Сердце матери

Людмила Леонидовна Лаврова
-Зинаида Петровна, здравствуйте! - соседка махнула рукой, приветствуя Зинаиду, и тут же снова ухватилась за ручку коляски, пытаясь угомонить голосистого внука.
- Добрый день! – кивнула в ответ ей Зинаида, и тут же отвернулась.
Почему кому-то все, а кому-то – ничего?! Как же это несправедливо! Ведь это она, Зинаида, могла сейчас гордо катать по двору коляску с внуком, если бы сын вспомнил о совести и согласился-таки завести семью…
Завести… Слово-то какое противное… Заводят поросят или собаку, а семья… Это же высшее счастье, когда рядом есть люди родные и близкие по духу.
Но у Зины давно уже таковых рядом нет…
Тоска снова накрыла ее с головой душным своим покрывалом, и Зинаида с досадой пнула дверь подъезда, которая никак не хотела открываться.
- Зиночка, что это ты воюешь? Чем тебе дверь так не угодила? – раздался за спиной знакомый, ненавистный голосок, и узкая, холеная ладонь легла на плечо Зинаиды, заставив ее вздрогнуть.
Женя… А точнее, Евгения Карловна Шольц. Бывшая лучшая подруга Зинаиды, а, с некоторых пор, ее заклятый враг.
- Я все хотела к тебе зайти, поговорить, да никак время не выберу. Сама знаешь, все хлопоты, хлопоты… Настенька моя замуж вышла. Первенца ждет! Представляешь, какая радость?! Мы все в нетерпении! Кто же будет?!
Евгения Карловна всплеснула ручками, совсем, как маленькая девочка, и сложила одним из тех восторженных жестов, что рисовали когда-то художники на картинах эпохи Возрождения. Зинаида, увидев это, едва сдержалась:
- Прости, Женя, но я спешу.
- Интересно, куда это? У тебя же только и забот, что за хлебом сходить. Ни котенка, ни ребенка… Витя-то хоть пишет? Или совсем пропал?
Зинаида замерла на месте. Сердце пропустило удар, потом другой, и заныло совсем нехорошо.
- Пишет, Женя. Пишет… Через день. Чаще ему некогда. Слишком много работы. Он же ценный специалист, если ты не забыла. И должность у него сейчас хорошая. Приходится уделять много времени работе. Ты прости, но я правда, спешу. У меня ученик через полчаса.
- Ах, ученик! Что ж ты, Зиночка, так надрываешься? Витя мало помогает?
- Почему ты так решила?
- Иначе, ты не брала бы учеников! Бог мой! Это же очевидно!
Зинаида взвилась было, но тут же осадила себя. Нет! Нечего радовать ту, что давно уже перестала быть подругой!
Досада колупнула грязным ногтем болячку на душе Зинаиды и злорадно хихикнула. Вот так! Давай, Зина! Вспомни все! Не прощай! Не достойны эти людишки твоего прощения!
Дверь квартиры захлопнулась за ее спиной, и тяжелый вздох стал финальным аккордом, завершившим ежедневную вылазку Зинаиды в магазин.
Все! Она дома! В безопасности! Здесь никто ее не тронет! Никто не скажет ничего плохого о ней или ее сыне. Здесь тихо…
И от этой тишины так хочется завыть в голос…
Зинаида уронила сумку на пол и расплакалась.
Сколько можно?! Уже три года прошло после тех событий, которые стали причиной ее добровольного заточения, а она все еще живет памятью о них! Не отпускает ее боль. Не дает спать спокойно по ночам…
Потому, что невозможно забыть обиду, нанесенную твоему ребенку! Да еще ту, что стала причиной разлуки! Ведь, Витя уехал вовсе не потому, что ему было плохо рядом с матерью! Нет! Его тоже гнала из дома боль… Боль от потерянных надежд и несбывшейся мечты, которую сын Зинаиды лелеял столько лет…
А мечтал Зинин мальчик о любви… Большой и светлой… О той, про которую рассказывала ему мама, обожавшая поэтов Серебряного века. Она мечтала, что придет время, и сын встретит на своем пути такое же сильное, прекрасное чувство, какое познала она сама.
У этого чувства был лик, подобный Мадонне, и струна, звучавшая так нежно и чисто, как может звучать лишь любовь…
С отцом своего единственного сына Зинаида познакомилась в Эрмитаже.
