Предыдущая публикация
Пермь - Юрятин.
Берегом Камы от дома Люверс.
Ниже мы предлагаем литературную прогулку по Перми. В тексте сочетаются краеведческая информация, необходимые биографические сведения о поэтах, писателях, так или иначе связанных с городом (в период второй половины ХIХ - начала ХХ веков), выдержки из очерков, рассказов и путевых заметок. Сюжетообразующим началом маршрута является творчество Б.Л.Пастернака, линией, организующей пространство прогулки, Кама.
«Если судьба занесет кого-нибудь из вас в Пермь, хотя на короткое время, то послушайтесь моего совета - прогуляйтесь по берегу Камы и полюбуйтесь, с романом Фенимора Купера в руках, этой огромной, плавной, величавой рекою и противоположным берегом ее, покрытым лесами и лесами на необозримое пространство. Я уверен, что эта пустынная река, этот безграничный лесной мир покажутся вам похожими на те американские реки и те девственные саванны, которые так живописны на страницах Купера».
Так полтораста лет назад обращался к читателю со страниц своих «юмористических, сентиментальных и практических» дорожных писем Евгений Александрович Вердеревский. Выпускник Пушкинского лицея, бойкий журналист, неплохой поэт и небезуспешный чиновник, он прослужил в Перми под крылышком высокопоставленного дяди чуть более пяти лет: 1847-1853.
Вряд ли Евгений Александрович узнал бы сегодня город, давший ему некогда приют и успешное начало карьеры, но, его совет верен и по сей день: знакомиться с Пермью нужно с набережной Камы. Только вместо Фенимора Купера в ваших руках уместнее был бы томик Михаила Осоргина, Василия Каменского или Бориса Пастернака. Они открыли поэзию Перми и Камы.
Дом Люверс.
И вот, поднявшись от грохочущих трамвайных путей по круто уходящей вверх улице Осинской, мы стоим на высоком Камском берегу. Это гора Слудка. Справа виден автодорожный мост и – подальше – стройные лазоревые объемы Свято-Троицкого кафедрального собора, более известного, как Слудская Церковь, налево – набережная аллея и плац бывшего института ракетных войск и далее – Соборная площадь. А прямо перед нами панорама Камы, мало чем изменившаяся за прошедшие полтора века – лента реки и лесá, уходящие к горизонту.
Отсюда мы начнем прогулку по Камскому берегу. Место, где улица Осинская распахивается видом на Каму, – особое. Здесь в историю города вплетается литературное предание: в угловом двухэтажном доме Борис Пастернак поселил свою героиню, девочку по имени Женя Люверс. Так что скромная Пермская улочка выводит прямиком в Мировую культуру, где давно уже обосновалась Пастернаковская повесть «Детство Люверс», – чудесная по обаянию свежести проза, одно из лучших произведений о детстве.
А дело в том, что в 1916 году Борис Пастернак полгода служил на военных химических заводах во Всеволодо-Вильве. В мае-июне, перед отъездом с Урала, он не однажды наезжал в Пермь по служебным делам, задерживался здесь по несколько суток и хорошо узнал город, исходил его вдоль и поперек. В магазине Ижболдина, что на углу Осинской и нынешней Коммунистической, он накупил для домашних множество (в сравнении с Московскими цены были смешными) вещей из одежды: отцу, матери, брату и обожаемым сестрам, Жоне (Жозефине) и Лиде. И, может, когда Пастернак поднялся потом по улице к Каме и перед ним распахнулся речной простор и лесная панорама Закамья, воспоминание о сестрах-гимназистках навело на мысль о девочке, живущей вот здесь, на севере, над большой суровой рекой, о том, как могла бы сложиться ее судьба.
Так или иначе, но, свою героиню Пастернак поселил в Перми по улице Осинской в двухэтажном доме, выходящем окнами на Каму. Это мог быть один из двух домов: по четной или нечетной стороне улицы. Сохранился ли он, мы можем только предполагать, но, хочется думать, что вот этот, на углу Осинской и Набережной, каменный двухэтажный старинный особняк и есть тот самый Дом Люверс. Это добротный купеческий дом конца ХIХ в, с парадным и внутренним крыльцом и окнами на Каму. Внешне ничем не примечательный, изрядно обветшавший. Стоит всмотреться в него и тогда поэзия прозы Пастернака становится предельно конкретной. Вот здесь и снимала квартиру семья инженера Люверс.
Так полтораста лет назад обращался к читателю со страниц своих «юмористических, сентиментальных и практических» дорожных писем Евгений Александрович Вердеревский. Выпускник Пушкинского лицея, бойкий журналист, неплохой поэт и небезуспешный чиновник, он прослужил в Перми под крылышком высокопоставленного дяди чуть более пяти лет: 1847-1853.
Вряд ли Евгений Александрович узнал бы сегодня город, давший ему некогда приют и успешное начало карьеры, но, его совет верен и по сей день: знакомиться с Пермью нужно с набережной Камы. Только вместо Фенимора Купера в ваших руках уместнее был бы томик Михаила Осоргина, Василия Каменского или Бориса Пастернака. Они открыли поэзию Перми и Камы.
Дом Люверс.
И вот, поднявшись от грохочущих трамвайных путей по круто уходящей вверх улице Осинской, мы стоим на высоком Камском берегу. Это гора Слудка. Справа виден автодорожный мост и – подальше – стройные лазоревые объемы Свято-Троицкого кафедрального собора, более известного, как Слудская Церковь, налево – набережная аллея и плац бывшего института ракетных войск и далее – Соборная площадь. А прямо перед нами панорама Камы, мало чем изменившаяся за прошедшие полтора века – лента реки и лесá, уходящие к горизонту.
Отсюда мы начнем прогулку по Камскому берегу. Место, где улица Осинская распахивается видом на Каму, – особое. Здесь в историю города вплетается литературное предание: в угловом двухэтажном доме Борис Пастернак поселил свою героиню, девочку по имени Женя Люверс. Так что скромная Пермская улочка выводит прямиком в Мировую культуру, где давно уже обосновалась Пастернаковская повесть «Детство Люверс», – чудесная по обаянию свежести проза, одно из лучших произведений о детстве.
А дело в том, что в 1916 году Борис Пастернак полгода служил на военных химических заводах во Всеволодо-Вильве. В мае-июне, перед отъездом с Урала, он не однажды наезжал в Пермь по служебным делам, задерживался здесь по несколько суток и хорошо узнал город, исходил его вдоль и поперек. В магазине Ижболдина, что на углу Осинской и нынешней Коммунистической, он накупил для домашних множество (в сравнении с Московскими цены были смешными) вещей из одежды: отцу, матери, брату и обожаемым сестрам, Жоне (Жозефине) и Лиде. И, может, когда Пастернак поднялся потом по улице к Каме и перед ним распахнулся речной простор и лесная панорама Закамья, воспоминание о сестрах-гимназистках навело на мысль о девочке, живущей вот здесь, на севере, над большой суровой рекой, о том, как могла бы сложиться ее судьба.
Так или иначе, но, свою героиню Пастернак поселил в Перми по улице Осинской в двухэтажном доме, выходящем окнами на Каму. Это мог быть один из двух домов: по четной или нечетной стороне улицы. Сохранился ли он, мы можем только предполагать, но, хочется думать, что вот этот, на углу Осинской и Набережной, каменный двухэтажный старинный особняк и есть тот самый Дом Люверс. Это добротный купеческий дом конца ХIХ в, с парадным и внутренним крыльцом и окнами на Каму. Внешне ничем не примечательный, изрядно обветшавший. Стоит всмотреться в него и тогда поэзия прозы Пастернака становится предельно конкретной. Вот здесь и снимала квартиру семья инженера Люверс.
Пермь. Угол улиц Осинская и Пермская. 1900 - 1917 год.
В повести легкими штрихами обозначены быт и занятия интеллигентной Пермской семьи. Прогулки ребенка с гувернанткой по Оханской и Сибирской, дачное лето в верхней Курье, завтраки на пароходе. Последуем за маленькой героиней вдоль Камы. Путь к улице Оханской шел по Монастырской, названной так по мужскому Спасо-Преображенскому монастырю, что находился при Кафедральном соборе, мимо корпусов духовной семинарии, собора, набережного сада.
В повести легкими штрихами обозначены быт и занятия интеллигентной Пермской семьи. Прогулки ребенка с гувернанткой по Оханской и Сибирской, дачное лето в верхней Курье, завтраки на пароходе. Последуем за маленькой героиней вдоль Камы. Путь к улице Оханской шел по Монастырской, названной так по мужскому Спасо-Преображенскому монастырю, что находился при Кафедральном соборе, мимо корпусов духовной семинарии, собора, набережного сада.
Соборная площадь.
Пройдя берегом Камы вдоль корпусов Института ракетных войск, мы останавливаемся на площади перед Спасо-Преображенским кафедральным собором, где размещалась художественная галерея. Это одно из любимых мест отдыха горожан, исторический и символический центр города. В Перми нет главной площади, характерной для городов классицизма. Центральные площади перемещали на новые места, по мере того как рос город. Главными оставались две улицы – перпендикулярная реке, переходящая в Сибирский тракт, и параллельная, имевшая когда-то выход на Казань. В прошлые века это были Сибирская и Петропавловская, сегодня Комсомольский проспект (Кунгурская улица, или Кунгурский бульвар) и улица Ленина (Покровская). В Перми нет главной и любимой всеми площади, но, есть места, малые скверы, притягивающие жителей. Одно из таких мест – начало Комсомольского проспекта у Спасо-Преображенского кафедрального собора. Отсюда открывается прекрасный вид на Каму и на город. И прямо перед нами, надо запрокидывать голову, взлетает в небо стрела колокольни Спасо-Преображенского собора. Место для строительства храма – лучше не придумаешь. Он расположился на вершине приречной горы Слудки (130 м над уровнем моря), на мощном изгибе Камы. Здание хорошо просматривается с речных плесов и служит своего рода маяком, отмечающим центр города. Не менее эффектно собор выглядит с южной стороны. В старой Перми склоны Слудки застраивались одно- и двухэтажными зданиями, они ступеньками, террасами восходили к собору, и композиция застройки гармонично завершалась почти семидесятиметровой ярусной колокольней. Пермь словно возносилась к небу. Собор был организующим началом, доминантой, объединявшей в единое целое архитектурный ансамбль города.
Венчающий гору Спасо-Преображенский собор с колокольней – первое, что видели и запоминали гости города, прибывающие в Пермь с Камы. Вот как, например, описал ее популярный беллетрист Василий Иванович Немирович-Данченко, брат одного из основателей МХТа: «Издали, с палубы парохода, город чрезвычайно красив. На высоком правом берегу Камы прежде всего обрисовались перед нами большие колокольни. Одна из них, по самой середине города очень напоминает Симонову в Москве».
Естественно, что посещение Спасо-Преображенского собора входило в обязательную программу пребывания в городе и именитых гостей, и простых путешественников. В храме в разные годы стояли на праздничном богослужении Государь Император Александр I и Цесаревич Александр Николаевич, будущий Александр II, адмирал Колчак, общественные деятели, ученые, поэты.
В начале 1920-х годов Спасо-Преображенский собор был закрыт, но, Перми все же «повезло», здание не было ни разрушено, ни превращено в какой-нибудь склад. В соборе открыли художественную галерею, и здание сохранило свою роль духовно-культурного центра.
И сюда по-прежнему ведут всех гостей города. Тем более что пермякам есть, что показать: галерея обладает замечательной коллекцией живописи, скульптуры и предметов декоративно-прикладного искусства. Подлинное сокровище галереи – уникальное собрание Пермской деревянной скульптуры. А от работников галереи вы можете услышать удивительные рассказы о том, что Пермские Боги – живые… По вечерами оставаться в галерее страшно: слышатся шаги, скрипы, звуки. Бывает, по ночам срабатывает сигнализация, а когда приезжают на вызов, оказывается, что там никого нет…
Вправо от входа в храм ансамбль Соборной площади продолжается двухэтажным каменным зданием. Ныне здесь расположен Пермский краеведческий музей, а во времена старой Перми это были архиерейские покои.
После государственного переворота архиерейский дом был передан в распоряжение Пермского научно-промышленного музея. Музей открылся в городе в 1894 году, по инициативе популярного в Перми общественного деятеля, врача П.Н.Серебренникова, в доме по ул. Петропавловской. Его фонды стали основой современного Пермского областного краеведческого музея. Помимо демонстрации экспонатов, в залах музея регулярно проводились научно-популярные лекции по самым различным отраслям знаний как местными лекторами, так и гостями города.
В 1915 году в музее выступил Константин Бальмонт. Он прочитал две лекции: «Поэзия, как волшебство» и «Океания». Пермские газеты были полны откликов на выступления столичной знаменитости. Кто-то упрекал поэта в отсутствии научного подхода и неясности изложения, кто-то восхищался «величайшим художником слова».
На память о посещении музея Бальмонт оставил в книге почетных гостей не очень складный стихотворный экспромт: «Ваш мамонтовский бивень в 5 аршин С своим великолепнейшим извивом, То знак, что человек был властелин, И в жизни властелином был красивым».
Не совсем ясно, почему «мамонтовский бивень» должен напоминать, что человек был «красивый властелин», но, поэзия – странная вещь. Эти небрежные строчки оказались в чем-то пророческими. В 1927 году экспозицию Пермского музея украсил великолепно сохранившийся костяк исполинского мамонта: его раскопали в Верещагинском районе палеонтологи Пермского университета. Экспонат редкий, подобные есть разве что в Дарвиновском музее в Москве, и Пермские музейщики гордятся им. А поколение за поколением Пермских школьников дивятся на останки доисторического властелина здешних мест.
Напротив Собора располагалась мужская духовная семинария. Она возникла в городе в 1800 году, на следующий год после учреждения Пермской епархии. Каменное трехэтажное здание семинарии по ул. Монастырской было построено в 1829 году по проекту архитектора И.И.Свиязева и существует по сей день. Но теперь оно разрослось многими корпусами, здесь обучались будущие офицеры ракетных войск.
Когда-то Пермская духовная семинария была видным учебным заведением на Урале, дававшим не только богословское образование. В семинарии учились будущие писатели – знаменитые екатеринбуржцы Д.Н. Мамин-Сибиряк и П.П.Бажов.
Д.Н.Мамин-Сибиряк, несмотря на то, что в Перми прошла его юностьюность и здесь определилось его литературное призвание, вспоминал о нашем городе с неизменной неприязнью, перечтите хотя бы его очерки «От Урала до Москвы» и «Старая Пермь». Он любил Пермскую древность, воспоминания о легендарной Биармии, но, город ему всегда казался каким-то искусственным, лишенным собственной жизни. Даже в том, что Пермь разместилась на горе, виделось ему что-то умышленное:
«Вид на Пермь с парохода очень красив, хотя город и скрыт за горой. Так и режет глаз административная затея – неизвестно для чего вывести город на гору; такия постройки имели смысл и значение для старинных боевых городов, по неволе забравшихся на высокое устрожливое местечко, а Пермь залезла на гору без всякой уважительной причины».
Чем объяснить такое неприязненное отношение? Не исключено, что сыграло свою роль вечное соперничество Перми и Екатеринбурга, всегда считавшего себя настоящей столицей Урала, хотя настоящей столицей Урала является имннно Пермь. Вот и коренной екатеринбуржец Мамин-Сибиряк неприязненно писал: «Пермь я знаю десятки лет, и всегда на меня этот город производит самое тяжелое впечатление, особенно по сравнению с Екатеринбургом».
Как сказали бы сегодня Мамину-Сибиряку: «Это его проблемы». И всё же, Пермь не злопамятна, она благодарно помнит Пермские годы писателя.
В небольшом сквере между семинарией и Собором, названном его именем, установлен эффектный бюст Д.Н.Мамина-Сибиряка,
Пройдя берегом Камы вдоль корпусов Института ракетных войск, мы останавливаемся на площади перед Спасо-Преображенским кафедральным собором, где размещалась художественная галерея. Это одно из любимых мест отдыха горожан, исторический и символический центр города. В Перми нет главной площади, характерной для городов классицизма. Центральные площади перемещали на новые места, по мере того как рос город. Главными оставались две улицы – перпендикулярная реке, переходящая в Сибирский тракт, и параллельная, имевшая когда-то выход на Казань. В прошлые века это были Сибирская и Петропавловская, сегодня Комсомольский проспект (Кунгурская улица, или Кунгурский бульвар) и улица Ленина (Покровская). В Перми нет главной и любимой всеми площади, но, есть места, малые скверы, притягивающие жителей. Одно из таких мест – начало Комсомольского проспекта у Спасо-Преображенского кафедрального собора. Отсюда открывается прекрасный вид на Каму и на город. И прямо перед нами, надо запрокидывать голову, взлетает в небо стрела колокольни Спасо-Преображенского собора. Место для строительства храма – лучше не придумаешь. Он расположился на вершине приречной горы Слудки (130 м над уровнем моря), на мощном изгибе Камы. Здание хорошо просматривается с речных плесов и служит своего рода маяком, отмечающим центр города. Не менее эффектно собор выглядит с южной стороны. В старой Перми склоны Слудки застраивались одно- и двухэтажными зданиями, они ступеньками, террасами восходили к собору, и композиция застройки гармонично завершалась почти семидесятиметровой ярусной колокольней. Пермь словно возносилась к небу. Собор был организующим началом, доминантой, объединявшей в единое целое архитектурный ансамбль города.
Венчающий гору Спасо-Преображенский собор с колокольней – первое, что видели и запоминали гости города, прибывающие в Пермь с Камы. Вот как, например, описал ее популярный беллетрист Василий Иванович Немирович-Данченко, брат одного из основателей МХТа: «Издали, с палубы парохода, город чрезвычайно красив. На высоком правом берегу Камы прежде всего обрисовались перед нами большие колокольни. Одна из них, по самой середине города очень напоминает Симонову в Москве».
Естественно, что посещение Спасо-Преображенского собора входило в обязательную программу пребывания в городе и именитых гостей, и простых путешественников. В храме в разные годы стояли на праздничном богослужении Государь Император Александр I и Цесаревич Александр Николаевич, будущий Александр II, адмирал Колчак, общественные деятели, ученые, поэты.
В начале 1920-х годов Спасо-Преображенский собор был закрыт, но, Перми все же «повезло», здание не было ни разрушено, ни превращено в какой-нибудь склад. В соборе открыли художественную галерею, и здание сохранило свою роль духовно-культурного центра.
И сюда по-прежнему ведут всех гостей города. Тем более что пермякам есть, что показать: галерея обладает замечательной коллекцией живописи, скульптуры и предметов декоративно-прикладного искусства. Подлинное сокровище галереи – уникальное собрание Пермской деревянной скульптуры. А от работников галереи вы можете услышать удивительные рассказы о том, что Пермские Боги – живые… По вечерами оставаться в галерее страшно: слышатся шаги, скрипы, звуки. Бывает, по ночам срабатывает сигнализация, а когда приезжают на вызов, оказывается, что там никого нет…
Вправо от входа в храм ансамбль Соборной площади продолжается двухэтажным каменным зданием. Ныне здесь расположен Пермский краеведческий музей, а во времена старой Перми это были архиерейские покои.
После государственного переворота архиерейский дом был передан в распоряжение Пермского научно-промышленного музея. Музей открылся в городе в 1894 году, по инициативе популярного в Перми общественного деятеля, врача П.Н.Серебренникова, в доме по ул. Петропавловской. Его фонды стали основой современного Пермского областного краеведческого музея. Помимо демонстрации экспонатов, в залах музея регулярно проводились научно-популярные лекции по самым различным отраслям знаний как местными лекторами, так и гостями города.
В 1915 году в музее выступил Константин Бальмонт. Он прочитал две лекции: «Поэзия, как волшебство» и «Океания». Пермские газеты были полны откликов на выступления столичной знаменитости. Кто-то упрекал поэта в отсутствии научного подхода и неясности изложения, кто-то восхищался «величайшим художником слова».
На память о посещении музея Бальмонт оставил в книге почетных гостей не очень складный стихотворный экспромт: «Ваш мамонтовский бивень в 5 аршин С своим великолепнейшим извивом, То знак, что человек был властелин, И в жизни властелином был красивым».
