Предыдущая публикация
Завидуйте не молча, соседи
Пойдём со мнойЖивя на первом этаже, Алевтина никогда не закрывала шторы - все должны видеть как богато у них обставлено.
- Смотрите как надо жить! - гордо демонстрировала она каждому прохожему, мелькая время от времени около окна, делая вид, что озабочена состоянием горшечной фиалки, а сама так и косила пронзительный и острый взгляд на заходящего в подъезд соседа: "всё ли рассмотрел?"
Хорошо ли видно с улицы новый кухонный гарнитур, не какой-нибудь там простецкий, как у большинства советских граждан, а польский?
Как вам нравятся расставленные на полках коллекционные образцы посуды?
Обеденный стол, между прочим, из чистого дерева, а не как у вас ДСП. Алевтина специально не застилала его скатертью - мало ли, вдруг кто-нибудь подпрыгнет или на дерево влезет, чтобы рассмотреть всё детальнее...
Каждый ненароком брошенный взгляд в сторону их окон Алевтина рассматривала с триумфом, как доказательство сильнейшей зависти соседей и даже если этот взгляд был рассеянным и ничего не выражал, Алевтина читала в нём интерес и боль от того, что этот нищий человечишко никогда не сможет позволить себе подобного.
— Ну, смотрите, смотрите! — как будто говорила Алевтина, глядя на соседей из-за занавески. — У вас чугуны с ухватами, а у нас вот что!
Особым образом должна была впечатлять соседей демонстрация фруктов на кухонном окне. Под чашу с хурмой, апельсинами и гранатами что-то подкладывали для того, чтобы она стояла под наклоном, и весь ассортимент был виден с улицы.
Соседи, конечно, смотрели. Глаза-то есть, почему бы не посмотреть, если показывают. Но вот вопрос: зачем? Зачем выставлять своё благополучие напоказ, если можно просто жить и радоваться? Но Алевтине видимо, этого было мало. Ей нужно было не просто жить хорошо, а чтобы все знали, что она живёт лучше других. И, кажется, это стало её смыслом жизни.
Когда Лариса и её семья переехали в этот дом в конце 70-х, Алевтине было уже около пятидесяти лет и большинство жителей звали её просто баба Тина. Внешностью баба Тина сдала, но привычки царские остались, тем более в финансовом плане жила она так же хорошо, семья считалась по тем временам зажиточной. С виду — обычные люди: муж, жена, две взрослые дочери. Старшая дочь вскоре после переезда Ларисы вышла замуж и уехала в другой город. Младшая тоже вышла замуж, но что-то не сложилось, и она вернулась к родителям с маленькой дочкой на руках. Баба Тина продолжала держать нос высоко и гордо.
— БабАтина! - цедили сквозь зубы более старые жильцы, её как бы подруги, но в душе все недолюбливали Алевтину за гадкий характер и разутое чувство собственного величия. Да и какие они подруги? Так... на лавке иногда встретятся у подъезда, послушают её шипение и разойдутся.
— Она даже наши имена до сих пор не выучила! - сокрушалась какая-нибудь из женщин. - Вот к тебе она хоть раз обращалась по имени? Нет? И ко мне нет! Строит из себя не пойми что эта БабАтина, - ворчали они, произнося её имя с особым выражением голоса и лица, так что "БабАтина" воспринималась как "ЖабАтина".
Лариса и её семья жили тихо и спокойно. Они не стремились выставлять свою жизнь напоказ, не участвовали в подъездных сплетнях и старались ни с кем не ссориться. Лариса работала художником-оформителем на заводе, её муж — инженером. Их сын, десятилетний Андрей, ходил в школу и увлекался футболом. Мама Ларисы проживала с ними и была уже на пенсии. Жизнь текла своим чередом, и баба Тина в неё почти не вмешивалась.
Они редко пересекались. Лариса видела бабу Тину в основном издалека: та сидела на скамейке у подъезда или стояла у окна, наблюдая за происходящим во дворе. При встречах баба Тина делала вид, что не замечает Ларису. Она смотрела куда-то в сторону, будто перед ней был пустой воздух. Лариса сначала думала, что бабулька просто не узнаёт её, но потом поняла: это был своеобразный способ показать своё превосходство.
Поначалу обижаясь на такое пренебрежение, Лариса в конце концов поняла, что в этом есть и своя выгода.
— Ну и пусть, — говорила она мужу. — Больно надо мне её «здрасте». Тоже мне королева подъезда. Наверное, считает нас недостойными.
