Володя был добрейшим, неприспособленным к быту человеком, мог запросто надеть разные носки — зеленый и желтый — и не заметить этого. Походил на большого ребенка. Но когда он входил на «Ленфильм», становился собранным, требовательным, ни в чем не идущим на уступки, бескомпромиссным. Оттого не так уж успешно складывалась его творческая жизнь.
Когда я переехала в Ленинград, у него ничего не было. Он разошелся с женой до того, как встретил меня, и не стал ничего делить.
Снимать квартиру было не на что. Арнольд Шаргородский, который работал у Володи звукооператором на «Полосатом рейсе», и его жена — монтажер высочайшего класса — поселили нас у себя в проходной комнате. Наше уединение постоянно нарушала их собака боксер, она прибегала и ложилась дремать у нас в ногах.
Только когда мне присвоили звание народной артистки РСФСР, мы получили комнату в коммуналке с совмещенным санузлом и всеми остальными прелестями. Соседями оказались мать с дочерью и маленькой собачонкой. Если все трое одновременно начинали «лаять», хотелось сбежать.
Рядом с кухней был закуточек, которым нам любезно разрешили пользоваться. По осени я натягивала там веревки, накупала петрушки, укропа, сельдерея и вешала все это сушиться на зиму. Хозяйственной была. Готовила прекрасно, на мой борщ обязательно приезжали Павел Луспекаев, Евгений Евтушенко. Луспекаев шутил: «Какая ты там артистка — не знаю, но борщ варишь отменно. Наливай еще тарелку!» Сейчас живу одна и ничего для себя не готовлю. Но если еду к племяннику и внучкам в Репино, девчонки непременно попросят: «Люд, а сваришь нам солнечный суп?» Там с удовольствием снова встаю к плите».
/Людмила Чурсина/
Публикация: Сергей Ткаченко
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев