Предыдущая публикация
Слеза Евы.
23. «Следаки».
– Начать следует с коллег Бартенева. Не знаю только, как к ним подобраться. Подумай хорошенько: кому профессор мог, хотя бы гипотетически, рассказать о находке?
– Если только Богуславскому, но это не точно.
– Ну а тем, кому он должен был докладывать о результатах? Не может быть, чтобы никто не знал.
Глафира покачала головой.
– Пойми, Сергей, письмо Пушкина и «Слеза Евы» – открытие мирового уровня. Такое раз в тысячу лет случается! Прежде чем о нем объявить официально, надо быть уверенным на сто процентов. Бартенев хотел сначала собрать неоспоримые доказательства, чтобы, как он говорил, «не краснеть потом алым цветом». Олег Петрович – крупный ученый. Он должен быть осторожным, понимаешь?
– А были сомнения?
– На разных этапах – да. Но недавно он перестал сомневаться.
– И все равно никому не сказал?
– Он хотел сделать это эффектно. На международной конференции.
– А что он сообщил Богуславскому?
– Олег Петрович уточнял у него детали.
– Уверена?
– Ну… Я не все знаю. Возможно, поделился кусочками информации.
– А Богуславский сложил кусочки воедино и догадался. А?
Глафира тяжко вздохнула. Подозревать в жутком преступлении академика Богуславского? В страшном сне представить невозможно.
– Конечно, я далек от мысли, что этот Богуславский проделал все сам. Он вполне мог кого-то нанять.
Глафира вздохнула еще тяжелее. Сергей глянул на нее внимательно.
– Я понимаю, что тебе все это неприятно.
– Ужасно.
– Но мы ведь не должны сидеть и ждать. Или ты на Беленького надеешься?
– Не надеюсь. По-моему, он уверен, что рано или поздно я сама во всем сознаюсь.
– Тем более.
Сергей пододвинул ей тарелку с салатом. Глафира посмотрела, но есть не стала.
– У тебя есть контакты Богуславского?
– Я звонила ему по просьбе Бартенева.
– Позвони еще раз.
– Зачем?
– Скажи, что профессор в больнице. Послушай, как он среагирует на это известие. Про случившееся не говори и попробуй выяснить, не был ли Богуславский в эти дни в Питере.
– Зачем? Если бы приехал, обязательно навестил Бартенева.
– Все равно спроси. А еще узнай, не присылал ли ему Бартенев каких-нибудь материалов. Сами мы проверить не сможем.
– Компьютер профессора забрали, к сожалению.
У Глафиры был такой поникший вид, что Сергею стало ее жалко. Она совершенно не умеет играть и притворяться. Но все равно они должны попробовать. Если не справится, он поедет к Богуславскому сам и не слезет с него, пока не выяснит правду.
Наконец собравшаяся с силами Глафира достала телефон.
– Только можно я поговорю с ним не здесь? И без тебя.
Сергей кивнул. Глафира встала.
– Я недалеко. Просто выйду на улицу.
Она вышла из кафе и стала прохаживаться мимо окон, прижимая трубку к уху. С его места нельзя было разобрать выражения ее лица, но Шведов все равно следил внимательно. Вот она затрясла головой, поправила прядь волос, развернулась и пошла в другую сторону, продолжая разговор. Старается. Что за фрукт этот Богуславский? Если за всем стоит он, то Глафире его не раскусить. Сама лгать не умеет, потому и в других зла не видит. Или наоборот? Сразу почувствует фальшь, уловит не слухом, а чутьем. Таких, как она, часто недооценивают. И он, похоже, не исключение.
– Переговорила, – сказала Глафира, появляясь перед ним, и плюхнулась на диванчик в изнеможении. – Только зря расстроила человека.
Шведов налил ей чаю. Она торопливо отпила несколько глотков.
– Он сам в больнице третью неделю лежит. А тут еще я про Бартенева сообщила. Он так расстроился, аж голос потерял. Вот вместе и уйдем, говорит. Еле успокоила. Пришлось сказать, что у Олега Петровича все налаживается, врачи на него не нарадуются, а их поколение вообще крепкое и стрессоустойчивое.
– Значит, и выспрашивать ничего не пришлось.
– Он сам рассказал все, что я хотела узнать. Переживает за Бартенева, что тот не успел закончить работу над архивом. Спрашивал, не нужна ли помощь. Я так поняла, что он совершенно не в курсе.
– Не притворялся?
– Ему не до этого, поверь.
Шведов отхлебнул почти остывший чай и задумался. Скорей всего, так и есть. Богуславский ни при чем. Да и с чего он решил, что больному старику по силам провернуть этакое дело? Тут действовал кто-то помоложе. Сильный, смелый и жестокий.
Тогда кто? Сам Бартенев? Он ничуть не лучше Богуславского. А если копнуть со стороны племянничка? Все равно никаких других не осталось. Именно он впустил в дом своего убийцу. Значит, каким-то боком замешан.
– Помнишь, я говорил про дверь, которую Стас открыл бандитам?
– Тогда почему они его убили?
– Это одна из непоняток, но не единственная. Кстати, Беленький считает, что бандит был один. Я ему верю.
– Почему?
– Есть много способов это установить. Например, нашли отпечатки только одного постороннего.
– Они их проверили?
– Сказали, что в картотеке таких нет.
– Может, все-таки Стасик ни при чем?
– Сомневаюсь. Давай поищем его знакомых, друзей. Вдруг за что-нибудь зацепимся.
– Его ноутбук тоже забрали.
– Он нам не нужен. Мы залезем в социальные сети.
– Я в этом не очень, – призналась Глафира.
– Мы же не собираемся хакерством заниматься. Сейчас у молодежи вся жизнь в соцсетях.
Ага. Значит, ее молодежью он не считает. Глафире стало немного обидно, а Шведов даже не заметил.
Оказывается, он взял из машины планшет. Пересев на диванчик к Глафире, Сергей прислонил его к тарелке.
– Скажи, как называется его институт и на каком курсе он учится.
Они сблизили головы и начали искать.
Шведов был прав. Они быстро и легко выяснили, чем заполняют свою жизнь студенты. Каждый чих молодые люди выставляли на всеобщее обозрение и делали это с огромным энтузиазмом. Глафира была поражена. Зачем показывать всем, какой прыщ сегодня вскочил на твоем носу? Зачем снимать свои ноги в ластах, сидя на краю бассейна, да еще в шести ракурсах? Какой интерес могут представлять хоть для кого-нибудь два таракана, ползающие по твоей тарелке, которую ты не помыл с вечера?
Пока она раздумывала над тем, что заставляет людей выставлять себя идиотами, Шведов продолжал просматривать фотографии.
– Смотри: самая свежая дата – десятое мая. Кажется, ребята после учебы решили зайти в кафе. Тут вся группа. Может быть, ты знаешь кого-то из них?
Глафира стала смотреть. Вот Стасик пьет пиво, спорит о чем-то с парнем. Незнакомым. Вот обнимается с двумя девчонками. Их она тоже никогда не видела. Вот хохочет над чем-то, запрокинув голову.
Что же произошло тогда в доме Бартенева? За что убили этого глупого мальчишку?
– Стой, – вдруг сказала она, напрягшись. – А можно приблизить изображение?
Шведов приблизил. Друзья Стасика продолжали есть и пить пиво, но сам он сидел уже в другом месте, за спиной одного из студентов. У Стаса было очень напряженное лицо. Он с кем-то разговаривал. Этот кто-то был виден со спины. Глафира сглотнула. Ей мерещится? Нет, вряд ли. Этот жирный в складочках загривок трудно спутать. Она очень хорошо рассмотрела его тогда, на дне рождения.
Каким бы странным это ни казалось, но собеседником Стаса был Тобик, любовник ее подруги Ирки.
– Ты что-то увидела? – спросил Шведов.
Глафира перевела дух. Как такое может быть? При чем тут Тобик? Как они со Стасиком могут быть связаны?
Сергей увидел ее остекленевший взгляд и налил в стакан воды.
Она выпила, еще немного посидела, глядя перед собой, и сказала:
– Это я навела бандитов на дом профессора.
– Что?
Глафира приложила к щекам ладони. Какие они холодные! Просто ледяные.
– Глаша, не пугай меня. Что ты сейчас сказала?
Господи, прости меня, грешную!
– У меня есть подруга. Ирка. Мы сто лет дружим. Со школы еще. Она другая совсем. Веселая. У нее всегда рестораны, кавалеры. Но она все равно очень хорошая.