Не совсем ясно, почему «мамонтовский бивень» должен напоминать, что человек был «красивый властелин», но, поэзия – странная вещь. Эти небрежные строчки оказались в чем-то пророческими. В 1927 году экспозицию Пермского музея украсил великолепно сохранившийся костяк исполинского мамонта: его раскопали в Верещагинском районе палеонтологи Пермского университета. Экспонат редкий, подобные есть разве что в Дарвиновском музее в Москве, и Пермские музейщики гордятся им. А поколение за поколением Пермских школьников дивятся на останки доисторического властелина здешних мест.
Напротив Собора располагалась мужская духовная семинария. Она возникла в городе в 1800 году, на следующий год после учреждения Пермской епархии. Каменное трехэтажное здание семинарии по ул. Монастырской было построено в 1829 году по проекту архитектора И.И.Свиязева и существует по сей день. Но теперь оно разрослось многими корпусами, здесь обучались будущие офицеры ракетных войск.
Когда-то Пермская духовная семинария была видным учебным заведением на Урале, дававшим не только богословское образование. В семинарии учились будущие писатели – знаменитые екатеринбуржцы Д.Н. Мамин-Сибиряк и П.П.Бажов.
Д.Н.Мамин-Сибиряк, несмотря на то, что в Перми прошла его юностьюность и здесь определилось его литературное призвание, вспоминал о нашем городе с неизменной неприязнью, перечтите хотя бы его очерки «От Урала до Москвы» и «Старая Пермь». Он любил Пермскую древность, воспоминания о легендарной Биармии, но, город ему всегда казался каким-то искусственным, лишенным собственной жизни. Даже в том, что Пермь разместилась на горе, виделось ему что-то умышленное:
«Вид на Пермь с парохода очень красив, хотя город и скрыт за горой. Так и режет глаз административная затея – неизвестно для чего вывести город на гору; такия постройки имели смысл и значение для старинных боевых городов, по неволе забравшихся на высокое устрожливое местечко, а Пермь залезла на гору без всякой уважительной причины».
Чем объяснить такое неприязненное отношение? Не исключено, что сыграло свою роль вечное соперничество Перми и Екатеринбурга, всегда считавшего себя настоящей столицей Урала, хотя настоящей столицей Урала является имннно Пермь. Вот и коренной екатеринбуржец Мамин-Сибиряк неприязненно писал: «Пермь я знаю десятки лет, и всегда на меня этот город производит самое тяжелое впечатление, особенно по сравнению с Екатеринбургом».
Как сказали бы сегодня Мамину-Сибиряку: «Это его проблемы». И всё же, Пермь не злопамятна, она благодарно помнит Пермские годы писателя.
В небольшом сквере между семинарией и Собором, названном его именем, установлен эффектный бюст Д.Н.Мамина-Сибиряка,
а фасад здания бывшей семинарии отмечен тремя мемориальными досками с именами выпускников: Д.Н. Мамина-Сибиряка, П.П.Бажова и А.С.Попова, изобретателя радио.
Оханская.
Бросив прощальный взгляд на Соборную площадь, мы продолжаем путь вдоль Камы и останавливаемся в месте, где на Каму выходит нынешняя улица Газеты «Звезда». Пастернаку она была известна как Оханская. По ней он и направил гулять в сопровождении гувернантки свою героиню Женю Люверс.
Оханская была красива по-особому: она начиналась и заканчивалась двумя белыми ротондами из лиственницы. В старой части Перми большинство улиц вытянуто по рельефу вдоль и перпендикулярно Каме. Это естественная и удачная планировка: каждая улица просматривается насквозь, из начала в конец.
Напрашивается решение завершить композицию такой магистрали архитектурными акцентами. Впервые это использовал И.И.Свиязев. К приезду Государя Императора Александра I он установил в начале и конце Оханской улицы, на возвышенностях, две стройные беседки-ротонды. Одна их них располагалась на Загородном бульваре, а теперь украшает городской парк, а другая – на высоком берегу Камы. Вот она-то и не сохранилась в первозданном виде, но, была восстановлена. Представьте, какой хороший маршрут был для прогулок по тихой Оханской: от ротонды до ротонды. Понятно, почему Пастернак запомнил эту улицу и отвел ее для прогулок своей героини.
Набережный сквер.
Следующая наша остановка – сквер на высокой террасе Камы. «Набережный сад», «Сад Багратиона», «Гулянье над рекой», «Сквер имени Решетникова» (то ли писателя-пермяка Ф.М.Решетникова, то ли революционера В.И.Решетникова), – каких только названий не носил этот знакомый всем уголок! Самым живучим оказалось забавное: «Козий загон» или просто «загон» – так называют его пермяки. Местный летописец В.С.Верхоланцев объяснял название причинами буквальными:
«В шестидесятых годах сад был назван народом садом Багратиона, в честь генерала, привезшего в Пермь весть об освобождении крестьян, но, это название не привилось и превратилось в комичное название «козьего загона», так как этих животных, мирно пощипывающих травку, тогда можно было часто видеть в этом саду».
Василий Иванович Немирович-Данченко слышал от местного пермяка такую версию. На вопрос, почему сквер называется Козьим загоном, ему пояснили: «Потому что мы наших супружниц сюда для прохлады по вечерам загоняем». Истинно патриархальный ответ. Недаром, видно, феминизм в Перми до сих пор не находит сочувствия.
Кама изначально играла большую роль в жизни нашего города. Почти столетие до конца XIX века жизнь Перми почти всецело была подчинена сезонному ритму речной жизни. Конец зимы знаменовало вкрытие Камы, начало ледохода было радостным событием: «На берегу Камы день и ночь стоят репортеры, готовые при первом треске льда броситься сломя голову в редакцию с сенсационным известием: «Кама пошла!». Толпы гуляющих пермяков заполняли Набережный сад, стояли вдоль насыпи железной дороги и, оживленно обмениваясь замечаниями, следили за проплывающими льдинами.
Взглянуть на Каму всяк стремится:
С утра до вечера толпится
В «загоне» радостный народ
И смотрит, как проходит лед,
Как льдину догоняет льдина,
Шурша, дробится на куски,
И тянет холодком с реки;
Безпечный, радостный, счастливый
По Пермским улицам народ
С утра до вечера снует.
Уж жарок воздух, точно летом,
Но, легок он, и пыли нет;
Весь город залит дивным светом,
Во всем блистает этот свет.
Вон полулуны минарета
Сверкают в славу Магомета,
И золотых крестов игра,
И Кама вся из серебра.
Пора особая настала
Для развлеченья пермяка,
Но, это только лишь начало.
Когда ж очистится река,
И, мерно рассекая воды,
Пойдут гиганты-пароходы,
Совсем наш город оживет,
И день и ночь всю напролет
На пристанях и шум, и грохот.
Да! В это время,
Живется весело в Перми!
Начало навигации преображало город. С верховьев шли караваны барж с железом и солью, с низа поднимались в Пермь пассажирские пароходы. Первые приходящие пароходы, как писал Верхоланцев, брались чуть ли не с бою. Была такая традиция в речных городах: завтракать, обедать и ужинать в пароходных ресторанах. Стихотворение Б.Л.Пастернака «На пароходе» навеяно именно таким воспоминанием. Сценка семейного завтрака на Каме, наполненная светом и радостью существования, присутствует в повести «Детство Люверс». Сюжет «завтрака» восходит к реальной ситуации биографии поэта:
Весной 1916 года, с началом навигации, Б.Л.Пастернак несколько раз приезжал в Пермь сопровождая очаровательную Фанни Збарскую – супругу инженера Б.И.Збарского, хозяйку Всеволодо-Вильвенской усадьбы, в которой жил Борис Леонидович всю зиму. Между Фанни Збарской и молодым Пастернаком сложились доверительные отношения, долгими зимними вечерами они беседовали обо всем на свете и о былом пережитом друг с другом. Однажды в мае, посещая город, они всю ночь напролет говорили – о чем? Ту тайну унесла с собою Камская вода. Он и она на белом пароходе, белой ночью, на переходе от весны к лету, с трепетным чувством очарования происходящим. Ночь завершилась, ужин затянулся, по времени был завтрак.
Общаясь с Ф.Н.Збарской, Пастернак вновь оживляет все пережитые им прежде увлечения. Ночная беседа, утро, Кама, пристань, пароход – все складывается в зыбкую волну вдохновенья. Впечатления той ночи на Каме были источником создания стихотворения «На пароходе»:
Был утренник. Сводило челюсти,
И шелест листьев был как бред.
Синее оперенья селезня
Сверкал за Камою рассвет.
Седой молвой, ползущей исстари,
Ночной былиной камыша
Под Пермь, на бризе, в быстром бисере
Фонарной ряби Кама шла.
На пароходе пахло кушаньем
И лаком цинковых белил.
По Каме сумрак плыл с подслушанным,
Не пророня ни всплеска, плыл.
Держа в руке бокал, вы суженным
Зрачком следили за игрой
Обмолвок, вившихся за ужином,
Но, вас не привлекал их рой.
Вы к былям звали собеседника,
К волне до вас прошедших дней,
Чтобы последнею отцединкой
Последней капли кануть в ней.
Был утренник. Сводило челюсти,
И шелест листьев был как бред.
Синее оперенья селезня
Сверкал за Камою рассвет.
И утро шло кровавой банею,
Как нефть разлившейся зари,
Гасить рожки в кают-компании
И городские фонари.
Это минутное переживание себя в пространстве Камы отставит не только глубокий след в памяти, но, и подсознательное убеждение в том, что здесь, вот в этом городе, средь гор, лесов, на берегу Камы, возможны великая любовь, слияние и счастье, какие только способен испытать человек в реальном мире. Любимые героини Пастернака – Женя Люверс, Лара Гишар – генетически связаны с Камой, Пермью, Уралом.
После того романтического свидания Пастернак еще не раз приезжал в Пермь из Всеволодо-Вильвы в течение весны и лета 1916 года. Приезжал на пароходе или по железной дороге, шедшей от Луньевских копей. Пермь всякий раз представала пред ним от Мотовилихи. Он видел город на холмах, железную дорогу вдоль реки, пристани, пароходы, барки у берега Камы, улочки и дома, которые «взбираются» на гору, «лепятся» ярусами, видел купола и колокольни соборов: Петропавловского, Кафедрального, Слудского. Пастернак хорошо знал улицы Перми, их строгие линии, крутые спуски. Он, безусловно, поднимался по Сибирской вверх до дома городской библиотеки и уезжал из города с вокзала Пермь I.
С вокзала Пермь I уезжает из города и Женя Люверс. А по железной дороге на станцию Развилье (Мотовилиха) прибывает в город Юрятин доктор Живаго. Давайте обратимся к зданию этого вокзала.
Вокзал Пермь I.
Вокзал Пермь I располагается напротив речного. Такое близкое расположение двух транспортных узлов не раз отмечалось путешественниками: «Едва ли где-нибудь в другом месте в России устроен вокзал так удобно, как в Перми: только перейти дорогу – и на пароходе», – снисходительно замечает Мамин-Сибиряк.
Каменное здание вокзала строилось в 1878 году под руководством архитектора И.Н. Быховца и было выполнено в стиле модерн. Одноэтажное здание вокзала имело крытую платформу и делилось на четыре секции: ресторан, зал ожидания для пассажиров первого и второго классов с мягкими диванами, зал ожидания для третьего класса с жесткими сиденьями, а также билетные кассы и иконостас, непременный атрибут всех крупных станций. Облик Пермского вокзала начала ХХ века остался жить в повести «Детство Люверс»:
«Это был вокзал провинциальный, без столичной сутолки и зарев, с заблаговременно стягивающимися из ночного города уезжающими, долгим ожиданием; с тишиной и переселенцами, спавшими на полу, среди охотничьих собак, сундуков, зашитых в рогожу машин и не зашитых велосипедов».
Здесь происходит последняя «Пермская» сцена «Детства Люверс»:
«Было приказано повести детей в буфет. Они сидели у одного из окон, которые были так пыльны, так чопорны и так огромны, что казались какими-то учреждениями из бутылочного стекла, где нельзя оставаться в шапке. Девочка видела: за окном не улица, а тоже комната, только серьезнее и угрюмее, чем эта – в графине, и в ту комнату медленно въезжают паровозы и останавливаются, наведя мраку; а когда они уезжают и очищают комнату, то оказывается, что это не комната, потому что там есть небо, за столбиками, и на той стороне – горка, и деревянные дома, и туда идут, удаляясь, люди».
Из окон вокзала Женя видит улицу, идущую вверх, в Разгуляй – первогород. Это Соликамская, современная Горького. Видит старые деревянные кварталы Перми на Егошихинской горке. Здесь впервые в прозе Пастернака возникает образ города, «идущего в гору». «Город на горе» – колыбель Жениного детства – прощается с девочкой, с тем чтобы открыться другому главному герою Пастернака – Юрию Живаго.
В романе панорама Юрятина разворачивается со станции Развилье такой, какой неоднократно ее видел Пастернак, въезжая в город с Горнозаводского направления. Попробуем представить тот абрис Перми, что сохранился в памяти поэта в 1916 году и вновь воскреснул спустя десятки лет в повести, а затем романе. Стоит отметить, что в «Детстве Люверс» черты Перми, (ландшафт, микротопонимика) достаточно конкретны, в романе «Доктор Живаго» этого нет. В романе создано особое художественное пространство, в котором можно только угадать приметы территории, породившей его.
Пермь – Юрятин.
Итак, Б.Л.Пастернак несколько раз подъезжал к нашему городу с севера, от Мотовилихи. И точно так – с правобережья Камы, от Курьи – ночную Мотовилиху видит Женя Люверс. Со стороны железной дороги, со станции Развилье открывается город Юрятин и главному герою романа «Доктор Живаго»:
«Перед поездом с этой стороны тянулся остаток путей и виднелась станция Развилье на горе в одноименном предместье. С путей к станции вела некрашеная деревянная лестница с тремя площадками.
Рельсовые пути с этой стороны представляли большое паровозное кладбище. Старые локомотивы без тендеров с трубами в форме чаш и сапожных голенищ стояли обращенные труба к трубе среди груд вагонного лома.
Паровозное кладбище внизу и кладбище пригорода, мятое железо на путях и ржавые крыши и вывески окраины сливались в одно зрелище заброшенности и ветхости под белым небом, обваренным раннею утреннею жарою».
Город, в который приезжает Юрий Живаго с семьей, называется Юрятин. Юрятин – вымышленное имя провинциального города на Урале, в описании которого нетрудно различить черты Перми. В восприятии доктора реальный город уподобляется Афону, святой горе в Греции, «райской обители» на земле, месту истинного существования человека в Мире – в мире с собой и Богом.
В описаниях Юрятина мы встретим множество реальных черт, ведущих к Пермскому ландшафту. Пространство, воссозданное в романе, позволяет провести параллели: Дом Лары – двухэтажный старый дом в Разгуляе (ул. Ленина, 16), Дом с фигурами – знаменитый дом купца Грибушина (ул. Ленина, 13). Женская гимназия, в которой преподает Лара, – бывшая Мариинская гимназия, ныне главный корпус Сельскохозяйственной академии, мужская гимназия – ныне учебный корпус №2 медицинской академии, Юрятинская читальня – библиотека им. А.С.Пушкина, вокзал – станция Пермь I, станция Развилье – Мотовилиха, крутые спуски улиц – путь от города к реке и железной дороге, по которому мысленно движемся мы с вами.
На страницах романа мелькнули «тенистые, переливавшиеся над улицей деревья»; «замысловатые, в большинстве деревянные домишки», больницы, старые театральные афиши, колодцы. И так же взорван мост (железнодорожный мост в Перми взрывали в 1919 г), и так же величава, как Кама, «большая судоходная река» Рыньва. И, наконец, романный Юрятин – это реальная Пермь еще и потому, что и тот и другой город – на горе. Ведь корень «юр», по словарю В.И.Даля, – бойкое место на холме; в коми-пермяцком языке «юр» – вершина, верх, верхушка, а слово Пермь, по одной из этимологических версий, – от слова Парма – «гористая местность, поросшая лесом».
Есть и другое обоснование пермского происхождения имени романного города:
«Среди близких знакомых Пастернака был поэт и литературовед Юрий Верховский, который в 1916-21 годах читал курс русской литературы в Пермском университете. Юрия Верховского особенно любил Блок. Он называл Пермь Юрятином – по имени своего друга Юрия Верховского. Об этом знал Пастернак и воспользовался названием, данным Блоком, для своего романа «Доктор Живаго», главного героя которого зовут Юрием, а в Юрятине без труда угадывается Пермь».
И все же Пермь и Юрятин – два разных города: Реальный и Романный; а может быть, две стороны одной медали. Юрятин – мистический, духовный двойник реального жизненного пространства. Этот город станет для Юрия Живаго тем местом на Земле, где он испытает чудо истинной, всепоглощающей любви, познает внутреннюю свободу, переживет творческое озарение.
Словно предчувствуя это, он с волнением вглядывается в открывшуюся ему картину:
«К этому времени туман совершенно рассеялся. Следы его оставались только в левой стороне неба, вдали на востоке. Вот и они шевельнулись, двинулись и разошлись, как полы театрального занавеса.
Там, верстах в трех от Развилья, на горе, более высокой, чем предместье, выступил большой город, окружной или губернский. Солнце придавало его краскам желтоватость, расстояние упрощало его линии. Он ярусами лепился на возвышенности, как гора Афон или скит пустынножителей на дешевой лубочной картинке, дом на доме и улица над улицей, с большим собором посередине на макушке.
«Юрятин, – взволнованно сообразил доктор. – Предмет воспоминаний покойной Анны Ивановны и частых упоминаний сестры Антиповой! Сколько раз я слышал от них название города и при каких обстоятельствах вижу его впервые!»
«Пермь-Юрятин. Транзит 1916!»
Документальный, 29 мин., 16:9, цветной, стерео.
Автор сценария и режиссер Павел Печёнкин; композитор и звукорежиссёр Геннадий Широглазов; операторы: Сергей Лепихин, Семён Соснин, Сергей Климов, Андрей Коршунов; воздушные съёмки Алексей Гущин; монтаж Ольга Бадина.
Оханская.
Бросив прощальный взгляд на Соборную площадь, мы продолжаем путь вдоль Камы и останавливаемся в месте, где на Каму выходит нынешняя улица Газеты «Звезда». Пастернаку она была известна как Оханская. По ней он и направил гулять в сопровождении гувернантки свою героиню Женю Люверс.
Оханская была красива по-особому: она начиналась и заканчивалась двумя белыми ротондами из лиственницы. В старой части Перми большинство улиц вытянуто по рельефу вдоль и перпендикулярно Каме. Это естественная и удачная планировка: каждая улица просматривается насквозь, из начала в конец.
Напрашивается решение завершить композицию такой магистрали архитектурными акцентами. Впервые это использовал И.И.Свиязев. К приезду Государя Императора Александра I он установил в начале и конце Оханской улицы, на возвышенностях, две стройные беседки-ротонды. Одна их них располагалась на Загородном бульваре, а теперь украшает городской парк, а другая – на высоком берегу Камы. Вот она-то и не сохранилась в первозданном виде, но, была восстановлена. Представьте, какой хороший маршрут был для прогулок по тихой Оханской: от ротонды до ротонды. Понятно, почему Пастернак запомнил эту улицу и отвел ее для прогулок своей героини.
Набережный сквер.
Следующая наша остановка – сквер на высокой террасе Камы. «Набережный сад», «Сад Багратиона», «Гулянье над рекой», «Сквер имени Решетникова» (то ли писателя-пермяка Ф.М.Решетникова, то ли революционера В.И.Решетникова), – каких только названий не носил этот знакомый всем уголок! Самым живучим оказалось забавное: «Козий загон» или просто «загон» – так называют его пермяки. Местный летописец В.С.Верхоланцев объяснял название причинами буквальными:
«В шестидесятых годах сад был назван народом садом Багратиона, в честь генерала, привезшего в Пермь весть об освобождении крестьян, но, это название не привилось и превратилось в комичное название «козьего загона», так как этих животных, мирно пощипывающих травку, тогда можно было часто видеть в этом саду».
Василий Иванович Немирович-Данченко слышал от местного пермяка такую версию. На вопрос, почему сквер называется Козьим загоном, ему пояснили: «Потому что мы наших супружниц сюда для прохлады по вечерам загоняем». Истинно патриархальный ответ. Недаром, видно, феминизм в Перми до сих пор не находит сочувствия.
