Предыдущая публикация
Как М.
В. Алексеев подавление Февральской революции организовывал
К 105-летию февральского переворота, погубившего Российскую Империю, отстранившего от власти святого царя Николая II и передавшего эту власть в руки бездарного и беспомощного правительства либералов-западников, стоит ещё раз бросить взгляд на роль в этих событиях генерала М.В. Алексеева, на которого до сих пор радикальные "монархисты" вешают главную вину за переворот. Но вот что пишет о роли Михаила Васильевича доктор исторических наук В.Ж. Цветков.
"Первые относительно подробные сведения о «беспорядках» были получены из Петрограда вечером 24 и 25 февраля, спустя сутки после начала антиправительственных выступлений. По весьма достоверным воспоминаниям полковника В.М. Пронина, офицера генерал-квартирмейстерской части Ставки, «особого значения» этим сведениям «как-то не придавали». Несмотря на то, что из Петрограда «доходили слухи» о могущих быть «крупных переменах наверху… о возможности революционного взрыва во время войны не допускалось и мысли». Телеграмма командующего Петроградским округом генерал-лейтенанта С.С. Хабалова хотя и сообщала о рабочих демонстрациях и столкновениях с полицией, все же отмечала, что «толпа разогнана», порядок в столице восстановлен и положение контролируется местными властями.
Однако в первых же телеграммах, полученных от Родзянко, содержались прямо противоположные сообщения о многочисленных выступлениях рабочих: говорилось, что в Петрограде «гражданская война началась и разгорается», а «правительство совершенно бессильно подавить беспорядок». Впрочем, поскольку председатель Думы давно имел в Ставке репутацию «паникера», его словам не придавалось большого значения, телеграммы первоначально оставались безответными, а призывы к формированию нового правительства «лицом, которому может верить вся страна», воспринимались как давнее намерение власти «законодательной» поставить под контроль власть «исполнительную». Алексеев лично передал Государю телеграммы Родзянко, однако ответа, ожидавшегося «прогрессивной частью» Думы, на них не последовало.
Большее доверие вызывала телеграмма военного министра генерала от инфантерии М.А. Беляева, утверждавшего, что «власти сохраняют полное спокойствие» и, хотя «сейчас еще не удалось подавить бунт», но министр «твердо уверен в скором наступлении спокойствия, для достижения которого принимаются беспощадные меры». Сдержанно-оптимистичны были и телеграммы от премьер-министра князя Н.Д. Голицына, сообщавшего о роспуске Государственной думы и Государственного совета, произведенном благодаря полномочиям, полученным от Государя. Общая оценка положения со стороны центрального аппарата соответствовала настроениям той части офицеров Ставки, которые считали возможным решительными действиями установить диктатуру фронта над тылом – столица была объявлена на осадном положении. Как отмечалось выше, Алексеев вполне разделял подобные настроения.
Тем не менее Беляев и Хабалов просили незамедлительной отправки в Петроград «надежных войсковых частей», и Наштаверх намеревался «собрать кулак и ударить» по столице с наибольшей силой. Общий план собирания «кулака» представлялся Алексееву в виде выделения от Северного и Западного фронтов по одной бригаде пехоты и но одной бригаде кавалерии. И хотя еще в январе 1917 г. Петроградский военный округ был выделен из состава Северного фронта и наделен правами особой армии, с подчинением ее непосредственно командующему округом и Главковерху, Ставка не оставляла его без поддержки. 26 февраля Алексеев доложил Государю о необходимости назначить «диктатора» для подавления столичных беспорядков. Нужен был «твердый и энергичный генерал», каковым он считал Великого князя Сергея Михайловича (напомним, что еще в 1916 г. Алексеев предлагал его на должность Верховного министра государственной обороны). Вечером 27 февраля 1917 г. в разговоре но прямому проводу с начальником штаба Северного фронта генералом от инфантерии Ю.Н. Даниловым Алексеев информировал его об отправке в Петроград с Северного фронта двух пехотных (67-го пехотного Тарутинского и 68-го пехотного Бородинского), одного кавалерийского (15-го уланского Татарского) и одного казачьего (3-го Уральского) полков – «из самых прочных, надежных» – а также пулеметную команду для подавления возможного восстания. Из Ставки с Георгиевским батальоном должен был выехать генерал Иванов, наделенный чрезвычайными полномочиями и назначенный Николаем II на должность Командующего столичным округом (вместо Хабалова). Из Новгорода получила приказ выступить в столицу Конная гвардия. По поручению Алексеева дежурный генерал в Ставке П.К. Кондзеровский должен был «набросать проект предписания генералу Иванову с указанием тех полномочий, которыми он снабжался». Кроме того, с Западного фронта к столице также следовала пехотная бригада (34-й пехотный Севский и 35-й пехотный Орловский полки), кавалерийский полк (2-й Лейб-Гусарский Павлоградский) и пулеметная команда. Из Выборга направлялись пулеметный взвод и комендантская рота. Ну а 28 февраля генералу Брусилову было предписано отправить к Петрограду Русскую гвардию – самые «надежные части»: Лейб-Гвардии Преображенский, 3-й Лейб-Гвардии Стрелковый Его Величества, 4-й Стрелковый Императорской Фамилии, Лейб-Гвардии Уланский Его Величества полки и 2-й Донской казачий полк.
Уже но собственной инициативе Алексеев направил к столице батальоны Выборгской и Кронштадтской крепостной артиллерии, две полевые радиостанции и указал Брусилову на возможность отправки также «одной из гвардейских кавалерийских дивизий». В общей сложности, таким образом, 12 полков (не считая отдельных команд и батальонов) снимались со всех фронтов против петроградских мятежников. Во главе их, по настоянию Наштаверха, должны были находиться «смелые помощники», «прочные генералы», решительные начальники, способные к исполнению любого, даже самого жестокого, требования своего нового Командующего округом. Из местных ополченских дружин предполагалось создать особые команды для охраны важнейших объектов и узловых станций на железных дорогах. На них должны были создаваться военно-полевые суды против революционных агитаторов и диверсантов. «Минута грозная, – писал Алексеев в штаб Северного фронта, – и надо сделать все для ускорения прибытия прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего». Начальнику Московского военного округа генералу от артиллерии И.И. Мрозовскому предписывалось объявить Москву на осадном положении, чтобы не допустить распространения революции но стране. В присутствии Государя Наштаверх сохранял спокойствие, и Николай II в письме к супруге 27 февраля отмстил это: «После вчерашних известий из города я видел здесь много испуганных лиц. К счастью, Алексеев спокоен, но полагает, что необходимо назначить очень энергичного человека, чтобы заставить министров работать для разрешения вопросов: продовольственного, железнодорожного, угольного и т.д. Это, конечно, совершенно справедливо».
Таким образом, упрекать Алексеева за «преступное бездействие» в создавшейся ситуации не приходится. Напротив, учитывая временное затишье на фронте, Наштаверх принимал все возможные меры для переброски армейских частей против надвигавшейся революции. Нужно отметить также, что именно в эти дни у генерала начался новый приступ обострившейся болезни, сопровождавшийся резкими болями и заметным повышением температуры. Что касается политических «уступок», то здесь генерал опирался, первоначально, на предложения Великого князя Михаила Александровича, предлагавшего Государю утвердить на должности премьера, наделенного чрезвычайными полномочиями, князя Г.Е. Львова, как человека, хорошо зарекомендовавшего себя в отношениях с «общественностью», но затем стал склоняться к возможности введения «ответственного министерства», Преодолевая повышенную температуру и озноб, Алексеев «несколько раз был с докладом у Государя», информировал его о принимаемых мерах. Положение серьезно осложнялось тем, что предназначенные к отправке части предстояло снять с фронтовых позиций, переместить к местам погрузки и оперативно перевезти к местам сосредоточения для дальнейшего «похода на бунтующий Петроград». Сделать все это в течение нескольких дней не представлялось возможным.
По воспоминаниям генерал-лейтенанта А.С. Лукомского, возглавлявшего в те дни генерал-квартирмейстерскую часть Ставки, «представлялось совершенно неоспоримым, что посылка небольших частей из районов Северного и Западного фронтов никакого результата не даст… чтобы сорганизовать вполне достаточные и надежные отряды, требовалось дней 10—12 (пришлось бы некоторые дивизии снимать с фронта). За этот же период весь тыл был бы охвачен революцией, и, наверно, начались бы беспорядки и в некоторых войсковых частях на фронте. Получалась уверенность, что пришлось бы вести борьбу и на фронте, и с тылом. А это было совершенно невозможно». Разновременно отправленные под Петроград воинские части могли полностью «раствориться» в революционной среде.
Сильное беспокойство у Алексеева вызывало неизменное желание Николая II как можно скорее оставить Ставку и выехать в Царское Село, где, как ему представлялось, находилась в опасности его семья. Были получены сведения о переходе на сторону восставших частей Петроградского гарнизона, и пригородный Царскосельский гарнизон мог легко последовать их примеру Дети заболели корью, и внимание Императрицы никак не могло быть отдано «политическим» делам. Все это чрезвычайно беспокоило царя, и после недолгих колебаний он решил оставить Могилев. Алексеев, напротив, был убежден, что оставлять Ставку в столь неопределенном положении и рисковать отъездом к «бунтующему Петрограду» – недопустимо. Государя пытались убедить в том, что, «оставаясь в Ставке, он остается при армии, под ее защитой», что из Могилева «можно организовать управление страной» и при этом «задушить, изолировать со всех сторон» мятежный Петроград.
Пронин подтверждал слова Алексеева о том, что тот «на коленях умолял Его Величество» не уезжать и «даровать стране ответственное министерство». Вариант с «ответственным министерством» не исключался принципиально Алексеевым, и не в силу своей якобы большей «либеральности» или «демократичности» в сравнении с военной диктатурой, а лишь постольку, поскольку он мог способствовать «умиротворению тыла». Следует отметить, что к 28 февраля правительство во главе с Голицыным уже заявило о «коллективной отставке», а министры Хабалов и Беляев окончательно утратили возможности оперативной ликвидации «петроградского бунта»".
(С) В.Ж. Цветков, доктор исторических наук. Из кн. "Генерал Алексеев".
Источник: https://itexts.net/avtor-vasiliy-zhanovi…
#Алексеев, #Февральская_революция
Следующая публикация
Нет комментариев