Предыдущая публикация
...
И вот я поднимался на деревянное крылечко, занесённое снегом, дёргал кольцо шуршащей проволоки, проведённой в сенцы, в сенцах жестью дребезжал звонок - и за дверью слышались быстро сбегавшие с крутой деревянной лестницы шаги, дверь отворялась - и на неё, на её шаль и белую кофточку несло ветром, метелью...
Я кидался целовать её, обнимая от ветра, и мы бежали наверх, в морозном холоде и в темноте лестницы, в её тоже холодную комнатку, скучно освещённую керосиновой лампочкой... Красная занавеска на окне, столик под ним с этой лампочкой, у стены железная кровать. Я бросал куда попало шинель, картуз и брал её к себе на колени, сев на кровать, чувствуя сквозь юбочку её тело, её косточки... Распущенной косы не было, была заплетённая, довольно бедная русая, было простонародное лицо, прозрачное от голода, глаза тоже прозрачные, крестьянские, губы той нежности, что бывают у слабых девушек...
Как не по-детски пламенно
Прильнув к устам моим,
Она, дрожа, шептала мне:
"Послушай, убежим!"
Убежим! Куда, зачем, от кого? Как прелестна эта горячая, детская глупость: "Убежим!" У нас "убежим" не было. Были эти слабые, сладчайшие в мире губы, были от избытка счастья выступавшие на глаза горячие слёзы, тяжкое томление юных тел, от которого мы клонили на плечо друг другу головы, и губы её уже горели, как в жару, когда я расстегивал её кофточку, целовал млечную девичью грудь с твердевшим недозрелой земляникой остриём... Придя в себя, она вскакивала, зажигала спиртовку, подогревала жидкий чай, и мы запивали им белый хлеб с сыром в красной шкурке, без конца говоря о нашем будущем, чувствуя, как несёт из-под занавески зимой, свежим холодом, слушая, как сыплет в окно снегом... "В одной знакомой улице я помню старый дом..."
Иван Бунин
"В одной знакомой улице"
Следующая публикация
Не опоздай! Ведь жизни так немного…
Нет комментариев