Глафира прижала руки к груди и посмотрела умоляюще. Сергей кивнул. Он верил ей.
– Мы все рассказываем друг другу, когда встречаемся.
– Ты ей говорила про находку профессора?
– Да. Я была в таком восторге…
– И что же она? Заинтересовалась?
– Да нет! По-моему, даже не поняла ничего! Сразу стала возмущаться, что профессор загружает меня работой, как галерного раба.
– Тогда при чем тут Ирка?
– Человек на фото, который сидит со Стасом, ее нынешний любовник – Тобик.
– Тобик – это кличка?
– Не совсем. Его зовут Тобиас. Он вроде как иностранец.
– А фамилия?
– Не знаю. Они с Иркой устроили мне сюрприз на именины. Сначала я летела на воздушном шаре, а потом пила с ними шампанское в шатре. Ирка сказала, что все организовал Тобик.
– Ты что-то им рассказала тогда?
– Точно не помню. Выпила шампанского и захмелела. Я же не пью почти. Для меня и пары глотков достаточно. Может, что-то и рассказывала.
– А где Тобик работает, Ирка не сообщала?
– Я не спрашивала, но он, кажется, богатый. Недавно подарил ей машину.
– Хорошо. Скажи хотя бы ее фамилию.
– Ирина Петрякова.
Шведов снова пододвинулся к планшету. Глафира не смотрела, копаясь в памяти и страшась вспомнить то, что сделает ее преступницей.
– Это он?
Сергей пододвинул планшет. С экрана на нее смотрел Тобик и улыбался точно так же, как тогда. Слащаво и фальшиво.
– Он.
– Его зовут Тобиас Мягги. Он бизнесмен. Занимается… Чем только не занимается! И действительно довольно состоятелен.
– А это твоя подруга?
Глафира глянула. Ирка обнимала Тобика за шею, а он рукой подхватил ее ногу под коленом и поднял до живота. Разрез на вечернем платье разъехался, открывая резинку черного чулка. Оба хохотали.
– Хорошая подруга, говоришь, – под нос пробурчал Шведов.
– Она близкий мне человек, и я ее люблю, – заявила Глафира.
– Тогда, как ты считаешь, она специально рассказала своему любовнику о богатстве, которое хранится у Бартенева, или просто проболталась по глупости?
– Специально она не могла, так же как и я. Выходит, мы с ней обе дуры.
– Не дуры, а просто наивные. Когда сам ничего худого не замышляешь, то и в другом человеке не подозреваешь.
Успокаивает, словно она маленькая девочка. Не поможет. Дуры, именно дуры! Из-за их дурости все и случилось.
На глаза навернулись слезы. Глафира сдавленно всхлипнула.
– Давай в хронологическом порядке, – деловым тоном продолжал Сергей, словно не замечая ее состояния. – Когда вы встречались с подругой?
– В самом конце апреля. Числа двадцать шестого.
– День рождения справляли девятого, а десятого Тобик встретился со Стасом. Быстро он дела делает. А когда было первое проникновение?
– Тринадцатого. Тогда пропала «Слеза Евы».
– Помню. Ты еще сказала, что Стас ни при чем.
– Абсолютно.
– Хорошо. А уже пятнадцатого случилось самое страшное. Получается, на все ушло три недели.
– За несколько дней до пропажи серьги профессор слышал звуки, доносящиеся из кабинета. Словно кто-то что-то искал.
– Стас?
– Нет. Олег Петрович проверял.
– Как?
– Вызывал его звонком. Стас приходил из своей комнаты на первом этаже.
– У профессора что, абсолютный слух? Лифт в доме работает практически бесшумно. Стас мог на нем спуститься и тут же подняться по лестнице.
– Второй раз Бартенев поехал в кабинет и не увидел никаких следов присутствия чужого человека.
Шведов усмехнулся.
– Стас жил в доме. Чужой человек мог оставить беспорядок в ходе поисков, а свой…
– Да именно поэтому! – вскричала Глафира. – Если он хотел украсть серьгу, мог сделать это, когда она просто лежала на столе! К тому же он все время был у нас на глазах.
– Да, – согласился Шведов, – это странно. Однако моей версии не отменяет.
