Предыдущая публикация
«В спектакле "Чествование", который поставил Лёня Трушкин, герой, которого играл я, должен был умереть от лейкемии и собирались все его жёны и дети.
В конце спектакля героиня Люси Гурченко приходила к нему под видом сиделки, но потом скидывала с себя халат и парик: «Это я». И выяснялось, что это его давнишняя любовница. Лёня говорит: «Люся, тут придётся показать грудь». Начинается крик: «Я? Грудь?! Я не девочка!» Перерыв в репетиции, она ведёт меня за кулисы в самый дальний угол. Оглядывается – никого нет – и распахивает кофту: «Ну, как она?» «Сказочная», – говорю. «Поклянись». И потом Люся раздевалась в спектакле – проверив на мне качество.
Когда Люся отмечала своё 70-летие, была масса телевизионных программ, а потом она собрала узкий круг самых близких друзей и в ресторане «Кино» устроила приём. Маленькая сценка пятидесятисантиметровой высоты. У рояля сидел Лёва Оганезов. Люся в змеином платье с талией семнадцать миллиметров вела это застолье. Ходила от столика к столику и каждому из своих друзей говорила мини-тост – объяснение в любви. Шикарно, разнообразно, весело и трогательно.
Обойдя всех, она вернулась на эту маленькую сценку и сказала: «И конечно, я не могу не поблагодарить человека, который дал нам возможность сегодня здесь собраться». И назвала имя – уже не помню сейчас – Ефим Львович Штундерблюм. Из-за дальнего столика встаёт абсолютно квадратный, с оттопыренными ушами, лысый еврей и, задыхаясь, ползёт к сцене. И не может влезть на эти подмостки. Люська спрыгивает вниз, чуть ли не на руках поднимает его к микрофону. Он говорит: «Дорогая Людмила Марковна! Для меня такая честь – помочь вам в ваш юбилей. Знаете, я старый ваш поклонник. Я же помню: когда я учился в первом классе, ваша «Карнавальная ночь»...» Люся стала таять, и чешуя поблекла.
Очень много домыслов и предположений, отчего ушла из жизни Людмила Марковна Гурченко: ах, старые раны, ах, сердце, ах то, другое, третье. У меня своя версия, и я думаю, что я прав. Люся никогда, а я с ней дружил каких-нибудь пятьдесят с лишним лет, не позволяла себе стареть, не умела стареть и боялась. Всегда – осиная талия, всегда — двадцать восемь лет. И вдруг она почувствовала приближение старости. Ей стало неинтересно, и она умерла».
Александр Ширвиндт.
Публикация: Ольга Куркова
«Клуб любителей искусства»
Следующая публикация
Комментарии 2
И что тогда делать??