— Не обращай внимания, — соглашался муж. — Человек болен.
— Не думаю, что это болезнь. Просто высшая степень вредности.
— Зато остальные жильцы вроде бы ничего, да?
Лариса невесело засмеялась.
— Это смотря с какого угла глянуть! Если верить той же бабе Тине, то у нас тут одни ущербные собрались.
— В смысле? Так вы общались?
—Не я, а мама.
И Лариса рассказала мужу историю о том, как её маме «посчастливилось» скоротать часок в обществе бабы Тины на скамейке около подъезда.
— Кто бы мимо ни прошёл, у каждого своё прозвище, а ведь наверняка она знает их настоящие имена, ведь живёт здесь множество лет! - рассказывала мама Ларисы, - Но нет – люди, видимо, не заслуживают того, чтобы их звали по имени. Сидит такая нахохленная, взглядом каждого провожает и «здрасте» говорит так, словно её насильно заставили.
«О, криволапый с работы вернулся,» - ворчала баба Тина вслед респектабельному с виду мужчине. Почему у него ноги вдруг кривые – загадка. Может баба Тина умеет видеть сквозь штаны?
Другой у неё был «горбатый», третий - «пузатый», а женщины все сплошь «ша*авы» и «пустые гусыни».
— А для меня какое прозвище? — поинтересовалась Лариса.
— Тебе пока ничего не досталось, — усмехнулась мама. — Но, думаю, она ещё придумает. У неё талант!
Особенно запомнилось прозвище, которое баба Тина дала одному соседу. Мужчина был очень худым, и она называла его «загробный».
— Представляешь, — говорила мама Ларисе, — я сижу с ней, а она только и делает, что гадости про всех говорит. Ни одного доброго слова!
— Может, она просто одинокая? — предположила Лариса.
— Одинокая? — фыркнула мама. — С таким характером она сама себя сделала одинокой! Кто с такой общаться будет, кроме семьи, да и тем деваться некуда.
— Ну семья-то у неё, наверно, идеальная… на её взгляд.
Хамства бабе Тине тоже было не занимать. Однажды женщина из другого подъезда рассказала, как отстояла за неё очередь за молоком, купила и домой принесла.
— Я думала, она хоть спасибо скажет, — жаловалась та женщина. — А она взяла молоко и говорит: «Ну, принесла, а теперь проваливай!» Я даже не знала, что ответить. Раз послали — пошла. Но чувство было, будто в душу наплевали.
— Знаешь, — сказала Лариса, выслушав эти историю от мамы, — это уже перебор. Хотя… с другой стороны, может, у неё просто плохой день был?
— У неё каждый день плохой, — вздохнула мама. — И всем вокруг она старается его испортить.
Семью Ларисы баба Тина тоже не обошла своим вниманием. Однажды её сын, которому тогда было лет десять, пришёл с улицы и сказал:
— Мам, баба Тина говорит, что у меня ботинки стоптанные, и что вы мне новые не покупаете, потому что не на что.
Лариса сдержала эмоции. Услышать такое, конечно, приятного мало…
— Ну, сынок, — сказала она, — умный человек такое не скажет. А на глупого и внимания обращать не стоит.
— Но она же про нас плохо говорит! — возмутился мальчик. – Нормальные у меня ботинки!
— Пусть говорит, — улыбнулась Лариса. — Мы-то знаем, что у нас всё в порядке.
Первым желанием Ларисы было пойти прямиком к бабе Тине и высказать ей всё, что думает. Но здравый рассудок победил.
Так проходили годы. Жильцы подъезда становились старше, дети вырастали и менялось время, и только баба Тина-Алевтина не изменяла своим принципам. За все годы Лариса так ни разу с ней и не пообщалась, даже словом не перекинулась. И хотя они много лет прожили в одном подъезде, Лариса не была уверена, знает ли баба Тина их имена. Бабе Тине с Ларисой было очень неинтересно: сплетничать не умеет и не хочет, хамить никому не будет, потому что даже неосторожным словом боится человека обидеть, да и оскорбительные прозвища придумывать таланта нет.
Судьба, впрочем, успела внести свои коррективы в жизнь Алевтины. Муж её заболел, ему ампутировали ногу, а вскоре он ум/ер. Исчезли красивые фрукты с окна за неимением мужниной зарплаты и пенсии… Шторы Алевтина к вечеру прикрывала, потому как модных штучек не прибавлялось: кухня польская так и стоит, а у соседей за столько лет появились более современные гарнитуры, стенка в гостиной тоже уже не та, да и ковёр вышел из моды.
Младшая дочь Алевтины во второй раз вышла замуж и уехала, оставив бабку с внучкой-студенткой. А потом у бабы Тины случился инсульт – наверное, сердце не вынесло смотреть на соседские окна, за которыми люди живут богаче и лучше. Но её откачали, успели вовремя вызвать скорую. Речь восстановилась, а вот ноги плохо слушались.
— По дому она ходит, хоть и с трудом, - рассказывала соседка через стенку, - я несколько раз в день слышу такой звук (тшшшшшш тшшшш) – это БабАтина по стеночке ползёт. А на улицу её дочки выводят, они по выходным приезжают по очереди.
Сидела Алевтина на лавочке с дочерью, смотрела недобрым взглядом на тех, кто заходит в подъезд. С ней здороваются, а она нос воротит… ещё вреднее стала старуха.
В будние дни, как выяснилось, дочки нанимали для бабы Тины сиделку – женщину по имени Галя. Галя приходила несколько раз в день, чтобы бабульку покормить и приглядеть за ней. Вечером с занятий приезжала внучка, и Галина уходила домой.
Однажды летним вечером, в довольно поздний час, Лариса с мужем возвращались с дачи. Дачный участок располагался недалеко от дома, в нескольких километрах, и они любили по хорошей погоде ходить оттуда пешком, дышать свежим воздухом. Когда они подошли к подъезду, переговариваясь о житейском, то вдруг услышали слабый голос:
— Ларочка, миленькая…
Остановились, притихли. Уже решили, что, наверное, послышалось. И вдруг явно слышат чей-то слабый голос опять:
— Ларочка, солнышко, это я…
Лариса с мужем переглянулись, не понимая, откуда раздаётся голос. Муж на всякий случай взглянул на дерево около подъезда.
— Кто это? – сказал он, - где вы?
— Серёжа… - слабо откликнулся голос, на сей раз обращаясь к мужу Ларисы, - Серёженька, дорогой, спаси…
На первом этаже у бабы Тины было открыто окно, и они поняли, что зовут их оттуда. В окне темно, света нет. У подъезда сбоку от окна был небольшой парапет. Лариса встала на него и попыталась дотянуться до окна, чтобы заглянуть внутрь и узнать: кто же их зовет. Хотя внутри было темно, Ларисе показалось, что на полу выделяется лежащая фигура.
— Ау! Есть кто?
— Ларочка, это тётя Алевтина, - шевельнулась фигура. - Я упала, разбила голову, а встать не могу. Найдите, пожалуйста, Галю, у неё есть ключи. Я вся в к*ови, мне плохо.
— А внучка ваша где? — спросила Лариса.
— Гуляет где-то с подружками, — слабо ответила баба Тина.
Лариса и её муж вызвали скорую и через знакомых жителей подъезда нашли сиделку Галю. Та прибежала, открыла дверь, и они увидели бабульку, которая, видимо, пыталась дойти до кухни, но оступилась и упала, ударилась головой о кухонный стол.
— Долго вы так лежите? — спросила Лариса, пытаясь закрыть рану полотенцем в ожидании скорой.
— Не помню, — прошептала баба Тина. — Пока не услышала ваши голоса. Хорошо, что окно было открыто, дозвалась вас…
Скорая приехала быстро, бабе Тине оказали первую помощь. Ничего серьёзного с ней не случилось, всё обошлось.
Через несколько дней Лариса с мужем выходили из подъезда и увидели бабу Тину, сидящую на скамейке с дочками. Лариса поздоровалась и хотела протиснуться мимо, не надеясь на ответное приветствие, но баба Тина взяла её за руку.
— Спасибо тебе, Ларочка, - тихо сказала она слабым голосом.
Ларисе показалось, что это было сказано очень искренне. Она улыбнулась.
— Не за что, — ответила Лариса. - Главное, что всё хорошо.
— И тебе спасибо, Серёжа. Вы такие хорошие люди…
Муж Ларисы лишь кивнул в ответ, он не спешил доверять внезапной перемене в склочном характере бабки.
— Оказывается, она всё-таки знала наши имена, — позже сказала Лариса мужу. – Я поражена.
— Ага, — усмехнулся он, — может, она после падения и удара головой просто временно забыла свои прозвища?
Лариса рассмеялась.
— Может быть. Но, кажется, она наконец-то посмотрела на себя со стороны.
