«Тяжелый шаг, все чувства огрубели, суровый взгляд – все говорит о том, что молодость в шинели, а юность перетянута ремнем…»
Часть I. Учебка.
Глава I.
13 июня 2018 года исполнилось 50 лет моему призыву в ряды Советской Армии. У казаков это называлось «призыв на действительную службу». Именно эта дата с новой силой всколыхнула мои воспоминания о двух годах, проведённых на военной службе и о товарищах, с которыми мне пришлось бок о бок «стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы», как было прописано в тексте присяги. Честно сказать, я никогда не забывал своих сослуживцев и армейских друзей. Время, проведённое на службе в Армии, я всегда относил к лучшим временным отрезкам моей жизни, и воспоминания о нём святы.
Так вот, начнём с самого начала этого отрезка. Весна 1968 года, апрель месяц. Я приезжаю из Волжского в свой хутор Летовский в отпуск. Мы с отцом строим новую летнюю кухню, а вечерами я иногда на мотоцикле езжу во Фролово и встречаюсь со школьными друзьями. Начинается весенний призыв в Армию, и многих моих друзей и знакомых призывают. 17 мая заканчивается мой отпуск, и я возвращаюсь в Волжский. В общежитии висит объявление: «Лицам призывного возраста, по каким-либо причинам не получившим повестку, 20 мая явиться в военкомат». Из нашей общаги таких оказалось немало, в их числе и я. Надо вспомнить, что период 1967-1968 годов был сложным моментом в вопросах призыва в Армию, так как к этому времени вышел Указ об изменении призывного возраста с 19 на 18 лет, и изменили срок службы с 3 лет на 2 года для сухопутных войск и береговой охраны.
В военкомате мы прошли медицинскую комиссию. Двоих из четырёх, проживающих в нашей комнате, признали непригодными для воинской службы, а нас с Лёшей Якуниным, Царство ему Небесное, оставили «до особого». Меня такой расклад не устраивал. Я понимал, что служить всё равно придётся, мысли «откосить» не было, видимо, сыграла роль казачья кровь. Кстати, в нашей семье все мужчины служили, чем я очень горжусь. Даже моя дочь военнообязанная и имеет офицерское звание. Мне в то время было уже 18 с половиной, и тянуть с призывом до осени смысла не было, да и я считал, что летом легче привыкать к «тяготам и лишениям», чем зимой.
Короче, я начал уговаривать Лёху идти в военкомат и проситься в Армию. В конце концов он согласился. Мы пришли в военкомат и стали просить майора, начальника отделения, призвать нас, мотивируя тем, что мы живём в общаге и все вещи уже отвезли домой, готовясь к уходу в Армию. Первый вопрос, который он задал нам, был о том, не совершили ли мы какое-нибудь преступление и теперь пытаемся скрыться в Армии. Например, ограбили магазин или человека. Сказал, что в Армии не спрячешься от правосудия. Поговорив с нами, он предложил зайти к нему через несколько дней. Второй раз Лёха идти отказался, а я пошёл. Майор предложил мне 50-ую команду, мотострелки, Группа Советских Войск в Германии (ГСВГ). Я с радостью согласился, в принципе, я тогда не вдумывался, и мне было всё равно, какой род войск. Только гораздо позднее, бывая на учениях и видя мотострелков близко, я понял, как мне повезло не попасть служить в мотострелковые части. У нас их почему-то называли «вспышка слева-вспышка справа». Представляете, в любое время года, в любую погоду и время суток, боец тащит на себе всё своё имущество, зачастую пешком. Оружие, боеприпасы, вещмешок, летом скатку шинели. У кого-то гранатомёт, кто-то бежит с рацией Р-105 за плечами, а она весит под 20 КГ, мне приходилось с ней обращаться. Я понимаю, что жизнь изменилась, и сейчас у мотострелков много техники, и они мобильны, но тогда это было тяжело.
Вернёмся в военкомат. Я согласился на мотострелков, майор красным карандашом написал на папке с моим личным делом цифру 50 и предложил зайти через три дня. Через три дня майор отказал мне, уточнив при этом данные моего отца. Я сразу понял, в чём дело. Дело в том, что мой отец во время войны попал в немецкий плен и пробыл там до конца войны. Был освобождён из плена американцами в Западной Германии. По инструкции таким, как я, нельзя было служить за пределами СССР. Годом ранее мой старший брат, лейтенант железнодорожных войск, выпускник Ленинградского училища ВОСО, был распределён на дальнейшую службу на космодром Байконур, но не прошёл спецпроверку по причине пленения отца и был направлен на дальнейшую службу на Северный Урал.
Я рассказал майору об этом, он посетовал на инструкции, мы с ним душевно поговорили, и он отпустил меня, пообещав при этом помочь, если это будет в его силах. Прошло какое-то время, я уже почти смирился с тем, что придётся Армию отложить на осень и вдруг…
11 июня, после ночной смены на заводе, приезжаю в общежитие и вижу повестку на моё имя с приказом явиться 13 июня с вещами в военкомат. Еду на завод, увольняюсь, получаю расчётные деньги. 12 июня вечером накрываем стол в общежитии, гуляем, а 13-ого утром я с вещами в военкомате.
Надо немного вернуться назад и рассказать о том, что летом 1966 года, после окончания школы, я уехал поступать в Ленинград в военное училище, где в это время учился мой старший брат Володя, Царство ему Небесное. Уехал, обиженный на весь белый свет, по причине того, что два моих одноклассника, тоже Царство им Небесное, неожиданно изменили своё решение поступать в лётное училище ГВФ в городе Красный Кут Саратовской области, куда мы все вместе мечтали поступать после школы. А тут ещё, за полгода до окончания школы, у меня случилась «роковая любовь», которая помогла мне съехать в учёбе и схватить пяток четвёрок в аттестат, хотя преподаватели прочили мне серебряную медаль. Короче, я потерял медаль, друзей, не хотелось терять любовь, и я уезжал один и с тяжёлым сердцем. В училище мне не понравилось, тянуло домой. Одному было тоскливо, как назло, в этом отрезке жизни мне не встретился нормальный попутчик, и я сбежал домой, устояв перед уговорами майора Торгашова, командира моего брата, остаться в училище. По приезде домой успел провалить вступительные экзамены на вечернее отделение Волгоградского Политеха, так как, прокатавшись всё лето, не успел подготовиться, да ещё попёрся на престижный факультет, где был большой конкурс. Надо отметить, что в 1966 году в школах СССР был двойной выпуск, так как переходили с одиннадцатилетнего образования на десятилетнее, и конкурс во всех учебных заведениях был вдвое выше обычного. В результате, я оказался учащимся Волжского технического училища № 3, где готовили специалистов рабочих профессий для заводов Волжского химкомбината. Моя специальность – слесарь по ремонту технологического оборудования химических предприятий, срок обучения полтора года.
В нашей группе были выпускники 11 –х и 10-х классов, причём основную массу составляли крепкие и возмужавшие парни. Когда мы пришли на практику на шинный завод, там был большой дефицит рабочих по специальности «сборщик автопокрышек». Нас уговорили работать сборщиками, пообещав по окончании училища выдать двойные аттестаты по специальностям слесаря и сборщика. Но главную роль, конечно, сыграла финансовая составляющая этого предложения. По закону практиканту выплачивались проценты от его заработка, остальное шло в казну училища. Стипендия во время практики не выплачивалась, у нас она была в размере 36 рублей. Нам оставили стипендию и пообещали выплачивать всю заработанную сумму. Я попал на участок сборки покрышек для автобусов, размер 280-20. На каждую собранную покрышку сборщик клеил свой личный номер, отлитый на кусочке красной резины, и после вулканизации номерок намертво приваривался к покрышке. Забегая вперёд, скажу, что я видел на автобусе свою покрышку, правда, водитель сказал мне, что это колесо его достало, не успевает его бортировать. Думаю, что эта претензия была не по адресу. А номер мой был 143!
Но я отвлёкся. Работа сборщиком была достаточно тяжёлой и требовала определённой сноровки. Честно сказать, мы не очень «упирались», потому что, спокойно поработав, можно было заработать 80-90 рублей в месяц, плюс 36 рублей стипендия. Отец мой в то время получал 26 рублей 20 копеек пенсии инвалида 2-й группы и подрабатывал сторожем в пионерлагере рублей за 60 в месяц. Представляете, пацан в 17 лет имеет в месяц 120 рублей! Ребята из нашей группы сразу стали выделяться среди других в училище по одежде. Мы шили брюки в ателье, тогда в моде были клеши, чем шире, тем круче. Шили костюмы, покупали на «толкучке» нейлоновые рубашки, плащи «болонья» и другие модные вещи.
Так вот, 13 июня, рано утром, ребята проводили меня в военкомат. Домой я съездить уже не успевал, и по моей телеграмме приехал меня проводить мой младший братишка Витя, Царство ему Небесное. Призывников посадили в автобус и отвезли в Волгоград на областной сборный пункт, который находится в Краснооктябрьском районе. Наша команда носила номер 1198. Не буду описывать наши приключения на сборном, по-моему, они примерно одинаковы у всех, прошедших через него. Просто тогда забор был деревянный, низкий и добыть спиртного было гораздо проще. На второй день нашу команду построили и пешим строем повели на остановку электрички. Мы думали, что нас везут на вокзал для посадки на поезд. Офицеры и сержанты сопровождения на наши вопросы ничего вразумительного не отвечали. Через несколько остановок, после Мамаева Кургана, неожиданно звучит команда выходить из вагона. Нас снова построили и повели через проспект Ленина вниз к Волге, как оказалось, на пристань паромной переправы через Волгу, в районе улицы 7-ой Гвардейской. Посадили на речной трамвайчик и привезли назад, в Волжский, на остров Зелёный. Повели в баню, переодели в форму, посадили в автомашины с тентом и уже в сумерках куда-то повезли. Оказалось, на посёлок Деревянный над речкой Ахтубой, рядом с посёлком Рабочий. Там раньше дислоцировался стройбат, но его куда-то перевели, и от него остались заброшенные строения. В них нас и разместили. Я попал в какой-то склад, где стояли солдатские кровати, но ни матрацев, ни подушек с одеялами и постельным бельём там не было. Перед этим прошёл дождь, и ночь была достаточно прохладной, несмотря на июнь месяц. Пришлось нам коротать первую армейскую ночь на голых сетках. Мне такое начало не очень понравилось, я же тогда ещё не читал текста Присяги и не слышал про «тяготы и лишения». Утром сержанты подняли нас, объявили форму одежды «голый торс» и погнали на физзарядку. Так началась моя действительная служба.
Нужно обязательно отметить, что одной из главных проблем новобранцев того времени были портянки. Сразу скажу, что у меня с этим вопросом всё было нормально. Например, мой отец в зимнее время всегда в сапогах или валенках поверх носков, для их большей сохранности, всегда наворачивал портянки. Мне тоже приходилось иногда носить портянки, мог хорошо их наворачивать. А вот у многих новобранцев, особенно городских, таких навыков не было. Наворачивая портянки как попало, они растирали ноги, попадала инфекция, развивался грибок.
Но вернёмся к нашему житию-бытию на посёлке Деревянном. Пищу готовили в полевых кухнях, мы ели из котелков. Физо, строевая, политзанятия. Параллельно приводили в порядок помещения и территорию. Я написал письма домой, девушке и ребятам в общагу. Деревянный находился от моего общежития километрах в 4-5, не более, но нас разделяла пропасть, и название ей было «АРМИЯ»!
Помню, однажды ко мне пришли Лёха Якунин и Паша Балашов, а я в это время был в наряде и стоял на КПП под грибком с учебным автоматом. Они смотрели на меня через забор из колючей проволоки, а у меня сердце сжималось от тоски. Мне казалось, что я со стороны смотрюсь таким важным, а что у меня на душе - никому не ведомо. Мы поговорили с ними, и они, попрощавшись, ушли. До сих пор помню чувство безысходности, которое я испытывал, глядя им в след. Я считаю вредными частые поездки родни к служивым, особенно в первое время, когда боец ещё не обвыкся. Не надо бередить ему душу!
Первые недели две мне всё время казалось, что это сон, причём на грани кошмарного, и ему нет конца, а так хочется проснуться и увидеть себя в прежней жизни.
