Предыдущая публикация
(Лосось принес новый фанфик) Потаенные страхи.
(! часть)
Мне казалось, а может быть, и нет, но Оффендер со своими розами начинал наглеть. Чего это он ко мне, безликому в горошек, приелся, м? Без понятия... Раньше он за юбками бегал, да за девушками ухлестывал, а сейчас стал свое внимание обращать на меня. Ориентацию поменял, что ли? Я, конечно, замечал, что Оффендер пытался подсунуть Слендеру розу, но то, что этот развратник шел за мной по пятам, очень раздражало. Даже слишком. Чего мой брат от меня хотел? Чем все это закончится? Меня это очень-очень пугало. Даже не знал, куда себя деть. А что, если?.. Хотя, это было не так уж и важно.
Новый день - новые проблемы. То ли не с той ноги встал, то ли голова болела, но я был жутко зол сегодня. На меня это было совсем не похоже. Даже завтрак готовил нехотя, настолько был не в расположении духа! Не заметил, как и яичница подгорела. Пришлось так есть, что поделать?
В кухню вошел Оффендер. Черт, только его не хватало! И так не было настроения, а теперь еще и он нагрянул, как снег на голову. Почему я сегодня такой раздражительный? Как-то странно все это было. К чему бы: к счастью, или к горю? А братишка тем временем заглядывал во все шкафчики, выискивая что-нибудь съестное. Да, к еде Оффендер был большим привередой. Трудно ему было угодить, даже я порой не понимал, чего он хотел. Только, правда, братишка сегодня был какой-то подозрительно спокойный. Обычно, если не находилось "нормальной" еды, безликий развратник злился и показательно хлопал дверцами шкафчиков. Но этого не происходило. Что на него нашло?
- Эй, Спленди, ты чего сегодня такой мрачный, м? - спросил меня брат. На его лице играла мягкая, но в то же время хитрая, обнажающая острые зубы улыбка. Облокачиваясь на дверцу холодильника, он простодушно смотрел на меня. Это выглядело слишком искренне, от чего меня передернуло. Но я не ответил на вопрос. Бросив косой взгляд на развратника, я продолжил есть свою подгоревшую яичницу, попутно запивая ее горьким кофе. Завтрак будто специально задавал темп и без того моему мрачному настроению. А за окном беспрестанно бил по крыше дождь. Не день, а одно разочарование.
- Эй, братишка! Ты так и будешь молчать, как рыба? - все так же беспечно вопрошал Оффендер. И снова этот вопрос я проигнорировал. Доев дважды проклятую мной яичницу, я резко встал из-за стола, отчего стул противно проскрипел по половицам.
- Скажи, ты решил меня сегодня достать? - облокотившись руками об край стола, задал я встречный вопрос. Офф, мягко говоря, недоумевал, ощущая на себе мой косой злобный взгляд. Я и сам от себя такого не ожидал. Нет, точно не выспался. Каким лешим меня дернуло?
Не дождавшись ответа, я развернулся и вышел из комнаты. Не хотелось сейчас находится в обществе этого развратника. Но видимо, он не понял намека. Оффендер пошел за мной по пятам, поднимая вихрем полы своего плаща. Пришлось не обращать на него внимания. Смотря себе под ноги и блуждая вольной походкой по длинному коридору нашего семейного особняка, мне на ум приходили только одни мрачные мысли. День не задавался. Будто тучи надо мной нависли. Вдобавок Офф доставал своим глупым вопросом, почему я сегодня такой мрачный. Спрашивал без умолку, и это начинало надоедать. Это и раздражало, и заставляло недоумевать, почему мой брат ко мне пристал.
Войдя в комнату, я кинул серый взгляд своих угольно-черных глаз на остальных братьев, сидевших около камина и разговаривавших о чем-то своем. Они немного удивились, заметив скучающе проходившего мимо меня. Конечно, ведь обычно тучи не нависали над моей головой! Вдобавок горошек на моем костюме стал каким-то блеклым. Или это мне показалось? Сегодня я был сам не свой.
Прислонившись к мутному стеклу окна, я стал всматриваться в плотную стену ливня. Во дворе у деревьев ломались ветки под тяжестью дождя. Издалека доносился гром и крики диких животных. Довольно депрессивная была атмосфера. Самому стало не по себе
- Сплендор, с тобой все в порядке? - как-то неожиданно спросил Слендер. Посмотрев на отражение оконного стекла, я уловил беспокойный взгляд безликого. Но не смотря на это, он был менее мрачным по состоянию духа, чем у меня.
- Да, Слендер, можешь не беспокоиться. Просто не выспался, - слетело с моих губ. Хотя в глубине души я осознавал, что наврал. Сегодня точно был не мой день. Сильнее прижавшись к окну, я тихонько подышал на стекло и стал на нем выводить всякие закорючки. Скажите, ну куда делась моя детская задорность и жизнерадостность? Небось сейчас под плинтусом завещание писала, ибо день был совсем серый и безрадостный.
А Оффендер тем временем доставал уже порядком поднадоевшим вопросом. В шутку, или специально? Без малейшего понятия. Но тем не менее, этот вопрос выбивал меня из колеи, а терпение потихоньку обрывалось. Словно нитку натягивали. Изо всех сил я старался не обращать внимания на распоясавшегося брата и игнорировать его настырно задаваемый вопрос.
- Офф, не зли меня, пожалуйста. Я и так не в настроении отвечать, - стиснув зубы, попросил я. И так с трудом сдерживал злобу. Беспочвенную, но злобу. Почему это именно со мной? Такого вечного ребенка, как я, такие проблемы вообще должны были обходить стороной. Что сегодня со мной?
- Но Спленди, скажи мне, почему ты такой угрюмый, будто лимона наелся? Даже Сленди так не раскисал, как ты. Ответь же, почему ты такой мрачный, м? - Офф не переставал меня доставать. Это уже бесило похлеще всяких выходок, которые только мог вытворить Оффендер.
- Отстань от меня. О единственном тебя прошу. Ты как будто заводной, - сдавливая со всей силы зубы, шипел я. Мягко оттолкнув от себя брата, я удалился на кухню заварить себе кофе. Хоть как-то надо было убежать от слишком часто задаваемого вопроса. Что с облегчением мне удалось.
Сделав себе кофе, я, не знаю каким лешим, зачем-то вернулся в злополучную гостинную. Не обратив снова на своих братьев внимания, спокойно прошел мимо них и даже бровью не повел. Встав около излюбленного мною окна, как вкопанный, я стал пить кофе и вглядываться в беспросветную стену дождя. Это, если честно, наводило тоску. Начался, называется, мой безрадостный выходной. Дождь, дождь, депрессия, снова дождь, и опять депрессия. Погода будто специально надо мной издевалась. Ну да ладно, по крайней мере Офф перестал меня доставать.
- Эй, Спленди, ты чего такой мрачный? - послышался до одури надоевшей вопрос.
А нет, ошибся я. Все же не перестал. Только успокоился, вроде, как снова начинают злить. Как Оффендер меня достал за эти пару минут! Я уже не в себе от злости. Ответьте, почему он ко мне приелся?
От того, что я рассерчал, я слишком сильно сжал ладонь, и кружка с недопитым кофе растрескалась прямо в руках. Часть осколков вместе с остатками напитка упала на пол. Братья ахнули. Я проигнорировал это и холодно швырнул оставшиеся в руках осколки в угол. Внутренне я ощущал себя, как на иголках. Оффендер что, совсем обнаглел? Уже сотый раз на дню приходилось его игнорировать. Как он меня достал! Что на него вообще нашло?
