— Мне соседки говорят, что я еще не старая...

Предлагают замуж выйти в мои семьдесят восемь... А я им говорю: «Как вы можете так шутить?..» Я ведь по-прежнему люблю своего мужа, только его одного... Хотя прошло уже десять лет, как он ушел в мир иной, — говорила мне пожилая женщина, благодарная за то, что я помогла ей донести от колонки ведро с водой.
Прихрамывая и опираясь на палку, она открыла калитку, и мы зашли во двор ее усадьбы, где стоял постаревший от времени и непогоды серый бревенчатый домик, выделяясь своей бедностью среди новых построек сельхозпоселка. Я понимала, что сразу уйти отсюда, пожелав доброго здоровья хозяйке, не смогу: женщине явно хотелось поговорить. Мы сели на лавочку, и я приготовилась слушать.
— Я расскажу вам то, чего никто не расскажет... Ведь ни у кого не было такой истории... Мы поженились сразу после войны. Муж у меня был простым человеком, но очень умным и добрым. И так меня любил, что я до сих пор ночами плачу в подушку оттого, что его нет рядом... Такие нежные слова говорил мне всю жизнь: «Душа моя... Долюшка... Красавица моя...»
Женщина вытерла платочком навернувшиеся на глаза слезы:
— Когда я родила ребенка, он стал еще внимательнее. Бывало, придет с работы, обнимет нас с сыном и стихи читает: «Как я выжил, будем знать только мы с тобой. Просто ты умела ждать, как никто другой»...
Я работала учительницей в школе, а он на заводе — слесарем, но стихов знал больше, чем я, и читал их очень хорошо.
И сын у нас вырос умным и добрым — в отца, только судьба его рано оборвалась: он погиб во время учений в армии, по нелепой случайности... И это в мирное время...
Женщина заплакала, и чтобы отвлечь и успокоить, я спросила ее имя.
— Мария Ивановна, — ответила она, спохватившись и вспомнив, что врачи запретили ей нервничать. — Знаю, что почти ослепла, и нельзя плакать, но не могу... В общем, смерть сына сплотила нас с мужем еще больше. Мы стали, как одно целое. На пенсию вышли одновременно: он на пять лет был старше меня. И никогда нам вместе не бывало скучно. Мы обогащали друг друга духовно! Потом он заболел страшной болезнью... За полтора года высох, превратился в лежачего больного. Я кормила его с ложечки, ухаживала, почти не отходила от него. Мы еще повенчаться успели, вызвав священника на дом... А когда мужа стали покидать силы, его лицо вдруг стало таким спокойным, просветленным... Я плакала, а он молчал. Вдруг он зашевелил губами, и я наклонилась над ним, чтобы услышать. Собравшись с духом, он прошептал мне свои последние слова: «Я целую твои слезы...»