– Не хочу, чтобы мы клеветали на усопшего. Это грех.
Сергей посмотрел на нее. «Бедная моя Глаша. Много на тебя свалилось. Может, хватит на сегодня?»
– Хорошо, Глаш. Давай закончим пока. – И добавил будничным голосом: – Кофе будешь?
Глафира помотала головой. У нее были красные щеки и совершенно несчастные глаза. Шведова вдруг затопила волна нежности. Почему он до сих пор не сказал, что любит ее? Боится испугать, чтобы синичка не улетела? Или сомневается, что она ответит тем же? А может, она ждет этих слов и боится, что не услышит?
Наверное, она никогда не целовалась в кафе у всех на виду. Может, зря?
Он быстро притянул ее, прижал покрепче, чтоб не вырвалась, и сделал это.
Глафира вырываться не стала. Она обняла Шведова за шею и ответила на поцелуй. В голове что-то тоненько зазвенело, Глафира не поняла, но ей почему-то сразу стало больно дышать. Так всегда бывает? Или только с такими, как она, нецелованными?
Они целовались так долго, что официантка устала ждать.
– Что-нибудь еще заказывать будете? – спросила она, появляясь возле их столика.
Шведов оторвался от Глафиры и открыл рот, чтобы попросить счет.
– Будем, – вдруг сказала она. – Кофе и шоколадное пирожное.
После кафе они поехали на берег Финского залива и гуляли до самого вечера, пока не пришла пора возвращаться домой.
Мотя посмотрела на нее и ничего не спросила. Глафира удивилась. Обычно та сразу начинает приставать с расспросами. Чего же сегодня?
Уже сквозь сон она слышала, как Мотя читает молитвы. Ксении Петербуржской молится, а теперь Петру и Февронии. Глафира улыбнулась. «Это она любви для меня просит».
Сергей подождал, когда у соседей закроется дверь, вышел из дома и направился к дому Бартенева. Времени у них с Глафирой немного. Надо искать.
И непременно найти.
Машину он оставил у метро и направился по той дороге, которой ехали смотреть на фонтаны Глафира и Бартенев.
Шведов уже не сомневался, что ко всему произошедшему Стас имеет прямое отношение. Только одно не встраивалось в цепочку – тринадцатое мая. Или серьгу действительно украл не он. Он просто обеспечивал себе алиби, потому и крутился рядом с дядей. Но знал того, кто это сделал.
Задумавшись, Сергей миновал пункт аренды велосипедов, прошел несколько шагов, а потом резко развернулся и пошел обратно. А вдруг?
Паренек, сидевший на стуле в окружении каких-то диковинных механизмов, с готовностью просветил его, что в почасовую аренду можно взять не только велик, а еще и гироскутер, электросамокат, электроскейт и даже моноколесо. Шведов впечатлился. Чего только не придумают люди, чтобы не ходить пешком!
– А журнал выдачи вы ведете?
Парнишка кивнул.
– Можно посмотреть за тринадцатое мая?
Тот пощелкал по клавиатуре и повернул экран компьютера к Шведову.
– Смотрите, нам скрывать нечего. Фио, паспортные данные, залог. Как в аптеке.
Сергей пробежал глазами записи и удивился, насколько верной оказалась его догадка.
– А когда вы открываетесь?
– В десять утра.
Стасик, оказывается, был не глуп. Напротив, весьма хитер. Вышел пораньше, дождался открытия проката, взял электросамокат и быстренько вернулся к дому. Спрятаться так, чтобы было видно крыльцо, труда не составило. Когда Глафира с профессором выкатили из дома, вернулся и забрал сережку. Стас не знал, что накануне Бартенев запер ящик, в котором лежала «Слеза Евы», и просто выдрал замок с мясом. Ему необходимо было опередить инвалидную коляску, и у него получилось. Он вернулся другой дорогой, сдал самокат и успел нырнуть в метро, чтобы потом появиться перед Бартеневым. Ну а дальше все, как рассказала Глафира. Сообразительный мальчик.
Итак, как из дома «ушла» серьга, понятно. Но совершенно неясно, за что мальчишку убили. Он же сам открыл дверь преступнику! Теперь это совершенно очевидно, как и то, что кражу он совершил по заказу Тобиаса Мягги. Сам бы не додумался, иначе давно бы приделал серьге ноги. Тогда почему тот не позволил Стасу утащить и письмо? С серьгой ведь здорово получилось. Пацан вне подозрений, стоило только дождаться второго действия, пока профессор не отнес письмо в банк или еще куда. Неужели Стас заартачился? С чего бы? Если согласился в первый раз, то от второго уже не отвертишься. Интересно, сколько ему пообещали? Тобик не скуп. Он дарит своим женщинам дорогие машины, значит, и мальчишку соблазнил немалой суммой. У того больше тысячи в кармане не водилось, а тут такой соблазн. Кто бы на его месте устоял?
Получается, второе пришествие – совсем другая история. Здесь роль у Стаса иная. Из исполнителя мальчишка превратился в жертву. А кто же исполнитель? По всему выходит, это опытный, жестокий убийца. Где же он ходит-бродит? Одно ясно – служит Тобику. Смешно. Если служишь собаке, то кто же ты сам?
Вот только от его уверенности в том, что главный злодей здесь – человек с глупой собачьей кличкой Тобик, никому ни холодно ни жарко. Почему? Да потому, что никаких доказательств нет.
Что же за сволочь такая этот Тобиас Мягги?
И как до него добраться?
Шведов вернулся домой и прилип к компьютеру. Ярик посмотрел на него, стоя в дверном проеме, ушел на кухню и принес чаю с остатками Мотиной кулебяки. Они были невелики – два небольших кусочка. Остальное Ярик съел в обед, причем совершенно незаметно для себя. Слушал музыку и… Когда спохватился, было уже поздно. Он поставил тарелку на стол, подумал и принес на добавку бутерброд с колбасой.
Отец, кивнув, съел все до последней крошки и даже не сказал «спасибо» за офигенную сыновью заботу. Чего это с ним?
Ярик подошел и заглянул через его плечо. С экрана на него смотрела и лыбилась обалденная телка в декольте ниже пояса! Ни фига себе! У папаши что, кризис среднего возраста?
Ярик покосился на коротко стриженную макушку отца.
Так и до порнухи дойдет! Конечно, мужику без женщины хреново, это он по себе знает. Может, посоветовать бате присмотреться к соседке Глафире? Та ничего вроде. Не вредная. Красивая. К тому же живет при тете Моте.
А жизнь при тете Моте – такая им с отцом и не снилась!
Ярик даже зажмурился, представив, как при тете Моте заживет он сам.
Он вернулся на кухню и стал чистить картошку на завтра.
Надо бы составить план по соединению отца с Глафирой.
А вдруг получится?
Слеза Евы.
24. Рубикон.
Шведов еле дождался, когда Глафира спустится во двор. Едва они сели в машину, он торопливо стал рассказывать обо всем, что узнал ночью.
– В соцсетях по Тобику и его людям я нашел не так много. Твоя подруга регулярно выставляет фотографии с разных тусовок, но кроме самого Тобика на них мало кого можно увидеть. Мягги – лицо вполне легальное, поэтому светиться не боится. А вот его подручные…
– Ты уверен, что их именно так надо называть? Не верится, что Ирка связалась с бандитом.
– Не факт, что она об этом догадывается. Богатый поклонник, хорошая жизнь. Что еще надо красивой девушке?
– Ты как-то нехорошо о ней говоришь.
– Наоборот! Я сразу отметаю мысль, что она с Тобиком заодно.
– Спасибо.
– Не обижайся, но после того, что нам удалось выяснить, в главенствующей роли Мягги я не сомневаюсь.
– А Беленькому рассказывать будем?
– Придется. Не факт, что он нам поверит, но других вариантов я не вижу. Самим не справиться.
Они спустились к набережной и сели на скамейку. Нева была совсем смирной. Ни волн, ни всплесков. Сонная. Ленивая, даже какая-то томная. От чего же она так утомилась?
– Вот все, что я нарыл вчера.
Глафира встрепенулась и пододвинулась к планшету. На самом деле ей хотелось быть ближе к Сергею. Ну… чтобы он мог ненароком обнять ее, поцеловать.
