Сложные времена

43. Медсестра

Жизнь как она есть

Макар крикнул двух солдат, что ждали его за воротами дома.
- Здесь нет предателей, - сказал он им, - но я знаю, где они.
Сначала он хотел пройтись по домам в деревне, знал, что обязательно найдёт тех, что сочувствует Белым. Да и в допросе Иване упоминалась парочка семей, чьи сыновья отправились вместе с ним в июне на Петроград в составе Северного корпуса. Но, увидев глаза матери, когда та говорила про соседей, и что местные бессильны перед теми, кто приходит на их землю, передумал.
Решил пройтись по соседней деревне. Был у него недавно на допросе паренёк оттуда, тоже в июне к Белым сбежал, так он рассказывал кто из его знакомых повстанцами сочувствует. Сам парень допроса не пережил, а вот его протокол сохранился.
Так что в город Макар прибыл с несколькими арестованными, на которых завели дело. Этого было достаточно для снятия подозрений. Оставался дознаватель, который допрашивал Ивана, с ним Макар тоже поговорил. Хотя тот и сам все понял. Уже бывало такое, что комиссары своих родных спасали. Только цену большую за молчание заломил. Пришлось Макару все ценности, отобранные у пленных офицеров, отдать.
К Ване он больше не заходил, чтобы не провоцировать слухи. Через знакомую медсестру, что всегда смотрела на него особенно долгим взглядом, узнавал как брат. Та с радостью все рассказывала, пользуясь возможностью побыть рядом с понравившимся мужчиной. В0йна в0йной, а сердцу не прикажешь. К боли и страху привыкаешь, а любить всё равно хочется.
Макар заметил её волнение при встречах с ним и использовал в своих интересах. Просил подольше подержать Ваню в лазарете, чтобы тот основательно поправился. Тюремные работы, на которые он должен был отправиться после выздоровления, требовали хорошей выносливости и сил.
Медсестра выполняла просьбы возлюбленного, но в ответ просила внимания. О том, что Макар женат, она не знала. Разводить нежности мужчина не привык, да и жену не забывал, но находясь далеко от неё, не стал себя ограничивать в женской ласке. Так и медсестре спокойнее, и ему приятнее.
Семью свою при этом искал неистово, чувствуя вину перед ними. Писал куда только можно, но ответов не получал. Но что происходит с единственным сыном узнать не мог. Это печалило и огорчало его. На все намёки своей временной спутницы о продолжении отношений, отвечал, что не время сейчас.
- Меня в любой момент убить могут, - шептал ей Макар, - зачем тебе вдовой становиться?
А сам в этот момент жену вспоминал и думал, что в0йна всё спишет. В родительский дом больше не ездил, но следил, чтобы их фамилия не всплывала в делах. Боялся за мать, помнил её взгляд, полный заботы. И отца вспоминал, жалел, что не сошлись они в убеждениях. Сейчас, находясь далеко от дома, Макар вновь был уверен в своей правоте и не терял надежды убедить в ней родных.
Иван после выздоровления был отправлен в тюрьму, как участник повстанческого движения. Там ему выпал этап до ближайшей линии фронта и рытьё окопов прямо под обстрелом противника. За арестантами следили очень зорко. Малейший шаг в сторону карался расстрелом. Важно было не допустить их бегства к Белым.
Макар держал судьбу брата на контроле: через своего человека в конвое получал вести о состоянии Вани. И когда зимой того ранило, понял, что появилась возможность помочь брату. Комиссар узнал в какой госпиталь направили пострадавших и приехал туда.
В документах, по которым поступила раненые, выправил несколько строк, и поменял Ивана местами с погибшим красноармейцем. Теперь он был не осуждённым, а своим, раненым солдатом.
Ваня, очнувшись в обычном госпитале, а не в тюремном лазарете, где он думал оказаться, удивился, но задавать вопросы не стал.
За прошедшее время мужчина сопоставил факты, что были ему известны - плен, допрос, беспамятство, лицо повзрослевшего брата перед глазами, возвращение в лазарет, изменившееся к нему отношение персонала, все это говорило о том, что Макар не привиделся, а на самом деле был рядом. И был, скорее всего, не последним человеком при новой власти.
Но вот больше встретиться им не привелось. Иван пытался узнать что-то у медсестёр, но на его осторожные вопросы никто не отвечал. И он прекратил спрашивать. Пройдя по краю смерти, Ваня не хотел бредить прошлое.
«Если брат меня спас, то спасибо ему, - размышлял он, - только это значит, что он один из них. Как же так получилось, что разошлись по разные стороны?»
Думал Иван и о своих родных, о том, что наговорил на допросе и боялся, что его показания могли навредить родным, особенно жене и матери.
«Отец у меня крепкий, всё выдержит, - крутилось в голове, - а женщины то как? Они боль не перенесут, и всё из-за меня...»
После второго ранения его не отправили дальше отбывать срок, а разрешили съездить в отпуск домой, а потом велели возвращаться на службу. Пока Ваня соображал, что это значит, ему выдали документы. В них он и увидел, что зовут его теперь иначе, точнее имя то старое, мало ли Иванов на Руси, а вот отчество и фамилия другие. Хотел он рассказать об ошибке, да промолчал. Пока отпускают, решил уйти, а там и возвращаться может не станет, всё равно искать другого человека будут.
Перед самым отбытием из госпиталя, к нему подошёл солдат и велел следовать за ним. Ваня испугался, что раскрылся обман, узнали, кто он на самом деле и вновь забирают отбывать наказание. Оглянувшись, он искал выход из помещения, чтобы сбежать, но увидев тяжёлый взгляд пришедшего за ним и его руку, сжимающую рукоять пистолета, отбросил эти мысли. Понурив голову, пошёл куда велели. За время, что Иван отработал в своём заключении, воля его была сильно подавлена. Сопротивляться приказам не было сил.
В маленькой комнатке, куда его привели, было темно и пусто. Солдат, сопровождавший его, кивнул на стоящий посредине стул. Ваня вспомнил, что в похожем помещении проходил допрос в его первое заключение, холодный пот выступил на его лбу. Его тело всё ещё помнило боль и мучения.
Мужчина тяжело сглотнул, провожатый тем временем вышел. Дверь на замок не закрыл, только затворил за собой. И решёток нигде не было. Это успокоило Ивана. Через некоторое время дверь резко распахнулась и в комнату шагнул высокий, широкоплечий мужчина, на плечах его шинели красовались новенькие погоны. Ваня поднял на него глаза. Вошедший едва заметно улыбнулся и подошёл ближе.
- Здравствуй, брат, - сказал он и приобнял Ивана за плечи. Тот крепко сжал протянутую руку, а сердце забилось радостно и учащенно.