Кама изначально играла большую роль в жизни нашего города. Почти столетие до конца XIX века жизнь Перми почти всецело была подчинена сезонному ритму речной жизни. Конец зимы знаменовало вкрытие Камы, начало ледохода было радостным событием: «На берегу Камы день и ночь стоят репортеры, готовые при первом треске льда броситься сломя голову в редакцию с сенсационным известием: «Кама пошла!». Толпы гуляющих пермяков заполняли Набережный сад, стояли вдоль насыпи железной дороги и, оживленно обмениваясь замечаниями, следили за проплывающими льдинами.
Взглянуть на Каму всяк стремится:
С утра до вечера толпится
В «загоне» радостный народ
И смотрит, как проходит лед,
Как льдину догоняет льдина,
Шурша, дробится на куски,
И тянет холодком с реки;
Безпечный, радостный, счастливый
По Пермским улицам народ
С утра до вечера снует.
Уж жарок воздух, точно летом,
Но, легок он, и пыли нет;
Весь город залит дивным светом,
Во всем блистает этот свет.
Вон полулуны минарета
Сверкают в славу Магомета,
И золотых крестов игра,
И Кама вся из серебра.
Пора особая настала
Для развлеченья пермяка,
Но, это только лишь начало.
Когда ж очистится река,
И, мерно рассекая воды,
Пойдут гиганты-пароходы,
Совсем наш город оживет,
И день и ночь всю напролет
На пристанях и шум, и грохот.
Да! В это время,
Живется весело в Перми!
Начало навигации преображало город. С верховьев шли караваны барж с железом и солью, с низа поднимались в Пермь пассажирские пароходы. Первые приходящие пароходы, как писал Верхоланцев, брались чуть ли не с бою. Была такая традиция в речных городах: завтракать, обедать и ужинать в пароходных ресторанах. Стихотворение Б.Л.Пастернака «На пароходе» навеяно именно таким воспоминанием. Сценка семейного завтрака на Каме, наполненная светом и радостью существования, присутствует в повести «Детство Люверс». Сюжет «завтрака» восходит к реальной ситуации биографии поэта:
Весной 1916 года, с началом навигации, Б.Л.Пастернак несколько раз приезжал в Пермь сопровождая очаровательную Фанни Збарскую – супругу инженера Б.И.Збарского, хозяйку Всеволодо-Вильвенской усадьбы, в которой жил Борис Леонидович всю зиму. Между Фанни Збарской и молодым Пастернаком сложились доверительные отношения, долгими зимними вечерами они беседовали обо всем на свете и о былом пережитом друг с другом. Однажды в мае, посещая город, они всю ночь напролет говорили – о чем? Ту тайну унесла с собою Камская вода. Он и она на белом пароходе, белой ночью, на переходе от весны к лету, с трепетным чувством очарования происходящим. Ночь завершилась, ужин затянулся, по времени был завтрак.
Общаясь с Ф.Н.Збарской, Пастернак вновь оживляет все пережитые им прежде увлечения. Ночная беседа, утро, Кама, пристань, пароход – все складывается в зыбкую волну вдохновенья. Впечатления той ночи на Каме были источником создания стихотворения «На пароходе»:
Был утренник. Сводило челюсти,
И шелест листьев был как бред.
Синее оперенья селезня
Сверкал за Камою рассвет.
Седой молвой, ползущей исстари,
Ночной былиной камыша
Под Пермь, на бризе, в быстром бисере
Фонарной ряби Кама шла.
На пароходе пахло кушаньем
И лаком цинковых белил.
По Каме сумрак плыл с подслушанным,
Не пророня ни всплеска, плыл.
Держа в руке бокал, вы суженным
Зрачком следили за игрой
Обмолвок, вившихся за ужином,
Но, вас не привлекал их рой.
Вы к былям звали собеседника,
К волне до вас прошедших дней,
Чтобы последнею отцединкой
Последней капли кануть в ней.
Был утренник. Сводило челюсти,
И шелест листьев был как бред.
Синее оперенья селезня
Сверкал за Камою рассвет.
И утро шло кровавой банею,
Как нефть разлившейся зари,
Гасить рожки в кают-компании
И городские фонари.
Это минутное переживание себя в пространстве Камы отставит не только глубокий след в памяти, но, и подсознательное убеждение в том, что здесь, вот в этом городе, средь гор, лесов, на берегу Камы, возможны великая любовь, слияние и счастье, какие только способен испытать человек в реальном мире. Любимые героини Пастернака – Женя Люверс, Лара Гишар – генетически связаны с Камой, Пермью, Уралом.
После того романтического свидания Пастернак еще не раз приезжал в Пермь из Всеволодо-Вильвы в течение весны и лета 1916 года. Приезжал на пароходе или по железной дороге, шедшей от Луньевских копей. Пермь всякий раз представала пред ним от Мотовилихи. Он видел город на холмах, железную дорогу вдоль реки, пристани, пароходы, барки у берега Камы, улочки и дома, которые «взбираются» на гору, «лепятся» ярусами, видел купола и колокольни соборов: Петропавловского, Кафедрального, Слудского. Пастернак хорошо знал улицы Перми, их строгие линии, крутые спуски. Он, безусловно, поднимался по Сибирской вверх до дома городской библиотеки и уезжал из города с вокзала Пермь I.
С вокзала Пермь I уезжает из города и Женя Люверс. А по железной дороге на станцию Развилье (Мотовилиха) прибывает в город Юрятин доктор Живаго. Давайте обратимся к зданию этого вокзала.
Вокзал Пермь I.
Вокзал Пермь I располагается напротив речного. Такое близкое расположение двух транспортных узлов не раз отмечалось путешественниками: «Едва ли где-нибудь в другом месте в России устроен вокзал так удобно, как в Перми: только перейти дорогу – и на пароходе», – снисходительно замечает Мамин-Сибиряк.
Каменное здание вокзала строилось в 1878 году под руководством архитектора И.Н. Быховца и было выполнено в стиле модерн. Одноэтажное здание вокзала имело крытую платформу и делилось на четыре секции: ресторан, зал ожидания для пассажиров первого и второго классов с мягкими диванами, зал ожидания для третьего класса с жесткими сиденьями, а также билетные кассы и иконостас, непременный атрибут всех крупных станций. Облик Пермского вокзала начала ХХ века остался жить в повести «Детство Люверс»:
«Это был вокзал провинциальный, без столичной сутолки и зарев, с заблаговременно стягивающимися из ночного города уезжающими, долгим ожиданием; с тишиной и переселенцами, спавшими на полу, среди охотничьих собак, сундуков, зашитых в рогожу машин и не зашитых велосипедов».
Здесь происходит последняя «Пермская» сцена «Детства Люверс»:
«Было приказано повести детей в буфет. Они сидели у одного из окон, которые были так пыльны, так чопорны и так огромны, что казались какими-то учреждениями из бутылочного стекла, где нельзя оставаться в шапке. Девочка видела: за окном не улица, а тоже комната, только серьезнее и угрюмее, чем эта – в графине, и в ту комнату медленно въезжают паровозы и останавливаются, наведя мраку; а когда они уезжают и очищают комнату, то оказывается, что это не комната, потому что там есть небо, за столбиками, и на той стороне – горка, и деревянные дома, и туда идут, удаляясь, люди».
