「Тяжело ли ты переживаешь неудачи? Что чувствовал во время победы Карасуно?」
「Припев или его часть любимой песни — начало ответа, им же и закончите. Можно разделить его на части.」
«Каждый раз его стирая,
Каждый раз пытаюсь стать другим.
Я не хочу,
Но возвращаю на лицо привычный белый грим.»
Ойкава даже не улыбается, но старается приподнять уголки губ в непривычно-печальном жесте, наверняка нисколько не поддерживая дух команды сейчас. Ведь всё кончено.
Ведь это был последний шанс выбраться всем вместе на национальные. Последний шанс для третьегодок.
— Я помою руки и вернусь.~
Голос Тоору предательски дрогнул в самом конце, не позволив интонации выйти такой, какая задумывалась изначально.
Последний прием — плохой. И выполнил его капитан. Надежда, казалось бы, команды.
Как он вообще после такого смеет называть себя этим гордым словом? Как они до сих пор могут называть его так?
Они могли. Но сеттер все разбил именно в тот момент, когда ошибаться нельзя было категорически, и с этим поспорить было сложно даже тренеру.
— Иди уже.
Вода хлещет в лицо, мочит волосы, заставляя их безжизненно свисать под потоками и путаться. Сейчас они похожи на отягощенное мыслями сознание, где те давно успели поменяться местами, сплестись друг с другом, выводя невероятные теории своей неудачи.
Вода прячет слезы.
Но она никогда не спрячет тебя от пережитого позора и покрасневших глаз, смотрящих в отражении зеркала. Это плохо? Да, это отвратительно, пожалуй.
— Нам пора идти, Ойкава. Соберись.
Мягкий, уже родной хлопок по плечу служит молчаливой поддержкой. Иваизуми никогда не тыкал связующего в его слезы или пережитые эмоции. Просто потому что понимал его.
Просто потому что они пережили это вместе.
Вновь маска на лицо до ближайшего сортира или уже до дома — то не важно. Главное улыбнуться и поддержать тех, кто взаправду сейчас нуждается в этом.
Однако никто сейчас не был так разгромлен, как сам Ойкава.
Никто не нуждался в помощи так, как нуждался он.
Саморазрушение методом самопожертвования.
Дома тепло и уютно, семейные хлопоты едва ли не пропитывают стены и потолок, ложась мягким пледом на чужие плечи. Одни лишь объятия матери могли убрать столько груза с подростка, сколько не уберет ни один психиатр. Хаджиме также решил остаться с ним на эту ночь, зная, насколько тот нуждается сейчас в мимолётных прикосновениях.
Ойкава просит об этом редко. Но если и просит, то это действительно ему нужно.
Сказать, что он действительно переживал? Ничего не сказать.
Это было депрессией, краткосрочной, но безумно тяжёлой как для капитана, так и для его близких людей.
Потому что жить спортом очень трудно.
Но он справится. Обязательно.
«Как заложник понимая,
Словно крест тащить мне эту роль.
И сквозь грим, вас умоляю я,
Кто-нибудь заметьте мою боль»
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев