Предыдущая публикация
Чёрное платье и место на кладбище - дочь подготовила маму к уходу
"Смерти следует наступить тогда, когда я буду в настроении умереть." Натаниэль Готорн, писатель.
Сегодня я расскажу вам очередную житейскую, но не банальную историю, поскольку банальных судеб не существует. Читайте, кому интересно.
Настасья проспала, когда Бог не только красоту раздавал, но и счастье. До тридцати лет прожив при родителях, она решилась вступить в отношения с мужчиной по имени Валериан. Они вместе работали на радиотехническом заводе электромонтажниками — схемы паяли, если просто сказать. Жил Валериан в семейном общежитии. Отдельная комнатушка досталась холостяку временно, из-за неимения мест, чудом за ним закрепившись.
Имечко солидное, а сам... Ну, как Настя — невостребованный. Нелюдимый, собой нехорош. Как-то попытался выразить интерес к девушке, пришедшей в цех после техникума, а она заявила прилюдно: «Потребуется валерьянка — в аптеке куплю!» Насмешница уж уволилась, а одинокий тридцатипятилетний мужчина, за глаза, «валерьянкой» остался. Кстати, почему выражение «старая дева» есть, а «старый парень» отсутствует?
И вот однажды Валериан-валерьянка, оказавшись рядом с Настей в столовой, пробурчал, беря со стойки компот: «Настюха, может, в кино сходим?» Согласилась без замирания сердца. Так у Насти появились свидания, не приносящие удовольствия, но немного разнообразящие жизнь. Три месяца спустя Валериан пригласил её к себе в общежитие, где неловко отобрал «девичество».
Настя процесс и потерю пережила равнодушно. А вот Валериан неожиданно забаловал её тем, с чего начинаются романы: букетик ромашек, горсть карамелек. Эх, была бы красивой — засунула бы эти букеты-конфеты в то место, на котором сидит и ушла гордой походкой "от бедра." Но старательно улыбалась и оставалась ночевать в неуютной комнатушке, соврав матери, что у подруги.
Иногда, по выходным, Валериан ездил к своей маме в посёлок. По случаю, Настя попросила оставить ей ключ от «холостяцкой берлоги». Не просто отмыла каждый метр из двенадцати — занавески сменила, на стол постелила скатерть. Сама сшила, от матери крадучись. И комплект постельного белья стащила из своего приданного — надоели истёртые простыни!
Новый полотенчик для рук, две глубоких тарелки взамен алюминиевых мисок. В них и налила грибной суп, сваренный на электрической плитке, когда к вечеру прибыл хозяин. Осмотревшись и навернув супчика, он сказал тоном дарителя: «Ну что, Настюха, замуж тебя, что ли, позвать?» Валериан не был мил Насте. Но ей мечталось расцветить свою жизнь материнством.
Единственный кавалер не пил, не курил, серьёзно относился к работе. Потому и откликнулась без жеманства: «Коль серьёзно зовёшь — пойду». Скупо улыбнувшись, Валериан выложил ей расклад, как всё будет.
"Распишемся без свадебной канители. Нам не по 20 лет. Жить в посёлок поедем. Дом большой, на двух хозяев устроенный. В одной половине жила незамужняя сестра моей матери, в другой я с родителями. Батька пил, мать бил. Подох нам на радость. Я пока в техникуме учился, вроде привык к общаге. Но тётка в прошлом году померла, её, меньшая, половина дома нам отошла. Матери одной хватит. А мы с тобой заживём в просторной. Газ, все удобства. Баня есть. Мамка тихая, на инвалидности, мешать нам не будет».
"А на работу, как же?" - спросила Настя.
«Женщине там можно пристроиться. А мне придётся ездить на завод. Во вторую смену буду в общаге с ночевой оставаться. И вот ещё что. Веселиться я не умею, всякие застолья не для меня. Домосед. Большой ласки, разговоров по душам от меня не жди. Зато верный. На аборт никогда не отправлю, руку не подниму. От тебя жду серьёзности, домовитости. По всяким там киношкам, подружкам, считай, отбегалась».
Предварительного знакомства с будущей свекровью не потребовалось — она была согласна на невестку «в мешке». Настины мать с отцом из окна Валериана видели, когда дочь провожал. Знали, что рабочий человек. В остальное не углублялись — их дочь в кавалерах, как в сору, не рылась. Берёт за себя — и ладно. Буднично подали заявление в ЗАГС, также расписались.