Студенткой, она частенько наведывалась туда, чтоб часами стоять у Мадонны Рафаэля и мечтать о том, что когда-нибудь ее полуголодное существование, одинокое и безрадостное, сменится таким вот счастьем. И будет ребенок... И тот, кто полюбит ее всем сердцем... Ведь дети должны появляться на свет только от настоящей любви! Иначе, они не будут счастливыми…
Кто внушил ей все эти мысли, Зиночка и сама бы не смогла ответить. Папу своего она почти не помнила, ведь его не стало, когда она была совсем маленькой. А мама ушла в тот день, когда Зина узнала, что стала-таки студенткой того вуза, о котором так мечтала. Вернувшись домой с хорошими новостями, Зина застала маму у окна. Та сидела в кресле, и ветер, врываясь в открытое окно, раздувал, словно паруса, белые занавески. Зине показалось на мгновение, что чья-то стройная фигурка отвела складки легкой ткани, чтобы они не коснулись лица ее мамы, а потом исчезла.
И странное дело, именно эта фантазия, воплотившаяся в почти материальное, осязаемое и видимое, помогла Зине пережить потерю единственного родного человека. Даже став гораздо старше и примирившись с тем, что мир вокруг все-таки материален, Зина почему-то не потеряла веры в то, что мама дала ей напоследок знак, что за порогом, пугающим и неведомым, есть что-то большее, чем просто забвение…
Причиной того, что мама ушла так рано и так внезапно, стал сердечный приступ. И Зина решила, что все это случилось от того, что у ее мамы сердце было слишком большим и щедрым. Оно дарило всем вокруг столько тепла и света, что в конце концов просто не выдержало. И разглядывая бесконечную череду маминых учеников, коллег и друзей, что пришли проститься с нею, Зинаида решила, что, наверное, уйти вот так не самый плохой вариант. Если тебя помнят даже те, о ком ты и думать забыл, это ли не признание того, что жизнь свою ты прожил не зря?
Было горько и хорошо одновременно. А еще немного страшно. Ведь теперь Зине предстояло научиться жить самостоятельно.
Выхода другого у нее попросту не оставалось. Родственников у Зины больше не было, а у друзей матери она одалживаться не хотела. Там ведь свои семьи, дети, внуки… Есть, кому дарить свое тепло и заботу. Она точно знала, что мама была бы недовольна ее рассуждениями, но ничего не могла с собой поделать. Уже тогда Зина считала, что за свою жизнь должна отвечать сама…
Ей пришлось вспомнить все, чему учила ее мама. Но этих знаний катастрофически не хватало. Она не умела заполнять квитанции и не знала, как рассчитать свой бюджет правильно. А потому, денег иногда не хватало и приходилось устраивать «пустые» дни. В такие дни Зиночка питалась «не пойми чем» и старалась занять себя уборкой или другими делами.
Но кое на что деньги находились всегда. На билет в любимый музей. Там Зинаиде никогда не хотелось ни есть, ни пить. Она могла часами слоняться по залам, перебирая, словно драгоценные бусины на четках, шедевры и вспоминая лекции, которые читала ей мама, которая была одним из лучших преподавателей истории в Ленинграде.
В один из таких дней, когда Зиночка в очередной раз «застряла» у любимой своей Мадонны, к ней подошел немного странный молодой человек. Он был невысок, немного сутул, и выглядел совсем не презентабельно. Но голос его был глубок и хорошо поставлен, а то, как легко он завязал разговор, покорило Зину. Они болтали ни о чем и обо всем больше часа, а потом просто взялись за руки и вышли из музея, тем самым положив начало совместному пути.
Их счастье было коротким, но столь полновесным, что даже оставшись вдовой, Зинаида не чувствовала себя одинокой. У нее осталась память и… сын.
Ее надежда, ее отрада! Ее золотой мальчик…
Если и бывают на свете идеальные дети, то один такой точно достался Зинаиде. Она была в этом совершенно уверена! В ее сыне все было прекрасно. И вовсе не потому, что она видела его глазами матери. Просто вокруг было много детей, и Зина видела, как отличается ее сын от них.
- Мамочка, давай возьмем его к себе! Пожалуйста! Его совсем-совсем никто не любит!
Кот, которого Виктор принес в дом, был страшен. Плешивый, облезлый, с закисшими, опухшими глазами. Он больше был похож на ходячий кошмар из страшного сна, чем на представителя семейства кошачьих.
Но в глазах сына было столько мольбы, а Зинаида, которая никак не могла оправиться от потери, нуждалась в том, чтобы ее время было занято, что кот получил дом. А Зина такую порцию забот и хлопот, что хватило надолго.
Сын подобрал кота у помойки.
Выносить мусор Зинаиде Витя не позволял.
- Я мужчина или кто?! Мам! Это же моя обязанность!
