Предыдущая публикация
Я радовалась, что детей сестра отправила к маме.
Я бы не справилась, если бы рядом с Юлькой сидели и рыдали мои племянники. Хотя, я и так не справлялась. Просто не знала, что делать, поэтому 100 раз разогревала еду, разводила кофе или заваривала чай. И приносила его Юльке, а потом забирала обратно. За все это время у нас только однажды завязался разговор. Я попыталась ее встряхнуть, ущипнуть, пристыдить: -Юль, нельзя так. Ты же заживо себя хоронишь. У тебя дети, подумай о них. О нас с мамой подумай, это невыносимо, смотреть на тебя, видеть такой. -Он вернется. Я точно знаю. Он не мог бросить меня. Не мог. Она замолчала, а я вышла из комнаты и закрылась в ванной. Включила погромче воду и заплакала, ревела пока не закончились силы. ***
Юля и Миша были сладкой парочкой. Они дружили с малолетства. Вернее как: дружили мамы, а им приходилось налаживать контакт лет с трëх. Начиналось всё с дележки лопаток и машинок в песочнице, а переросло в крепкую подростковую дружбу. Я старше Юльки на 7 лет, поэтому их тусовка никогда меня особо не волновала. Малышня она и в Африке малышня. Но они были прямо команда. Вместе хулиганили, вместе приносили домой грамоты. Лет с 14 в их отношения ворвались новые чувства. Это было видно наверняка, без дополнительной оптики. Любовь. А в 18 они поженились, несмотря на молодость, безденежье и тяжелую обстановку вокруг. После свадьбы Мишка ушел в армию. И она его ждала. Писала письма, моталась к нему. Мы только руками разводили:
– Ну зачем тебе это, ты же молодая, красивая. Вся жизнь – морская гладь. Зачем такие встряски и страсти? Она отвечала: -Люблю. И мы верили. Когда он вернулся, стали снимать комнату. Мишка поступил в институт МВД, Юлька тоже училась. Понемногу подрабатывали, Миша получал стипендию, ну и родители помогали. А куда было деваться? Любовь ведь. Потом они встали на ноги. Взяли квартиру в ипотеку, устроились работать. Зажили как нормальные люди, и через 3 года у них родился сын. Еще через 2 – дочь. Они были очень счастливы вместе. Казалось, что счастливее некуда.
***
Я отогнала воспоминания. Сложно было сохранять здравый рассудок – тут и там стояли их фотографии в рамках, повсюду лежали мужские вещи, даже запах с легкостью улавливался ноздрями. Мишкин терпкий запах с древесными нотками. Была бы моя воля, я бы раскидала все по коробкам и вынесла. Невыносимо жить, когда кругом сплошной ком воспоминаний. Но Юльке было все равно. Она лежала на одном месте и молчала. Даже не плакала. В тишине.
***
Утром меня разбудил сигнал автомобиля, на улице какой-то чудак каждые 30 секунд жал на клаксон. “Чтоб тебя черти ели!”- подумала я и встала. И застыла. В квартире что-то изменилось. Запах. Пахло свежим зажаренным хлебом и кофе. Я залетела в кухню, опасаясь, что меня мучают галлюцинации на нервной почве. Но нет. Юлька стояла у плиты и жарила тосты. Рядом на конфорке дымилась турка. Запах стоял невыносимо вкусный. У меня заурчало в животе.
-Привет – сказала сестра и улыбнулась. На нее было страшно смотреть. Скелет, обтянутый прозрачной кожей, бледное лицо. Впалые щеки, глаза стеклянные. Тонкие руки и пальцы. Того и гляди, сломаются от малейшего прикосновения.
-Привет. Ну, ты как? – спросила я. – Кофе будешь? Или чай? – она меня не услышала. Или сделала вид.
-Давай кофе. Я замолчала. Я не знала, что сказать. О чем говорить. Тишина резала на куски мое сердце горячим ножом, но я боялась звука собственного голоса. Одно неосторожное слово – и она опять ляжет калачиком. И умрет от горя.
-Погодка сегодня отличная. Слышала, какой то засранец гудел под окном? Разбудил меня.
-Неа. Я на кухне, тут сковородки, вода. Не слышала. Она выкладывала тосты, достала яйца, соль, овощи. Налила 2 чашки кофе. Господи, хоть бы она поела. И она села и поела. У меня по телу растеклось тепло, то ли от кофе, то ли от надежды: все кончилось, жизнь возвращается. Мы сидели в тишине. Юля о чем-то думала, а я набивала рот потуже, чтобы лишить себя возможности говорить и иметь на молчание веские причины. Потом она встала и принялась вытирать со стола.
-Вер, поможешь мне? Хочу убраться и перестановку сделать.
-Конечно! С чего начнем? – пожалуй, я переборщила с энтузиазмом в голосе и слишком поспешно вскочила со стула, но Юля не заметила.
-Надо вычистить квартиру. И убрать Мишины вещи.
-Хорошо, я сейчас сбегаю за коробками.
-Какими коробками?
-Ну, для вещей.
-Мне не нужны коробки. Я хочу просто убрать квартиру, вещи Мишкины валяются повсюду. Беспорядок. Хочу, чтобы когда он вернется, в доме была чистота. Я затихла. Мне хотелось ей сказать: “Милая, он не вернется”. Но я промолчала. Взяла тряпку для пыли и принялась за уборку.
****
Уже 3 день мы начищали квартиру. Мне казалось, что куда уже чище? Но Юлька была полна энтузиазма. Она перевесила шторы, двигала мебель, полировала старую Мишкину стенку, которая досталась ему в наследство от бабушки. Эстонскую. Гордость семьи. Каждое утро она вставала и шла в ванную. Красила глаза, румянила щеки. Делала несложную укладку и даже душилась. Юлька улыбалась. А главное, ела. Она начала потихоньку есть, и это мирило меня со всем остальным: с тем, что она ждала его, готовилась к встрече. А вот о детях даже не вспоминала. Я была в растерянности, чувствовала, что стою на пороге какого-то редкостного дерьма. Но вот что делать – не знала. Зато улыбка и поведение сестры вызывали прилив надежды. Может, обойдется? Дети очень скучали. Они звонили, хотели поговорить с мамой, услышать ее голос. Но сестра никак не реагировала, и мы решили на нее не давить. Еще неделька, она немного отойдет, и можно будет везти их домой. Они дадут ей заряд жить. Вытащат. Я зашла в комнату. Юлька уже 3 раз натирала хрустальные бокалы в серванте.
-Сестра, протрешь в них дыру скоро!
-Люблю, когда хрусталь чистый, без пятнышка. Это наши свадебные бокалы. Ох, как я тогда за ними побегала, помнишь? Так хотелось красивых фотографий. А сейчас смотрю на свадебные фотки, а бокалов там и не видно. Без разницы какие они там были, правда? Главное, что мы вместе.
-Юль. Он не вернется – сказала я, сама не ожидая от себя такой резкости. Мне хотелось встряхнуть ее хорошенько, ударить, привести в чувства.
-Он не может меня бросить, не может. Я точно знаю. – сказала она с улыбкой на лице и продолжила натирать стекло. А я тихонько вышла из комнаты. Закрылась в ванной,включила напор воды на полную и завыла. Я знала, что он не вернется. Потому что оттуда, куда он ушел, не возвращаются.
***
Миша пропал. Его отправили в командировку. Юлька переживала, что там, куда он едет – неспокойно. Но он отшучивался, что все под контролем и это почти формальная безопасная поездка. Зато на командировочные можно будет потом с детьми отправиться к морю и есть клубнику лукошками, как они любят. Бесконечными лукошками с сахаром, со сметаной, с хлебом. Не думая ни о том, сколько она стоит, ни о том, что их всех обнесет и накроет коркой прыщей. Отдыхать так, как никогда не отдыхали – бездумно. И она смирилась, поверила. А он пропал.
Юлька забеспокоилась сразу. Обзванивала сослуживцев, пыталась его найти. Ей отвечали: “Не переживайте, все под контролем, просто нет связи”. А она звонила и говорила, что чувствует неладное. Через 10 дней к ней пришли с его работы и сказали, что Мишка пропал. Но это формально. Нашли его машину, сгоревшую дотла. И следы человеческого присутствия. Так они сказали про Мишу.
Следы. Человеческого присутствия.
Сестра позвонила мне и прошептала в трубку, и я сразу все поняла. По голосу, по тому, что в нем не осталось ничего живого. Один скрежет и шипение, как будто из бутылки выходит воздух. “Он пропал”, – так она сказала. Я обзвонила всех близких. Приехала к ней, быстро собрала и отвезла детей к маме. А сама вернулась.
Я знала, что она не сможет без него жить. Никакие дети ее не остановят. Поэтому я осталась, чтобы охранять. Бдить возле кровати и у туалета, если потребуется.
И вот теперь она натирает хрусталь, а я вою в ванной и не знаю, что делать.
*****
Примерно через неделю сестра начала падать духом. Я чувствовала это. Она все так же драила квартиру, полировала мебель. Красила глаза и румянила щеки. Выглядела, как фарфоровая кукла. Страшно. Безжизненно.
Мы с мамой решили, что надо возвращать детей. Возможно, они смогут встряхнуть ее. Отвлечь. Перетянуть на себя фокус внимания. И мы не ошиблись.
Когда малышня ворвалась в квартиру с криками: “мама”, Юлька словно оттаяла, размякла, растеклась по залу. Прижала их к себе крепко-крепко и впервые за все это время заплакала. Тихо-тихо, но слезы стекали по ее щекам, прокладывая две дорожки, и падали на светлые детские макушки.
На следующий день она ушла в парикмахерскую и там покрасила свои чудесные пшеничные волосы в черный цвет.
Я когда увидела ее, не поверила глазам. Она стала старше и мрачнее. Цвет волос настолько не подходил ей, что я охнула. А она просто кивнула мне, взяла детей и пошла с ними готовить обед. Они как воробушки крутились возле нее, щебетали, чирикали и смеялись. Она улыбалась пустыми бледными губами, но постоянно трогала их. Прижимала и гладила по головам. Они привыкали к новой маме с вечным трауром в волосах.
С работы ее отпустили. Отправили за свой счет. Мишины коллеги собрали конверт с деньгами помощи. Его принесла странная и неприятная женщина. Она много говорила каких-то высокопарных фраз про Мишу, про его важную работу. А потом выдохнула и произнесла: “Вы еще молодая, точно выйдете замуж, не расстраивайтесь”.
Я выхватила у нее конверт и буквально вытолкнула из квартиры. А Юля ничего не услышала и не заметила. Ее слух замер на тех речах, про Мишу. Она стояла и молчала. Долго.
Ситуация сильно осложнялась тем, что специалисты не могли провести какую-то там экспертизу. Машина выгорела дотла и были технические сложности, поэтому Мишка до сих пор числился пропавшим. Нам пообещали всячески помочь, чтобы ускорить процедуру для оформления необходимых бумаг. И мы ждали звонка.
Это самое признание затягивалось и мучило мою сестру. Мучило, потому что ей хотелось верить сердцем. Но мозгом-то она понимала, что шансов никаких. Хоронить пустой гроб она категорически отказалась, как не просили его родители.
Я не находила себе места, потому что знала, скоро ей нужно будет содержать семью, работать, сражаться. А она такая хрупкая, почти прозрачная. И не в себе. Там где-то осталась, в прошлых ласковых днях. Сегодня Юля представляла собой хрустальную оболочку, до краев наполненную горем. Мысли об этом растаскивали меня по частям.
Дни шли и сестра продолжала существовать. Играть с детьми, готовить им еду. Однажды я проснулась, услышав как она плачет в ванной. А потом она стала плакать каждую ночь. И я верила, что это хороший знак. Слезы помогут вымыть душу, опустошить до конца. И тогда можно будет начать наполнять жизнь сначала. Я поняла, что она справится. Чувствовала. Но все равно тревожилась. Мне надо было собираться домой. Уже звонили с работы и настойчиво требовали вернуться. Я укладывала вещи, попутно раздавая указания Юльке на правах старшей сестры. Дети безобразничали и дрались, она слушала меня вполуха. Внезапно встала и сказала: -Мне надо бокалы протереть. Вон, пятнышко – видишь?
-Юль, все в порядке? – я не на шутку испугалась. Сердце стало напирать на ребра, как будто место во мне закончилось.
