Вот и вернулся Вячеслав в город юности, где когда-то учился в универе, весело проживал в общежитии, получил диплом, а затем покинул этот город. Вернулся к родителям полный надежд на светлое будущее. Но оно оказалось не таким уж и светлым, по его, впрочем, вине.
Женился второпях, привел жену в родительский дом. Три года промаялись, но семьи не получилось. И с мамой у его жены Наты были нелады, и отец устал от вечных кухонных дрязг.
А потом Ната так и заявила:
— Не можешь наладить мир в семье, чтобы ко мне никто не придирался, я ухожу.
А он не удерживал. Она и ушла от него. Думала, наверное, будет умолять вернуться, снимет жилье, или родители разделят свою трехкомнатную. Но ни того, ни другого не случилось. И чтобы освободиться от этих пут окончательно, Вячеслав просто взял и уехал.
С разводом можно повременить, а родителям нужно дать отдохнуть. Мама уже на пенсии, а отец еще работает. Пусть поживут в свое удовольствие. И вот он снова тут, нахлынули воспоминания юности, друзья, подружки. Таня Юрьева, его девушка бывшая. Где она, что с ней?
Несколько дней Вячеслав прожил у старого товарища, а потом тот помог ему, подыскал удачный вариант недорого снять комнату в коммуналке. Просто повезло. Обычная пятиэтажка в окраинном районе. Из соседей один мужичок предпенсионного возраста. Комната была небольшая, но чистенькая.
Хозяева – молодая пара лет двадцати пяти. Сразу объяснили:
— Скрывать не будем, все равно узнаете от соседа. Тут наша тётушка жила, тут и умерла, в этой комнате. Но не волнуйтесь, никакой затяжной болезни. Сердце остановилось, хотя ей и шестидесяти еще не было. Хотели к себе забрать, когда сердце прихватывать стало, отказывалась. Все ждала кого-то. Хотя это все женские причуды. Некого ей было ждать, одинокая была тётя.
Вячеслав взгрустнул немного, но предложение принял. Понравилась ему комната с большим окном на проезжую часть. Цена очень даже подходящая и чисто. Старомодная мебель, конечно. Но кровать он поменяет, а все остальное и так сойдет. И въехал.
Друг помог и прибраться, и кровать новую завезти. Да и сосед Борис Максимович оказался мужчиной опрятным, только разговорчивый уж больно: все норовил под баночку пивка вести с ним задушевные беседы «за жизнь».
Но зато с работой помощь оказал. Сам дорабатывал на заводе до пенсии, и за Вячеслава замолвил словечко. Взяли его в отдел инженерных разработок. Как раз по специальности, с месячным испытательным сроком.
Решили они с соседом обмыть его назначение. Вячеслав основательно закупился, стол накрыл. И этот ужин стал вечером откровений, ответов на вопросы, что да как. В основном о той тётушке, которая проживала раньше в его комнате.
— Племянник сказал, что она всё ждала кого-то. Не говорила она тебе, кого? А то вдруг нагрянут родственнички, и меня попросят за порог.
Максимыч, как мужчина просил себя называть, налил по маленькой, положил себе на тарелку очередную порцию еды и сказал:
— Да-а, жаль ее, хорошая женщина была. Только вот кого ждала, не знаю. Кто к ней заявится-то? А она все свое: один человек, мол, должен прийти. И целыми днями у окна сидела, поджидаючи. Племянник плечами пожимал, нет, мол, у нее никого. Так что, не обессудь, не знаю, Слава.
– А что же у неё ни детей, ни мужа не было? Только племянник?
– Муж был когда-то. Я его очень даже хорошо помню. Здоровались мы с ним. Только ушёл он в один ненастный день. Да, осень была. Помню, столкнулся с ним в коридоре, стоит в плаще, шляпе, чемодан в руке. Я ему: «Чего сосед, в командировку собрался»? А он: «Прощай, Максимыч. Покидаю я ваш дом». Шляпу приподнял и был таков. Вот и вся история.
– И что, так больше и не объявился? – удивился Вячеслав.
– Неа! Я ей говорил: Лизавета, найди себе кого-нибудь, для души. Тяжко одной-то. А она отвечает бывало: «Я не одна, Борис Максимович, человека жду. Придет он рано или поздно».
– Какого человека? – снова обеспокоенно переспросил Вячеслав.
– А я почём знаю? Только со временем она вовсе заговариваться стала. Я, говорит, любимого человека жду с сыном. Каким сыном? Убей не знаю!
Поздним вечером после этого разговора Вячеслав закрылся наконец в своей комнате, еще раз огляделся внимательно. Пустые стены, ни одной фотографии на выцветших обоях, несколько книг на полке, романы женские. Пахло здесь чем-то цветочным, он решил, что лавандой.
В стареньком серванте стоял чайный сервиз с сиренью и несколько фарфоровых статуэток: беленькая собачка с черными глазками, слоники в ряд, балерина на носочках. Отголоски чужой, ушедшей в никуда жизни.
Вячеслав подошёл к окну, через которое на него смотрела серая чужая улица. Трамвайные пути, за ними проезжая дорога, тротуар, заставленный понурыми автомобилями, череда ларьков – да, пейзаж не радует. Но он стал уже к нему привыкать.
На подоконнике почти засохший цветок, листья поникли, он поливал его все эти дни, хотел реанимировать. Пока несчастное растение выглядело жалко. Как и он сам в этом чужом углу, одинокий, бросивший всех и вся на произвол судьбы. И что, от этого легче стало? Нет, пока не легче. Наоборот, тяжесть на душе…
Внизу раздался скрежет трамвая, прямо под окнами рельсы уходили за поворот. Было пустынно на улице, как и на душе. И остановка опустела. Последних пассажиров увез этот скрипучий трамвай.
Приготовив постель и умывшись, Вячеслав погасил верхний свет, оставив включенным лишь ночную лампу с желтым шелковистым абажуром на прикроватной тумбочке. Комната озарилась золотистым светом.
Он прикрыл глаза и попытался представить себе эту женщину, но не получалось. Время тянулось как патока, а сон всё не шёл. По потолку скользили отсветы фар проносящихся по улице машин. Из комнаты Максимыча доносились приглушенные звуки, голос спортивного комментатора и рёв трибун.
Не спалось. И тут зазвонил телефон.
— Слава, ты можешь говорить? – прозвучал взволнованный голос жены. – Ты где вообще?
А он не знал, что ответить. Они уже около месяца не общались.
— Говорить могу. Что-то случилось?
— Нужно решать, что мы будем делать дальше. У тебя есть мысли на этот счет?
— Я в отъезде, Ната. Давай не сейчас решать. Поздно уже, и я не готов к этому разговору.
— Тогда я подаю на развод! – категорично заявила супруга, и отключилась от этого разговора.
Вячеслав выключил телефон с мыслью, что надо бы сменить симку. Затем открыл маленький ящичек прикроватной тумбочки и хотел сунуть туда телефон. И тут ему на глаза попался конверт, который лежал на самом дне и не сразу бросился в глаза. Да и не заглядывал он в этот ящик до этого.
Вячеслав достал конверт и машинально вынул из него несколько листов бумаги. Это было письмо. Хотел было засунуть обратно, но неудовлетворенное любопытство взяло верх. А глаза уже скользили по первым строкам, выведенным красивым почерком.
«Дорогой мой, любимый Евгений!
Вот пишу тебе, хотя не знаю, прочтешь ли. Но не написать не могу, выговориться охота. Выплакать то, что наболело и покоя не дает моей покаянной душе. Пустота вокруг меня, холод по ночам хватает душу своими ледяными пальцами и не отпускает до утра. А поговорить об этом не с кем.
Племяш мой Игорёк женился недавно, не хочу его обременять. Сосед Борис Максимович хоть и слушает меня порой, только смотрит как на умалишенную. Вижу, не верит ни одному слову. Думает, что я заговариваюсь. Да разве все расскажешь постороннему-то человеку, Женечка.
Каждый день, как с работой распрощалась, сижу у окна. Днем читаю, вечером глаза болят, поэтому сижу и смотрю в окно, жду. Как трамвай подойдет к остановке, все мечтаю, что вот сейчас выйдешь ты за ручку с Павликом, помашете мне снизу и в подъезд пойдете. Аж сердце замирает от этих мыслей.
Как ты тогда ушел от меня, так я и потеряла себя совсем. А твои слова: «У нас детей нет и не будет, а там сын должен родиться» больно хлестнули меня тогда. Но я стерпела. Помнишь, как собирала твой чемодан? Ни слезинки из глаз не скатилось. Это уж потом я дала им волю, слезам.
Знаю, что тебе тоже больно было. А я сказала тогда: что бы ни случилось, приму назад, даже с ребенком. Помнишь? Ты тогда смотрел на меня так, будто видишь впервые, и в глазах у тебя был страх. Слезами пролился. А я сдержалась. Я была сильнее тебя.
