Глава II

И вот начались учения. Наступающие части шли издалека, из глубины Добровольческого полигона, и всем им предстояло форсировать Неман. Не знаю, что творилось в других местах, на нашей переправе было столпотворение. Подходили колонны танков, в лесу перед Неманом, вблизи от нашего лагеря, экипажи готовились сами и готовили свои машины к «форсированию водной преграды по дну». Мы внимательно наблюдали за их действиями. Мне, в силу моего характера, всё было интересно. Танкисты облачались в лёгкие гидрокостюмы, у каждого был специальный изолирующий противогаз, в который вставлялся регенеративный патрон, позволяющий дышать в воде до двух часов. Башня танка герметизировалась мастиками, на башню сверху крепилась высокая труба для питания внутреннего пространства воздухом. На дуло пушки надевали специальный чехол. Да, незадолго до всего этого к нашей майне пришли два тягача ТТТр (тяжёлый танковый тягач-разведчик), сверху оборудованные дыхательными трубами большого размера, через которые из машины наверх мог подняться человек. Один прошёл через майну на другой берег, причём, во время движения под водой наверху трубы сидел сверхсрочник, видимо, командир машины, и корректировал движение. Своими отвалами они быстро отрыли окопы в мёрзлой земле и стали своими лебёдками к Неману, уперев отвалы в стенки окопов. Вдоль майны по льду растянули танковые буксирные тросы, приготовили сцепные серьги для соединения тросов. Привезли складную сапёрную лодку и дежурного водолаза, одетого в гидрокостюм, которого посадили на стульчик рядом с лодкой посередине реки.
И вот началось форсирование. Танки по очереди входили в воду, проходили по дну реки, выходили на другой берег, экипажи быстро снимали чехлы с пушек, сбрасывали дыхательные трубы и мчались в сторону леса на другом берегу Немана. В воде одновременно находилась только одна машина. Когда она шла по дну, корректировщик с трубы дежурного тягача отдавал команды механику-водителю, направляя его движение. Несколько человек из нашей роты, в том числе и я, с баграми стояли по нижней кромке майны для страховки на случай эвакуации экипажа, если бы танк затонул. В это время авиация «противника» усиленно имитировала бомбёжку переправы. Представляете, я стою с багром на краю майны, а на меня пикирует штурмовик. Я отчётливо вижу ракеты, подвешенные под крыльями и брюхом самолёта. Когда самолёт резко уходит вверх, нас обдаёт струёй тёплого воздуха. А сапёры в это время периодически взрывают фугасы в лесу, на другом берегу Немана. Понимаешь, что это учения, вокруг все свои, но всё равно жутковато.
Когда начались учения, у меня появился повод вспомнить майора из военкомата, который предлагал мне службу в Германии в мотострелках. Может, в Германии они более моторизованы, но то, что я увидел на этих учениях, меня шокировало. Под вечер через наш лесной массив проходила наступающая пехота. Часть из них была на мотоциклах, которые без конца застревали в глубоком снегу, и бойцы с трудом вытаскивали их из сугробов, другая часть перемещалась пешим порядком. Все они были навьючены оружием и снаряжением. А где их застанет ночь, и в каких условиях они будут её коротать, нам даже представить себе было страшно. У нас хоть холодная, но сухая палатка, какая-никакая постель из лапника, застеленного брезентом и «одеяло» из того же брезента. Можно прижавшись друг к другу и укрывшись брезентом, периодически просыпаясь, скоротать ночь, что мы и делали в течение почти двух недель.
Но учения закончились, и мы благополучно вернулись в часть. Какими светлыми и просторными казались нам помещения казармы после двухнедельного скитания! Наша жизнь вернулась в прежнее русло: занятия, то техники, караулы, наряды в столовой, внутренние наряды.
Необходимо рассказать об одной «слабости» нашего комбата. Рассказывали, что его мечтой было иметь в части духовой оркестр, но по причине ограниченности числа контингента такой возможности у него не было, поэтому он обходился барабанщиками. В каждом подразделении был назначен барабанщик, у нас в роте это был рядовой Степанов. Независимо от погоды каждый понедельник после развода было два часа строевой подготовки в составе батальона. В строй ставили всех, кроме наряда. Построение было в колонну по шесть, впереди шеренга барабанщиков, за ней коробка управления, и коробки подразделений. Комбат стоял на крылечке казармы и управлял процессом занятий. Начиналось с приветствия. Говорили, что Строкин по национальности мордвин, он действительно разговаривал с некоторым акцентом. Поднеся руку к виску, он выкрикивал: «Здрасте, товарышшы!». Мы во всю глотку рявкали: «Здра, жла, тов, майор!». Обычно Шурик отвечал: «Отставить, будем трэнароватса!». И процедура повторялась несколько раз. Потом начиналось марширование туда-сюда мимо стоящего комбата: били советскими сапогами по германской брусчатке. Хорошо, когда была нормальная погода, но действо происходило в любую погоду. В сильные морозы бойцы заранее надевали на себя всё штатное и заштатное бельё и другую одежду, утеплялись, как могли. Хуже было офицерам и сверхсрочникам в их «хромачах об ножку». А Шурик в любую погоду все два часа неподвижно стоял на крыльце, только лицо в мороз багровело. Забегу вперёд и скажу, что кода я подружился с младшим сержантом сверхсрочной службы Горобцом, заведующим складом, он мне выдал тайну. Я высказал ему своё удивление по поводу стойкости комбата в мороз, а он признался мне, что каждый раз приносит ему в кабинет стакан спирта перед строевой подготовкой, вот так-то.
Эпиграфом второй части моих Воспоминаний служит припев из нашей строевой песни. Мы очень хорошо и дружно её пели в составе батальона на радость майору Пальчикову, заместителю командира по строевой части. Он прямо, как сейчас говорят, «тащился» от этой песни. Но сам был дуроломом и, наверное, по жизни, нехорошим человеком. Говорили, что его любимым наказанием для провинившегося солдата было ползание по-пластунски перед строем. Я был свидетелем этой экзекуции. Он приказал бойцу из второй роты ГСП ползти перед строем, и тот полз. Я много раз прокручивал это в своей голове и всё никак не мог понять, как офицер Советской Армии мог так унизить солдата. На наше счастье, этот майор как-то быстро и незаметно исчез из нашей части.