А баба Тина продолжала сидеть на лавочке и радоваться тому, что всё обошлось. Цеплялась старуха за жизнь когтями… Просветлел её взгляд, да не каждый готов поверить в преображение.
— А БабАтина-то продуманная! – шептались подруги, отдавая должное адаптивности бабы Тины, - ты гляди-ко: нет теперь для неё «пузатых» и «горбатых», и безмозглые гусыни куда-то исчезли! «Пузатый» стал Аркашей, «горбатый» - Стёпушкой!
— Ага, а тот, которого она всё величала «загробным», вдруг стал «Коленька, сынок».
— Хитра! Ну а что? Мало ли – вдруг опять понадобиться чья-то помощь? Поняла старуха, что больше не королева двора.
— Ой, да когда она ею была? – возмутилась одна из «гусынь», - Сама себе корону водрузила на голову! Пустая, глупая баба…
— Да ладно вам, девочки, - вступилась за Алевтину третья подруга, - может и правда человек жизнь переосмыслил. Надо верить!
©Анна Елизарова
Когда Лариса и её семья переехали в этот дом в конце 70-х, Алевтине было уже около пятидесяти лет и большинство жителей звали её просто баба Тина. Внешностью баба Тина сдала, но привычки царские остались, тем более в финансовом плане жила она так же хорошо, семья считалась по тем временам зажиточной. С виду — обычные люди: муж, жена, две взрослые дочери. Старшая дочь вскоре после переезда Ларисы вышла замуж и уехала в другой город. Младшая тоже вышла замуж, но что-то не сложилось, и она вернулась к родителям с маленькой дочкой на руках. Баба Тина продолжала держать нос высоко и гордо.
— БабАтина! - цедили сквозь зубы более старые жильцы, её как бы подруги, но в душе все недолюбливали Алевтину за гадкий характер и разутое чувство собственного величия. Да и какие они подруги? Так... на лавке иногда встретятся у подъезда, послушают её шипение и разойдутся.
— Она даже наши имена до сих пор не выучила! - сокрушалась какая-нибудь из женщин. - Вот к тебе она хоть раз обращалась по имени? Нет? И ко мне нет! Строит из себя не пойми что эта БабАтина, - ворчали они, произнося её имя с особым выражением голоса и лица, так что "БабАтина" воспринималась как "ЖабАтина".
Лариса и её семья жили тихо и спокойно. Они не стремились выставлять свою жизнь напоказ, не участвовали в подъездных сплетнях и старались ни с кем не ссориться. Лариса работала художником-оформителем на заводе, её муж — инженером. Их сын, десятилетний Андрей, ходил в школу и увлекался футболом. Мама Ларисы проживала с ними и была уже на пенсии. Жизнь текла своим чередом, и баба Тина в неё почти не вмешивалась.
Они редко пересекались. Лариса видела бабу Тину в основном издалека: та сидела на скамейке у подъезда или стояла у окна, наблюдая за происходящим во дворе. При встречах баба Тина делала вид, что не замечает Ларису. Она смотрела куда-то в сторону, будто перед ней был пустой воздух. Лариса сначала думала, что бабулька просто не узнаёт её, но потом поняла: это был своеобразный способ показать своё превосходство.
Поначалу обижаясь на такое пренебрежение, Лариса в конце концов поняла, что в этом есть и своя выгода.
— Ну и пусть, — говорила она мужу. — Больно надо мне её «здрасте». Тоже мне королева подъезда. Наверное, считает нас недостойными.
— Не обращай внимания, — соглашался муж. — Человек болен.
— Не думаю, что это болезнь. Просто высшая степень вредности.
— Зато остальные жильцы вроде бы ничего, да?
Лариса невесело засмеялась.
— Это смотря с какого угла глянуть! Если верить той же бабе Тине, то у нас тут одни ущербные собрались.
— В смысле? Так вы общались?
—Не я, а мама.
И Лариса рассказала мужу историю о том, как её маме «посчастливилось» скоротать часок в обществе бабы Тины на скамейке около подъезда.
— Кто бы мимо ни прошёл, у каждого своё прозвище, а ведь наверняка она знает их настоящие имена, ведь живёт здесь множество лет! - рассказывала мама Ларисы, - Но нет – люди, видимо, не заслуживают того, чтобы их звали по имени. Сидит такая нахохленная, взглядом каждого провожает и «здрасте» говорит так, словно её насильно заставили.
«О, криволапый с работы вернулся,» - ворчала баба Тина вслед респектабельному с виду мужчине. Почему у него ноги вдруг кривые – загадка. Может баба Тина умеет видеть сквозь штаны?
