Предыдущая публикация
В ночь на 3 марта из Пскова были получены новые сообщения.
В 1 час 30 минут в Ставку пришла телеграмма от генерала Данилова. Ее текст гласил о назначении Государем нового Председателя Совета министров – князя Г.Е. Львова и нового Главковерха – Великого князя Николая Николаевича, и после этого следовало внезапное решение: «Государь Император изволил подписать акт об отречении от Престола с передачей такового Великому князю Михаилу Александровичу». Далее шло уведомление о возвращении Государя в Ставку «на несколько дней» и о том, что «Манифест и Указы передаются по телеграфу отдельно».
По воспоминаниям Пронина, «отречения Императора от Престола и за сына никто не ожидал, это было полной неожиданностью для всех». «События пошли с безумной быстротой, – писал Кондзеровский, – отречение Государя от Престола в пользу Наследника, затем с передачей в пользу Наследника, затем – с передачей Престола Великому князю Михаилу Александровичу – все эти вести приходили одна за другой. Ставка была ошеломлена в полном смысле слова».
«До поздней ночи», вспоминал Пронин, в Могилеве ожидали текст Манифеста, который был наконец получен в том же виде, как и отправленный накануне проект, за исключением «радикального изменения» в середине текста, гласившего: «Не желая расставаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше Брату нашему Великому князю Михаилу Александровичу», которому было указано «править делами Государственными в полном единении с представителями Народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены». Только после этого в Ставке получили Указы о назначении нового Главковерха и премьера. Но, не дожидаясь окончательного текста Манифеста, по распоряжению Алексеева текст псковской телеграммы был разослан по всем фронтам, флотам и в тыловые округа.
Но и на этом «политические преобразования» не прекратились. С 5 часов утра Родзянко начал новые телеграфные, а затем и телефонные переговоры с Алексеевым. От Наштаверха требовалось не допускать отправки телеграмм об отречении в войска, поскольку, но словам Родзянко, «кандидатура Великого князя, как Императора, ни для кого не приемлема, и вероятна гражданская война». В подтверждение этой вероятности Родзянко ссылался на «новый солдатский бунт» и переговоры «с депутатами от рабочих», согласившихся на созыв «Учредительного собрания для определения формы правления». Показательно, что данное «соглашение» было принято еще до уведомления Великого князя Михаила Романова о передаче ему престола. Таким образом, речь шла уже не о продолжении династии, не о сохранении монархии, а только о сохранении «спокойствия в тылу», для чего требовалось идти на все новые и новые уступки революционерам-радикалам, стремительно растущая популярность которых становилась несомненной.
Генерал был «крайне возмущен» подобными «кульбитами» петроградских политиков и тем не менее попытался известить Главнокомандующих армиями фронтов о приостановке сообщения об отречении в пользу Михаила Романова. Но сделать это было уже невозможно, телеграммы ушли в штабы армий и округов, и Алексеев не мог этому воспрепятствовать. Для него, очевидно, раньше, чем для кого бы то ни было, становилась ясной та мрачная перспектива Смуты, которая раскрывалась перед Россией…
(С) В.Ж. Цветков, доктор исторических наук
Источник: https://itexts.net/avtor-vasiliy-zhanovi…
Это к вопросу о том, что Алексеев, якобы, фальсифицировал текст отречения императора, а самого отречения, якобы, не было. Видим, что Алексеев был категорически против передачи престола Михаилу Александровичу через голову цесаревича Алексея, так как такая передача власти была чревата смутой. Видим и то, что думские заговорщики сами оказались недовольны тем актом об отречении, который получили от государя, и прилагали усилия к тому, чтобы не допустить его опубликования. Так что обвинение против Алексеева в фальсификации отречения можно смело считать опровергнутым.
#Алексеев, #Февральская_революция
Следующая публикация
Нет комментариев