Сложные времена

79. Ждите, мать вернётся.

Жизнь как она есть


Жизнь Лебедевых, несмотря на все сложности, шла дальше. Приходя вечером с работы в уже ставшую привычной пятнадцати метров комнату с одним окном, женщины садились рядом и разговаривали, вспоминали прошлое. Это единственное, что помогало им отвлечься от происходящих вокруг ужасов Блокады.
- А помните, как вы спали на двух составленных рядом сундуках? - спрашивала Аня, кивая дочерям, - обнимите друг друга, прижмётесь боками и так сладко спите, даже наших разговоров не замечаете.
Девочки кивали, а старые сундуки, привезенные ещё из старого дома, так и стояли в углу комнаты и даже хранили остатки ткани, которую Александра смогла вывести много лет назад. Как она сохранила отрезы не изьеденными молью, даже Аня не знала. Но сейчас эти ткани помогали затыкать дыры в рамках, завещивали пустоты, образованные на месте выбитых снарядами окон, делали комнату чуть теплее.
- Как тесно нам было здесь, - продолжала мать, - как плакали мы с вашей бабушкой о старом дома. А вот теперь, я бы все отдала, чтобы вернуться в то время, обнять родных, увидеть их заботливые глаза.
- Мама, они рядом, - тихо ответила Зоя, - я каждую ночь чувствую присутствие бабушки с дедушкой. Они оберегает нас. Как-то, во время налёта, ты была тогда на ночной смене, мне с Ниной шли по улице, не успевая добраться до дома. Хотели развернуть в ближайшую подворотню и поискать там укрытие. Но в этом момент я увидел, будто туда проскальзывает фигура пожилого мужчины и закрывает калитку ворота изнутри. Моргнула - нет никого. Ещё раз закрыла глаза, кажется, дедушка там стоит и головой мотает. Не пускает туда. Я Нине это сказала и мы в подвал на другой стороне улицы побежали. Так в ту подворотню, куда мы зайти хотели, прилетело. Такой грохот был, что уши заложило.
Аня молчала. Ей тоже казалось, что она ощущает присутствие свекров. Но списывала это на голодные галлюцинации, которые начинались порой у измождённых недоеданием людей.
- Мне тоже порой кажется, что Александра с Павлом заботятся о нас, - сказала она.
- Мама, а когда мы сможем увидеть отца? - спросила Нина.
- Не знаю, доченька, - покачала головой взрослая женщина. - Их часть разбомбили, я видела, что много машин сгорело и пострадавших было множество. Но отца я чувствую среди живых. Он, видимо, в другой части теперь служит. Как сможет, навестит нас. Тот дом, где мы с вами жили, нет его уже. Так что точно сюда придёт, если искать будет.
- Папа может считать, что мы уехали в эвакуацию, - предположила Нина.
- Да, тот наш дом успели эвакуировать, до того, как немцы его разрушили. Мы с вами, наверное, тоже были в списках на выезд, но поскольку живём теперь в другом месте, то остались.
- Мама, я не хочу уезжать, - сказала Зоя, - здесь наш дом. На Дороге жизни тоже погибнуть можно.
- Нашего желания никто спрашивать не будет, эвакуация идёт по плану и она обязательна. Мы пока живём, так живём. А если и сюда придут, то уедем, - ответила Аня.
- Так паек прибавили, - сказала Нина, - мы за водой на Неву приноровились ходить. Выживем.
- Обязательно, - улыбнулась мать, обнимая своих дочек, - и папу дождёмся. Вот увидите, он ещё будет рядом.
Такой надеждой они и жили. Пока в один из вечером Аня не пришла домой. Девочки ждали её, плакали. Пока не заметили на полу маленькую записку. Её видимо сдуло ветром со стола, когда они открывали дверь в комнату.
На кличке бумаге, спешным Аниным почерком было написано: "Девочки, меня отправляют на лесоповал. Лес валит некому, а древесина нужна. Когда вернусь - не знаю. Берегите себя. Ваша мама".