Именно так он сразу и сделал: прижал к себе и поцеловал в ухо. Оно сразу запылало. А следом и щеки словно жаром обдало. Нет, надо отодвинуться. Иначе от такой температуры, чего доброго, начнут плавиться мозги. Она было попыталась, но не тут-то было! Шведов только притиснул ее сильнее, и все! Да уж. У такого не рыпнешься.
– Ты видела кого-нибудь из них?
Сергей стал листать фотографии, на которых рядом с Иркой и Тобиком мелькали люди. Большинство из них было трудно идентифицировать с кем-то из знакомых. Одних камера сняла сбоку, других практически со спины.
– Никого не знаю. Да и Тобика видела один раз.
– Уверен, тот, кого мы ищем, имеет к Мягги прямое отношение. Это опытный и уверенный в себе вор. К тому же не боится убить в случае чего. Хотя убрать Стаса он, скорее всего, не планировал. Действовал по ситуации.
– Что могло между ними произойти?
– Ответ на этот вопрос знает Бартенев, но его не спросишь.
– Я утром звонила в реанимацию. Пока без изменений. Но не хуже.
– Это хорошо, что не хуже.
Глафира взглянула ему в лицо. Всю ночь, наверное, не спал. Вон какие круги под глазами. А глаза у него рыжие. И крапинки вокруг зрачка.
Она тихонько дотронулась до его щеки, провела пальцами по колючкам щетины и почувствовала, что ей хочется только одного: чтобы он никогда не отпускал ее. Никуда.
Шведов медленно повернул голову и посмотрел незнакомым тяжелым взглядом. Она моргнула и вдруг каким-то древним женским чутьем поняла, о чем он сейчас думает. Странно, но от этих угаданных мыслей ей не стало неловко или стыдно. Она даже не испугалась, что сама желает того же самого. Даже обрадовалась совпадению такому. Прижавшись, она улыбнулась прямо ему в губы, и по ее улыбке Сергей вдруг понял: она все знает про него и про то, почему так бешено стучит его сердце под ее ладонью.
Дальнейшее выпало из сознания совершенно. Как они оказались сначала в машине, а потом у Шведова дома? Как получилось, что ничего не потребовалось говорить, спрашивать, объяснять? Почему они все делали в унисон, так, словно это уже бывало с ними раньше?
Глафира только удивилась, что потом сразу уснула у Сергея под мышкой и проспала, казалось, целую вечность. Как она могла спать, когда он лежит рядом? Даже хотела проснуться, но не могла открыть глаза. Так и лежала, сквозь сон думая о чем-то. Мысли были разные. Одни – длинные и тягучие. Например, о том, что она никогда не спрашивала Мотю, какой была в детстве, потому что твердо знала: послушной и правильной девочкой. Ей и в голову не приходило, что можно вести себя иначе. Весь монастырский уклад не допускал разночтений в вопросах норм поведения. Да и в других тоже. Только сейчас она вдруг поняла, что перед ней никогда не вставал вопрос выбора. Матушка Анимаиса не сомневалась в том, как до́лжно поступать человеку, и Глафира ей верила. А сегодня впервые сделала выбор самостоятельно и, возможно, вовсе не тот, который одобрила бы настоятельница. И что же? Да ровным счетом ничего. Она не испытывала ни сожаления, ни стыда и в душе была абсолютно уверена: все, что случилось с ней сегодня, – единственно правильное. По-другому и быть не может. Рубикон перейден.
Другие мысли были коротенькими и быстрыми, похожими на спиральки. Например, о том, что раньше в ее жизни была только Мотя и все связано лишь с ней. А теперь многое будет связано со Шведовыми, и ей, Глафире, надо научиться все это считать своим. Или: надо все рассказать Моте, и будь что будет.
Почему-то и эта мысль не привела ее в ужас, даже проснуться не заставила.
Зато запах кофе, приплывший невесть откуда и сладко пощекотавший ноздри, заставил встать и пошлепать на кухню, где обнаружился Шведов, колдующий над плитой. Рядом растянулся Шарик, при появлении Глафиры не пошевеливший даже ухом.
– Проснулась наконец? – спросил Сергей будничным голосом. – Я уж думал, ты в спячку впасть решила.
– У меня авитаминоз, – сообщила Глафира, забираясь с ногами на стул.
Сергей посмотрел на ее манипуляции и принес тапки.
– Не ходи босая. Пол холодный.