Немая пауза. Ее лишь нарушали стук капель по крыше и гром. Слендер и Трендер были, мягко говоря, удивлены. Конечно, они ведь не привыкли видеть меня таким раздраженным. Я же для них всегда был взрослым ребенком, а тут нежданно на меня нашло такое беспокойство. Да не то чтобы беспокойство, а тихий псих! Что со мной происходило вообще?
- Эй, Спленди! Чего ты сегодня такой мрачный? - как дурак, повторил вопрос Оффендер. Нет, он правда, что ли, не понимал, что взбесил уже меня? Мое терпение буквально лопнуло! Разозлившись, я повернулся к Оффу и с горяча дал ему пощечину. Брат упал на пол навзничь. Остальные пребывали в немом ужасе. Мой поступок выходил за всякие рамки моих принципов.
- Да замолчи ты уже! - крикнул я на ошарашенного Оффендера. - Если я не ответил на вопрос один раз, это не значит, что его надо задавать сотню раз на дню. Совсем обнаглел?! Сил нет тебя терпеть, всю душу уже вымотал! Я и так зол, а ты еще мне углей подбрасываешь. Или одной пощечины тебе мало??? Я понятно объяснил?!
Мягко говоря, Офф и слова выговорить боялся. У него будто ком к горлу подошел. Щека брата сильно покраснела. Было видно, что Оффендер был не столько ошарашен, сколько обижен на меня. Обижен, как ребенок. Такое ощущение, что и меня, и Оффендера подменили.
Остыв, я взглянул на Слендера и Трендера, пребывавших в шоковом состоянии.
- Я ухожу, - холодно и равнодушно слетело с моих губ. - Меня просьба не беспокоить сегодня. А то что-нибудь еще натворю.
Развернувшись, я вышел из гостинной. Захлопнув за собой дверь ногой, я убежал во весь дух на второй этаж и заперся в своей комнате. Я сам себя испугался. Во имя всего святого, что я наделал? Мне теперь точно несдобровать. Наверно, Оффендер на меня был ужасно зол. Я бы извинился, но мешал не вовремя нагрянувший стыд и угрызение совести. Во всем виноват лишь я сам. Как такое я мог только допустить?
Прислонившись к стенке, я стал подслушивать разговоры братьев, доносившиеся с нижних этажей. Отчетливо можно было услышать тяжелые шаги, суетливый бег и постукивание каблуков сапога.
- Сильно болит? - гулко спросил Слендер.
- Нет, не сильно. Потерпеть смогу, - ответил ему Оффендер. - Но одного я понять не могу: что со Сплендором? Какой-то он сегодня беспокойный.
- Его следовало бы выпороть! - негодовал Трендер, попутно употребляя в речи непечатные выражения.
- Нет, он уже не в том возрасте, чтобы его пороли. Нужно что-то действеннее, - размышлял вслух безликий убийца.
- И что предложишь? Ты же ведь глава дома, ты и должен принимать решения, - с усмешкой, но и с негодованием тараторил модник.
- Ребят, а вы не подумали, почему все-таки Сплендор такой злой? Да, я его, конечно, довел до белого колена, не спорю, но и без меня он был каким-то мрачным, - неожиданно заступился за меня Оффендер. - Ведь кто его знает, может ему можно помочь?
Нет, Офф, я так не думаю. Даже я сам себе не мог помочь. Непонятна была причина, почему все-таки меня выбило из колеи. Каким лешим я стал таким?.. Таким злым и раздражительным? Что вообще произошло? Как так получилось?
- Думаешь, с ним можно поговорить? - с язвительное ноткой спросил Оффендера Трендер. - Он же вроде запретил к себе подходить, разве не так?
- Да, проблема, - огорченно пробормотал Слендер. - Даже я таким агрессивно настроенным не был. Может, выждем минуту другую, и он успокоится?
- Да я всегда знал, что Сплендор слишком странный, слишком ненормальный, - язвительно причитал модник. - Ничего толкового из него никогда не выходило, только мешался под ногами. И чересчур он добренький. Детей никаким толком не может убить. Даром только кусок хлеба ест. Вечный ребенок, никогда его не терпел. Он никак не может повзрослеть. Строит из себя дурачка, хотя давно не маленький. Сплендор должен был уже давно осознать это. Слендер, скажи: а он случаем не приемный? Или его аист по дороге ронял?
- Трендер, умолкни! - зыркнул на него Оффендер. - Если бы Сплендор услышал это!
- Офф прав, Трендер, - поддержал его безликий убийца. - Зря ты так на Спленди наговариваешь. Его бы это задело. Ты лучше попридержи язык за зубами и молчи.
Подумать только! Я был просто в тихом ужасе. Не думал, что я кому-то был неприятен. Неужели я был настолько плох? "Чересчур добренький"... Если у меня не хватает смелости убить человека, это еще ничего не значит! Лучше бы сам на себя поглядел, привереда.
Я сполз вниз по стенке. Поджав под себя колени, я забился в угол и стал плакать. От безнадежности и не такое бывает. А может действительно я был ребятам неродным братом? Иначе они не ругали бы меня так часто. Да и не похож я был на них: они были безлики и кровожадны, просто воплощение самой греховности и ужаса. А я? Мне точно было до их уровня далеко. Слишком на них не похож. Как внешне, так и характером. Откуда у меня были эти глаза, скажите? Даже у отца таких не было. Эти уродливые глаза, которые сближали меня с человеком. Как я их ненавидел! Да что со мной такое? Я был слишком жалок, слишком добродушен и слишком... ребенком? Да, я всегда являлся по своей натуре таковым. И похоже, это было дурным признаком для моей семьи. Моей семьи? Похоже, теперь уже нет. Что, если я действительно был им не родным? Если бы я был им родным, обо мне такие высказывания не отпускали бы. Слишком уж долгое время я был наивным дурачком.
Но с другой стороны, почему Оффендер заступился, когда меня стали поливать грязью? Может, у него все же были какие-то благородные чувства? Нет, это вздор. Чем я только думал? Он был слишком груб для таких сопливых вещей, на которые у него нет сердца. Даже такое чувство, как простая братская любовь, ему чуждо. Кроме насмешек, издевок и похотливости, другие черты характера были ему не свойственны. Уж я это знал. Но все же, какой им двигал мотив? Даже тогда, когда он меня доставал, что-то подталкивало Оффендера к этому. Но что именно?
Достав из рукава платочек, я утер им слезы. На удивление, ткань почернела, будто на нее пролили чернил кроваво-красного оттенка. Наверное, это произошло из-за резкой перемены в моем мироощущении. Я менялся? Не знаю. Но внутренне точно изменился до неузнаваемости. Это уже был не тот ребенок, которому могли простить всякие выходки. Это был повзрослевший, но кинутый всеми пес. Хотя чего я обижался на ребят? Во всем происходящем был виноват только я, и никто больше. Даже на свое отражение в зеркале стало противно смотреть. Настолько я стал гадким и неприятным самому себе.
Я снял костюм и повесил его на спинку стула. Горошек на ткани совсем потускнел, даже стал каким-то серым. Да и все вокруг предстало в каком-то мрачном, депрессивном, даже немного толкавшем на суицид цвете. Раньше я мог радоваться даже простым вещам, а сейчас будто разучился. Прощай, светлый, радостный и пестрый мир иллюзий.
Оставшись в одной рубашке и панталонах, я залез под одеяло. Под ним я чувствовал себя, как в гробу, если честно. А в комнате царствовала невыносимая прохлада. Наверно, она казалось такой из-за сложившихся обстоятельств. За окном до сих пор шел дождь на фоне угнетающе серой пелены неба. Иногда проглядывались искры молний, длинной цепью пробегавших между туч. На стекле старого окна моей комнаты, которая была по совместительству чердаком, была сплетена тонкая ловушка-паутина. В ее сети судорожно тряслась муха, которая выжидала своего предсмертного часа. А около нее мерными шагами бродил паук. Эх, как это сильно напоминало меня. Разве что моя сеть была намного больше, и пауков там не было. Потому что пауком я был сам себе. Потихоньку, еле заметно, пожирал и тем самым убивал себя изнутри. В этой игре я стал не игроком, а игрушкой в собственных руках, марионеткой, управляемой силой моей некогда детской ветрености.
Взяв с тумбочки фотографию в рамке, я стал ее разглядывать. Она была очень старой, песочных оттенков и слегка потрепанной в уголках. Но на ней отчетливо можно было разглядеть наш семейный портрет. Немного скучноватое, обыденное лицо отца красовалось чуть ли не в самой верхушке фотографии по центру. Красивое личико моей мамы, обрамленное длинными роскошными волосами, виднелось правее от папы, а слева стоял тогда еще очень молодой Сленди с угрюмым выражением лица. Снизу от братика, насупившись, красовался Офф, которого когда-то можно было наблюдать в рубашке. Напротив него стоял Тренди: в больших круглых очках и с недовольством смотревший на зрителя. А в самом центре фотографии был я: маленький, веснушчатый и такой... отличавшийся от остальных. Даже в детстве я был очень непохож на своих братьев. Они во многом преуспевали, в отличии от меня. За мою несмышленость и ребячество от отца мне часто доставалось. Чаще, чем кому-либо другому. Мать меня всячески пыталась выгородить, но это слабо помогало. Отец говорил, что из такого, как я, ничего толкового не выйдет. И правильно говорил.
Пока я рассматривал свое отражение на стекле рамки и сравнивал его с тем мной в детские поры, неожиданно стекло, защищавшее фотографию от порчи, потрескалось. Прямо в самом центре, начиная от моего лица. Я не на шутку перепугался. Нет, фотография, слава небесам, осталась целой. Но то, что стекло потрескалось, очень напугало меня. Это был очень дурной знак. Какую беду он предвещал? Я надеялся, что все обойдется.
Бережно положив фотографию в верхний ящик тумбочки, я невольно бросил взгляд на ее столик. На нем лежала красивая, пышная, раскрывшаяся траурно-фиолетовая роза. Совсем как те, которые Оффендер недавно срезал. Она казалась такой хрупкой, и такой роскошной. Но я правильно подметил - траурной. Меня можно было уже хоронить смело. Взяв розу, я стал мягко перебирать ее лепестки, которые были нежны, словно бархат. Бутон печально-темного цветка наводил смертельную тоску. По чему я скучал? Может, по счастливому детству, которого у меня никогда не было? Или по той родительской любви, которая у меня была только до трех лет. Да, тогда отец был намного добрее. Не удивлюсь, если он до сих пор недолюбливал меня. Уже есть за что, я это сам прекрасно понял.
Я стал вырывать лепестки у розы. Сминаясь в руках, они глухо падали на пыльный деревянный пол, кружась в медленном танце. Скорее даже могильной пляске: неторопливой, мрачной, но в тоже время прекрасной, как сама смерть. Хотя мне ли судить? Я ведь ни разу не видел ее, Неуловимую.
Вечерело. Входная дверь на чердак открылась. В мою обитель пожаловал Оффендер, хотя я просил никому меня не беспокоить. От пощечины, которую я ему оставлял, и следа не осталось. Развратник подошел к моей кровати и присел рядом. Я лишь отвернулся от него, не хотелось его сейчас видеть.
- Спленди, ты еще долго будешь дуться? - как-то по-лисьи спросил братишка. Его рот скривился в хитрой улыбке, обнажавшей ряд острых зубов. Руки Оффендера очень подозрительно блуждали по моей простыне, сминая ее.
