Почему Шохонка впадает в Волгу, а не наоборот?

Город Плёс был основан в месте, где в широкую Волгу впадает маленькая журчащая речушка, которую называют традиционным в наших краях мерянским именем Шохонка. Шохонка бежит по глубокому оврагу между Соборной горой и горой Левитана. Сейчас она кажется почти что ручейком, но в ней таятся большие силы. Всего сто лет назад сил этой маленькой речки хватало на то, чтобы обеспечивать хлебом округу вплоть до Иванова и Суздаля. На тяжёлых баржах по Волге в Плёс привозили рожь и пшеницу. В Плёсе на водяных мельницах по берегам Шохонки мололи муку, которая и уходила на ярмарки и биржи больших торговых и фабричных городов центральной России.
Именно Шохонка делает плёсский пейзаж таким неповторимым. Пожалуй, у любого гостя Плёса есть фотографии с видом на долину Шохонки с высоты обрамляющих её холмов. И мы редко задумываемся о том, какие природные силы создали этот неповторимый ландшафт. А вот древние меряне задумывались и находили ответы на этот вопрос в мифах. Пересказывали эти мифы – старшие младшим, поколение поколению. И сегодня их можно услышать в Плёсе, только уже в упрощённой, сказочной форме. Хотя какие-то образы из бабушкиных сказок можно найти и в поэтическом мире финской мифологии.
А начиналось всё вот как!
Прознали как-то Сова и Бобр, что далеко-далеко на севере в чудесной стране стоит Золотая баба. И будто бы сидит она на большом кургане, в котором золото и серебро перемешаны с землёй. А на коленях у неё стоит дубовая чашка. И будто бы люди в тех краях молятся Золотой бабе и приносят её всякие дары да подношения: кто мёд и меха, а кто золото и каменья, – и кладут всё в дубовую чашку. И сколько бы добра туда люди не клали, всё никак чашка не наполнится.
И стали Сова и Бобр совещаться.
«А что, Сова, – говорит Бобр, – не худо было бы пойти и посмотреть на ту Золотую бабу!»
«Да, Бобр, не худо, – отвечает Сова. – И хорошо было бы хоть одним глазком заглянуть в ту чашку».
«Да, Сова, не плохо, – соглашается Бобр. – А вот бы опустить в ту чашку руку, да хоть бы и один пальчик. Может, чего доброго и зацепится».
«Ну, на один пальчик многого добра не подцепишь, – спорит Сова. – Но вот если всю чашку взять да перевернуть, да потрясти хорошенько, то уж, наверное, чего доброго и вытряхнешь».
Так совещались Сова и Бобр и за разговорами порешили отправиться на север в далёкую страну к Золотой бабе и попытать там счастья да удали. Одна беда: не на чем им в те дали отправиться. Ни коня нет, ни упряжи, ни телеги, ни дрожек, да и ноги у обоих коротки. Только есть у Совы лодка из бересты, а у Бобра – хвост-весло.
«А что, Сова, – говорит Бобр, – не поплыть ли нам к той Золотой бабе по синему морю».
«Нет, Бобр, – вздыхает Сова, – и до моря путь не близкий. А вот бы нам с тобой прорыть речку, и чтобы по той речке вода сама бежала и мою лодку несла, а ты бы хвостом ту лодку подправлял. Так по речке, куда пожелаешь, доплыть можно будет».
«Ах, молодец, Сова! – радуется Бобр. – Не зря ты на ветке сидишь и головой вертишь. Многое знаешь! Многое ведаешь!»
И порешили Сова и Бобр речку прорыть, чтобы текла та речка прямо на север в чудесную страну к Золотой бабе.
«Я дневной житель, – говорит Бобр, – так что мне днём речку рыть. А ты ночной сторож – тебе ночью работу работать. Так мы с делом вдвое быстрее управимся».
«Хорошо придумал, Бобр», – головой кивает Сова, а сама про себя думает: «У Бобра изба большая, стены в ней крепкие, вход в избу потаённый. Много в такой избе можно добра спрятать. Как доплывём мы до чудесной страны, доберёмся до Золотой бабы, унесём дубовую чашку, как ту чашку вытряхнем, схватит Бобр всё добро да в избе своей схоронит. И никак тогда мехов да каменьев мне, Сове, не получить. Нет уж, – думает, – лучше я обману Бобра и одна всё дело сделаю».
«Хорошо, Бобр, – говорит Сова. – Только вот что, ты по земле да по воде лазаешь, дальше своего носа не видишь. А я высоко на ветке сижу, головой верчу. Многое знаю! Многое ведаю! Я тебе буду на север указывать, куда рыть и речку прокладывать».
Согласился Бобр, и взялись они за работу. Днём Бобр дело правит, ночью Сова работу работает. Только обманула Сова Бобра, не на север ему показала, а правее, на восток. А сама к чудесной стране да к Золотой бабе путь прокладывает.
День проходит, ночь пролетает. Ещё день проходит, ещё ночь проносится.
«Что, Сова, не видно ещё чудесной страны?» – Бобр спрашивает.
«Нет, Бобр, далеко ещё», – отвечает Сова, а сама знай своё дело делает.
Только вот незадача. У Бобра лапы четыре, да ещё хвост-весло в помощь. Да и Солнце летом подолгу на небе гуляет. Так что и работа у Бобра спорится. Широкая, красивая речка получается. И лодку по ней сплавить можно, и корабль парусный. Жаль только, что течёт та речка не на север, к чудесной стране да Золотой бабе, а правее, в другую сторону.
А Сова напротив путь верный прокладывает. Да вот у неё только две лапы, и те когтистые. Речку рыть неудобно. Да и ночи летом короткие. Только за работу возьмёшься, а уже и меняться приходится.
«Что, Сова, не видно ещё чудесной страны да Золотой бабы? – опять Бобр спрашивает.
«Нет, Бобёр, потрудимся ещё, – отвечает Сова и знай своё дело делает.
«Нет, Бобёр, потрудимся ещё, – отвечает Сова и знай своё дело делает.
Долго ли, коротко ли, только лето прошло, тут-то Сова с Бобром и встретились. Поусердствовала Сова, а Бобр её переусердствовал: так свою речку расширил, так берега речные раскинул, что половину совиной речки своей затопил. Бегут две реки – маленькая совиная в большую бобровую впадает, маленькая в большой теряется, и уносятся обе дальше, да не в ту сторону, правее от Золотой бабы.
Понял Бобр, что Сова его обманула и говорит:
«Эх, Сова, что-то не видно ни чудесной страны, ни Золотой бабы, ни дубовой чашки!».
Поняла и Сова, что сама себя перехитрила, и отвечает:
«Эх, Бобр, далековато ещё».
С тех самых пор они и не разговаривают. Бобр уплыл подальше, в лесные ручьи ушёл, новую избу себе построил. Только нет в той избе ни мехов, ни каменьев, только ветки ивовые.
А Сова по ночам над Шохонкой летает, на широкую Волгу смотрит, над ошибкой своей охает. И если кто сову видел, тот знает, что лапы у неё кожистые: мозоли это от работы, которая сове пользы не принесла, а всё равно жителям Плёса памятна.