Лето 1968 года было очень жарким, сержанты сильно нас гоняли по физподготовке и строевой. Однажды с одним курсантом случился приступ, причём это случилось в обеденное время, когда весь личный состав городка находился вместе, возле полевых кухонь в ожидании обеда. Он упал в обморок, бился в судорогах, изо рта появилась пена. Сержанты не растерялись, расстегнули ему одежду, и, главное, разжали зубы, и освободили гортань от запавшего туда языка. Курсант вздохнул полной грудью, и судороги в его теле прекратились. Его перенесли в тень, побрызгали на него холодной водой, и он пришёл в себя. На нас эта картина произвела удручающее впечатление, все были потрясены и подавлены. Этого курсанта звали Костя Кузьмин. Родом он был из Татарии, из города Зеленодольска. До Армии он закончил судостроительный техникум и распределился на Волгоградский судостроительный завод, откуда и был призван в Армию. Помню, когда он пришёл в себя, у него был такой подавленный виноватый вид, что у меня сердце зашлось от жалости к нему. Мы, как могли, приободрили и поддержали его.
Кстати, много лет спустя я стал свидетелем такого же приступа у одного мужчины. Все кругом растерялись и не знали что делать. Как правило, человек при таком приступе валится на спину и бьется в судорогах. Язык заваливается и перекрывает гортань, дыхание прекращается, лицо синеет и человек погибает от удушья. Я вспомнил действия сержантов, мы перевернули человека на бок, стебельком ложки разжали ему зубы и вытащили вперёд язык. Таким образом, мы спасли этого мужчину, за что меня потом благодарили его родственники.
С Костей Кузьминым, впоследствии, нас свела солдатская судьба в ВЧ 15364, в городе Советске Калининградской области, но до этого было ещё далеко, целых трудных армейских полгода. На посёлке Деревянном запомнил Лёху Селюкова. Это был крупный парень, ростом примерно 185 см. Он побрил голову, и ему дали кличку «Фантомас». Мы сдружились с Юрой Барышевым из Урюпинска и старались держаться вместе, в строю стояли рядом, благо, были одного роста.
Недели через три часть бойцов перевели на остров Зелёный и зачислили в 8-ую водолазную роту. На Деревянном сформировали батальон из нескольких рот, в которых курсантов стали готовить по специальности механик-водитель плавающего транспортёра К-61, в народе – «кашка». На Деревянном я повстречал своего «земелю», Володю Овсянникова, Царство ему Небесное. Мы с ним учились в одном училище, родом он был из-за Дона, с Клетского района. Вот только не помню, призывались ли мы с ним в один день, или он уже был на Деревянном, когда туда привезли меня. На Зелёный из названных ребят уехали Барышев, Селюков. Остались Кузьмин, Овсянников. Мы с Барышевым попали в 1-ый взвод, Селюков-Фантомас – во 2-ой. Проучились почти месяц на водолазов, изучили теорию, дело подходило к практическим спускам под воду. Вдруг из Москвы пришёл приказ перевести одну водолазную роту в механики-водители ГСП (гусеничный самоходный паром). Выбор пал на нашу роту. Уже много времени спустя я понял, почему это произошло. В Германии (ГСВГ), в городе Глау, в этот год открыли такую же школу, как на Зелёном, и туда нужны были инструкторы, на должности которых и поехали впоследствии некоторые наши ребята.
Для ведения занятий по материально-технической базе ГСП нам в каждом взводе поменяли по одному сержанту-специалисту ГСП, а двоих других из водолазов оставили. Кстати, воинская часть 73420 на острове Зелёном носила название: «102 военная школа по подготовке младших специалистов инженерных войск» и была Центрального подчинения Министерству Обороны СССР. Начальником Инженерных войск МО в то время был генерал Харченко. Командиром ВЧ 73420 в 1968 году был полковник Фёдоров. Командиром 1-ого учебного батальона, в который входила 8 рота, был подполковник Типенко. Командиром 8 учебной роты – капитан Хмельницкий, наш взводный – лейтенант Сизов. Замком взвода и, естественно, командир 1-ого отделения – младший сержант Сырокваша. Командир 2-ого отделения – младший сержант Толя Курченко. Командир 3-его отделения – сержант Федосов.
Федосова к нам во взвод перевели после перехода роты на изучение ГСП. Кто до него был командиром 3-его отделения я, к сожалению, не помню. Федосов по призыву был старше Курченко и Сырокваши, но ротный Хмельницкий оставил Сыроквашу замком взвода, что обидело Федосова, и он «забил» на службу. Нам он особо не досаждал, был отличным спортсменом и очень хорошо владел строевыми приёмами, но из занятий с курсантами, кроме матчасти ГСП, практически ничего не вёл. Когда по расписанию во взводе были другие занятия, он отсыпался в своём закутке. Помню, у него были рыжие волосы и веснушчатое лицо.