Тесть с тёщей встретили молодых накрытым столом с радостным ожиданием, но зять отмахнулся с порога: «Подумаешь, записались! Не такое уж большое событие». Вышел обычный обед с шампанским. Узнав, что за Настей даётся весомое приданое — кровать, холодильник и телевизор, зять удовлетворённо кивнул: «Это правильно. Значит, в посёлок с ветерком покатим — на грузовике».
Часа через два, без толкового разговора и обсуждения планов, Валериан по праву мужа скомандовал: «Настасья, собери нам со стола, что тёще не жалко, и на выход пошли! До отъезда поживём в общаге». Тёщу с тестем не поблагодарил и в гостях бывать не предложил. Вот так и стала Настя замужней. В ней трепыхалась надежда на благоволенье судьбы.
Но если бы, девятнадцать лет спустя, её спросили, в каком цвете она видит картинку семейной жизни своей, Настасья Петровна назвала бы серый с добавлением бледно-жёлтого колера — из-за детей. Работа в разных местах — уборщицей, почтальоном, продавцом в хлебном отделе. Рождение дочери Клавы и сына Миши. Уход за слёгшей свекровью.
Домашние дела, два огорода, поскольку дом на двух хозяев рассчитан. Не бывала в поселковом клубе, не имела душевной подруги, в город ездила только к родителям. В семье не образовалось традиций, праздники и дни рождений не считались событиями. Муж, из-за рабочих смен, часто ночевал в общаге. Ревновать не приходилось — Валериан с ней-то был слабоват. Молчаливый, в дымке вечной апатии. Не злой и не добрый. Ни-ка-кой.
Вот на это всё потратилось девятнадцать лет. Последующие годы прошли без свекрови и мужа. Сначала свекровь покинула белый свет, облегчив будни невестки. За ней ушёл Валериан. Он привычно рыбачил на берегу реки Волги. Неподалеку сидели другие рыбаки. Они и рассказали, что Валериан вдруг вскочил, начал кашлять, схватившись за горло. Когда сообразили, что мужик подавился кусочком пряника, было поздно.
Настасья Петровна, ощутив печаль, но не горе, осталась с дочкой и сыном — достаточно взрослыми. Мише почти шестнадцать, а Клаве девятнадцатый год. Оба ожидаемо некрасивые, но брата рост и добродушный нрав выручали, а сестра — худосочная, с длинным лицом и острым носом, просыпалась «с лимоном» во рту да так и ходила весь день сморщенной и недовольной.
С подросткового возраста Клаву мучила мигрень, и в домашних делах толку от неё не было. Если мать дома и подаст ей поесть, ходит сытой, а одна — холодильник не откроет. Ладно хоть училась неплохо и после школы в медучилище поступила. Правда, каждый день ныла с утра — рано вставать, ехать далеко. Настасья Петровна говорила тошнотной дочке своей:
«Ну что ты киснешь, как квашенная капуста. Хоть на людях улыбайся, Клаша!»
А та отвечала, что улыбаться некому, вокруг одни ограниченные. Жизнь не конфета, сладости ждать не приходится. Так и жили — в прежнем сером цвете, и сама Настасья Петровна ему соответствовала, рано постарев душой и телом. Пока Миша в школе доучивался, а потом служил в армии, Клавдия получила диплом и сменила сто мест работы. Везде у неё начинались конфликты, пациенты жаловались на тяжёлую руку и бездушие молодой медсестры.
Подруг не имела, парни её сторонились. Вернувшись с работы, без толку ходила за матерью по пятам и ныла-ныла, отнимая крохи спокойствия. А Мишка вернулся из армии жадным до жизни. Быстро прочухав обстановку, переехал жить к бабушке с дедом. Закончив курсы, устроился на автобус, отвозивший пассажиров в сельскую местность. В выходные гулял, девчонок кадрил, не бывая у матери и сестры.
И догулялся. Родные пенсионеры, не вовремя вернувшись с дачи, застукали его не за чтением книжки, а... В общем, за беспутство выгнали внука. Пришлось Мише вернуться домой, а месяца через два заявилась та, с кем он беспутство творил. Среднего роста, с бело-розовой кожей, тёмно-русые волосы вьются колечками. Вздёрнутый нос, голубые глаза. Ситцевое платье в горох не прикрывало круглых колен.
Настасья Петровна подумала с завистью: «Вот бы моя Клава такая была!» А миловидная пышка представилась без тени смущения:
«Я Кристина. Простая, деревенская. ГПТУ закончила и второй год маляром на заводе работаю. Живу в общаге. Уже намылилась замуж за инженера, но ваш замечательный Миша меня отбил. Да и разве устоишь перед таким?»
Она говорила на полном серьёзе, и Мишкина растерянность сменилась довольной улыбкой. Но отреагировал грубо: «Ну отбил, ну гуляли. И чё?»
«В положении я, вот чё. И даже не надейся отмазаться. Сегодня у вас заночую, а завтра с утра поедем в ЗАГС», — наметила план бойкая гостья.
«Если б я женился на всех, с кем...» — начал Мишка и словил пощёчину от крепкой девичьей руки.
«Мам, тебе нужна невестка, которая твоего сына бьёт?!» — обиделся Михаил.
Клавдия, опередив мать, вскочила — руки в боки. Голос противный, визгливый:
«Нам гулящая не нужна! Ишь, замуж она собралась! Сначала выясни, кто отец ребёнка. Порядочные замуж выходят по предложению, а не бегают кошкой за парнем. Вот я, хоть старше, свою честь берегу!»
Кристина округлила глаза: «А что, домогаются? Должно быть, слепые!»
И, взмахнув подолом, уселась на колени к Михаилу. У того сразу лапищи потянулись обнять. Загудел:
«Угомонитесь. Одна даёт, другая бережёт. Неизвестно, кто пожалеет. А ты, Кристинка, забыла уговор — скидываешь десяток килограмм, я женюсь. Бесит, когда дружбаны говорят, что у моей девушки не зад, а тумбочка!»
«Я не расстанусь ни с одним граммом своей роскошной фигуры! Твои дружбаны — лапотники и дураки. Мой бывший жених, с которым ты даже дрался из-за меня, говорил, что с таких, как я, писали картины!» — с весёлой злостью парировала Кристина.
Тощий голос Клавдии её перекрыл: «Мишка, если женишься на ней, я тебе не сестра! И мама от тебя отвернётся. У меня из-за неё голова разрывается!»
И вышла, шатаясь. Настасья Петровна засеменила за ней. Когда вернулась, застала на кухне мирную картину: Михаил и Кристина чаёвничали. На тарелке высилась горка аккуратных бутербродов, явно не сыном нарезанных. Кристина, поблёскивая глазами, зубами, улыбкой, пригласила: «Свекровушка, будьте ласковы, составьте нам компанию!»
«Обычный ужин, а будто праздник! Миша с ней будет счастлив», — подумала Настасья Петровна, забыв про «умирающую» дочь в комнате по соседству.
Свадьбу справляли в деревне — в родном доме невесты. Клава не поехала — слегла, проиграв сражение за бОльшую половину дома. Ей с матерью пришлось перебраться в меньшую, принадлежавшую покойной родственнице. И хотя Кристина самолично обновила потолки побелкой, а стены весёленькими обоями, Клавдия «гулящую» невесту брата не простила.
Настасья Петровна позволила себе торжество и денег подарила сколько смогла, но домой вернулась с поганеньким чувством вины. Дочь давила на неё молчанием и уничтожающим взглядом целый месяц, доведя до скачка давления с вызовом скорой помощи. Миша причину не знал, полагая, что мать непривычно перебрала веселья на свадьбе.
Поднявшись, Настасья Петровна словами, подсказанными Клавдией, поставила точку в отношениях с молодыми:
«Отстояли, что хотели, теперь к нам не шастайте. Ни в нашу часть дома, ни в наш огород. Погреб с картошкой, маринады, что я накрутила, — не для вас. Когда сами положите, тогда и будете брать!»
А они только плечами пожали. И не только погреб, но и холодильник «своим» под завязку заполнили — деревенский тесть два раза делал ходку на мотоцикле с коляской. На благодарность добродушно откликнулся: «Кушайте на здоровье. Ещё привезём!» Клавдия чуть от злости не лопнула, а Настасья Петровна скрыла в кулачок улыбку.
Кристина родила сына. Говорила про своего Серёженьку: «Весь в папу! Такой же красавчик!» Михаил — невзрачный, белёсый, с носом «картошкой», — расправляя плечи, согласно кивал и готов был для семьи горы свернуть. Сынишке двух лет не исполнилось, принесли из роддома дочку Любашу. Она в мать удалась, и Настасья Петровна перекрестилась тайком: всё-таки для девочки миловидность важна.
Двое детей — большая забота. У бабушки, ставшей пенсионеркой, руки зудели невестке помочь, но, не желая гневить дочь, на половину семьи сына приходила тайно, когда Клавдии не было дома. Однажды Кристине выпал случай помириться с золовкой. Уволившись с завода, она взялась дома шить на заказ. К ней повалил, кажется, весь посёлок. Кто с серьёзным заказом, кто по мелочи — ушить, укоротить.
Переломив себя, Клавдия лисой пришла с отрезом ткани: «Юбку с жилеткой сможешь сшить, мастерица?» Получив готовый наряд в виде подарка, долго крутилась перед зеркалом. Намёком на благодарность стала фраза:
«Вот если бы ты, Кристинка, по обновке в месяц мне шила, мы могли бы подружиться».
«Каждый месяц — это уже за деньги, дорогая золовка. Ты за зарплату работаешь? Вот и я так же», — невозмутимо ответила Кристя.
Золовка вышла, задрав нос. Холодная "война" между ними продолжилась.
Беда не предупреждает о своём приходе. Она падает тяжёлым камнем. Михаил, уже работавший на заводском автобусе, доставлял рабочих на смену. Парень, выходивший последним, оступившись, упал. Водитель этот момент упустил. Автобус тронулся и будто перекатился через бугор. Послышались крики. Пострадавший скончался в больнице.
Следствие, длившееся месяц, признало, что видеть уже упавшего человека водитель не мог, но допустил халатную невнимательность, приведшую к гибели пассажира. Михаилу назначили наказание в виде колонии-поселения сроком три года. На прощание он просил жену держаться и беречь детей. Кристина неделю провела как в бреду. Свекровь, тоже в большой печали, взяла на себя заботу о внуках.
И Клава горевала об участи брата, обещая Кристине, что наедине с бедой её не оставят. Но отлежав неделю, молодая женщина решительно поднялась и поехала к месту нахождения мужа. Вернувшись несколько успокоенной, рассказала, что условия, разумеется не домашние, но и не тюремные. Отбывающие наказание живут в подобии общежития, работают по заданию ближних колхозов. Соответствующий режим, охрана, но срок выдержать можно.
«А если я с детьми буду поблизости, Миша сможет у нас бывать даже с ночёвкой. Такое послабление со временем возможно. Я наберу побольше заказов, накоплю деньжат, чтоб за комнату вперёд заплатить, а там что-нибудь придумаю с подработкой. Если с клиентками повезёт — продолжу шитьём зарабатывать», — уверенно говорила Кристина.
Её отговаривали. Просили хотя бы детей с собой не таскать. Но полгода спустя Кристина уехала, чтобы разделить судьбу мужа, насколько возможно. Первый год обоюдная переписка развивалась активно. Приходили посылки и небольшие денежные переводы. Писала не только свекровь, но и Клава. Золовка перешла работать в дневное отделение ПНД и впервые не особенно жаловалась.
Постепенно почтовая связь ослабела, письма от Клавы стали короче и холоднее, а свекровь совсем перестала писать. Кристина приняла перемены как есть. Ей хватало своих мыслей, забот и проблем. Как бы ни было, время не остановилось — миновало два с половиной года. Обидно, но, несмотря на обращение, срок Михаилу не скостили. А Кристина третьего ребёнка ждала.
Послушавшись мужа и собственное благоразумие, она вернулась домой. С первой минуты ей открылись возмутительные перемены в привычном укладе. Часть дома, принадлежавшую Михаилу, Кристине и их детям, теперь занимала золовка. Да не одна, а с сожителем, позабыв про хвалёную нравственность. В другой находилась заброшенная свекровь. С женщиной творилось что-то странное.
Вялая, похудевшая, будто толком не осознающая действительность. Ела ли, была ли на улице, откуда хлеб на столе — не помнила. Прибор показал крайне низкое давление. Пульс едва прощупывался. Отложив выяснение про захват жилья, Кристина потребовала отчёта у Клавы: «Что с Настасьей Петровной? Ты к ней врача приглашала? Какие лекарства она принимает?»
