы найдёте завсегда!
Чесночок, парилка, водка
Утром, на ночь и в обед
Помогает очень чётко
От любых житейских бед!
В прикольном Парижском шалмане
Вблизи Елисейских полей
Сижу я с напитком в стакане
Как лучший из их королей.
Здесь та же в киосках шаверма
И те же на лавках бомжи.
И запах Маруськиной фермы
Над Сеной витая кружит
Сбылись мои страданья по Парижу!
Мне привалило счастья монпансье!
Его я обоняю, слышу, вижу.
Салют мадмуазели и мусье!
В глухих переулках Пигаля
Как будто в Москве на Тверской
Невообразимая краля
Глядит на мужчинок с тоской.
Мужчинки её потрясают
Своим гениальным айкю
А мне до айкю не хватает
Каких-нибудь пары экю
Как юная дева краснея,
Я ей промурлычу «Адье!»
Пока ж я тихонько пьянею
Как вечный Жерар Депардье.
Вопрос: «Почему я не дома,
В родной златоглавой Москве?»
Гудит, как хмельная истома
В пытливой моей голове.
В том распадке, где лысуха
плещет звёздами в реке.
Где на кладке капалуха
Притаилась в сосняке.
Где таёжные туманы
На берёзовой косе
И брусничные поляны
Отражаются в росе.
Где охотники ружьишком
Тешат гибельную страсть.
И пора кедровым шишкам
В осень яблоком упасть.
По затерянной протоке
Где халеи на песке.
Я скользил среди осоки
В деревянном обласке
Доводилось мне, ребята,
Под журчание и свист
На тайменных перекатах
Кинуть лесочку внахлыст.
Угощаться хлебом-солью
И не чувствуя беды
Натыкаться у засолья
На звериные следы
Ощущать как в божьем храме
Всю земную благодать.
Пить спиртягу с егерями
И в зимовьях ночевать.
В том доме запах благовонных трав
Мешался с дымом дорогой сигары,
Мерцаньем спиритических забав
И флером антикварных будуаров.
Хозяйка в розоватом кимоно
С лепной осанкой прима-балерины,
Актриса позабытого кино
Под вечер утешалась кокаином.
И возникал давно ушедший век,
Любовь, как сон, как юность воскресала,
И отражался прошлогодний снег
В остатках недопитого бокала.
Пергамент склеротических морщин
Разглаживался кожею блестящей,
И череда взволнованных мужчин
Казалась явной, пряной, настоящей.
И в полумраке запредельных грез
Она гуляла с кем-то по Парижу,
И цвет её распущенных волос
Был, как румянец, красновато-рыжим.
И спутнику красавцу-усачу
Она давала губы, как конфету,
И нищему седому скрипачу
Бросала в шляпу мелкую монету.
В плену дурмана, кружев и цветов,
Она парила в сладостной ист
...ЕщёВ том доме запах благовонных трав
Мешался с дымом дорогой сигары,
Мерцаньем спиритических забав
И флером антикварных будуаров.
Хозяйка в розоватом кимоно
С лепной осанкой прима-балерины,
Актриса позабытого кино
Под вечер утешалась кокаином.
И возникал давно ушедший век,
Любовь, как сон, как юность воскресала,
И отражался прошлогодний снег
В остатках недопитого бокала.
Пергамент склеротических морщин
Разглаживался кожею блестящей,
И череда взволнованных мужчин
Казалась явной, пряной, настоящей.
И в полумраке запредельных грез
Она гуляла с кем-то по Парижу,
И цвет её распущенных волос
Был, как румянец, красновато-рыжим.
И спутнику красавцу-усачу
Она давала губы, как конфету,
И нищему седому скрипачу
Бросала в шляпу мелкую монету.
В плену дурмана, кружев и цветов,
Она парила в сладостной истоме,
Взбивая пыль старинных городов
И позабыв, совсем забыв о доме.
А в доме крысы шарят по столу,
Хлопочет надоедливая муха,
Который день лежит там на полу
Без погребенья мертвая старуха.