Глафира кивнула, но слезать не стала, так хорошо ей было сидеть, сложившись кучкой.
– А еда какая-нибудь полагается? – спросила она, чувствуя, как сосет под ложечкой.
Сколько же она не ела?
– Полагается, но не особо разнообразная.
Шведов поставил на стол плетенку с пряниками и сухарями, налил дымящийся кофе. Глафира схватила пряник и впилась в него зубами.
– А который час? – наконец догадалась спросить она.
– Почти четыре.
– Вечера?
Шведов кинул, отхлебнул кофе и добавил:
– Скоро Ярик придет.
Глафира взвилась, как пружина, и бросилась к комнату. Судорожно натягивая одежду, она молилась только об одном: чтобы Ярик не появлялся еще хотя бы минуту.
Стоя на пороге и почесывая за ухом явившегося вслед за хозяином Шарика, Шведов наблюдал за ее судорожными телодвижениями.
Наконец она оглядела себя со всех сторон, нашла, что ничто в ее облике не указывает на то, чем она тут занималась, и выдохнула.
– Ну и чего ты всполошилась? – наконец поинтересовался Сергей. – Имей в виду: от сына у меня секретов нет.
– И что ты ему скажешь?
Глафира спросила и вдруг испугалась того, что может услышать.
Шведов подошел, поправил завернувшийся воротник блузки и не особенным, а самым обыкновенным голосом сообщил:
– Что теперь мы будем жить вместе.
Вот как? А где же – «я предлагаю тебе руку и сердце»? А как же – «согласна ли ты стать моей женой»?
Видимо, Шведов что-то учуял, притянул ее к себе и добавил:
– Но сначала я попрошу твоей руки у Моти, распишусь с тобой в загсе и повенчаюсь в храме.
Глафире вдруг стало смешно.
– Меня сперва не хочешь спросить? Вдруг я на таких жестких условиях не согласна?
– А ты не согласна? – совершенно серьезно спросил он и заглянул ей в глаза.
Глафира не стала отвечать. Зачем?
Они не сразу поняли, откуда раздался звонок. С трудом оторвавшись друг от друга, оба завертели головами. Ее телефон, надрывно исходящий трелями, обнаружился в коридоре.
– Фирка, ты чего трубку не берешь? – завопила Ирка. – Болеешь, что ли? Или такая деловая колбаса, что на подругу времени нет?
– Да я просто… – начала Глафира, однако закончить ей не дали.
– Представляешь, меня Тобик бросает!
– Куда? – опешила она.
– Буквально в никуда, прикинь? Вчера вдруг сообщает, что отбывает на ПМЖ в Эстонию. А у меня даже запасного варианта нет!
– А причины?
– Его, видите ли, в родные края потянуло! То ли тетка, то ли бабка какое-то наследство оставила. На хрена ему ихнее наследство, если у самого денег куры не клюют?!
Подошел Шведов и посмотрел вопросительно. Глафира помотала головой.
– А тебя с собой не берет?
– Да я сама не поеду в эту Тмутаракань! Но он и не берет, гад! И главное – ничего не предвещало! Я собиралась его на браслетик с изумрудами раскрутить в качестве свадебного подарка, а тут такое! Ума не приложу, что теперь делать! – Ирка вдруг всхлипнула: – Останусь старой девой, как пить дать! Уже седею.
– Да где?
– Два волоса вчера выдернула. Два!
– Подкрасишься, и все дела.
– Ага! А где денег взять? Теперь даже на парикмахерскую не хватит! – возопила страдалица и окончательно разрыдалась.
Глафира принялась ее успокаивать. Отходчивая Ирка еще немного повсхлипывала, а потом сказала:
– А ну его к черту, этого Тобика! Я себе получше найду! А не найду, так плюну на все и запишусь в монастырь!
– В мужской? – насмешливо спросила Глафира.
– А то!
Ирка окончательно развеселилась.
– Знаешь что, подруга? Давай завтра после твоей работы посидим в кафе? Давно я сладенького не едала! На диете, блин, сидела, чтобы поехать с этой свиньей в Таиланд! Он собирался – прикинь! – крокодилов курами кормить! Сволочь! И не жалко бедных курочек!
– Давай, только я завтра сама тебе позвоню, хорошо?
– Звони! Только не очень поздно! Я после шести не ем! Только пью!