-Сейчас, я за тряпкой схожу. Протру быстро, а то прямо смотреть больно.
Я села рядом с вещами и закрыла лицо руками. Дети продолжали хулиганить. Сестра натирала хрусталь. А я сидела неподвижно, пока не зазвонил телефон.
Юлька прикрикнула на детей, отложила тряпку с бокалом и взяла трубку.
-Да. – ответила она – Я. Я слушаю.
А потом повисла тишина. Гробовая.
Я подняла лицо и посмотрела на нее.
Юля положила трубку. Взяла бокалы и со всей силы стукнула их друг об друга.
Осколки разлетелись во все стороны. Я вскочила и крикнула детям, чтобы они не подходили к маме и быстрее тащили пылесос. -Юль, что случилось? Кто звонил?
Сестра достала еще бокал из серванта и бросила его на пол. У меня потемнело в глазах. Потом еще один, еще один. Сервиз с грохотом падал на пол, рассыпаясь в сотни прозрачных льдинок, а сестра была просто невозмутима. Ни тени эмоций на лице. Меня пробрал страх. Я закричала:
-Юль. Что случилось? Кто звонил?
Она ответила только тогда, когда весь свадебный хрусталь лежал на полу в осколках. Она смотрела на стекло не мигая, долго. А потом подняла на меня глаза.
-Они нашли его. – сказала она и улыбнулась.
-Кого нашли? Кто – я не улавливала сути происходящего, но Юлька не стала мне отвечать. Она повернулась к детям и сказала: -Бегом одеваться, мы едем к папе, он ждет. Они его нашли!
*****
И мы побежали. Мои чемоданы остались вместе с осколками от свадебного сервиза, дома. И было совсем не до них. Дети, одетые наспех, Юлька в пальто нараспашку и в платье, которое первым упало на нее с полки. И я. В чем была, не теряя времени. Мы бежали на остановку. До военного госпиталя было рукой подать. Юлька прямая как палка с идиотской блаженной улыбкой. И я с ужасом и невероятно тягучим страхом внизу живота. Она еще не понимает, что ждать нас может все, что угодно. Мой мир опять пошатнулся, равновесие нарушилось, и я боюсь, просто боюсь, что нас ждет дальше? И молюсь, шепчу все молитвы, которые только помню. И, к стыду своему, только пара строчек и всплывает в голове. “Отче наш… спаси и сохрани”.
Дети радуются. Они любят кататься на автобусе. И ждут встречу с папой. Какого черта мы их взяли с собой? Мы подбегаем к воротам. Нас уже ждут, пропускают без вопросов. Мужчина что-то рассказывает моей сестре. Она не слышит. Она улыбается. Я перебиваю его на полуслове, потому что больше нет сил:
-Как Миша, что с ним?
-Все самое страшное позади. Ему очень повезло. Машина попала под обстрел. Его товарищ погиб, а Миша… вам врач все скажет. Но жизни уже ничего не угрожает. Ему повезло, что нашли местные и обратились за помощью. Видите ли, опознать было невозможно. Раны, ожоги. Врачи ввели его в искусственную кому, потому что ситуация была критической, но он сдюжил. Выкарабкался. И когда пришел в себя – назвал фамилию и имя Юлии Николаевны. Нам сообщили, он проходил в списках пропавших. И вот, его доставили сюда, транспортировали, когда это стало возможным.
-Но почему вы не сообщили нам? Раньше?
-Понимаете, это не первый случай. Если бы это оказался не он.. Давать надежду женщине, которая только что потеряла мужа?
Я мысленно с ним согласилась. Все верно. Юля бы этого не пережила.
Чем ближе мы подходили к палате, тем заметнее было, как Юлька начинает осознавать реальность происходящего. Запах горя устойчиво наполнял все пространство. Запах горя, надежды, безысходности, радости, каких-то медикаментов, больничной еды и хлорки. Юлина улыбка стекала на глазах. Ее глаза наполнялись ужасом. Даже дети притихли и выглядели напуганными. Мы подошли к палате. Мужчина сказал:
-Дети пусть пока останутся в коридоре. Я не уверен, что вы захотите, чтобы они видели отца таким. Малышня захныкала. Юлька решительно сказала:
-Пусть идут.
-Но Юль… – пыталась одернуть ее я.
