Предыдущая публикация
ЕГО ИМЯ – В СЛОВЕ «МиГ» ПРОЧТИТЕ!
О первом из «МиГов», Артёме Ивановиче Микояне, знают все.
О втором, Михаиле Иосифовиче Гуревиче
(который родился 11 января 1893 года), –
почти никто.
ОДНАЖДЫ, в 1992-м, придя в Питере на Серафимовское кладбище, я обнаружил непритязательный памятник с надписью (год рождения указан по старому стилю): «Конструктор самолетов "МиГ" Михаил Иосифович Гуревич. 1892 – 1976». Что?! Разве один из создателей знаменитых истребителей жил в нашем городе?! О первом из них, чьё имя открывает эту аббревиатуру – «МиГ», Артёме Ивановиче Микояне, известно широко: родной брат «того самого» Микояна, Генеральный конструктор, академик, генерал-полковник, дважды Герой Соцтруда, лауреат Ленинской и шести Государственных премий, делегат нескольких партсъездов, бессменный депутат Верховного Совета... В серии «Жизнь замечательных людей» об Артёме Ивановиче вышла солидная книга... А вот о его, так сказать, «правой руке», Михаиле Иосифовиче Гуревиче, книги нет. И вообще (я тщательно проверил в библиотеке по каталогу) о беспартийном конструкторе Гуревиче персонально почти не писалось. Правда, в Энциклопедическом словаре есть крохотная заметка, где перечислены награды Михаила Иосифовича, да и то с ошибкой.
***
КАК ЖЕ узнать о создателе МиГов хоть какие-то подробности? Первым делом, я стал разыскивать родственников авиаконструктора, и скоро оказался в гостях у его приёмного сына: известному ихтиологу, членкору, главному научному сотруднику Зоологического института Анатолию Петровичу Андрияшеву было уже восемьдесят два. Перебирая старые фотографии, документы, слушал я рассказ о «Мише» – так, по желанию самого Михаила Иосифовича, его в семье называли все, даже внучки...
Спустя два дня, уже в Москве, на «фирме», в архиве, мне принесут папку с «личным делом» Главного конструктора, и я прочитаю написанное его рукой:
«Родился 31 декабря 1892 года в семье винокура-механика в деревне Рубанщина Суджанского района в бывшей Курской губернии. (...) В 1902 году поступил в гимназию в городе Ахтырка Харьковской губернии, которую блестяще окончил в 1910 году с серебряной медалью. (Я видел этот Аттестат зрелости: единственная четвёрка – по Закону Божьему. Впрочем, могли ли ему, учитывая происхождение, поставить пятёрку? - Л.С.) В том же году поступил учиться на математический факультет Харьковского университета. Через год я был исключён из университета в связи с проходившими тогда студенческими волнениями...»
Что же случилось дальше? Анатолий Петрович поведал, что дальше Миша оказался в старинном (втором по древности после Сорбонны) университете французского города Монпелье, где скоро встретил Наденьку Андрияшеву:
– Я тогда был совсем маленький, а с первым мужем, моим отцом, мама уже рассталась. Она потом рассказывала, что учился Миша очень жадно. И ещё успевал посещать полёты аэропланов на местном аэродроме... Вернулись в Россию, и Миша поступил в Харьковский технологический, где к тому ж заодно с тремя приятелями решил «выучиться на самолётостроителя». В конце концов, благодаря Гуревичу и его сотоварищам, там возник авиационный факультет. Занимались не только в аудиториях (чаще всего нетопленных, полутёмных: ни дров, ни света не было), но и на аэродромах: там, на лётном поле, зарисовывали различные узлы и агрегаты... А вот мне Миша самолёты почему-то не рисовал. Только – разных зверюшек, и делал это виртуозно. А ещё читал вслух Диккенса. И Гомера с Горацием – наизусть, сначала в подлиннике, потом в переводе, чтобы я мог сравнить звучание. (В анкете Михаил Иосифович указал, что говорит и читает на французском, английском, немецком и итальянском – Л.С.) Часто помогал мне Миша мастерить воздушные змеи. А однажды вдруг говорит: «Пожалуй, пора показать тебе планер»...
И увидел мальчик планер, по борту которого красовалось: «Бумеранг». А ещё «Миша» с друзьями соорудили «Аиста», и потом оба их детища на соревновании в Коктебеле отлично летали. Не зря Гуревич вскоре написал «Практическое руководство при постройке планера», в котором чётко проявился будущий конструктор. Поскольку в Харькове работу по специальности найти не смог, отправился в Москву. А Толик с мамой – в Ленинград...
***
К СЧАСТЬЮ, в столице его конструкторский талант оценили быстро. Сначала – в КБ Поля Ришара проектировал гидросамолет ТОМ-1. Потом в ЦКБ, в бригаде Кочергина, занимался штурмовиком ТШ-3. Коллегам было ясно: перспективы той или иной конструкции Гуревич видит много лучше, чем сами заказчики. Поэтому его включили в группу, которая отправлялась за океан. Там, благодаря и его стараниям, была закуплена лицензия на производство у нас американского грузопассажирского «Дугласа» ДС-3. (Потом Гуревич здесь «доводил его до ума», и маши¬на, под названием Ли-2, надёжно служила нашей стране больше двух десятилетий).
После Штатов конструктор попал в ОКБ «короля истребителей» Поликарпова. Николай Николаевич сразу понял, кто есть Гуревич, и назначил его в самое сердце бюро – начальником бригады «общих видов и эскизного проектирования». А сам, оставив все дела на найденного помощника, спокойно отправился в долгую загранкомандировку. И тут Гуревич вплотную сошёлся с Микояном.
***
АРТЁМ ИВАНОВИЧ был моложе Михаила Иосифовича на тринадцать лет и как авиаконструктор к тому времени сделать успел, конечно, много меньше, чем его старший товарищ. За плечами у Микояна была Военно-воздушная академия, собственное детище – авиаэтка и год работы военпредом на авиазаводе. После военпред стал помощником Поликарпова по серийному производству истребителя И-153 «Чайка». Поэтому часто приходил к бригадиру «общих видов» и обсуждал с Гуревичем, каким должен быть совершенный истребитель. Война в Испании показала, что наши И-15, И-16 да и «Чайка» немецкому Ме-109 по мощности двигателя, а также по вооружению уступают весьма. Не случайно Гуревич в начале 1939-го стал разрабатывать истребитель-моноплан, который в ОКБ обозначили шифром «Х». Проект предусматривал могучий мотор жидкостного охлаждения, сконструированный Микулиным, что обещало скорость – 650 километров в час. По тем временам это было здорово! Конструктор знал: нужна очень сильная машина. Он чувствовал: угроза Второй мировой требует вообще срочного перевооружения ВВС. Недаром же стали возникать новые КБ, и правительство даже объявило конкурс – на лучший истребитель. Решили в нём участвовать и люди из ОКБ Поликарпова (сам «шеф» всё ещё оставался в Германии). Так вот, Гуревич и Микоян предложили проект скоростной высотной машины. Вскоре Гуревича пригласили в Наркомат: «Идея интересная. Немедленно создавайте своё КБ, где ты, Михаил Иосифович, будешь главным конструктором». Скромный Гуревич от такой чести отказался: «Только замом». Отправились к Микояну, который после первого «звонка» с сердцем отдыхал в Барвихе: «Артём Иванович, возглавишь КБ?» – «Согласен. Но при условии, что рядом будет Гуревич». На том и порешили...
***
В МУЗЕЕ НПО «МиГ» мне показали пожелтевший листок с Приказом по заводу № 1 имени Осоавиахима от 8 декабря 1939 года – об организации Опытно-конструкторского отдела (ОКО), куда вместе с «отцами-командирами» вошли и такие конструкторы «от Бога», как Андриянов, Брунов, Матюк, Ромадин, Селецкий... И опытный цех, во главе с Александровым, им выделили...
Однажды Микояна и Гуревича вызвали в Кремль, к «лучшему другу авиаторов». Сталин выслушал их доклад о проекте высотно-скоростного истребителя и коротко сказал: сроки на всё про всё – минимальные, участников конкурса много, в серию пойдут только лучшие разработки...
За основу взяли тот самый проект «Х», получивший затем шифр «И-200». Год спустя, когда самолёт выпускался уже серийно, Сталин решил, что все военные воздушные машины должны носить имена своих создателей. Так, истребители Яковлева получили название – Як, истребители Лавочкина, Гудкова и Горбунова – ЛаГГ, штурмовики и бомбардировщики Ильюшина – Ил, а Петлякова – Пе. (Потом, когда Туполев вернётся из заключе¬ния, вместо его «машины 103» возникнет Ту-2). Истребителям присваивались нечётные номера, а бомбардировщикам и штурмовикам – чётные. Поэтому И-200 был переименован в МиГ-1, открывший собой длинный ряд знаменитых МиГов.