Другой у неё был «горбатый», третий - «пузатый», а женщины все сплошь «ша*авы» и «пустые гусыни».
— А для меня какое прозвище? — поинтересовалась Лариса.
— Тебе пока ничего не досталось, — усмехнулась мама. — Но, думаю, она ещё придумает. У неё талант!
Особенно запомнилось прозвище, которое баба Тина дала одному соседу. Мужчина был очень худым, и она называла его «загробный».
— Представляешь, — говорила мама Ларисе, — я сижу с ней, а она только и делает, что гадости про всех говорит. Ни одного доброго слова!
— Может, она просто одинокая? — предположила Лариса.
— Одинокая? — фыркнула мама. — С таким характером она сама себя сделала одинокой! Кто с такой общаться будет, кроме семьи, да и тем деваться некуда.
— Ну семья-то у неё, наверно, идеальная… на её взгляд.
Хамства бабе Тине тоже было не занимать. Однажды женщина из другого подъезда рассказала, как отстояла за неё очередь за молоком, купила и домой принесла.
— Я думала, она хоть спасибо скажет, — жаловалась та женщина. — А она взяла молоко и говорит: «Ну, принесла, а теперь проваливай!» Я даже не знала, что ответить. Раз послали — пошла. Но чувство было, будто в душу наплевали.
— Знаешь, — сказала Лариса, выслушав эти историю от мамы, — это уже перебор. Хотя… с другой стороны, может, у неё просто плохой день был?
— У неё каждый день плохой, — вздохнула мама. — И всем вокруг она старается его испортить.
Семью Ларисы баба Тина тоже не обошла своим вниманием. Однажды её сын, которому тогда было лет десять, пришёл с улицы и сказал:
— Мам, баба Тина говорит, что у меня ботинки стоптанные, и что вы мне новые не покупаете, потому что не на что.
Лариса сдержала эмоции. Услышать такое, конечно, приятного мало…
— Ну, сынок, — сказала она, — умный человек такое не скажет. А на глупого и внимания обращать не стоит.
— Но она же про нас плохо говорит! — возмутился мальчик. – Нормальные у меня ботинки!
— Пусть говорит, — улыбнулась Лариса. — Мы-то знаем, что у нас всё в порядке.
Первым желанием Ларисы было пойти прямиком к бабе Тине и высказать ей всё, что думает. Но здравый рассудок победил.
Так проходили годы. Жильцы подъезда становились старше, дети вырастали и менялось время, и только баба Тина-Алевтина не изменяла своим принципам. За все годы Лариса так ни разу с ней и не пообщалась, даже словом не перекинулась. И хотя они много лет прожили в одном подъезде, Лариса не была уверена, знает ли баба Тина их имена. Бабе Тине с Ларисой было очень неинтересно: сплетничать не умеет и не хочет, хамить никому не будет, потому что даже неосторожным словом боится человека обидеть, да и оскорбительные прозвища придумывать таланта нет.
Судьба, впрочем, успела внести свои коррективы в жизнь Алевтины. Муж её заболел, ему ампутировали ногу, а вскоре он ум/ер. Исчезли красивые фрукты с окна за неимением мужниной зарплаты и пенсии… Шторы Алевтина к вечеру прикрывала, потому как модных штучек не прибавлялось: кухня польская так и стоит, а у соседей за столько лет появились более современные гарнитуры, стенка в гостиной тоже уже не та, да и ковёр вышел из моды.
Младшая дочь Алевтины во второй раз вышла замуж и уехала, оставив бабку с внучкой-студенткой. А потом у бабы Тины случился инсульт – наверное, сердце не вынесло смотреть на соседские окна, за которыми люди живут богаче и лучше. Но её откачали, успели вовремя вызвать скорую. Речь восстановилась, а вот ноги плохо слушались.
— По дому она ходит, хоть и с трудом, - рассказывала соседка через стенку, - я несколько раз в день слышу такой звук (тшшшшшш тшшшш) – это БабАтина по стеночке ползёт. А на улицу её дочки выводят, они по выходным приезжают по очереди.
Сидела Алевтина на лавочке с дочерью, смотрела недобрым взглядом на тех, кто заходит в подъезд. С ней здороваются, а она нос воротит… ещё вреднее стала старуха.