-Нет. Идем. Я знаю, он ждет. Юля решительно открыла дверь и зашла.
***
Мишка лежал на койке. Весь перебинтованный. Только глаза, пожалуй, и можно было узнать. Его синие-синие глаза. Юлька подбежала к кровати и остановилась. Дотрагиваться до Миши было страшно. Честно говоря, он представлял собой сгусток боли и беспомощности. Отчаяния. Сестра остановилась и положила руку ему на грудь. В область сердца.
-Юленька, прошептал он и глаза его стали мутными.
-Я люблю тебя. – сказала она и заплакала. Дети тихонько стояли рядом, обхватив мать за ноги. А потом заскулили. Я не выдержала и выбежала из палаты. Сил не было никаких, поэтому я сползла по стенке и заревела, уткнувшись лицом в ладоши.
***
Мужчина, который привел нас, подбежал ко мне и резко поднял с пола. А потом обнял. Я намочила ему всю форму, как маленькая девочка в отцовских объятьях, рыдала навзрыд, не зная, как остановиться. Почти месяц тревоги и отчаяния, жизни без жизни и страх выходили вместе со слезами. Когда я успокоилась, мужчина сказал:
-Нашли время сырость разводить. Пойдемте, я проведу вас к врачу. Он расскажет вам все, что предстоит дальше.
И врач рассказал. Об ожогах, многочисленных переломах, сотрясении мозга и возможных последствиях в будущем.
-Самое страшное позади. Теперь долгий восстановительный процесс. Ему очень повезло, что сотрясение оказалось не сильным и цел позвоночник. Самое сложное – ожоги, большинство пришлись на верхнюю часть – лицо, волосы. И руки, он сбивал пламя. А тело пострадало меньше. Видно, что он очень хотел жить, потому что катался волчком, несмотря на травмы. Да. Счастливчик, ему невероятно повезло.
Врач говорил, говорил, говорил, а я растекалась по креслу уже зная, что все будет хорошо. Все. Будет. Хорошо. Они справятся и с этим.
***
Я уехала через 14 дней. На работе меня уже не ждали, но я не сильно переживала, потому что не могла оставить сестру и ее детей вот так, сразу.
Юлька постоянно ездила к Мише. Им предстояло долгое восстановление. Но я не сомневалась, что все наладится. Миша заживал потихоньку. С каждой его косточкой заживали Юлькины травмы и уходили страхи. Детям рассказали, что их папа супер-герой и спасал мир.
Только ему немного не повезло. И очень много – повезло.
Больше всего меня радовало, что квартира начинает приобретать привычные черты. Рисунки на обоях, кругом разбросанные игрушки, вазы на стенке в пятнах от детских пальчиков. Как и сама стенка. Эстонская гордость вся в пятнах от маленьких детских ладошек.
И Юлька, моя маленькая Юлька в заботах. Дышит. Живет. Ее новая стрижка – коротенький пшеничный ёжик невероятно идет ей. Она сбрила все волосы машинкой в тот день, когда мы вернулись из госпиталя. Я убирала осколки, а она снимала траур машинкой под 3. “По живым не плачут”,- сказала она и улыбнулась. Прическа шла ей, хоть и делала совсем прозрачной, невесомой, как хрусталь. Но этот сосуд уже можно наполнять счастьем и надеждой.
Я уехала, оставив тревогу в сердце, но в абсолютной уверенности, что сестра справится. Она сможет. Жить. Потому что Миша жив.
***
Листаю фотографии и улыбаюсь. На меня смотрят с экрана красивая, но очень худая молодая женщина с пшеничными волосами по плечам, мужчина, лицо которого не узнать, но синие-синие глаза выдают с потрохами.
Мишка. Кого-то его шрамы могут не на шутку испугать. Но не меня, не меня. Рубцы, шероховатости, отсутствие волос на голове. Какое это имеет значение, если рядом с ним жена, счастливые дети. И 9 лукошек с клубникой. Правда, ровно 9. Они сидят и смеются. Лица и пальцы детей перемазаны сочными ягодами. “Отдыхаем и жуём” – написано под фотографией. “Жуём и живем”- думаю я. И улыбаюсь…
Заполярочка
Следующая публикация
Нет комментариев