Оглянувшись, сестры заметили, что из комнаты пропали мамины вещи. Видимо, её отпустили собраться и она взяла их с собой.
Девочки остались совсем одни в осажденном, голодом городе. Ни о матери, ни об отце они ничего не знали.
Пришла первая блокадная весна. Её наступление радовало своим теплом, после жутких морозов зимы. Но город представлял собой жалкое зрелище. Из-за разбомбленной канализации и отсутствия водопровода, везде были нечистоты. Жители опасались эпидемии.
Был издан указ, что после работы, все жители в обязательном порядке должны выходить на уборку. Убирать было кого и что. Если сорокоградусные морозы сохраняли погибших людей почти не тронутыми, то солнце превращало их в очередную смертельную опасность для выживших.
Несколько недель ленинградцы боролись за чистоту города, не обращая внимания на усталость. И вскоре улицы были расчищены, уцелевшие дома освобождены от погибших, пролежавших там иногда не одну неделю, и по улицам пошёл первый трамвай. Люди приветствовали его радостными криками - его движение было символом того, что жизнь продолжается. Ленинград пережил первую зиму.
Весной каждый пригодный для земледелия участок был распахан и засажен. В этом Ленинграда очень помогали дети. Пока взрослые и подростки работали на заводах, маленькие, высохшие от голода детишки, ухаживали за такими же, как они, робкими и слабыми всходами. Пропалывали землю, поливали посадки, следили, чтобы их вотчину не разоряли. Ведь среди жителей оставались и те, кто пытался вырыть из земли только что посаженную картошку. Голод на всех действовал по-разному, часто подсвечивая самые не лицеприятные стороны человека.
Нина с Зоей продолжали работать на заводе, куда их ещё в начале войны привёл Павел. Они уже хорошо освоились и выдавали норму наравне с опытным рабочими. К станкам начали возвращаться те, кто был призван на фронт, но получив ранение оказался больше не годен к военной службе. Эти мужчины взяли на себя самую тяжёлую работу. Женщинам и подросткам стало полегче.
Нина с Зоей продолжали работать на заводе, куда их ещё в начале войны привёл Павел. Они уже хорошо освоились и выдавали норму наравне с опытным рабочими. К станкам начали возвращаться те, кто был призван на фронт, но получив ранение оказался больше не годен к военной службе. Эти мужчины взяли на себя самую тяжёлую работу. Женщинам и подросткам стало полегче.
Каждый день, возвращаясь домой, Лебедевы младшие надеялись, что встретят там маму или папу. Но открывая дверь, понимали, что опять будут ночевать одни. Девушки вновь спали рядом, обнявшись, так меньше чувствовался страшный холод зимы, а потом промозглость весны, ведь все, чем можно было топить печь, было давно найдено в своей и соседних комнатах и сожжено. А когда наступило лето - объятья сестры помогали бороться с одиночеством и страхом.
Так пролетел первый год Блокады. Оглядываясь назад Лебедевы видели двух совершенно разных девочек - те, оставшиеся в солнечном июне сорок первого года, были восторженны и наивны. Нынешние, прошедшие то, что не выдержат многие взрослые, стали совсем другими. Даже хрупкая и нежная Зоя, умудрившаяся почти не болеть этойбзимой1, стала сильнее и закалённее духом и телом.
Девочки верила, что Победа близка и скоро они увидят своих близких, как и обещала мама перед своим уходом на лесозаготовки. На Аниной работе Нине подтвердили, что часть женщин забрали в лесополосу, но на сколько времени не сказали.
- А когда мама вернётся? - все же пыталась узнать Нина.
- Ждите, - был ответ на молящий взгляд девушки, - мы все ждём.

Одни, совсем одни

80
Оставшись одни, без родителей в осаждённом городе, Нина и Зоя, ещё больше прикипели друг к другу. Казалось, ближе быть уже невозможно, но сестры стали совсем не разлучны. Находясь рядом они были менее уязвимы. Даже дежурить на крыше - тушить зажигалки, сбрасываемые фашистскими самолётами, с целью спровоцировать массовый пожар в городе - ходили вместе.
Нина сначала всеми силами выпроваживала сестру из отряда местной самообороны, которая и занималась защитой крыш. Она считала, что сестра не справится с гнетом происходящего. Во время налёта, когда все бежали прятаться в укрытия, ответственные за зажигалки, наоборот, лезли на крыши и дежурили там, чтобы во время потушить сброшенный "подарок".
Морально тэо было очень тяжело и Нина озтела оградить сестру от подобного. Но Зоя отказалась. Она сказала, что вдали от Нина, даже в убежище, ей гораздо страшнее, чем вместе с ней на крыше под летабщими самолётами врага. Так девочки и начали дежурить вместе. Выходили не только вдвоём. Были ещё подростки из соседних домов.
И если первое время все были серьёзны и собраны, то вскоре начали разговаривать, что-то обсуждать и даже влюбляться. Сложно представить, чтобы в таких условиях сердце могло открыться какому-то чувству, кроме страха. Но молодость брала своё, и вскоре кроме мыслей о войне и хлебе, в головах поселились мысли о тех, кто нравился. К кому хотелось ночью бегом бежать на крышу, а потом весь рабочий день вспоминать взгляды и разговоры. Прочего девушки себе не позволяли. Но даже смущённое общение и случайные взгляды давали силы жить дальше, вселяли надежду и веру в то, что все будет хорошо.
Так одни девочки прожили почти год. Пока в один из вечеров, вернувшись с завода домой, они не нашли стоящую под дверью пожилую изможденную женщину.
В коридоре горела лишь одна слабая слабая лампочка и рассмотреть незнакомки они не могли.
- Какие вы стали взрослые, - услышали они знакомый голос, будто идущий к ним из прошлого.
- Мама? - робко проговорила Зоя, не веря своим ушам. Столько времени проведя вдвоём с сестрой, они обе уже и не думали когда-то увидеть родных. Надеялись - да, но не думали.
Женщина повернулась к ним и на её лицо упал тусклый луч света. Лицо Анны сильно изменилось. Она постарела лет на десять, кожа была обветренная и грубая, под глазами - глубокие морщины, а на руках такие мозоли, что ладони были больше похожи на мужские руки после тяжёлого труда, чем на женские.
Девочки кинулись обнимать мать, слезы счастья лились у них из глаз. А Аня не плакала. Она будто застыла. Обняв дочерей, женщина молчала. Ее душа видела столько за последний год, что потеряла чувствительность.
- Как ты, мамочка? Мы спрашивали о тебе, но нам сказали жить и всё, - шебетали девочки.
- Отец приходил? - спросила Аня.
Сестры покачали головой.
- Пойдём скорее домой, - Нина достала ключ, - мы как раз карточки отоварили, сейчас стол накроем.
- Весь год ключ берегла, - сказала Аня, глядя как старшая дочь открывает дверь, - он меня грел, о доме напоминал, заставлял верить, что вернусь. А буквально пару недель назад, когда уже знала, что нашу смену буду менять и мы возвращаемся в город, потеряла. Весь барак обыскала, нет и всё. Думала, дурной знак, а потом решила, что нет, наоборот, хороший. Так легче дорабатывать было.
Аня шагнула внутрь, огляделась. Внутри в еостлаось также, как было год назад, когда она в спешке собирала вещи перед отправкой на лесоповал. Тогда она думала, что это не надолго. Максимум на пару недель, а оказалось на год.
- Вы жили в бараках? - спросила Зоя.
- А где ещё? - пожала плечами мать, - там лес кругом, рядом немцы, они все дома в округе уничтожили. А нам сначала землянки вырвали, а потом барак поставили под укрытием деревьев на месте вырубок. И то их часто бомбили. Я один раз чудом уцелела, вышла воды набрать, а когда вернулась - мой домик уже горел.
- Мамочка, - выдохнул Зоя и обняла женщину, - расскажи нам, как там было.
Но Аня не стала. Она до конца жизни не любила вспоминать лесозаготовки. Говорила, что тяжелее труда в своей жизни не знала. Несколько раз сильно попадала под падающие деревья. А главное, смертей там было чуть ли не больше, чем в городе. От тяжёлой работы и постоянного холода, от которого было не спрятаться в продуваемом бараке, люди загибались быстрее, чем даже в осажденном городе. Или ей так казалось, так как смерть она видела постоянно. И поняла, почему последние годы перед вой.ной на лицах многих ленинградцев она видела отметины смерти.
Анна вернулась работать на свою фабрику, которая теперь занималась изготовлением тканей для нужд фронта. На ней же организовали пошивочный цех и сразу сделали форму для солдат, врачей, медсестёр, походных и в госпиталях.
Сама Аня сильно изменилась после года отсутствия. Никогда не отличавшаяся мягким характером, она стала совсем жёсткой. Даже дочери, которых она безусловно любила, уже не могли смягчить её сердца.
Девочки порой не узнавали мать, которая могла накричать по пустяку, отругать за мельчайшую повинность или не аккуратность. То, что это было следствием пережитого они понимали, но смириться не могли.
А Аня ничего не могла с собой поделать. Малейшее отклонение от правил казалось ей смертельным. Именно так заканчивалось для её коллег на лесоповале любое отклонение от правил безопасности и выверенной до сантиметра работы. Сколько женщин лишились пальцев, рук, а некоторые и ног, пока стали неукоснительно соблюдать инструкцию, данную главным по смене.
Сколько деревьев упали не туда, погубив или покалечив невинных людей, неудачно оказавшихся там, куда дерево упасть было никак не должно. Этот опыт заставлял Анну быть очень собранной и ответственной. Иногда даже через чур. Но иначе она уже не могла.
Девочки любили её и такой. Хотя скучали по женщине, которой она была до войны. Но кто мог остаться прежним, после таких испытаний?
Продолжение

Канал Жизнь как она есть
#Сложные_Времена