В будние дни, как выяснилось, дочки нанимали для бабы Тины сиделку – женщину по имени Галя. Галя приходила несколько раз в день, чтобы бабульку покормить и приглядеть за ней. Вечером с занятий приезжала внучка, и Галина уходила домой.
Однажды летним вечером, в довольно поздний час, Лариса с мужем возвращались с дачи. Дачный участок располагался недалеко от дома, в нескольких километрах, и они любили по хорошей погоде ходить оттуда пешком, дышать свежим воздухом. Когда они подошли к подъезду, переговариваясь о житейском, то вдруг услышали слабый голос:
— Ларочка, миленькая…
Остановились, притихли. Уже решили, что, наверное, послышалось. И вдруг явно слышат чей-то слабый голос опять:
— Ларочка, солнышко, это я…
Лариса с мужем переглянулись, не понимая, откуда раздаётся голос. Муж на всякий случай взглянул на дерево около подъезда.
— Кто это? – сказал он, - где вы?
— Серёжа… - слабо откликнулся голос, на сей раз обращаясь к мужу Ларисы, - Серёженька, дорогой, спаси…
На первом этаже у бабы Тины было открыто окно, и они поняли, что зовут их оттуда. В окне темно, света нет. У подъезда сбоку от окна был небольшой парапет. Лариса встала на него и попыталась дотянуться до окна, чтобы заглянуть внутрь и узнать: кто же их зовет. Хотя внутри было темно, Ларисе показалось, что на полу выделяется лежащая фигура.
— Ау! Есть кто?
— Ларочка, это тётя Алевтина, - шевельнулась фигура. - Я упала, разбила голову, а встать не могу. Найдите, пожалуйста, Галю, у неё есть ключи. Я вся в к*ови, мне плохо.
— А внучка ваша где? — спросила Лариса.
— Гуляет где-то с подружками, — слабо ответила баба Тина.
Лариса и её муж вызвали скорую и через знакомых жителей подъезда нашли сиделку Галю. Та прибежала, открыла дверь, и они увидели бабульку, которая, видимо, пыталась дойти до кухни, но оступилась и упала, ударилась головой о кухонный стол.
— Долго вы так лежите? — спросила Лариса, пытаясь закрыть рану полотенцем в ожидании скорой.
— Не помню, — прошептала баба Тина. — Пока не услышала ваши голоса. Хорошо, что окно было открыто, дозвалась вас…
Скорая приехала быстро, бабе Тине оказали первую помощь. Ничего серьёзного с ней не случилось, всё обошлось.
Через несколько дней Лариса с мужем выходили из подъезда и увидели бабу Тину, сидящую на скамейке с дочками. Лариса поздоровалась и хотела протиснуться мимо, не надеясь на ответное приветствие, но баба Тина взяла её за руку.
— Спасибо тебе, Ларочка, - тихо сказала она слабым голосом.
Ларисе показалось, что это было сказано очень искренне. Она улыбнулась.
— Не за что, — ответила Лариса. - Главное, что всё хорошо.
— И тебе спасибо, Серёжа. Вы такие хорошие люди…
Муж Ларисы лишь кивнул в ответ, он не спешил доверять внезапной перемене в склочном характере бабки.
— Оказывается, она всё-таки знала наши имена, — позже сказала Лариса мужу. – Я поражена.
— Ага, — усмехнулся он, — может, она после падения и удара головой просто временно забыла свои прозвища?
Лариса рассмеялась.
— Может быть. Но, кажется, она наконец-то посмотрела на себя со стороны.
А баба Тина продолжала сидеть на лавочке и радоваться тому, что всё обошлось. Цеплялась старуха за жизнь когтями… Просветлел её взгляд, да не каждый готов поверить в преображение.
— А БабАтина-то продуманная! – шептались подруги, отдавая должное адаптивности бабы Тины, - ты гляди-ко: нет теперь для неё «пузатых» и «горбатых», и безмозглые гусыни куда-то исчезли! «Пузатый» стал Аркашей, «горбатый» - Стёпушкой!
— Ага, а тот, которого она всё величала «загробным», вдруг стал «Коленька, сынок».
— Хитра! Ну а что? Мало ли – вдруг опять понадобиться чья-то помощь? Поняла старуха, что больше не королева двора.
— Ой, да когда она ею была? – возмутилась одна из «гусынь», - Сама себе корону водрузила на голову! Пустая, глупая баба…
— Да ладно вам, девочки, - вступилась за Алевтину третья подруга, - может и правда человек жизнь переосмыслил. Надо верить!
©Анна Елизарова
Следующая публикация
Комментарии 2