- А тебе какое до меня дело? Или еще, небось, пощечину захотел? - я сам поражался своей дерзости. Язык вперед головы шел, называется. В ладонях я сжимал маленький бутон, который ничем не отличался от простых роз, которые обыкновенно раздавал Офф.
На время я задумался: а зачем Оффендер, собственно, ко мне пожаловал? Я, по крайней мере, думал, что он в силу своего характера будет обиженно держаться в стороне, всячески избегая меня. Но он пришел, и это нарушало всякие его принципы. Все-таки решил довести до белого коления, или просто поиздеваться? Скорее вероятно было первое.
Пока я думал, Офф незаметно подполз поближе ко мне и стал ловкими движениями щупалец расстегивать мою рубашку. Меня такое поведение крайне возмутило. Что себе Оффендер вообще позволял?!
- Что ты делаешь? Прекрати!.. Я... я не хочу этого!.. - отстранившись от брата, недовольно шипел я. Нахмурившись, я сверлил негодующим взглядом Оффендера. Но тот, по-моему, даже бровью не повел.
- Поздно, братишка. Ты уже согласился, приняв мою розу. И теперь ты мой, - и с этими словами он прижал меня к кровати. Офф слишком сильно сжал мои запястья, отчего в костях стало ныть. Но это были цветочки по сравнением с тем, что планировал со мной сделать брат. - Заодно и рассчитаюсь с тобой за ту пощечину. Разве мамочка не говорила тебе, что распускать руки плохо, м?
Полностью расстегнув мою рубашку, он с легкостью снял ее с меня. Похотливо осматривая мое тело, Оффендер иногда облизывался и довольно смеялся. Я пытался вырваться, но меня крепко прижали к моей же кровати. Сладостно постанывая, развратник сдернул с меня панталоны и нижнее белье. А сам он разделся без труда: просто взял, потерял всякий стыд, снял плащ и готово! Перед вами совершенно голый извращенец! Но почему у него такая соблазнительная фигура? Совсем как у Аполлона. Черт! Даже и не думал, что в моей голове водились такие мысли. Что за неведомые чувства я начал испытывать по отношению к Оффендеру? Кажется, мой мозг попросту слетел с катушек. Но все равно животный страх так или иначе одолевал меня, заставляя мурашки дрожью пробегаться по охладевшему телу. Щупальцами Оффендер крепко держал мои руки, а своими он раздвигал мои ноги. До чего же было неприятно, ужас какой-то.
Неожиданно я почувствовал теплую плоть внутри себя. Даже вздохнуть не успел. До боли странные и незнакомые ощущения накрыли меня своей волной. Я был, грубо говоря, шокирован. Упершись взглядом в потолок, мне пришлось терпеть. Внутри все разгоралось лесным пожаром, жгучая боль пронизывала до самого мозга костей. Крупные капли пота стекали по разгоряченному телу. Сердце бешено колотилось в груди. Я слышал стоны. Его стоны: страстные, пылкие. Я чувствовал, как он вбивался в мое тело со всей силы и со всем своим животным желанием. Было больно, очень больно. Такое ощущение, будто горел живьем. И такое чувство нарастало, становилось все сильнее, жгучей и менее терпимым. Но я будто язык проглотил: не издавал ни криков, ни стонов, не просил о чем бы то ни было. Просто лежал в немом страхе и пускал невольно навернувшиеся слезы. Но казалось, будто Оффендер ничего не замечал. Он продолжал изнасилование, отчего у меня внутри завязывался тугой жгучий узел. Но Офф делал это как-то по-своему. Больно, но в тоже время чувствовалось, что любя.