Виктор помнил, что для отца не было в доме «мужских» и «женских» дел. Помнил, как тот помогал Зинаиде всегда и во всем, никогда не спрашивая, нужна ли ей эта помощь.
- Сынок, женщина – это удивительное существо! Она, как муравей, может тащить на себе ношу в сотни раз превышающую ее возможности, но это вовсе не значит, что так и надо. Напротив! Сними с нее часть этой ноши, и ты увидишь, что это даст тебе! Увидишь, как может засиять она, если дать ей возможность быть нежной розой, а не осликом, вечно шагающим, опустив голову, потому, что ноша слишком тяжела для него.
Виктор сначала хохотал, представляя себе такого ослика, а потом отнимал у мамы тряпку, когда та мыла пол.
- Я – сам!
- Сыночек, ты же не умеешь!
- Покажи мне, как надо! Папа может? И я смогу!
Зинаида уступала сыну, а сама втихомолку хлюпала носом, гордясь своим мальчиком.
Помня о наставлениях отца, после его ухода из жизни Виктор старался хоть как-то помогать маме.
- Прости, мам… - мальчик смотрел, как мать осторожно пытается отмыть кота, смирно сидящего в тазике с теплой водой. – Очень грязный, да?
- А как ты хотел, Витя? Он жил на улице.
- Ага! И на помойке!
- Тем более! Представляешь, как много он на себя успел нацеплять всякой интересной заразы? Понадобится немало времени, чтобы привести его в порядок! Но мы это сделаем. Потому, что теперь он наш и мы за него отвечаем!
Кот сидел тише мыши, и вслушивался в слова Зинаиды так внимательно, что казалось, понимает все до единого. Он покорно дал себя искупать, накормить, и, на следующий день, напичкать всем, что прописал ветеринар.
- Вы уверены, что хотите оставить себе этого кота? Вам придется с ним порядком повозиться. И у меня нет уверенности, что у нас получится ему помочь. Очень запущенный случай!
- Это именно то, что нам сейчас нужно! – удивила Зинаида ответом ветеринара, и сгребла со смотрового стола кота. – А что вы так на меня смотрите? Давайте работать!
Кота выхаживали долго. Почти год ушел на то, чтобы из облезлого страшного пришельца с почти лысым, больше похожим на крысиный, чем на кошачий, хвостом, получился вполне приличный пушистый домосед, обожающий тех, кто его приютил.
Правда, мирным нравом кот совсем не отличался. Возможно, виной тому было воинственное прозвище, данное ему Виктором. Он нарек кота Барбароссой, и хотя Зинаида быстро сократила кличку до более привычного – Барсик, у кота нет-нет, да и проскакивали странные замашки, больше подходящие пирату, чем мирному мурлыке.
Например, всяк входящий в дом Зинаиды подвергался самому тщательному осмотру. И если коту что-то не нравилось в госте, то горе было тому! Рыжая молния с острыми когтями кого угодно могла обратить в бегство!
Именно кот первым понял, откуда грядет беда, но ни Зинаида, ни Виктор не разобрали тогда, что хотел он сказать своим странным поведением, когда ни с того ни с сего, накинулся на одноклассницу Вити, Настеньку, и в мгновение ока располосовал на ней новенькие колготки.
- Ай! – милое создание с нежно-голубыми глазками и льняными кудряшками, отшвырнуло от себя кота с такой силой, что Барсик, влипнув в стену, даже растерялся на мгновение. – Уберите его! Он меня укусил!
Виктор успел схватить за шкирку очухавшегося и рвущегося снова в бой кота, а Зинаида заахала, не зная, как извиняться за поведение своего подопечного.
- Ничего страшного! – мило улыбнулась в ответ на ее причитания Настенька. – Мама мне новые купит. Это для нее не проблема! Не могли бы вы забрать у Вити это чудовище? Я хочу, чтобы он проводил меня! Витя, разумеется. Не кот.
Зинаида так и осталась стоять на пороге своей квартиры, прижимая к себе рвущегося вслед за детьми кота и глядя, как милая девчушка, что-то беспечно щебеча, уводит ее сына, крепко сжав его ладонь своими цепкими пальчиками.
Точно так же Настенька вела Виктора за собой все то время, пока они учились в школе, а потом и в институте.
На вопрос матери, зачем она выбрала эту специальность, Настенька лишь отмахнулась беспечно:
- Мамочка, неужели ты не понимаешь? Мне же не придется ничего делать! Учиться будет Витя!
- Но как же…
- Да, за двоих! А зачем он еще нужен? К тому же, там большая часть студентов – мальчики! Зачем мне твой педагогический? Мне! И в это бабье царство?! Нет уж! Уволь! Мне там делать нечего!