Ирка хохотнула и отключилась.
Глафира задумчиво постучала по подбородку телефоном.
– Ты чего? – спросил Шведов, снова появляясь в коридоре.
– Тобик собирается уезжать из страны.
– Так… Значит, наши предположения могут оказаться реальностью.
– И что делать?
– Известить Следственный комитет.
– Почему-то боюсь за Ирку.
– Она же ничего не знает.
– Потому и боюсь. Если мы все правильно думаем, Мягги – страшный человек. А если он решит, будто Ирка что-то знает и из мести захочет его сдать? Может быть, надо ее предупредить?
– Вот тогда ей точно будет угрожать опасность. Она молчать не станет, сразу все выложит Тобику в лицо.
– Она такая, правда. Но ведь Мягги знает, что мы подруги, а значит, может подумать, что я ей рассказала…
– О чем? О наших подозрениях? Мы даже следователю ничего не сообщали.
Глафира задумалась. Конечно, Ирку лучше ни во что не посвящать. И все же… Кто его знает, этого бандита! Решит, что лучше подстраховаться и… Надо что-нибудь придумать. Отправить Ирку куда-нибудь… Куда? На богомолье? Вряд ли согласится. К отцу? Нужно будет объяснять, а как? И вообще – где можно спрятать человека, чтобы его не нашли? Ну хоть по геолокации.
– Сергей, как ты думаешь… – начала она.
В этот момент в двери заскрежетал ключ, она распахнулась, и пред их очами в куртке без рукавов, с огромным синяком под глазом предстал юный Шведов.
Шарик выглянул из кухни, чтобы поздороваться, но увидев расхристанного Ярика, предпочел благоразумно скрыться.
Увидев Глафиру рядом с отцом, Ярик, вошедший со злым и перепачканным грязью лицом, вдруг вытаращил глаза и уставился на них, приоткрыв рот.
Ни фига себе! Вчера перед иконкой Сергия Радонежского, которую дала тетя Мотя, чтобы молился за отца, он попросил святого о помощи в устройстве батиной личной жизни. Так, на всякий случай! И вот те раз! Неужели работает? Никогда бы не поверил! И быстро как! Только загадал, а уже начало исполняться!
– Привет, сын, – сказал отец, разглядывая художественный беспорядок. – Где кровь проливал?
– А… здравствуйте, Глафира. А вы… чего у нас?
– Она у нас того. Не увиливай. Что натворил?
– Почему сразу я? Может, это мне натворили?
– Ну да. Обидели безобидного крошку.
Глафире стало жалко ребенка, на которого наезжает собственный отец.
– Здравствуй, Ярик. Ты голодный? Хочешь я тебе суп с фрикадельками сварю? Это быстро.
Он покосился на отца и кивнул.
– Ярик!
– Ну чего ты пристал, пап!
– Сначала накорми-напои, а уж потом расспрашивай, – поддакнула Глафира.
Шведов зыркнул на нее сердитым глазом и вдруг рассмеялся.
Все как в настоящей семье: отец строжит, мать защищает, дитя капризничает. Знает, что все равно любят, поэтому ничего ему не будет. Пошумят-пошумят, а потом поцелуют и купят гостинчик. А с Элей когда-нибудь так было? Нет, не вспоминается ничего такого. Она не ругала сына и не защищала от строгого отца. Ее просто никогда не было. Всегда свои дела, с семьей не связанные.
– Подрались с командой из лицея. Их судья нам три очка зажилил, – услышал Сергей разговор в кухне.
– А почему судья с их стороны был?
– Наш заболел. Глафира, а можно я, пока суп жду, бутерброд съем?
– Давай я тогда яичницу сделаю.
– Сначала второе, а потом первое?
– Ну и что, раз так вышло. Все равно вкусно будет.
– Я люблю с фрикадельками. Только нам с отцом возиться с супом лень. Особенно лук с морковью жарить.
– Сейчас готовая зажарка продается. Только я сама ее не очень люблю.
Соли много.
Заходить в кухню Шведов не стал. Тихо ступая, прошел в комнату, плотно закрыл дверь и набрал номер Беленького.
Надо торопиться, а то уедет письмо с сережкой в дальние края.
Продолжение...
#Елена_Дорош
Следующая публикация
Нет комментариев