Я задумался. К чему же все эти действия велись? Простым наказанием или просто за то, что взял розу, тут не пахло. Тут должна была быть другая причина. Но какая? Что могло мотивировать Оффендера все это время? Я боялся спрашивать его об этом, но в тот же момент у меня самого в голове не укладывалась даже малейшая зацепка, которая только могла оказаться в моем разуме. Но одна такая все же была - чувства. Возможно, несмотря на характер, Оффендер что-то все-таки испытывал по отношению ко мне. Вполне вероятно, что любовь. Хотя это с трудом воспринималось, как нечто нормальное, зная натуру моего брата. Но поверить в такую наивную светлую сказку можно было, хотя бы на час, хотя бы на минуту, хотя бы на мгновение.
До сих пор было больно? Нет, это перелилось в нечто другое, нечто желанное и пылкое. Чувство неприятности вытесняло наслаждение: простое, неприступное, обжигающее и сладкое. Сердце пылало адским огнем, а в животе будто бабочки летали и мягко касались своими крыльями. Казалось, будто я желал этого всю свою жизнь. Такое неземное, легкое чувство окатило с ног до головы. Приятная дрожь прошлась по моему телу. На моем унылом лице этого не было заметно, но мне было очень приятно чувствовать эту сладкую запретную близость. Я будто был пьян. Хотя и алкоголя не надо было, чтобы понять, что я был опохмелен этим сексом. Но Оффендер тоже был пьян, чертовски пьян от таких удачно сложившихся обстоятельств.
Неожиданно я почувствовал, как что-то теплое растеклось внутри меня самого. Это было приятно, и одновременно шокировало. Таких смешанных ощущений еще никогда мне не доводилось испытывать. Горькое и сладкое, черное и белое, свет и тень, день и ночь, шоколад и мускатный орех. Такой разнообразный и неповторимый букет чувств переполнял всего меня. Волшебно, феерично - это нельзя было сравнить с чем-либо еще.
Нагнувшись над моим лицом, Оффендер поцеловал меня в губы. Поцелуй получился очень мягким и трепетным, как первое хрупкое зарождающееся чувство. Мне даже показалось, что он боялся меня разбить своим поцелуем.
- Всегда хотел узнать, какие они у тебя на вкус, - любовно прошептал брат, облизнувшись. - А все-таки они сладкие.
Я приподнял бровь и скривил уголок губ, застыв в равнодушном выражении лица. Неужели этот развратник все же был в меня влюблен? И все ли сексуальные маньяки так нежны в постели, м? Что это были за странности, куда мир катился вообще?
- А внутри ты оказался таким хрупким и невинным, я аж умиляюсь. Первый раз сплю с таким красавцем. Неужели за своим ребячеством ты скрывал такое прекрасное тело?
Он, наверное, издевался? Льстец. Я лишь равнодушно смотрел на него своими холодными глазами. Несмотря даже на ту прелесть чувств, которую подарил мне Оффендер, я чувствовал себя использованным. Будто специально все подстроили. Жизнь - игра, и я оказался игрушкой, куклой, которой можно было поиграть, а потом забыть. Хотя с чего бы? Если бы так и было, брат давно бы ушел по-английски из моей комнаты. Но он оставался рядом со мной. Что-то его здесь удерживало.
- Скажи: а ты мне тоже сотрешь память, как многим жертвам своей похоти, м? - задал вопрос я, хотя это было ожидаемо. Рано или поздно нужно было спросить.
- Нет, незачем. Это мгновение было слишком сладким, чтобы оно исчезало из памяти. Такое лучше сохранить.
- Тебе легко говорить.
- А разве что-то не устраивает?
- Я вот думаю: а что если Слендер узнает о том, что было между нами? Наверняка кто-нибудь да слышал, как мы кувыркались. А Слендер всегда говорил, что даже у стен есть уши.
- Не узнает. Этого я точно не допущу.
- Обещаешь?
- Слово даю!
Хотя мне слабо верилось. Если честно, я и сейчас, несмотря на всю искренность моего брата, боялся открыться ему, признаться в том, какие страхи и сомнения меня терзали. Мне нужен был кто-то, кому я мог высказаться.
Следующая публикация
Нет комментариев