Из окон вокзала Женя видит улицу, идущую вверх, в Разгуляй – первогород. Это Соликамская, современная Горького. Видит старые деревянные кварталы Перми на Егошихинской горке. Здесь впервые в прозе Пастернака возникает образ города, «идущего в гору». «Город на горе» – колыбель Жениного детства – прощается с девочкой, с тем чтобы открыться другому главному герою Пастернака – Юрию Живаго.
В романе панорама Юрятина разворачивается со станции Развилье такой, какой неоднократно ее видел Пастернак, въезжая в город с Горнозаводского направления. Попробуем представить тот абрис Перми, что сохранился в памяти поэта в 1916 году и вновь воскреснул спустя десятки лет в повести, а затем романе. Стоит отметить, что в «Детстве Люверс» черты Перми, (ландшафт, микротопонимика) достаточно конкретны, в романе «Доктор Живаго» этого нет. В романе создано особое художественное пространство, в котором можно только угадать приметы территории, породившей его.
Пермь – Юрятин.
Итак, Б.Л.Пастернак несколько раз подъезжал к нашему городу с севера, от Мотовилихи. И точно так – с правобережья Камы, от Курьи – ночную Мотовилиху видит Женя Люверс. Со стороны железной дороги, со станции Развилье открывается город Юрятин и главному герою романа «Доктор Живаго»:
«Перед поездом с этой стороны тянулся остаток путей и виднелась станция Развилье на горе в одноименном предместье. С путей к станции вела некрашеная деревянная лестница с тремя площадками.
Рельсовые пути с этой стороны представляли большое паровозное кладбище. Старые локомотивы без тендеров с трубами в форме чаш и сапожных голенищ стояли обращенные труба к трубе среди груд вагонного лома.
Паровозное кладбище внизу и кладбище пригорода, мятое железо на путях и ржавые крыши и вывески окраины сливались в одно зрелище заброшенности и ветхости под белым небом, обваренным раннею утреннею жарою».
Город, в который приезжает Юрий Живаго с семьей, называется Юрятин. Юрятин – вымышленное имя провинциального города на Урале, в описании которого нетрудно различить черты Перми. В восприятии доктора реальный город уподобляется Афону, святой горе в Греции, «райской обители» на земле, месту истинного существования человека в Мире – в мире с собой и Богом.
В описаниях Юрятина мы встретим множество реальных черт, ведущих к Пермскому ландшафту. Пространство, воссозданное в романе, позволяет провести параллели: Дом Лары – двухэтажный старый дом в Разгуляе (ул. Ленина, 16), Дом с фигурами – знаменитый дом купца Грибушина (ул. Ленина, 13). Женская гимназия, в которой преподает Лара, – бывшая Мариинская гимназия, ныне главный корпус Сельскохозяйственной академии, мужская гимназия – ныне учебный корпус №2 медицинской академии, Юрятинская читальня – библиотека им. А.С.Пушкина, вокзал – станция Пермь I, станция Развилье – Мотовилиха, крутые спуски улиц – путь от города к реке и железной дороге, по которому мысленно движемся мы с вами.
На страницах романа мелькнули «тенистые, переливавшиеся над улицей деревья»; «замысловатые, в большинстве деревянные домишки», больницы, старые театральные афиши, колодцы. И так же взорван мост (железнодорожный мост в Перми взрывали в 1919 г), и так же величава, как Кама, «большая судоходная река» Рыньва. И, наконец, романный Юрятин – это реальная Пермь еще и потому, что и тот и другой город – на горе. Ведь корень «юр», по словарю В.И.Даля, – бойкое место на холме; в коми-пермяцком языке «юр» – вершина, верх, верхушка, а слово Пермь, по одной из этимологических версий, – от слова Парма – «гористая местность, поросшая лесом».
Есть и другое обоснование пермского происхождения имени романного города:
«Среди близких знакомых Пастернака был поэт и литературовед Юрий Верховский, который в 1916-21 годах читал курс русской литературы в Пермском университете. Юрия Верховского особенно любил Блок. Он называл Пермь Юрятином – по имени своего друга Юрия Верховского. Об этом знал Пастернак и воспользовался названием, данным Блоком, для своего романа «Доктор Живаго», главного героя которого зовут Юрием, а в Юрятине без труда угадывается Пермь».
И все же Пермь и Юрятин – два разных города: Реальный и Романный; а может быть, две стороны одной медали. Юрятин – мистический, духовный двойник реального жизненного пространства. Этот город станет для Юрия Живаго тем местом на Земле, где он испытает чудо истинной, всепоглощающей любви, познает внутреннюю свободу, переживет творческое озарение.
Словно предчувствуя это, он с волнением вглядывается в открывшуюся ему картину:
«К этому времени туман совершенно рассеялся. Следы его оставались только в левой стороне неба, вдали на востоке. Вот и они шевельнулись, двинулись и разошлись, как полы театрального занавеса.
Там, верстах в трех от Развилья, на горе, более высокой, чем предместье, выступил большой город, окружной или губернский. Солнце придавало его краскам желтоватость, расстояние упрощало его линии. Он ярусами лепился на возвышенности, как гора Афон или скит пустынножителей на дешевой лубочной картинке, дом на доме и улица над улицей, с большим собором посередине на макушке.
«Юрятин, – взволнованно сообразил доктор. – Предмет воспоминаний покойной Анны Ивановны и частых упоминаний сестры Антиповой! Сколько раз я слышал от них название города и при каких обстоятельствах вижу его впервые!»
«Пермь-Юрятин. Транзит 1916!»
Документальный, 29 мин., 16:9, цветной, стерео.
Автор сценария и режиссер Павел Печёнкин; композитор и звукорежиссёр Геннадий Широглазов; операторы: Сергей Лепихин, Семён Соснин, Сергей Климов, Андрей Коршунов; воздушные съёмки Алексей Гущин; монтаж Ольга Бадина.
Фильм о том, каким увидел губернский город Пермь в первом полугодии 1916 года 26-летний Борис Пастернак, когда приехал в гости к семье Бориса Збарского, выдающегося химика, в то время управляющего Морозовскими заводами.
Незабываемые впечатления от поездки вошли затем в копилку лучших лирических стихов поэта, а город Пермь приобрел новое имя «Юрятин» на страницах всемирно известного романа «Доктор Живаго»:
https://m.vk.com/video-184041450_456239120
Незабываемые впечатления от поездки вошли затем в копилку лучших лирических стихов поэта, а город Пермь приобрел новое имя «Юрятин» на страницах всемирно известного романа «Доктор Живаго»:
https://m.vk.com/video-184041450_456239120
Следующая публикация
Нет комментариев