Виктор, разумеется, ничего об этих беседах не знал. Он был влюблен. И даже Зина, которая понимала, что когда-то это случится и мечтала об этом светлом чувстве для сына, видела, что о любви речь не идет. То, что творилось с ним, больше было похоже на какую-то странную зависимость.
- Витя, ты уверен, что Настенька – это твоя судьба?
- Мам, а как иначе? Мы столько лет вместе! Теперь я просто обязан на ней жениться! Как честный человек! – Виктор смеялся, но Зинаида видела, что это веселье дается ему с трудом.
У нее не было объяснения тому, что происходит, но она снова и снова удивлялась тому, какую власть имеет эта хрупкая, миловидная девушка над ее сыном.
Барсик, которого запирали, когда Настя приходила в дом, выл и царапал дверь, а потом долго ворчал, сидя на руках у Зинаиды, которая искала утешения в его обществе.
- Не знаю я, чего она от Вити хочет… Не любит его! Это же видно! – шептала Зинаида, поглаживая кота. – Что мне делать, Барсик? Как уберечь нашего мальчика от разочарования и боли? Ведь она обидит его… Я чувствую! Но если начну говорить о своих предчувствиях, то он меня не поймет… А если и поймет, то я не уверена, что моих слов хватит, чтобы остановить это помешательство! Что делать?
Кот ничем не мог помочь своей хозяйке. Он лишь сменял гнев на милость, утыкался носом в ее ладони и начинал мурчать, пытаясь хоть как-то успокоить ее.
Это помогало. Но ненадолго…
Развязка наступила тогда, когда Зинаида уже смирилась с тем, что ей придется принять в свой дом Анастасию в качестве невестки. Окончив вуз и получив вполне приличное место работы, Виктор сделал-таки предложение Насте, и та ответила согласием. Правда, свадьбу почему-то попросила отложить на несколько месяцев.
- Почему? – руки Зинаиды гладили кота, но тот молчал, чувствуя, как напряжена хозяйка.
- Я не знаю, мама. Просто сказала, что пока не готова.
- Что ж. По крайней мере, честно...
Зинаида не понимала, что происходит, но чувствовала, как ноет сердце, вещуя беду.
В тот вечер, когда она чуть не потеряла сына, Барсик вел себя настолько странно, что Зинаида даже прикрикнула на него, метавшегося по кухне и мешающего ей готовить ужин.
- Перестань! Скоро придут Виктор с Настей, а у меня ничего не готово! Что с тобой?! Я уже раз двадцать об тебя споткнулась! Угомонись!
Но кот не успокаивался. Он то и дело запрыгивал на подоконник, вглядываясь в темноту за окном, кричал что-то, утробно и странно, а потом снова начинал метаться по кухне, не находя себе места.
Зинаида хотела было уже выгнать кота с кухни, чтобы закончить с готовкой, но тут Брасик в очередной раз взмыл на подоконник и почему-то всем телом кинулся на стекло, словно пытаясь выбить его.
- Ты что творишь?! – схватила вырывающегося кота на руки Зинаида и вдруг увидела, что на крыше соседнего дома, на фоне укрытых снежными шапками крыш, маячит чей-то темный силуэт.
Что заставило ее распахнуть окно? Как поняла она, что вот-вот случится что-то непоправимо-страшное?
В мгновение ока вышвырнув кота из кухни и захлопнув дверь, она кинулась к окну, и дворы огласил крик матери:
- Витя! Нет! Не надо!
Она не могла знать, что на крыше стоит ее сын. Она не могла увидеть его лица. Она даже силуэт в темноте видела смутно, и не понимала, человек ли стоит там, на краю крыши, или это ей только кажется. Но сомнения в том, что ей нужно сделать, у Зинаиды не возникло даже на мгновение.
Силуэт качнулся, Зинаида ахнула…
Но тут же выдохнула с облегчением, уже понимая, что самое страшное позади. Крыша снова стала пустой и белой, словно и не было там никого…
Виктор вернулся домой только под утро. Зинаида ничего у него не стала спрашивать. Просто обняла так крепко, как только могла, а потом отвела в комнату и уложила, стянув с сына свитер и подоткнув со всех сторон одеяло.
- Совсем, как в детстве, мам… Спасибо…
Виктор плакал… Ревел горько, от души, совсем как маленький. В последний раз Зинаида видела его слезы в ту ночь, когда Барсик боролся за свою жизнь с трудом делая вдох за вдохом, только благодаря тому, что мальчик, сидевший рядом, просил его об этом.
