Предыдущая публикация
Римма Казакова
Хочетсявосхождения,
ясности, зренья линзы.
Хочется
Возрождения
с тайною Моны Лизы.
Хочется вымыть дочиста
в комнате окна, двери.
Хочется
богоборчества
и настоящей веры.
Верую в листья первые,
в яблоневые завязи,
где под цветочной пеною —
ни суеты,
ни зависти.
Верую в правду зернышка —
лучший на свете принцип!
Верую,
словно Золушка,
что повстречаю принца.
Верю в искусство —
пАгоду
с искрой звезды падучей,
как в половодье, в пахоту,
в черный ломоть пахучий.
Время ведет все круче,
точно Суворов — Альпами.
Мчимся, ломая тучи,
за парусами алыми.
#ПоэзияиПоклонники
Следующая публикация
Комментарии 14
За то, что был ты вправду другом,
За тот в медовых травах луг,
За месяц тоненький над лугом,
За то селенье над рекой,
Куда я шла забыв про усталь,
За чувства ставшие строкой,
За строки вызванные чувством.
За нити легкого дождя,
Пронизанные солнца светом,
За то, что даже уходя
Ты все же был со мной...
За это!...
За все тебя благодарю:
За блеск реки, за треск уключин,
За позднюю мою зарю,
На миг прорезавшую тучу,
За то, что мне любовь твоя,
Была порой нужнее хлеба...
За то, что выдумала я,
Тебя таким, каким ты не был!
Елизаве́та Константи́новна Стюа́рт (1904 - 1986 гг.)
Любовь красивую познал…
За все ее благодарит,
Только себя во всем винит…
За что?- понять я не смогла,
Мы любим вопреки всегда…
Себя придумками не тешь ты...
Не держишь все-таки в душе ты
сюжет надежды.
Он-дымка, тающая в небе.
О эти дымки-невидимки!
А ты как о насущем хлебе -
об этой дымке.
Он - травка, новая до жути.
Кругом все то же и все те же...
Грешно и лихо с миром шутит
сюжет надежды!
Из зеркала - вдали, хоть рядом-
загадочно, как утро брезжит,
глядит моим смятенным взглядом
сюжет надежды...
Ты, сердце, тоже самый лучший,
и безрассудный, и утешный,
мой птицекрылый, непослушный
сюжет надежды.
Да ведь и я, что там ни
гложет,
что ни корежит и не режет,-
сама я для кого-то тоже
сюжет надежды.
И ты...Несбыточный, незвездный,
в последней тишине чистейшей
наградою и мукой поздней -
сюжет надежды.
Пока дышу - дрожу, надеюсь.
Гляжу на кустик облетевший...
Жизнь - вся! - и никуда не денусь -
сюжет надежды.
Жить без надежды вряд ли выйдет.
Нас на плаву она и держит.
Не видим мы, а сердце видит
сюжет надежды!
Римма Казакова
Ты веришь в искренние чувства .
И в чистоту сердец , чтоб одному ,
Не плыть по жизни , вольной птицей .
Не зря придумано , не мной ,
Что гармонично только в паре .
Как быть в гармонии с собой ,
В несовершенстве других правил ?
в глазах бездонно и черно,-
стояли девушка и юноша,
не замечая ничего.
Как будто все узлы развязаны
и все, чем жить, уже в конце,-
ручьями светлыми размазаны
слезинки на ее лице.
То вспыхивает, не стесняется,
то вдруг, не вытирая щек,
таким сияньем осеняется,
что это больно, как ожог.
А руки их переплетенные!
Четыре вскинутых руки,
без толмача переведенные
на все земные языки!
И кто-то буркнул:- Ненормальные!-
Но сел, прерывисто дыша.
К ним, как к магнитной аномалии,
тянулась каждая душа.
И было стыдно нам и совестно,
но мы бесстыдно все равно
по-воровски на них из поезда
смотрели в каждое окно.
Глазами жадными несметными
скользили по глазам и ртам.
Ведь если в жизни чем бессмертны мы,
бессмертны тем, что было там.
А поезд тронулся. И буднично —
неужто эта нас зажгла?-
с авоськой, будто бы из булочной,
она из тамбура зашла.
И оказалась очень простенькой.
И некрасива, и робка.
И как-то неумело простыни
брала из рук проводника.
А мы, уже тверды, как стоики...ЕщёУ поезда, застыв, задумавшись —
в глазах бездонно и черно,-
стояли девушка и юноша,
не замечая ничего.
Как будто все узлы развязаны
и все, чем жить, уже в конце,-
ручьями светлыми размазаны
слезинки на ее лице.
То вспыхивает, не стесняется,
то вдруг, не вытирая щек,
таким сияньем осеняется,
что это больно, как ожог.
А руки их переплетенные!
Четыре вскинутых руки,
без толмача переведенные
на все земные языки!
И кто-то буркнул:- Ненормальные!-
Но сел, прерывисто дыша.
К ним, как к магнитной аномалии,
тянулась каждая душа.
И было стыдно нам и совестно,
но мы бесстыдно все равно
по-воровски на них из поезда
смотрели в каждое окно.
Глазами жадными несметными
скользили по глазам и ртам.
Ведь если в жизни чем бессмертны мы,
бессмертны тем, что было там.
А поезд тронулся. И буднично —
неужто эта нас зажгла?-
с авоськой, будто бы из булочной,
она из тамбура зашла.
И оказалась очень простенькой.
И некрасива, и робка.
И как-то неумело простыни
брала из рук проводника.
А мы, уже тверды, как стоики,
твердили бодро:- Ну, смешно!
И лихо грохало о столики
отчаянное домино.
Лились борщи, наваром радуя,
гремели миски, как тамтам,
летели версты, пело радио…
Но где-то,
где-то,
где-то там,
вдали, в глубинках, на скрещении
воспоминаний или рельс
всплывало жгучее свечение
и озаряло все окрест.
И двое, раня утро раннее,
перекрывая все гудки,
играли вечное, бескрайнее
в четыре вскинутых руки! Римма Казакова
Римма Казакова
* * *
Чем измеряется любовь,
что там в основе,
когда родство, что входит в кровь,
совсем не в крови?
Что должен ты,
что я должна
по доброй воле?
Одна краюха – двум,
одна
щепотка соли.
Что в днях-ночах
твоих-моих
всесильной силой?
Одна подушка на двоих –
и все, мой милый.
ночи,
стоя у икон, за детей своих,
молясь об их здравии.
Даже если отвернулись
врачи,
а на соседней койке кто-то
кричит:
"Тебя же здесь умирать
оставили!"
— Верую! - даже если жизнь
прожив,
лба не перекрестив,
но в момент, когда, кажется,
неоткуда ждать подмогу,
Из потаённого уголка души,
где до поры, до времени
лежит,
Вера восстает и летят слова
молитвы Богу.
— Верую! — шепчет солдат,
крест нательный в кулаке
зажав,
вместе с последней
гранатой, выдернув чеку.
Рядом лежит уже пустой
автомат,
и мертвые глаза друзей в
небо глядят,
и враги радостно крича, к
нему бегут.
— Верую! — шепчет врач,
скальпелем делая первый
разрез,
но заранее зная — операция
уже не поможет.
И в этот момент он и
надежды свет и палач,
но клятву давал
и отказаться уже просто так
не может.
— Верую! — шепчет
спасатель,
глядя на горящий дом — в
окне бьется мать,
а дети уже не кричат.
Молчат. Живы ли?
Крест поцеловав, делает
первый,
возможно, в бессмертие —
шаг
и голос Бога звучит в уша...Ещё-Верую! - шепчет мать в
ночи,
стоя у икон, за детей своих,
молясь об их здравии.
Даже если отвернулись
врачи,
а на соседней койке кто-то
кричит:
"Тебя же здесь умирать
оставили!"
— Верую! - даже если жизнь
прожив,
лба не перекрестив,
но в момент, когда, кажется,
неоткуда ждать подмогу,
Из потаённого уголка души,
где до поры, до времени
лежит,
Вера восстает и летят слова
молитвы Богу.
— Верую! — шепчет солдат,
крест нательный в кулаке
зажав,
вместе с последней
гранатой, выдернув чеку.
Рядом лежит уже пустой
автомат,
и мертвые глаза друзей в
небо глядят,
и враги радостно крича, к
нему бегут.
— Верую! — шепчет врач,
скальпелем делая первый
разрез,
но заранее зная — операция
уже не поможет.
И в этот момент он и
надежды свет и палач,
но клятву давал
и отказаться уже просто так
не может.
— Верую! — шепчет
спасатель,
глядя на горящий дом — в
окне бьется мать,
а дети уже не кричат.
Молчат. Живы ли?
Крест поцеловав, делает
первый,
возможно, в бессмертие —
шаг
и голос Бога звучит в ушах
: "Живы! Ещё живы!"
— Веееруууююююю! —
кричала девочка на
Сямозере,
из воды ледяной мёртвых
друзей,
по одному, вытаскивая.
Волны злые детей на скалы
бросили,
разбили, заморозили, а она
верила —
такая маленькая и
отважная.
Даже когда остался совсем
один,
когда небо черное молча на
тебя сверху глядит,
прошепчи, скажи, закричи —
Верую!
Господь для всех един,
и за каждым из нас следит,
и поможет всегда, если
жить с чистой душой
и в сердце — с Верою.
Валентина Спирина