Илья Сельвинский
Баллада о тигре
.
Какая мощь в моей руке,
Какое волшебство
Вот в этих жилах, кулаке
И теплоте его!
Я никогда не знал о них
До самой той зари,
Когда в руке моей затих
Хозяин Уссури.
За штабом Н-ского полка,
Где помещался тир,
"ТОВАРИЩИ!
гласил плакат. — В РАЙОНЕ ТИГР!"
А я из Дальнего как раз
Шёл в тыл,
Но на плакат внимания
Не обратил.
В те дни я сызнова и вновь
Всё думал об одном:
О слове душном и родном
По имени Любовь.
Я это слово не люблю,
Как пьяница вино,
Затем, что слишком в жизнь мою
Вторгается оно.
(Не хмурьтесь, милая моя,
Не надо горьких слов.
Бродил я, листьями гремя,
И слушал соловьёв,
Но мой рассказ не о любви
О тигре мой рассказ.
Мы счёты сложные свои
Сведём не в этот раз.)
Однако сопка, чуть дыша.
Свою пузырит грязь,
Над н
Над ней дрожит её душа,
От газов разгорясь,
Однако плачется москит…
Что это? Стон? Песнь?
Москит, несущий меж ракит
Сонную болезнь.
Дымком вулканным тянет здесь
От каждого листа.
Ведь это самые что есть
Тигриные места.
И вдруг я вижу изо мха
В три линии усы,
И вдруг я слышу сквозь меха
Рипящие басы
И различаю: жёлт и бел,
И два огня горят…
Но странно: я не оробел.
Напротив: рад!
Не от катара я умру,
Не от подагры, нет!
Не заглядевшись на пиру
В бездонный пистолет;
И не от ревности в Крыму,
В Москве не от статей
Я, как поэму, смерть приму
Из тигровых когтей.
А может быть, совсем не то…
А может быть, затем,
Что вера в счастье, как в лото.
Сильнее всех поэм
Всё вдохновенное во мне
Дохнуло в грудь мою,
И две стихии, как во сне.
Переплелись в бою.
И теплоте его
Я эту истину постиг
На берегу зари,
Когда со мной схватился тигр
У плёса Уссури.
Безумье боли, гром ядра,
И дых, и два огня,
И пламя смертного одра
Окутало меня,
И, обжигая, как литьё,
Зверь взял верх.
Но преимущество моё
В одном: я человек!
Покуда в левое плечо
Вгрызаются клыки,
Пока дыханье горячо
Дымится у щеки
И тьма сознанья моего
Уже совсем близка
Я стал почёсывать его
За ухом… у виска.
Он изумился и затих.
За все свои года
О битве лаской грубый тигр
Не слышал никогда,
И даже более того:
Откуда эта весть
О том, что где-то у него
Такие нервы есть?
Ещё его округлый клык
Дробит моё плечо
И за раскатом рыка рык
Вздымается ещё,
Но ярость шла по голосам
Тленцой, а не огнём,
И зверь прислушивался сам
К тому, что было в нём.
Когда вечерняя звезда
Растаяла ко дню,
Его рыкание тогда
Сошло на воркотню.
Он дёргал ухом. Каркал он.
Он просто изнемог.
Но растерзать меня сквозь сон
Уже никак не мог.
Когда же вовсе рассвело,
И стали петь леса,
И лунки белые свело
На жёлтые глаза,
Он, сединой поголубев,
Откинулся вразвал
И,словно стая голубей,
Один заворковал.
Вот, собственно, и весь рассказ.
В нём правды — ни на пядь.
Но он задуман был для Вас:
Я что хотел сказать?
Что если перед Вами я,
О милая, в долгу,
Что если с Вами, жизнь моя,
Ужиться не могу,
И ты хватаешься, кляня,
Рукой за рукоять
Попробуй всё-таки меня
Над ухом… почесать.
Какая мощь в твоей руке,
В перстах твоих и кулачке
И жил бы день за днём,
Как вдруг схватился с тигром стих
В сознании моём.
1940
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1
Илья Сельвинский
Баллада о тигре
.
Какая мощь в моей руке,
Какое волшебство
Вот в этих жилах, кулаке
И теплоте его!
Я никогда не знал о них
До самой той зари,
Когда в руке моей затих
Хозяин Уссури.
За штабом Н-ского полка,
Где помещался тир,
"ТОВАРИЩИ!
гласил плакат. — В РАЙОНЕ ТИГР!"
А я из Дальнего как раз
Шёл в тыл,
Но на плакат внимания
Не обратил.
В те дни я сызнова и вновь
Всё думал об одном:
О слове душном и родном
По имени Любовь.