И сейчас пришла очередь кота сидеть рядом с мальчиком и просить его дышать. Барсик трогал лапой холодную руку, и та оживала на мгновение, чтобы подарить короткую ласку коту. А потом падала бессильно, и кот повторял все снова, требуя не забывать, что любовь все-таки есть на свете.
- Прости меня…
- Не надо, сын. Я все знаю.
- Она обманула меня. У нее все это время был другой…
- Так бывает.
- Как можно лгать, когда любишь? Мам, это возможно?
- Нет. Любовь не умеет лгать, сын. Если тебя обманули, то никакой любви там не было.
- Ты так думаешь?
- Я знаю.
- Что мне делать, мам?
- Страдать. Это правильно. Это нужно. Отпустить. Это тоже необходимо. Тебе, в первую очередь. Простить… Не сейчас. Потом. Когда-нибудь… А если ты еще сможешь пожелать ей счастья, то тогда я буду уверена, что ты узнал, что значит любить.
- Я не могу.
- Что не можешь?
- Отпустить…
- А все прочее?
- Легко. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо…
- Вот это и есть любовь, сын…
Они говорили и говорили… Так, как никогда не говорили ни до, ни после. А утром Зинаида разбудила сына и приказала ему:
- Собирайся!
- Зачем?
- Ты уезжаешь!
- Куда, мам?!
- Строить свою жизнь, сын. Она у тебя одна! Помни об этом. А еще, я хочу, чтобы ты помнил о том, что у тебя есть дом. И я. И Барсик. И мы всегда тебя будем ждать…
- Мама…
- Все будет хорошо, сын! Но сейчас – правильно так. Я знаю!
Виктор уехал. Не сразу. Уладив все дела и найдя новую работу в другом городе.
А Зинаида, проводив его, затосковала. Она часами сидела в кресле у окна, и, поглаживая Барсика, молила небо, чтобы у сына все сложилось на новом месте.
Не сразу, но ее молитва дошла по адресу. Виктор успокоился, с головой окунулся в работу, и быстро пошел вверх по карьерной лестнице. Люди, с которыми он работал, удивлялись, как ему удается сохранить не только лицо, но и порядочность там, где это, казалось, было невозможно. Но секрет этого был прост. Виктор всегда помнил ту темную, заснеженную крышу и голос, который позвал его в тот самый момент, когда казалось, выхода больше нет, и остается лишь сделать последний шаг и оставить за спиной все то, что рвет душу, уничтожая ее. А еще он помнил руки мамы, которые дрожали, когда она подтыкала ему одеяло, и ее голос, немного отрешенный, но твердый:
- Все будет хорошо, сын! Я знаю!
Ее уверенность давала ему силы. Ее воспитание сказывалось во всем, что он делал. И вскоре жизнь его наладилась.
Не хватало только одного. Человека, который понял бы и пожелал разделить с ним жизнь…
Зинаида успокоилась немного, подняла с пола сумку, которую уронила, и кивнула коту, глазеющему на нее.
- Что, Барбаросса? Давно не видал женской истерики? Ну, полюбуйся! Смешно?
- Да не особо, мам! – голос Виктора раздался в тишине, и Зинаида охнула, тяжело осев на пол. – Мам! Мама, ты что?! Сейчас! Я скорую…
- Да не нужна мне никакая скорая! – Зинаида притянула к себе сына, и обняла его. – Когда ты приехал? Почему не позвонил?!
- Сюрприз хотел сделать…
- Тебе это удалось!
- Мам, ты это… Я теперь даже и не знаю, как тебе про остальное сказать… - Виктор помог матери встать на ноги, и обнял ее.
- А и не надо! – голос Зинаиды зазвенел от счастья. – Я и так все знаю. Она?
- Она, мам…
- Ну и слава Богу! – Зинаида почувствовала, как рванулась вверх душа, оставляя где-то далеко внизу все обиды и злость. – Когда познакомишь нас?
- Так, я за вами приехал! За тобой, и за Барсиком! Мам, я хочу, чтобы мы жили все вместе.
- Э, нет, сын! Это не дело! Хочешь лишить меня и кота свободы?! Не будет этого! В гости – милости просим! И к вам приедем, когда позовете. Но жить вместе – это не то, что нам нужно! Да, Барсик? – Зинаида внимательно посмотрела на сына и улыбнулась уже легко и спокойно. – Она…
Пройдет всего год и уже Зинаида будет гордо вышагивать по двору с коляской, важно кивая соседкам.
- Добрый день! Как у вас дела? А мы гуляем…
И большой рыжий кот, сидя на окне, будет петь свою песню, тихонечко мурча, точно зная, что та, кого он любит, наконец-то совершенно счастлива и довольна.