После развода, ты сказал, что не оставишь меня, будешь помогать, поддерживать. И я поверила. Слезам и словам твоим поверила… Когда у вас родился сынок, ты пришел ко мне ночью. Каялся, говорил, что что-то не так с мальчиком. Себя казнил. Потом после работы стал встречать, говорил, что жена твоя от сына отказывается, зачем ей инвалид?
А я что сказала тебе тогда? Помнишь? Забирай Павлика и возвращайся. Вырастим, воспитаем, вылечим. И ты снова обещал. Я стала ждать. Покупала ему игрушки, в нашей детской поликлинике договорилась, что обследуют мальчонку, поставят на учет. Я ждала вас…
А потом ты поехал с Павликом в санаторий и меня с собой взял, чтобы мы познакомились поближе. Помнишь эти две недели счастья втроем. Я же полюбила его как родного. А потом мы вернулись, ты сказал, что расстанешься с ней, и вы с сыном переедете ко мне. Будем квартиру побольше искать. И исчез.
Как я вас ждала, Женя, как ждала! Время потянулось, загустело и застыло. И я застыла в нем как муха в янтаре. Тут и на пенсию меня спровадили. Сначала радовалась, что будет время на Павлика. А потом вдруг поняла, что это все мои фантазии. И сдалась.
Но ждать не перестала. Всё так и сижу у окна каждый день, смотрю на подходящие к остановке трамваи и жду вас с Павликом. И не потому что я ещё верю, а потому что ничего другого мне больше не остаётся. Жизнь остановилась.
Если вдруг ты когда-нибудь прочитаешь это письмо, постарайся меня понять. Меня, женщину, которая любила тебя. И которая всю жизнь с ранней юности мечтала стать матерью. А Бог не дал мне такого счастья. И даже призрачное отнял. Ты отнял. Больно. Сердце болит…»
Вячеслав аккуратно сложил листы и засунул их обратно в конверт. Устало потёр глаза, встал, прошлёпал босыми ногами к окну, и стал смотреть на тёмную улицу. Уснул только перед рассветом, когда за окном задребезжал первый трамвай.
И этим ранним утром он достал телефон и набрал номер жены.
— Ната, ты поговорить хотела. Давай поговорим.
В трубке стояла напряженная тишина, и ему стало страшно. А что, если это конец?!
— Я не могу без тебя, Славка…, - вдруг услышал он, и тут же назвал город.
— Приезжай! Сможешь взять отпуск на месяц? Хоть за свой счет. Я доработаю положенное и вернемся. Я найду жилье, я обещаю. Все будет хорошо, любимая моя…
Он и сам не ожидал от себя этих слов, таких эмоций. Что же так перевернуло его душу? Да вот это письмо, живая боль незнакомой женщины. Она ушла навсегда, а боль осталась, боль, выплаканная только на бумагу.
В выходной он встретил Нату на вокзале. Маленькую, как воробушек, хрупкую, немного испуганную. Привел к себе, рассказал, что решил изменить свою жизнь, но…
— Ее нельзя изменить, Натка. Можно только сломать. Мы не боги, чтобы ее менять.
Они так и сидели в обнимку, к вечеру появился сосед, познакомились. Ужинали вместе, Ната приготовила.
— Вы, голубки, не расставайтесь. Не дело это. Моей Зины уж десять лет как нет, а я без нее как голая ветка на ветру. А никто другой больше мне не нужен.
Медовый месяц у супругов повторился. Счастье будто заново вернулось на круги своя. Через месяц назад собрались. Пришел хозяин комнаты, недоволен был, конечно. Вячеслав, как смог, объяснил, что и как произошло и отдал ему конверт. Племянник бегло пробежал глазами по письму и сказал:
— Знаю, кому оно. Отдам при случае. Ладно, братан. Раз такое дело, и моя тетушка тебя вновь исподволь счастливым сделала, так тому и быть.
Ната в это время чай на кухне приготовила, позвала всех к столу. И племянника бывшей хозяйки, и Максимыча. Хорошо посидели, попрощались. И Вячеслав с Натой в дорогу собрались.
Они стояли на остановке трамвая, чтобы ехать на вокзал. Вячеслав смотрел на окно, на котором ожила и начала зацветать герань. И ему показалось, что он увидел силуэт худенькой женщины, которая помахала ему рукой. Будьте, мол, счастливы.
Он обнял Нату за плечи и прошептал в самое ухо:
— Как же я тебя люблю, - и услышал в ответ:
— И я тебя...
Дзен
Канал Ночная собеседница
#ночнаясобеседница
Источник
https://dzen.ru/ozarenie?share_to=link
Комментарии 4