Я это слово не люблю,
Как пьяница вино,
Затем, что слишком в жизнь мою
Вторгается оно.
(Не хмурьтесь, милая моя,
Не надо горьких слов.
Бродил я, листьями гремя,
И слушал соловьёв,
Но мой рассказ не о любви
О тигре мой рассказ.
Мы счёты сложные свои
Сведём не в этот раз.)
Однако сопка, чуть дыша.
Свою пузырит грязь,
Над н
...ЕщёИлья Сельвинский
Баллада о тигре
.
Какая мощь в моей руке,
Какое волшебство
Вот в этих жилах, кулаке
И теплоте его!
Я никогда не знал о них
До самой той зари,
Когда в руке моей затих
Хозяин Уссури.
За штабом Н-ского полка,
Где помещался тир,
"ТОВАРИЩИ!
гласил плакат. — В РАЙОНЕ ТИГР!"
А я из Дальнего как раз
Шёл в тыл,
Но на плакат внимания
Не обратил.
В те дни я сызнова и вновь
Всё думал об одном:
О слове душном и родном
По имени Любовь.
Я это слово не люблю,
Как пьяница вино,
Затем, что слишком в жизнь мою
Вторгается оно.
(Не хмурьтесь, милая моя,
Не надо горьких слов.
Бродил я, листьями гремя,
И слушал соловьёв,
Но мой рассказ не о любви
О тигре мой рассказ.
Мы счёты сложные свои
Сведём не в этот раз.)
Однако сопка, чуть дыша.
Свою пузырит грязь,
Над ней дрожит её душа,
От газов разгорясь,
Однако плачется москит…
Что это? Стон? Песнь?
Москит, несущий меж ракит
Сонную болезнь.
Дымком вулканным тянет здесь
От каждого листа.
Ведь это самые что есть
Тигриные места.
И вдруг я вижу изо мха
В три линии усы,
И вдруг я слышу сквозь меха
Рипящие басы
И различаю: жёлт и бел,
И два огня горят…
Но странно: я не оробел.
Напротив: рад!
Не от катара я умру,
Не от подагры, нет!
Не заглядевшись на пиру
В бездонный пистолет;
И не от ревности в Крыму,
В Москве не от статей
Я, как поэму, смерть приму
Из тигровых когтей.
А может быть, совсем не то…
А может быть, затем,
Что вера в счастье, как в лото.
Сильнее всех поэм
Всё вдохновенное во мне
Дохнуло в грудь мою,
И две стихии, как во сне.
Переплелись в бою.
Какая мощь в моей руке,
Какое волшебство
Вот в этих жилах, кулаке
И теплоте его
Я эту истину постиг
На берегу зари,
Когда со мной схватился тигр
У плёса Уссури.
Безумье боли, гром ядра,
И дых, и два огня,
И пламя смертного одра
Окутало меня,
И, обжигая, как литьё,
Зверь взял верх.
Но преимущество моё
В одном: я человек!
Покуда в левое плечо
Вгрызаются клыки,
Пока дыханье горячо
Дымится у щеки
И тьма сознанья моего
Уже совсем близка
Я стал почёсывать его
За ухом… у виска.
Он изумился и затих.
За все свои года
О битве лаской грубый тигр
Не слышал никогда,
И даже более того:
Откуда эта весть
О том, что где-то у него
Такие нервы есть?
Ещё его округлый клык
Дробит моё плечо
И за раскатом рыка рык
Вздымается ещё,
Но ярость шла по голосам
Тленцой, а не огнём,
И зверь прислушивался сам
К тому, что было в нём.
Когда вечерняя звезда
Растаяла ко дню,
Его рыкание тогда
Сошло на воркотню.
Он дёргал ухом. Каркал он.
Он просто изнемог.
Но растерзать меня сквозь сон
Уже никак не мог.
Когда же вовсе рассвело,
И стали петь леса,
И лунки белые свело
На жёлтые глаза,
Он, сединой поголубев,
Откинулся вразвал
И,словно стая голубей,
Один заворковал.
Вот, собственно, и весь рассказ.
В нём правды — ни на пядь.
Но он задуман был для Вас:
Я что хотел сказать?
Что если перед Вами я,
О милая, в долгу,
Что если с Вами, жизнь моя,
Ужиться не могу,
И ты хватаешься, кляня,
Рукой за рукоять
Попробуй всё-таки меня
Над ухом… почесать.
Какая мощь в твоей руке,
Какое волшебство
В перстах твоих и кулачке
И теплоте его
Я никогда не знал о них
И жил бы день за днём,
Как вдруг схватился с тигром стих
В сознании моём.
1940