Толя Курченко, парень-красавец, был хорошим командиром, требовательным, но справедливым. Неплохо играл в волейбол, хорошо бегал, для перекладины был слегка тяжеловат. В беге был неутомим, гонял нас бегом в противогазах и без, успевал бежать и впереди взвода и сзади, подгоняя отстающих. Мы его уважали. Если бы мне на гражданке пришлось его встретить, я бы с радостью и благодарностью пожал ему руку и с удовольствием бы выпил с ним «наркомовские» 100 грамм за то время. Толя родом был, кажется, из Орловской области.
С Сыроквашей всё было иначе. Они с Курченко выпустились из учебки перед нашим призывом, были всего на полгода старше нас по службе. Считаю, что Курченко был более достойным кандидатом в замком взвода, а вот кто, и за какие заслуги сделал сержантом Сыроквашу, да ещё назначил его ЗКВ, надо подумать. Это был тщедушный человек с впалой грудью и гнилыми зубами, не умеющий толком ни пробежать впереди взвода, ни качественно показать приёмы строевой подготовки, ни исполнить что-нибудь на перекладине. Да и по натуре своей он был «гнилой», как сейчас говорят. Он становился в тень под дерево и гонял нас вокруг плаца бегом или строевым шагом, невзирая на палящее волжское солнце.
Однажды, Курченко, выведя взвод с территории части в сторону стрельбища, спросил: «Хотите посмотреть памятник Родину-Мать?» Я почувствовал подвох в этом вопросе, но иногородние курсанты дружно крикнули, что хотят. И Толя погнал нас бегом, реже шагом, иногда подавая команду «Газы». Через некоторое время мы оказались на берегу речки Ахтубы, притока Волги, откуда открывался прекрасный вид на Мамаев Курган.
Взвод у нас был разношерстный по составу. Были ребята из Волжского, Волгограда и области, Ставрополья, Махачкалы. Из Махачкалы были и дагестанцы и русские. Дедовщины в те времена, как таковой, не было. В учебке было просто деление на сержантов и курсантов. Одним можно всё, другим ничего. Дагестанцев было немало, они были дружны между собой, но вели себя нормально. Вообще, я не помню, чтобы были конфликты между курсантами, мы были объединены всей массой против сержантов. Я хочу привести список состава нашего взвода. Я его воспроизвёл по памяти, мне кажется, что я кого-то пропустил. К сожалению, у меня не сохранилась армейская записная книжка, где были все фамилии и адреса моих сослуживцев за всю службу.
1. Антонов Александр г. Волгоград
2. Барышев Юрий Урюпинский район
3. Дундуа Важжа Махачкала
4. Ершов Владимир г. Волгоград
5. Зайцев … Волжский (футболист)
6. Иванов Анатолий Волжский (футболист)
7. Кальнин Александр Ставрополь (?)
8. Каргополов … г. Ставрополь
9. Кизилов Владимир г. Светлоград Ставропольский край
10. Киляков Иван Район … Волгоградской обл.
11. Котов Владимир г. Волгоград
12. Кромм Александр г. Волжский
13. Курбанов Джалал Махачкала
14. Курбанов Каламадин Махачкала
15. Лащёнов Николай Фроловский район
16. Лобачев Станислав г. Волгоград
17. Махонин Владимир Волжский (футболист)
18. Миняев Владимир г. Волгоград
19. Мишунин Александр г. Волжский
20. Молоканов Юрий г. Волгоград
21. Моськин Вячеслав г. Волжский
22. Невский Александр …
23. Никитенко Вячеслав г. Волгоград
24. Путилин Николай Махачкала
25. Рясной Юрий Махачкала
26. Сафонов … г. Волгоград
27. Сафонов … г. Волжский
28. Синельников Владимир Урюпинский район
29. Смолер Владимир г. Волжский
30. Чебоненко Геннадий Махачкала
31. Юсупов … Махачкала
Но мне кажется, что футболистов было четверо.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ …
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев