Предыдущая публикация
Катька
Студёный ноябрьский ветер налетал порывами, не давал говорить, забивал дыхание. Мама несла Катьку на руках, прижимала её голову в белой шапочке с помпоном к своему пушистому воротнику.
Катьке не терпелось что-то рассказать, она тормошила мать:
— Мам, послушай, я хочу что-то рассказать. Сегодня в садике Галина Аркадьевна…
— Потом, доченька. Вот на остановку придём, и расскажешь.
Катька согласилась подождать и замолчала, но едва её синие сапожки коснулись асфальта, затараторила:
— Сегодня в садике Галина Аркадьевна сказала Светлане Ивановне: «Я так устала, сил никаких нет. Уволюсь, на х..!» А я сидела рядом и всё слышала. Мам, я всё поняла, а что такое «уволюсь»?
Голос у Катьки был звонкий, и то, что сказала Галина Аркадьевна Светлане Ивановне, услышали все люди на трамвайной остановке. Кто-то улыбнулся, кто-то прыснул, а мать с невозмутимым лицом объяснила:
— Воспитательница устала и хочет уйти с работы. Это называется — уволиться.
— А куда?
— Ну... куда-нибудь. Хлеб продавать.
Катька представила Галину Аркадьевну в белом колпаке и халате и одобрила:
— Пусть идёт. Мы от неё тоже устали.
Обманула Галина Аркадьевна — не уволилась. Но ушла в другой детский сад Катька: её родители получили новую квартиру.
До переезда сюда они жили в какой-то небольшой комнате, где на стене висела картинка с лисичкой, потом у бабушки с дедушкой, а теперь вот здесь, в квартире. Она была большой и пустой. Катька кричала: «А-а-а! У-у-у!», и от покрашенных стен отскакивало эхо.
Она подбегала то к одному, то к другому окну и таращилась на дом напротив и детскую площадку с горкой и высоким турником, который хозяйки приспособили для выбивания ковров. Из спальни открывался вид на дорогу и ряд частных домиков с треугольными крышами. Катька ещё ни разу не видела, чтобы из них кто-то выходил или входил, и если бы не свет в окошках, она бы подумала, что в домах никто не живёт.
Новый детский садик тоже был лучше прежнего. И воспитательница оказалась очень доброй, Катя её сразу полюбила. В первый же день Ирина Николаевна раздала всем альбомные листы и цветные карандаши и попросила нарисовать маму. Мама получилась в зелёном платье, с тёмными глазами и с тёмной же косой через плечо.
Подошла Ирина Николаевна, похвалила:
— Очень красиво, Катенька. А у мамы правда такое платье есть?
Катя испугалась и кивнула. Кто их знает, вдруг в этом садике надо рисовать только правду? И потом долго перебирала в памяти мало-мальски подходящие мамины платья.
***
В тот день была суббота. Мама ждала в гости тётю Валю, свою старшую сестру, и решила по-быстрому сбегать в магазин через дорогу, купить колбаски и пирожных.
— Я недолго, — сказала она. — Ты посидишь одна? Если тётя Валя придёт, открой ей, но больше никому.
Катька пообещала. Она девочка большая — целых четыре года, в розетки не полезет, знает, что они бьют током; газ открывать не станет, со спичками баловаться не будет, да их всё равно прячут.
Мама включила «АБВГДейку» и ушла. Катя забралась с ногами на диван и несколько минут прилежно смотрела телевизор, но вскоре заскучала: «АБВГДейка» ей не нравилась. Она шмыгнула в кухню, подтащила табуретку к раковине, открыла кран. Струя защекотала ладонь, и Катя рассмеялась. Она играла с водой, обрызгала платье и вдруг увидела, как из-под раковины медленно выползла какая-то букашка. Катя испугалась и смотрела на букашку во все глаза. Она казалась очень страшной, со множеством лап и короткими усами. Катька завизжала, как будто её резали.
— Катя! Катя! Что случилось?! Открой мне! — В дверь колотила и звонила тётя Валя, но Катька заходилась в крике и не слышала.
Она опомнилась, когда её подхватила на руки мать и прижала к себе. Мама потом рассказывала, что услышала крик ещё на улице и припустила бегом, представляя пожар, колотые ранения, удары током и тому подобные ужасы.
— Что случилось, Катя?!
Букашки в кухне уже не было, наверняка она оглохла от крика и уползла под раковину умирать.
— Т-там была такая м-маленькая и с н-ножками!
— Мокрицу увидела или таракана, — догадалась мать, села на пол и заплакала. — Господи, я чуть не поседела!
— А я чуть штаны от обмочила! — Тётя Валя, полная, с выкрашенными хной волосами, тяжело опустилась на табурет, отдышалась и прохрипела: — Ой, дай попить, Татка. Кстати, святая вода есть у тебя? Как бы Катя заикой не осталась.
Через полчаса выяснилось, что заикой Катька не осталась. От потрясения у неё случилось что-то с тройничным нервом, лицо перекосило.
Мама заметалась: что делать? Выходной, поликлиника не работает.
— Вези в больницу, Татка, — сказала тётя Валя. — А, вспомнила! На той же остановке бабка одна живёт, испуг хорошо отливает, я к ней Жорку возила. Сейчас расскажу, как найти…
Катьку одели и замотали лицо шарфом. Ей это не нравилось, а мама всё поправляла и говорила, что так надо.
Бабка жила недалеко, всего в трёх остановках и, к счастью, оказалась дома. Посмотрела на Катьку, сказала: «Как же её так угораздило?», и усадила на стул. Расплавила в кастрюльке воск и вылила в миску на Катькиной головой.
— Ползающее насекомое девчонку напугало. Клопы есть у вас? Тараканы?
— Клопов нет, тараканы бывают, но дочка их видела. Она их боится, но не до истерики. Мокрица, может быть?
— Может быть.
Бабка шептала молитвы, выливала воск в миску, рассматривала жёлтые наплывы, бухала кастрюльку на плиту и снова выливала.
Рот и нос Катьки вернулись на место, к великому облегчению матери.
— Поезжайте домой, а завтра и послезавтра ещё придёте, — сказала бабка, утирая мокрое лицо платком.
На третий день она сказала, что сделала всё возможное, а теперь надо в больницу.
— Обязательно в больницу, надо пролечиться.
И Катьку положили в стационар. Одну, без мамы, в палату, в которой спинками к стенам стояли железные койки. Над Катиной висела пришпиленная картинка: синяя ночь и золотая луна среди туч.
Больница запомнилась чередой тоскливых дней. Катьке делали больные уколы, и она орала от души. Раз в день к ней приходили мама и папа. Катька в красках рассказывала, как ей тут плохо и умоляла забрать домой. Мама украдкой вытирала слезу, но не забирала.
Однажды, когда Катя с мамой сидела в коридорчике, подошла медсестра в белом халате и сказала с улыбкой:
— Укольчик сделаем?
Катька с надеждой посмотрела на мать: уж она-то защитит! Но мама кивнула и отпустила дочкину руку. Медсестра отвела Катю в процедурную, долго смотрела что-то в журнале, водя авторучкой по столбцам фамилий и назначений, и сказала:
— Тебе сегодня не надо.
Всё же было счастье и в этих больничных стенах.
Ольга Пустошинская
Следующая публикация
Нет комментариев