Жить по-старому было невозможно, а иначе Иван не умел

44
Мужчины стояли друг напротив друга, такие похожие и при этом совсем разные. Один взбирался вверх по лестнице жизни, строил планы и мечтал о будущем в обновлённой стране, другой потерял всё вместе с поражением тех, чьи взгляды разделял, и продолжал жить прошлым, не видя счастливой для себя жизни в стране, которой стремительно становилась Россия.
- Я всё думал - привиделся ты мне или нет? - начал разговор Ваня.
- Поздно я тебя нашёл, брат, - ответил Макар, - не успел твоё дело себе забрать. Ты уж прости, я тогда сделал всё, что мог.
- Да при чём тут прости! - сказал Иван, - ты ведь спас меня! Я бы второго дознания не вынес.
Макар вздохнул. Он вглядывался в потухшие глаза брата, отмечал его сгорбленные плечи, тяжёлое, даже после лечения, дыхание. Искал в стоящем перед собой человеке своего старшего брата, кого, на которого привык ровняться и смотреть снизу вверх. Но не находил прежнего Ваню.
- Ты видел родителей? - спросил тот.
- Да, я был у них сразу после твоего допроса, - ответил Макар.
- Как они? Я уже и не помню, что наговорил тогда, голова от боли почти не соображала, - вздохнул Иван..
- Тогда были живы, - ответил второй, - но если бы не я, их бы арестовали по твоим показаниям. Я уничтожил протоколы и договорился с комиссаром, которое вёл твоё дело. Он из тех, кто больше всего на свете деньги. Много пришлось ему дать, чтобы он язык за зубами держал. Но я не жалею, родители дороже. При этом я всегда знал, что его нельзя оставлять в живых - опасно. И недавно на него на улице напали, и нет больше того, кто может нас заложить.
- Это твоих рук дело? - удивился Иван.
- Нет, сам я бы не стал. Но есть много людей, кто хотел ему отомстить за своих близких. Не мне тебе рассказывать о жестокости, которую он применяет к подследственным. Я просто знал, где он живёт и какой дорогой ходит. Да ты не принимай близко к сердцу, - похлопал Макар брата по плечу, - сейчас время такое - если не мы, то нас. Он мог всё нам испортить.
Ваня посмотрел на своего собеседника.. Новые законы жизни были ему непонятны и неприятные, но он видел, что все больше людей по ним живёт. А те, кто ещё по совести пытаются, долго не задерживаются на этом свете.
- Я ведь теперь с другой фамилией, - сменил он тему разговора, разглядывая свои документы, - и жена мне - не жена, и родителям я чужой.
- Это только для того, чтобы уйти отсюда и пару лет продержаться, пока твой срок не закончится. - успокоил его Макар, - а твои документы у меня, держи. Храни пока, потом пригодятся.
Он протянул пропитанное кровью и грязью удостоверение.
- Сможешь им пользоваться позднее, - добавил мужчина.
- А я разве не считаюсь погибшим? - спросил Иван.
- Да кто там разбирать будет, - махнул рукой брат, - в каждом госпитале свои списки, никто не знает, что в соседнем творится. Мало ли по ошибке кого почившим признали. Как наказание закончится, снова станешь Иваном Лебедевым. В деревне никто и спрашивать не будет, а из дома ты пока ни ногой.
Ваня смотрел на брата и не верил, что у того всё так легко: всех обмануть, власть ни во что не ставить, ведь выдача документов и учёт погибших это государственное дело. Но Макар был спокоен и уверен в своих действиях и Ваня послушно положил свои настоящие документы поближе к сердцу.
- Возвращайся домой, - продолжал брат, - мать от меня обними, отцу пожелания здравия от меня передай. Не хорошо мне от того, что мы по разные стороны оказались. Но вы для меня - всё равно семья и родней - никого нет. Я до последнего буду вас защищать, так и знай.
Иван обнял младшего брата и от непроизвольного глубокого вдоха сильно закашлялся.
- Совсем ты слабый стал, Ваня, - сказал Макар, - иди домой, мать вылечит. Я тебя со своими в дорогу пристрою. Они в наши края едут, подвезут. Ты ведь теперь тоже свой, красноармеец, что не подбросить боевого товарища на заслуженный отдых? - он подмигнул, - только ты мысли свои про всю эту в0йну при себе держи, в споры не вступай. А то нас обоих погубишь. И к самой деревне не подъезжай, попроси тебя у соседней высадить, если потом искать будут, следов не найдут.
Иван кивнул, опять удивляюсь, как у брата все продумано. У него же всё по старинке да по правде в голове было.
«А теперь получается только хитростью и можно выжить», - подумал Ваня.
Братья простились и он сёл в повозку с несколькими солдатами, ехавшими в сторону его деревни.
Разговоры их вертелись относительно того, как били они Белых, сколько офицеров уложили, чем у тех поживились. Служивые хвастались трофеями - одним из них был золотой медальон на цепочке. Из него на мир смотрело прелестно личико молоденькой девушки, обрамлённое красивыми локонами, собранными в причёску.
- О, такая! - присвистнули окружающие, - только зачем ты её изображение хранишь?Не твоя же...
- Не моя, - протянул владелец, захлопывая кулон, - но я порой на неё смотрю и представляю, что это она на меня с таким томлением смотрит. Моя то Марфуша так не умеет. Она как взглянет, как прикрикнет, никакого томления. А здесь одна нежность во взгляде и в лице.
Иван незаметно улыбнулся. Солдаты, хоть и бронировали своими победами над офицерами, а в глубине души завидовали им - тому образу жизни, которым был им доступен когда-то. Они думали, что победив Белых, они смогут занять их место, но это было невозможно. Чудесный мир стихов, верности и чести исчезал навсегда.
Иван зависти к знатным персонам никогда не испытывал. Свою Аню он любил и без всего этого томления во взгляде. Но понял ещё одно глубинное стремление этих солдат посильнее унизить противника - это желание отомстить за то, что даже после гибели врагов, их мир оставался недоступен.
- А ты чего молчишь? - обратились к нему попутчики. - расскажи, как Белых давил? Что добыть у них смог?
Ваня покачал головой.
- Я окопы рыл, - сказал он, - руку после первого ранение плохо чувствую, стрелять не могу, меткости нет. А вот копать это не мешало, так что меня прямо из траншеи в госпиталь привезли, чуть не засыпало с головой. Никаких трофеев у меня нет.
Собеседники посмотрели на него со снисхождением. Радуясь в душе, что есть кто-то ниже. И продолжили свою браваду. А Иван ехал себе молча, о доме думал, жену вспоминал.
Вокруг него тем временем была весна 1920 года, дома он не был год и о своих родных ничего не знал, кроме рассказа брата. Но Макар видел родителей осенью, и Ваня боялся, что и нет уже никого в родном доме, такое запустение царило в местах, кторые он проезжал.
Продолжение

Канал Жизнь как она есть
#Сложные_Времена