Золовка пошла «на таран»:
«Какое тебе дело до моей мамы? Врач был, и я сама медик. Мышечная слабость, гипотония, анемия, ослабление ясности ума — вот что с ней происходит. Поддерживающее лечение назначено, я делаю всё, что нужно. Если б знала, что ты припрёшься, заранее бы забрала маму на свою половину».
«А что за мужчина с тобой проживает?» — спросила Кристина, с тревогой посматривая на Настасью Петровну, которую уже Клавдия уводила.
«Это мой будущий муж. Мы вместе работаем», — буркнула Клава.
«Всё же оставь здесь Настасью Петровну. Вы на работу уйдёте, как она останется без присмотра?»
«Нормально останется. С утра умою, накормлю, дам таблетки. Оставлю еду в термосе. Она спит в основном».
«Умоешь, говоришь? А мне кажется, свекровь не мыта давно. Постельное бельё несвежее, в комнатах от пыли дышать нечем. Ты что-то темнишь, Клавдия!» — повысила голос Кристина.
Лицо золовки дрогнуло от нечитаемой эмоции, но своё припечатала:
«Пока Михаила нет, только я здесь хозяйка! Мать моя. Вон, своими детьми занимайся, а лучше — езжай своих деревенских проведать!»
Любой клубок удаётся распутать, если найти ниточку и потянуть. Попасть к свекрови невестка не могла - золовка дальше порога не впускала, а уходя на работу закрывала дверь и от нового замка ключей у Кристины не было. К слову, и смена замка напрягала - ведь речь шла о части дома, которую её семья много лет считала своей. Женщина поговорила с соседями, сходила к участковому терапевту.
Оказалось, о болезненном состоянии Настасьи Петровны никто не знал. Кристина обратилась к врачу с настоятельной просьбой осмотреть свекровь в её присутствии.
«Быть может, больную нужно направить в больницу. Я сестре мужа не доверяю. Настасья Петровна не настолько стара, чтобы так одряхлеть», — уверяла взволнованная невестка.
Поселковый терапевт всегда ближе знает приписанных к поликлинике, чем городской. Ту же Настасью Петровну, да и всю её семью, врач, тоже женщина немолодая, знала давно. И о её дочери, Клавдии, представление имела. Договорились, что заглянет она ровно ко времени, когда Клава приходит с работы. Но сначала стукнет в окошко Кристины, чтобы вместе посетить больную.
Всё получилось, как задумывали. Увидев врача — хорошо ей знакомую жительницу того же посёлка, Клавдия растерялась. Её сожитель держался в сторонке, нервно помаргивая.
«Я вас не вызывала, Нина Павловна. С мамой ничего особенного не происходит. Нервы, возраст. Сын отбывает наказание, около года назад умерла её мать. Кристина слишком мнительная и мстит мне за то, что я заняла их часть дома. Но это временно, до возвращения Михаила», — забормотала Клава.
«И всё-таки я хочу осмотреть Настасью Петровну. Тем более, вы солгали, что она принимает лекарства, которые я назначала. Проводите меня к ней немедленно», — потребовала терапевт.
Понимая, что попалась, Клавдия поспешила сказать, что возила мать в город, к другому врачу, по знакомству. «Это не отменяет право невестки меня пригласить». С этими словами Нина Павловна, а за ней и Кристина, прошли в комнату, где находилась Настасья Петровна. Женщина сидела на кровати, покачиваясь из стороны в сторону, и никак не отреагировала на вошедших.
Зрачки глаз у неё были расширены, чего не бывает от повседневных лекарств для пожилых. «Значит, вы, Клава, подтверждаете, что даёте своей матери препараты исключительно по назначению врача?» — уточнила терапевт.
«Если честно, я консультировалась насчёт мамы без её присутствия. Врач порекомендовал лекарства на словах. Без рецепта. Успокоительное, чтоб хорошо спала. Я в дневном отделении ПНД работаю. В том числе, выдаю пациентам лекарства для приёма дома — на вечер. Увидела название, прозвучавшее на консультации, и взяла одну таблетку для мамы. Посмотреть, как примет организм...» — отчитывалась Клавы всё более дрожащим голосом.
«Я полагаю, нам требуется участковый. Пусть он в ваших действиях разбирается», — заявила Нина Павловна.
«Это всё Клава придумала. Я ни при чём. Я всего лишь санитар и доступа к лекарствам не имею. Заинтересовался исключительно Клавой, без выгоды», — встрял сожитель, бледнея лицом.
"Но я же ради нас с тобой старалась. Мама старая, а я ещё не жила. У брата вон, уже двое детей, а я всё одна и одна..." - заплакала Клава.
«Нина Павловна, пусть расскажут всё, как есть. Тогда и решим, как поступить», — предложила Кристина взволнованно.
Участковый — представитель правоохранительных органов. Он просто так слушать не станет, а даст ход разбирательству. Заведут дело. А Кристину не прельщало без ведома Михаила распорядиться судьбой его сестры. Нина Павловна согласилась. Взяв себя в руки, Клавдия чётко изложила ситуацию.
К ней, ещё молодой, но не познавшей женского счастья медсестре, проявил интерес Николай, санитар одного из отделений ПНД. Чуть постарше, на её взгляд, вполне симпатичный мужчина, был в разводе и проживал у родни. Они стали встречаться. Вскоре Николай переехал к Клаве. Настасья Петровна любовника дочери приняла в штыки: алименщик с дыркой в кармане, без жилья. Похож на завязавшего алкоголика.
Николай, по словам Клавы, комплексовал и расстраивался, что не может дать ей то, что она заслуживает. Он давно бы пригласил Клаву в ЗАГС, но какие у них перспективы? Жить в небольшой половине дома с брюзжащей Настасьей Петровной и копейки считать? Надо сказать, что из родителей у Настасьи Петровны оставалась престарелая мать. Она её навещала, нередко с ночёвкой.
И была прописана не в доме покойного мужа, а в материнской квартире. И вот год назад старая женщина упокоилась, а у её дочери сохранилось право на жильё — двухкомнатную хрущёвку. Толковых представлений, как этим правом распорядиться, у Настасьи Петровны не было (за окном шло советское время). Женщина решила: «Миша вернётся из «ссылки» и совместно подумаем. Может, внуков туда пропишем, когда подрастут».
Клавдию это взбесило. Брату бОльшая половина дома принадлежит. Его детки, когда станут совершеннолетними, заедут в жильё прабабки. И может, Мишка ещё навариться задумает, сдавая квартиру. А Клава со своим любимым будет слушать по ночам храп матери за стеной. Справедливо? Возмутительно! В неглупой голове молодой женщины выстроился хитрый план.
Убедить мать прописать её в квартире бабки, а самой выписаться. Тогда появится городское жильё, в котором она построит с Николаем семью. Заживут на зависть Кристине и Михаилу. Но тогда весь дом — на двух хозяев, с двумя огородами — достанется им! Матери шестьдесят, а это уже возраст, когда некоторые приобретают место на кладбище и готовят «смертный узелок».
Вот если бы не только в бабкину квартиру переехать, но и половину дома продать. Пусть меньшую — Клава не жадная. Поселковые частные дома в цене. Вот тогда их счастье с Николаем будет полным. Чтобы мать стала покладистей и много не размышляла, дочь добавила к её повседневным лекарствам таблетку — небольшую, но сильного действия и противопоказанную людям пожилого возраста.
У Настасьи Петровны появилась слабость, головокружение. Она стала теряться во времени, память ухудшилась. И тогда дочь ей солгала:
«Мама, Миша пишет, что согласен, чтобы ты меня прописала в бабушкину квартиру, а сама выписалась, став хозяйкой той части дома, в которой мы с тобой проживаем. Я перееду, а вы одной семьёй заживёте. Внуки будут рядом с тобой и замечательная невестка Кристина тоже».
«А где сейчас Миша?» — запуталась Настасья Петровна.
«В командировке. Чтобы не скучал, Кристя с детьми поехала с ним. За эту командировку ему много заплатят. Он сделает в доме перепланировку. Появится один, общий вход. Большой дом для всех», — журчала Клава.
Прописав Клавдию в квартире своей покойной матери, Настасья Петровна выписалась, став хозяйкой части дома, как и обещала дочь. Но следом, не осознавая и тут же забыв, она составила завещание у нотариуса. Согласно документу, после её кончины, Клава становилась наследницей. Разумеется, она и руководила безвольной пожилой женщиной.
А в нотариальной конторе никому не было дела в каком состоянии объявляется пожелание. Оставалась одна проблема - всё та же Настасья Петровна. И нужно было успеть до возвращения семьи брата. Рассказывая про ужас, который творила, Клава не признавала, что затевала погубить мать.