Всё-таки какая великолепная аббревиатура из двух фамилий получилась! Как раз – для скоростных маневренных машин: МиГ! Не случайно же чаще всего это короткое, стремительное слово применительно к самолёту пишут несколько иначе: МИГ – где все буквы прописные. В словаре Даля это слово объясняет¬ся, как «минимальный отрезок времени для совершения какого-то действия». Однако в современных словарях и энциклопедиях у него есть ещё одно толкование: «Название советских боевых истребителей, созданных под руководством А.И.Микояна и М.И.Гуревича».
...Шёл я по музею. Вглядывался в фотоснимки. Рассматривал модели тех самых МиГов... Вот МиГ-1: проект «Х» был осуществлён всего за три месяца – конструкторы воистину свершили подвиг... Вот МиГ-3, прославившийся в Великую Отечественную. Это о нём потом писал Покрышкин: «В МиГе всё соответствовало главному назначению истребителя – атаке!»... Вот МиГ-9, первый реактивный... Вот МиГ-15: здесь впервые появились стреловидное крыло и оперения, разъёмный фюзеляж, катапультное кресло... Вот МиГ-17: скорость – 1114! МиГ-23: 2500!! МиГ-25: 3000!!!
Моими экскурсоводами здесь стали Александр Максимович Савельев, один из старейших на «фирме» конструкторов (с Гуревичем начинал работать еще в 1935-м, на Заводе имени Менжинского), и потрясающий эрудит, ведущий конструктор Лазарь Израйлевич Эгенбург, который знал Михаила Иосифовича в 60-е годы. Вместе мы попытались разобраться: в чём заключалась уникальность тандема – «Микоян-Гуревич»? Ведь содружество этих людей, по утверждению известного английского авиаобозревателя Вильяма Грина, «оказало и в дальнейшем окажет значительное влияние на ход развития российской авиации в течение ближайших двадцати пяти лет».
Чисто внешне они отличались очень: ну совершенно разные – и по возрасту, и по образованию, и по национальности, и по складу характера. Насколько Микоян был экспансивным и общительным, настолько Гуревич – тихим и даже незаметным. Микоян тщательно следил за своим костюмом, Гуревича наряды интересовали меньше всего. Микоян – благодаря обширным познаниям в области общих проблем – мог быстро оценить очередной проект и даже внести собственные предложения, однако, прежде всего, он был организатором. Гуревич же был эрудитом, интеллектуалом и просто – талантливой личностью, благодаря чему как нельзя лучше подходил для разработки именно аванпроектов. И делал это блестяще. Его «искра Божия» – в каждой машине, выпущенной здесь за первые четверть века существования «фирмы», – эту истину подтверждают и сухие строки из его «личного дела»:
«Участвовал практически в создании всех самолётов МиГ, первых катапультных кресел и ряда крылатых ракет...»
Мой давний друг – Герой Советского Союза, заслуженный лётчик-испытатель СССР Марк Лазаревич Галлай, который сам не раз проверял эти машины в воздухе и лично знал их создателей, когда я спросил о знаменитом тандеме, сказал:
– Микоян и Гуревич были конструкторами высшего класса. Причём Микоян, если можно так выразиться, – м а к р о к о н с т р у к т о р. А Гуревич – великий мастер тонкого, филигранного конструирования. Микоян был сильнее как организатор, руководитель, а Гуревич (типичный чеховский интеллигент) для этого годился не очень. Помогала ли Микояну его фамилия (родной брат члена Политбюро!)? Думаю, фамилия облегчила стартовые возможности. Но делать хорошие самолёты фамилия не помогала...
***
В 1957 ГОДУ Микоян стал Генеральным конструктором, а Гуревич – Главным. Наверное, это был единственный во всей нашей авиационной отрасли Главный конструктор без партбилета. И Микоян, и парторги ОКБ, и другие влиятельные лица настоятельно советовали ему вступить в партию, но Михаил Иосифович всякий раз мягко отказывался. Что делать, если точные науки всегда были ему ближе, чем «Краткий курс»...
Так что х а р а к т е р у Гуревича был, хотя на общем фоне Михаил Иосифович весьма отличался от большинства руководителей своей мягкостью, деликатностью. Вот и Александр Максимович Савельев в нашем разговоре припомнил, что повышенного голоса от Гуревича не слышал никто, причём его манера разговора была одинаковой и с министром, и с уборщицей. Никогда не украшал свой костюм многочисленными наградами. Звезду Героя согласился нацепить только однажды, для официального снимка. Ещё не позабыл Савельев, как душевно поздравил его Главный конструктор с рождением дочери. А когда пришла пора забирать жену и ребёнка из роддома, Михаил Иосифович сам усадил счастливого папашу в свой служебный ЗИМ...
Впрочем, то, что подчинённые в кабинет Гуревича шли без боязни, что его врожденная, какая-то даже гипертрофированная вежливость весьма отличалась от жесткого стиля большинства руководителей, кое-кого раздражало. Например, весной 1947-го (я это обнаружил в архиве) в аттестации на Гуревича помощник директора завода «по найму и увольнению», в частности, отметил: «Проявляет некоторую мягкотелость к подчинённым». Однако в конце всё же вынужден был записать: «Занимаемой должности соответствует».
Да, он «соответствовал»... Только один пример. Когда в ОКБ началось проектирование всепогодного истребителя-перехватчика И-320 для ПВО страны, Гуревич предложил оригинальную компоновочную схему: один двигатель – в хвосте фюзеляжа, второй – под кабиной. Лобовое сопротивление машины – минимально... В дальнейшем идеи, осуществлённые здесь, были в той или иной мере использованы при проектировании и дальнего высотного разведчика МиГ-25Р, и перехватчика МиГ-25П. К тому ж в компоновке и конструкции МиГов-25 Гуревич вновь применил ряд нестандартных решений, которые, в конечном счёте, сделали этот самолёт САМЫМ СКОРОСТНЫМ И САМЫМ ВЫСОТНЫМ В МИРЕ!
***
В СВОЁМ деле он был Богом. А в жизни оставался всё таким же стеснительным, негромким. О житейской непритязательности Главного конструктора на «фирме» ходили легенды: как из-за этого попадал в разные комические истории... Однако порой с ним случалось и совсем иное. Например, когда в конце 40-х громили «безродных космополитов», Гуревича, естественно, тоже не могли обойти стороной. «Бдительные товарищи» перестали пускать его на лётную базу ОКБ в Жуковском, где проходили испытания им же созданные самолёты и крылатые ракеты. Пришлось Микояну в очередной раз «воевать» за друга. Нетрудно представить, как вообще сложилась бы судьба Михаила Иосифовича, если бы не надёжная спина Артёма Ивановича. Берия Гуревича не любил, но цену ему, видимо, всё-таки понимал...
Однако и после казни Берии, уже другие «бдительные товарищи» с в о й и н т е р е с к Гуревичу сохраняли всё равно. Лишь один пример. В 1955-м случился самопроизвольный отрыв крылатой ракеты от самолёта-носителя. Дело осложнялось тем, что в этой ракете вместо отсека со взрывчаткой разместили кабину, где находился легендарный лётчик-испытатель Султан Ахмет-Хан. Один из очень высокопоставленных генералов грозно бросил в глаза Гуревичу: «А ну, скажи-ка, где окопались вредители? У тебя в ОКБ или на лётной станции?!» К счастью, испытатель мастерски приземлил ракету, и потом выяснилось, что это вовсе не «диверсия», а просто – некачественная пайка в электрическом штепсельном разъёме...
***
В СВЯЗИ с крылатыми ракетами его абсолютно «засекретили», но сердцем всё равно не очерствел. Коли выпадала свободная минутка, по-прежнему, «под настроение», читал коллегам стихи: по-французски – Вийона, по-английски – Шелли... Когда решился выйти на пенсию, Микоян удивился: «Зачем?» Гуревич развёл руками: «Пора. А то, не дай бог, вдруг начну делать ошибки, за которые наказываем других...» На прощальном банкете сидел грустный. Микоян обнял друга: «Дорогой Михаил Иосифович, знайте, что и все наши будущие самолеты будут называться только так – МиГ».
#К1
#КонструкторыПобеды
Следующая публикация
Нет комментариев