"Она сама по себе нездорова стала, переживая из-за Миши, смерти бабушки. Плакала днём и ночью, не ела. Слабела. Чувствовалось, что ей недолго осталось, а я просто помогала ей это принять и лекарством поддерживала психику," - говорила она.
С этой целью она приобрела место на кладбище, убедив мать, что выполняет её желание. Вела с ней разговоры на тему, какой она хочет памятник, где лучше организовать поминки — дома или в столовой. Принесла платье:
«Вот, мама, чёрное, как ты просила. С белым платочком на голове будет достойно смотреться...»
И всё бы у неё получилось через полгода или даже пораньше. Но тут объявилась Кристина — неравнодушная к судьбе свекрови невестка. Не имевшая ничего против, чтобы у её детей долго-долго была ещё одна бабушка, кроме деревенской.
«Поймите, я просто хотела свою капельку счастья. Кристинка заявилась к нам на готовое, нарожала детей. А во мне все видели обречённую старую деву. Я очень люблю маму и, в отличие от брата, одним воздухом с ней дышала все годы», — причитала Клава.
При обращении куда следует, её наверняка ждало наказание. Но Клавдия была сестрой мужа. Как с ней поступить, мог решать только он. Справедливая категоричность жены могла навсегда пролечь тенью между супругами. Вдруг он бы не понял и не простил? Большого труда стоило убедить врача — Нину Павловну, что это «дело семейное» и не нужно к нему никого привлекать.
Клавдия была изгнана из дома, который ей не принадлежал. Не на улицу — в квартиру покойной бабушки. Без права появляться, пока не вернётся брат. Потом ей предстояло покаяться перед ним. Она уволилась из ПНД — это тоже входило в условие Кристины. Должно быть и завещание аннулировали. Настасью Петровну пролечили в больнице. Был ли указан приём «особых успокоительных» — неизвестно.
Домой женщина вернулась посвежевшей, но без уверенности, что ещё поживёт, — психологически свекровь Кристины оставалась сломленной, ощущая себя на сто лет. Вот, дескать, могилка ждёт и скорбное платье готово. Невестка сломала голову, как вернуть ей желание жить. Присутствие внука и внучки, обещание скорого появления нового малыша, возвращения сына давало малый эффект.
Но однажды, проснувшись утром, Надежда Петровна увидела перед собой чёрное платье с ярким воротником в красно-серую клетку. Оно висело на вешалке, уцепившейся за дверку шкафа прямо напротив неё. В таком платье можно было выйти в мир, отправиться на пир, но никак не на кладбище. Для последнего вздоха оно выглядело вызывающе нарядно.
«Вот Кристинка, зараза! Взяла и испортила приличное смертное платье. Укоротила, воротник модный пришила. Ну кто меня в таком на тот свет пустит? Скажут: «Иди-ка ты, Петровна, в клуб, на танцульки!» — бормотала себе под нос Настасья Петровна, рассматривая печальное платье, ставшее нарядом.
С этого дня в Настасье Петровне произошёл перелом, укрепившийся после рождения внучки. Назвав дочку Анастасией, невестка приказала свекрови долго жить и быть здоровой, как "ломовая лошадь," поскольку на трёх детях они с Мишей не остановятся.
от автора: Эта история сложилась задолго до того, как мои родители переехали в посёлок из города. Но когда моя мама там стала своей, "ужастик" конечно, пересказали. Не сами участники - нашлись другие словоохотливые. Быть может, что-то додумав или чуток перепутав, но не соврав ни слова. Как помнили так и рассказали.
Уточнить было не у кого: семейство - Михаил, Кристина, Настасья Петровна и дети разного возраста, продав дом в конце 90-х, перебрались в деревню с целью развить фермерское подворье. Поселковые надеются, что у них это получилось. А Клавдию никто больше в глаза не видел. Построила ли она личное счастье с санитаром ради которого едва не угробила мать, неизвестно.
Автор: Лина
Дзен Канал Лина с Вами эффект попутчика
#линасвамиэффектпопутчика
Источник
https://dzen.ru/id/5d3ebc4f1d656a00ae927fea?share_to=link
https://dzen.ru/id/5d3ebc4f1d656a00ae927fea?share_to=link
Следующая публикация
Комментарии 3